Опубликовано в журнале НЛО, номер 1, 2005
Литературная биография Леонида Виноградова даже для писателя андеграунда выглядит достаточно странно. Странность очевидна: с конца 1950-х его стихи были известны (в узких кругах), но ни в самиздатской периодике, ни в тамиздате не появлялись 1. Подошли 80-е годы, затем 90-е, вроде бы стало можно все, что раньше было нельзя, у Виноградова — две публикации 2. Обнародовано всего пять стихотворений. Лишь в 1997-м в антологию «Самиздат века» была включена относительно большая подборка 3, а первая книга, «Чистые стихи», вышла в 1999 году тиражом 200 экземпляров 4, симпатичная квадратная книжечка, изданная по инициативе поэта и библиографа Андрея Белашкина на средства поэта Евгения Сабурова, а в роли «редактора-блюстителя» 5 выступил поэт Иван Ахметьев. Впечатляющий коллектив.
Книга представляет читателю поэта Леонида Виноградова, лирического поэта и поэта-минималиста. Как поэт-минималист Виноградов предпочитал писать стихотворения небольшие, как лирик — стихи, естественно, лирические.
Красит краской одной хлорофилл
и вьюнок, и ползучий лишайник.
Я тебя, мое время, любил.
Ты прошло, и теперь не мешай мне.
Почти в каждом стихотворении Виноградова присутствует или неожиданный поворот мысли, или неожиданное, резкое формальное решение, и это стихи философские, парадоксальные и иронические. Вот пример:
Знает город, знает весь —
Пушкин умер, но не весь.
Но не знаем и поднесь,
сколько там, а сколько здесь.
И еще один:
Москва. Метель.
Скрип петель.
Москва. Отель.
Вид оттель.
Последнее стихотворение заставляет вспомнить москвичей-лианозовцев, а знаменитое виноградовское «Марусь! / Ты любишь Русь?» по незнанию вполне можно было бы приписать Сатуновскому или Холину (при всех явных отличиях). «Лианозово» не было специфически московским явлением. Десакрализация, обмирщение поэзии — тенденция объективная: и в Ленинграде тоже были свои «лианозовцы».
Вслед за сборником «Чистые стихи» у Леонида Виноградова в том же, 1999 году вышло еще две книжки 6, в том же издательстве, в аналогичном оформлении. Разница в том, что на обложке первой книги был изображен черный квадрат, на обложке второй — черный круг (то самое «пятнышко»), на обложке третьей — белый квадрат.
(Другое «пятнышко», неровное, алое, изображено на странице с таким вот стихотворением:
Рассказать тебе сказку про белого бычка?
Свезли его на бойню, по-нашему — в ЧК.
Рассказать тебе сказку про белого бычка?
Свезли его на бойню, по-нашему — в ЧК.
Рассказать тебе сказку про белого бычка?
Свезли его на бойню, по-нашему — в ЧК.
Рассказать тебе сказку про белого бычка?
Впрочем, более вероятно, что «пятнышко» в названии книги метафорическое, из соответствующего стихотворения:
Эй, невидимый и белый,
с темным пятнышком, большой,
кто ты, к жизни охладелый,
именуемый душой?)
Эти рисунки, конечно же — визуальные цитаты из Малевича, свидетельство причастности Виноградова к традициям русского авангарда (как и поэтический поклон Алексею Крученых: «Дыр бул щил. / Дар был щедр»). И еще весьма любопытным образом написано название второй книги — так, что становится возможным другое прочтение: «Стихи спят нышком», что легко трактовать как очередное игровое одностишие. Причем замечательно, что все идеи оформления книжек принадлежат самому поэту.
Возникает вопрос — соотносится ли содержание книг с их названиями, насколько «запятнаны» и «холодны» вошедшие в них стихотворения. Соотносится, хотя и не слишком явно: в этих книгах больше стихотворений саркастических и язвительных, меньше — добрых и мягких, но последние тоже присутствуют. Три книги дают широкий эмоциональный спектр, от земли до неба, от злого:
И громко закричала муза: «Служу Советскому Союзу!» —
до проникновенного:
Я паучок. Я паутинку тку
от этого цветка к тому цветку.
И от забавного:
Тяжело коню плыть, как окуню, —
до трагического:
Меня
как будто кто-то удит.
Хвать —
и меня опять
не будет.
В 2001 году появились еще две книги, «Фамильные стихи» и «Горизонтальные стихи»7, еще две квадратные тоненькие брошюры. Главное отличие этих книг от предыдущих в том, что на каждой странице напечатана только одна строка, а конец и начало любого стихотворения графически никак не обозначены. В процесс чтения и восприятия включено перелистывание страниц, накладывающее дополнительный ритмический рисунок, а еще — оправдывающееся или неоправдывающееся ожидание, момент тайны: что будет на следующей странице? выстрелит рифма или нет? оборвется стихотворение или продолжится? Чисто концептуалистический прием, сближающий эти опыты Виноградова с поэтической практикой Льва Рубинштейна. Минимализм логически приходит и к концептуализму, и к визуальной поэзии. (Виноградов подошел к ним вплотную, но лишь подошел. И хорошо, что так.) Интересно вспомнить трактовку одного «горизонтального» стихотворения Виноградова, предложенную Львом Лосевым 8. «Не все Ленины минималистские стихи мне одинаково нравятся, но одно из недавних — очень, “Трава и ветер”. Это — книга.
На обложке:
Трава и ветер
На первой странице внизу одна строка:
Трава и ветер.
На второй странице внизу:
Трава и ветер.
На третьей странице:
Трава и ветер.
А на последней странице:
Тургенев, сеттер.
Как ловко сделано! Волна за волной нам дано прочувствовать фонетическое сходство травы и ветра, пока из-за третьей волны травы и ветра не возникают мягко из сочетания почти тех же звуков сотворенные фигуры писателя и его собаки»9.
Шестой сборник Леонида Виноградова, «Потешные стихи»10, издан в «ОГИ» в 2003 году, и большая часть стихотворений из первых книг в него вошла (некоторые в другой редакции), но в этой, стандартно-«огишной» по формату и оформлению, книге нет никаких визуальных экспериментов и игр. Легко предположить, что перед нами избранное; но, как свидетельствует бессменный редактор книг Виноградова Иван Ахметьев, сборник — концептуальный: и действительно, уже посмертно были изданы «Жалостные стихи»11.
Последняя изданная при жизни Виноградова книга — небольшой роман «Утро Фауста»12 (внешне — уже привычный белый квадрат). Плотная, выписанная проза. Проза историческая: Европа, XIV век, некто доктор Фа-уст, знаменитый ученый Священной Римской империи германской нации, просыпается утром с похмелья, к нему приходит знакомец, аптекарь Штраус, и они идут на лужайку пить вино, а день праздничный, день Пасхи, и на площади представление — «Страсти Христовы». Но, кроме времени и места действия, роман Виноградова имеет очень мало общего с трагедией Гёте (хотя по его страницам и пробегает черный пудель — но простой, земной, не инфернальный). Скорее, «Утро Фауста» по настроению следует сопоставить с «Декамероном» или, учитывая германский колорит, с «Си-мплициссимусом» Якоба Кристофеля Гриммельсхаузена. Фауст Виноградова — пьяница, бабник, озабоченный не метафизическими проблемами, а тем, где бутылочку добыть и у какой городской бабенки самая красивая «раковина любви». О «высоком» размышляет наивный Штраус, которого с ним рифмующийся Фауст все время возвращает к низкой реальности. Порой Фауст и Штраус напоминают пару коверных, Рыжего и Белого клоунов: один — энергичный и веселый, другой — меланхоличный и мечтательный.
Во второй части романа повествование ломается, соскальзывает, переворачивается, как часто бывает и в стихах Виноградова. В данном случае — наплывает изложение евангельской истории — вольнодумное, перекликающееся с пушкинской «Гавриилиадой», смешивающееся с рационалистической трактовкой жизни, смерти и воскресения Иисуса. При этом не сов-сем понятно, рассказывает ли эту историю автор романа или все-таки она раскручивается в сознании Фауста. Как бы там ни было, на пике рационалистического объяснения текст взрывается палиндромической строчкой, несколько раз повторенной: «Вижу жив!» А любой палиндром содержит в себе необъяснимую иррациональную составляющую, опровергающую здравый смысл. В конце произведения квази-«возрожденческий» текст превращается в мистерию: участник площадного действа, крещеный еврей, презираемый горожанами пария, оказывается вновь воскресшим Иисусом.
Рационализм повержен. Доктор Фауст восторженно ловит губами превращенные в вино струи дождя. «Вино с небес капало в походный кубок аптекаря Штрауса». Кстати, следует вспомнить, что в стихах Виноградова есть тот же самый перепад между мрачной иронией («Что за гробом? / Рай микроба») и надеждой на чудо («Пахнут цветы. / Божик, се Ты?»).
Восемь книг Леонида Виноградова, увидевшие свет с 1999 по 2004 год, дали возможность ознакомиться с разными сторонами творчества писателя. Ознакомиться предварительно и не всем — тиражи, увы, были микроскопическими, не соответствующими масштабу поэта. Теперь остается ждать, когда найдется издатель для большой, полновесной книги Леонида Виноградова. Хочется верить — найдется.
1) За исключением двух стихотворений в: Антология русской поэзии у Голубой Лагуны: В 5 т. Т. 1. Ньютонвилл, 1980. С. 155.
2) Строфы века. М.: Минск, 1984. С. 801; НЛО. 1997. № 23. С. 296.
3) Самиздат века. М.; Минск, 1997. С. 458—460.
4) Виноградов Л. Чистые стихи. М.: Фирма «Граффити», 1999.
5) Выражение самого Виноградова.
6) Виноградов Л. Стихи с пятнышком. М.: Фирма «Граффити», 1999; Он же. Холодные стихи. М.: Фирма «Граффити», 1999. Замечу, что во всех названных сборниках — по 32 страницы.
7) Виноградов Л. Фамильные стихи. М.; Тверь: Фирма «Граффити»; Kolonna, 2001; Он же. Горизонтальные стихи. М.; Тверь: Фирма «Граффити»; Kolonna, 2001. В обеих книгах по 40 страниц.
8) Лосев Л. Москвы от Лосеффа // Знамя. 1999. № 2.
9) Цитируя, Лев Лосев ошибся — последняя строка стихотворения не «Тургенев и сеттер» (так у него), а «Тургенев, сеттер»; иначе и размер нарушается. Мы позволили себе исправить эту небольшую описку поэта.
10) Виноградов Л. Потешные стихи. М.: ОГИ, 2003.
11) Виноградов Л. Жалостные стихи. М.: Культурный слой, 2004.
12) Виноградов Л. Утро Фауста. М.: Виртуальная Галерея, 2003.