Опубликовано в журнале НЛО, номер 4, 2004
Идея этой подборки статей родилась из размышлений по довольно частному вопросу. Можно даже сказать, техническому. Для одного неспециализированного справочного издания нужно было написать биографическую справку о Франце Кафке. Сам текст вопросов не вызывал: родился, учился, работал, писал, не женился, заболел, умер. Проблема заключалась в первой фразе. Сначала она выглядела так: “Франц Кафка (1883—1924) — немецкий писатель”. Но, помилуйте, какой же “немецкий”, когда он был сначала австро-венгерским подданным, а потом — гражданином Чехословакии? “Австрийский писатель”? Но к австрийской литературе он имел весьма косвенное отношение. Кафка писал на пражском варианте немецкого языка, да и его литературные связи, довольно слабые сами по себе, были скорее берлинскими, нежели венскими. К тому же — странно было бы причислять писателя к той или иной литературе на основании его подданства или гражданства, особенно когда речь идет о путаном и часто меняющемся национально-территориальном размежевании прошлого века. Тогда ведь “австрийским” можно назвать и земляка Кафки — Ярослава Гашека, а Кавафиса, раз так, можно было бы назвать египетским поэтом — поскольку жил он в Александрии. “Еврейский писатель”? Никуда не годится, хотя Максу Броду это безусловно понравилось бы. Мандельштам — “еврейский поэт”? Аполлинер — “польский”? Некорректно, конечно. Так как же определить Кафку? “Немецкоязычный еврейский писатель, живший в Праге”? “Чешский прозаик еврейского происхождения, писавший на немецком”? “Австрийский писатель, после 1918 года — чехословацкий автор, писавший на немецком”? Полная ерунда. Может быть, так, громоздко, но исчерпывающе: “пражский немецкий писатель еврейского происхождения”?
Итак, в случае с Кафкой мы понимаем, что идентификация автора через происхождение, национальную культуру и даже язык часто оказывается недостаточной. История знает случаи удивительных многоязычных сообществ, существовавших (и устойчиво существовавших!) довольно долгое время; сообществ, принадлежность к которым для их членов была значительно важнее, нежели иные идентификационные признаки — национальные, лингвистические и даже религиозные. В европейской истории образ такого сообщества — Прага, в том виде, в котором она существовала с позднего Средневековья до тридцатых годов прошлого столетия. В этом городе сосуществовали три языка, три культуры — немецкая, чешская и еврейская; здесь, даже в условиях весьма скупых связей между тремя этими компонентами, каждый из них развивался, имея в виду два остальных, что привело к значительным трансформациям, которые иначе, как “пражским синдромом”, назвать сложно. В результате этих трансформаций в Праге в конце XVIII и первой половине XIX века в ответ на установленное Габсбургами господство немецкого языка и немецкой культуры возникает движение чешского Национального возрождения, которое было основано, естественно, на теоретических посылках немецких же романтиков (об этом — в статье Томаша Гланца в составе этого блока). Стремительная “чехизация” Праги в XIX веке приводит к обособлению здесь местной немецкой культуры и литературы; последняя вырабатывает особый диалект, отличный от австрийского или берлинского. Более того, к началу ХХ века именно немецкий язык становится “своим” для секуляризированной части местного еврейства, появляется феномен “немецкой литературы пражских евреев”. В ней трансформации подвергается не только сам язык, но также темы и сюжеты, многие из которых были заимствованы из еврейской пражской традиции (например, легенда о Големе). Можно спорить о правомочности такого концепта, как “пражский текст” (этой теме отчасти посвящена обстоятельная и многоаспектная статья Александра Бобракова-Тимошкина), но сама постановка вопроса уже говорит о многом.
Однако существовали и другие случаи многоязычных сообществ, которые совершенно не похожи на “пражский”. Условно назовем его “колониальным”, хотя далеко не все колонии (оставим в стороне вопрос о значении этого понятия в разные исторические эпохи) можно свести к одному или даже нескольким типам сосуществования разных языков и культур. Чтобы оставаться в европейских — более нам привычных — рамках, мы выбрали случай средневекового Уэльса, в котором сосуществовали местная валлийская (отчасти перемешанная с ирландской и скандинавской) культура и культуры колонизаторов — англичан, нормандцев, фламандцев. Здесь результат получился совершенно иным, нежели в Праге, хотя Уэльс внес-таки весьма важный вклад в европейскую культуру — именно оттуда пришли легенды о короле Артуре. Статья А.И. Фалилеева представляет собой попытку реконструировать (на основании всех доступных источников) взаимовлияние многоязычных литературных и культурных традиций в колониальном позднесредневековом Уэльсе. Предпринятый Фалилеевым анализ возможного круга чтения представителя валлийской знати дает нам представление о промежуточных итогах сосуществования разноязычных сообществ в Уэльсе за два столетия до попыток английской короны вытеснить валлийский язык из обращения, — попыток, которые привели этот язык (письменный, литературный) на грань исчезновения (нечто подобное, кстати говоря, происходило и с чешским языком в конце XVIII — начале XIX веков).
В современном мире многоязычные сообщества складываются путем миграций неколониального или постколониального типа (ко второму относятся миграции из стран Азии и Африки в Европу и США) или иных постколониальных процессов на бывших зависимых от какой-либо метрополии территориях, как, например, это происходит в государствах — бывших республиках СССР. Один из интереснейших примеров общества, сочетающего неколониальные и постколониальные черты, — Израиль, где с начала ХХ века развивается литература на “титульном” языке, иврите; столь же традиционным для культуры Израиля является присутствие и “русских” элементов. Взаимовлияние и взаимопонимание (а часто — и непонимание) ивритской и русской культур Израиля обсуждаются в эссе Александра Бараша.
Безусловно, нижеследующие статьи лишь затрагивают огромную проблематику литератур и культур многоязычных сообществ, но нам сейчас важно поставить проблему и попробовать определить — хотя бы предварительно — основной круг понятий, необходимых для разговора о ней. С другой стороны, эта подборка материалов отсылает к некоторым темам блока “Литература и глобализация: множественная идентичность писателей” в “НЛО” № 65. Обсуждение этих тем на страницах “НЛО” будет продолжено и в дальнейшем.
Кирилл Кобрин
Прага, 03.06 — 03.07.2004