Опубликовано в журнале НЛО, номер 4, 2004
В далеком 1976 году, по “путевке” киевского приятеля Александра Парниса, я приехал в Коктебель, в Дом Поэта, к Володе Купченко. Впервые я побывал в Коктебеле в 1965 году, сразу полюбил это замечательное место, но в Дом никогда не заходил, считая невозможным для себя сделать это “без дела”, просто так, — пополнив тем самым армию (как мне тогда казалось) просто любопытствующих.
Сейчас же дело было: приобретенная в Киеве акварель Волошина вызывала сомнения в ее подлинности, и очень хотелось эти сомнения для себя разрешить.
В.К. встретил меня радушно (рекомендация хлебниковеда Парниса сделала свое дело), и уже через несколько минут все сомнения в подлинности акварели были подтверждены самим В.К. и вызванной для экспертизы откуда-то из недр Дома Розой Хрулевой.
Заметив не скрываемое мной расстройство, В.К. и Роза решили как-то отвлечь меня — показали Дом и пригласили прийти вечером почаевничать под знаменитым абажуром.
На прощание — вручили приглашение на Первые Волошинские чтения, которые должны были пройти (и прошли!) в следующем, 1977 году, в Коктебеле.
Для чего я начал свою статью памяти Владимира Петровича Купченко с этих мало кому интересных воспоминаний? Отвечу предельно честно. Я хочу попытаться развенчать существующую до сих пор неправду о нелюдимости В.К., о его замкнутости и закрытости.
В Дом Поэта, “к Волошину”, в те годы приходили сотни подобных мне молодых людей. Молодых людей, стремившихся, зачастую даже не отдавая себе в этом отчета, к чему-то настоящему, отличающемуся от советской мертвечины и затхлости. И В.К., несмотря на всю свою занятость, бытовые проблемы (жить-то с семьей приходилось в Музее…), — находил время, чтобы выслушать, приветить и завязать еще одно тысячное (зачастую бесполезное или даже опасное для волошинских дел) знакомство.
Я провел тогда в Коктебеле всего несколько дней, но эти несколько дней полностью изменили всю мою жизнь.
После посещения Первых Волошинских чтений я зачастил в Коктебель. Приезжал туда не только летом, на отдых с семьей. Приезжал в любое время года — как только появлялась такая возможность. Сменил академический институт, где надо было отсиживать “от звонка до звонка”, на монтажную бригаду, работа в которой была связана с ежемесячными командировками, не была регламентирована и, главное, давала возможность для приезда и работы в Доме.
Накапливание материалов по Волошину, их изучение — все эти первые годы нашего знакомства — проходили под внимательно-доброжелательным наблюдением В.К. Он щедро делился со мной (и не только со мной!) всеми своими, к тому времени — огромными, накопленными знаниями. Своим отношением к делу, терпением, пунктуальностью (я уже тогда называл его — “немцем”), анализом и непредвзятостью научных выводов — В.К. демонстрировал все те лучшие качества российской филологической школы, о которых я знал ранее только по устным рассказам и книгам воспоминаний. Я учился у него.
События 83 года, когда после обыска, учиненного местным отделением КГБ, В.К. был уволен из Дома, а затем под давлением местных властей был вынужден вовсе покинуть Крым, — изменили мой постоянный маршрут. Я уже ездил к Володе и его доброму ангелу-хранителю Розе под Ленинград, в Ломоносов, куда они переехали после изгнания. Изменился и характер наших с В.К. взаимоотношений. Мы не только просто по-человечески подружились, мы начали творчески сотрудничать, конструировать все то, что впоследствии вылилось в статьи, публикации, книги. Тогда и возникли наши общие планы, первые общие работы.
Наступили горбачевские времена. Они не застали нас врасплох. Мы были готовы предложить сразу нескольким журналам и издательствам ряд статей, публикаций и книг, подготовленных на основе волошинского наследия. В 1988 году, благодаря титаническим на то время усилиям Вадима Перельмутера (“Литературная учеба”) и Юрия Овсянникова (“Панорама искусств”), вышли первые две наши совместные публикации из творческого наследия М.А. Волошина.
К моменту моего отъезда из СССР (1991) у нас с В.К. вышли четыре книги, включающих стихи, автобиографическую прозу, статьи и эссеистику М.А. Волошина, и книга воспоминаний о Волошине. Мы также совместно напечатали несколько десятков статей и публикаций, документальную повесть “Черубина”, ряд других материалов.
Через несколько лет после моего отъезда произошло то, что предсказывалось многими нашими общими знакомыми. Разлука зачастую не дает возможности даже близким друзьям не совершать непродуманных и несправедливых поступков по отношению друг к другу. К счастью и, одновременно, к моему глубокому горю — только за год до смерти Володи мы с ним “объяснились”, и все наши недоговоренности и обиды остались позади.
Мы опять начали работать вместе. Сперва в редактируемых мной “Toronto Slavic Quarterly” и “Toronto Slavic Annual” вышли одна за другой несколько статей В.К. За несколько дней до своего ухода Володя узнал, что издательство “Вагриус” выпустило сигнальный экземпляр подготовленной нами книги М.А. Волошина “Все даты бытия”. В другое московское издательство была сдана еще одна совместно подготовленная нами книга — “Максимилиан Волошин о театре”…
Владимир Петрович умер в результате неизлечимой болезни, страдая, но не оставляя работу даже в самые последние минуты своей подвижнической жизни. Это дает мне право закончить эти заметки цитированием последнего “рабочего” письма Володи. Письма, написанного им за два дня до ухода…
“Дорогой Захар, пишу сам, через силу. Неделю не мог даже сидеть. 4 ночи не спал и днем только валялся. А мне нужно объяснить Тебе диспозицию моих “Двадцати лет”.
Дело в том, что я сначала написал “Воспоминания” (1961—1983) до 1975 года — чисто по памяти, а затем, с оформлением музея, привлекая цитаты из дневников и писем. Затем возникла идея дать сводку документов — дневников, писем, докладных, отчетов, за те же 1960—1983. Эта часть и стала ПЕРВОЙ, как основная. К ней я подверстал — в качестве дополнения — воспоминания: т.к. память сохранила кое-что, что не вошло в отрывочные спешные записи.
Отсюда задача редактора (на которую у меня явно уже нет сил): вымарать те цитаты из дневников и писем во второй части (в воспоминаниях), которые (в наибольшей полноте) уже есть в первой части. Сохранив при этом, при возможности, связность повествования воспоминания — где, по-моему, есть кое-что важное.
Полагаюсь в этом на Тебя — так же, как и на общую редактуру всей книжки (мало ли какие повторы, оговорки, несущественные места…). На днях Даня отправит тебе следующий файл; всего их 4, т.е. останется еще 2. Обнимаю Тебя… Володя”.
Воспоминания “Двадцать лет в Доме Поэта” Владимира Купченко обязательно будут подготовлены и напечатаны.
10 июня 2004 г.
(девятый день смерти друга).
Университет Торонто, Канада