Опубликовано в журнале НЛО, номер 4, 2004
Средневековый Уэльс — вполне заслуженно — ассоциируется у многих (и не только российских) читателей преимущественно с “кельтскими древностями”. Король Артур, волшебник Мерлин, эпос “Мабиноги”, стихотворение “Битва деревьев” — все это хорошо знакомо любителям “кельтского” средневековья, и не случайно, что именно этот слой валлийской литературы лучше всего отражен в русских переводах [1]. Действительно, без этих произведений нельзя представить себе историю средневековой европейской словесности. Переплетения исторических, псевдоисторических и мифологических сказаний, зачастую обработанные редакторами-клириками, привлекали и будут привлекать внимание как читателей, так и исследователей. Mutatis mutandis, в более поздний период континентальные и английские сказания на валлийские сюжеты вернулись в Уэльс. Часть из них послужила основой для создания новых произведений валлийской литературы, а часть была попросту переведена на валлийский язык. И уж ни в коей мере валлийское Средневековье нельзя считать — как это было свойственно исследователям XIX века и как пытаются это делать любители кельтской псевдоромантики ныне — маргинальной зоной европейской цивилизации. И дело не только в том, что во многих оригинальных произведениях средневековой валлийской литературы имеются следы заморских влияний. И не только в том, что значительная доля средневековой валлийской литературы была записана в скрипториях монастырей, имевших тесные связи с континентом и Англией. Уэльс, начиная с периода раннего Средневековья, был втянут в культурную орбиту европейского христианского мира.
По ряду объективных причин, и прежде всего — из-за утраты значительного количества рукописей, реконструкция интеллектуальной жизни донорманнского Уэльса остается сложнейшей задачей. Однако анализ дошедших до наших дней манускриптов той поры, копий с утраченных рукописей, цитат и аллюзий в сохранившихся текстах и некоторых косвенных свидетельств позволяет прийти к некоторым выводам. Уже в донорманнский период в круг чтения образованного валлийца входили не только труды Боэция, Св. Августина или Беды Достопочтенного, но и Овидия, Вергилия, Лукана и Пруденция. Литература создавалась не только по-валлийски: до наших дней сохранились латинские стихотворения Иоанна и Ригиварха, сыновей епископа Силиена; на латинском языке были созданы и исторические произведения, в том числе и традиционно приписываемая Неннию “История Бриттов”, исторические анналы и генеалогии.
Ситуация значительно изменилась с приходом англо-нормандцев. На какое-то время Уэльс оказывается поделенным на территории, принадлежавшие англо-нормандским баронам (так называемые “Марка” или “Граница”), и анклавы, контролируемые валлийскими принцами. Через 200 лет, в 1282—1283 гг., весь Уэльс окончательно покоряется английской короне [2]. Но так и не становится полностью англо-нормандским или английским по языку и культуре.
Уэльс времен англо-нормандского завоевания и последующей эпохи — уникальное сочетание различных культур. Именно сочетание, а не переплетение, и уж ни в коей мере не “плавильный котел”. При этом влияние англо-нормандской (а позднее — и английской) культуры на Уэльс уместно оценивать, имея в виду географический фактор. Конечно, в наибольшей степени оно проявлялось в регионах, подчиненных и контролировавшихся англо-нормандскими баронами, прежде всего — на Границе. Именно там, как считается, англо-нормандский стал не только языком деловых документов, судопроизводства и администрации, но и собственно lingua franca, — причем знание языка, похоже, было неотъемлемым условием карьерного роста [3]. Следует отметить, что вместе с англо-нормандцами на территории Уэльса появились также бретонцы, фламандцы и англосаксы. Именно последние, собственно, и повлияли существенно на развитие лингвистической ситуации. Хотя Геральд Камбрийский отмечает, что фламандцы, поселившиеся в юго-западном Уэльсе, говорят на своем родном языке, согласно Джону Тревису, уже в конце XIV века они используют английский (Saxonliche). Начинается “англизация” страны. За первыми английскими поселенцами устремляются новые колонисты, их количество резко возрастает в конце XIII века — после завоевания Уэльса Эдуардом I. Однако значительная часть Уэльса, так называемый Исконный Уэльс, долго остается валлийской: тамошние поэты восхваляют своих принцев на родном языке, а англо-нормандским проповедникам и политическим агентам приходится пользоваться услугами переводчиков. Даже в тех регионах, которые находились под контролем англо-нормандцев, их язык (как, впрочем, и английский) мог оставаться неизвестным сельскому населению. Несколько позднее английский становится более распространенным; известно, что отпрыски благородных валлийских семейств могли изучать его в школах, а валлийская аристократия занимала посты на королевской службе, при этом наслаждаясь сочиненными в ее честь стихотворениями, созданными на валлийском. Примечательно, что валлийская хвалебная поэзия могла адресоваться не только валлийцам, но и английским аристократам, как, к примеру, стихотворения поэта Иоло Гоха, посвященные Эдуарду III и Роджеру Мортимеру (конец XIV века). Известно немало валлийцев — как аристократов, так и поэтов — которые в совершенстве владели английским языком. Но, конечно, не повсеместно: например, в XV веке поэт Гито’р Глин замечает, что Давид Ллуид, лорд Абертанада, “не знает иных наречий, кроме языка своих отцов”.
Говоря о ситуации многоязычия, складывавшейся в Уэльсе англо-нормандской поры, необходимо отметить важнейший фактор. Благодаря англо-нормандскому проникновению и, в конечном итоге, завоеванию Уэльса в стране появляются монашеские ордена континентальной Европы. Бенедиктинцы основывают свои монастыри в Уэльсе уже вскоре после битвы при Гастингсе, за ними следуют францисканцы и клюнийцы. Первый цистерцианский монастырь — Тинтерн — был основан в Уэльсе в 1131 г. Известно, что монастыри, принадлежавшие именно этому ордену, продолжали сохранять тесные связи с родственными монастырями на континенте. Благодаря цистерцианцам в Уэльсе начинается расцвет валлийской литературы — с ними связывают появление самых значительных списков и книг, содержащих шедевры средневековой валлийской словесности. Как отмечал Г. Вилльямс, “their houses soon became some of the most attractive nerve-centres of scholarly and intellectual life in Wales” [4]. С другой стороны, нужно помнить и о том, что монастыри и этого периода оставались центрами латинской учености, хотя нет сомнений, что в них звучала французская, английская, бретонская и валлийская речь.
Уэльс той эпохи, когда были созданы и/или записаны величайшие произведения средневековой валлийской литературы, — страна многих языков и народов. По понятным причинам при анализе культурной ситуации той поры исследователи концентрируют внимание на трех стратах — латинской, англо-нормандской и собственно валлийской: свидетельств о фламандском или бретонском влиянии (или возможности такого влияния) на культурную жизнь Уэльса совершенно недостаточно. Очевидно при этом, что значительное внимание уделяется англо-нормандскому компоненту. На территории Уэльса и пограничных регионов был создан целый ряд произведений на англо-нормандском, и, как считается, местная аристократия читала книги на родном языке. В XIII веке брат Симон из Кармартенского монастыря (Frere Simun de Kermerthin) написал англо-нормандскую проповедь в стихах. Примечательно, что именно с этим монастырем ассоциируют так называемую “Черную Книгу из Кармартена” — самое раннее из сохранившихся собраний валлийской поэзии, на сегодняшний день датируемое серединой XIII века. В англо-нормандских баронствах Марки были созданы, например, история о Фолке Фитц-Варине и “Ипомедон”, написанный Гуго из Ротеланда для Гилберта Фитц-Бадерона, лорда Монмутского. Последнее произведение было весьма популярно в средневековой Англии: известно несколько его переводов на среднеанглийский язык, причем переводчик позволил себе опустить упоминания валлийских реалий [5]. Кроме того, несколько страниц на французском содержатся в средневековой валлийской медицинской компиляции (рукопись Hafod ms 16), а фрагмент французского романа сохранился в качестве переплета в рукописи NLW MS Peniarth 7. Примечательно, что ни одно из перечисленных произведений не было переведено на валлийский, и судя по отсутствию косвенных ранних свидетельств, не очень похоже, что они были известны в валлийском Уэльсе.
Можно ли на основании этого сделать вывод о том, что валлийским читателям до начала XV века были неизвестны произведения англо-нормандских и французских писателей? Конечно, нет. Лучшие образцы этой литературы вскоре достигают Уэльса. Более того, в начале прошлого века М. Ваткином была даже выдвинута гипотеза, что вся оригинальная средневековая валлийская литература во многом обязана своим возникновением англо-нормандскому и французскому влиянию. На сегодняшний день эта точка зрения считается значительным преувеличением, но недооценивать “романский” фактор в этой связи все-таки не стоит. Любопытно, что в нашем распоряжении имеется только одно прямое свидетельство о наличии французских книг в средневековых валлийских библиотеках. Опись имущества казненного в начале XIV века Лливелина Брена содержит, между прочими, упоминание о “Romanz de la Rose”. Такое положение вещей не подразумевает, конечно, что “Роман о Розе” был единственным произведением французской (в широком смысле этого слова) литературы, известным в средневековом Уэльсе. Против этого говорят, к примеру, аллюзии на сюжеты и образы французской средневековой литературной традиции, которые мы находим в трудах многих валлийских поэтов. Так, нередки они у самого, пожалуй, известного поэта валлийского средневековья — Давида ап Гвилима; в свое время было высказано предположение, что он мог даже провести какое-то время жизни во Франции, однако эта гипотеза пока не подтверждается однозначными аргументами [6]. При этом, конечно, не стоит исключать и возможность того, что знание валлийскими поэтами англо-нормандской и французской литературы было опосредовано. Известно, что многие валлийские литераторы той поры не знали иностранных языков. К примеру, в оде, посвященной валлийскому принцу Давиду ап Лливелину, поэт Давид Бенврас утверждает: “…я никогда не говорил по-английски; не знаю я ни фразы на страстном французском”. Однако столетие спустя — в XIV веке — поэт Иоанн ап Риддерх называет французский “прекрасным и хорошим” языком, а его современник среди прочих похвал своему патрону упоминает его великолепное знание французского.
На основании этих свидетельств трудно оценить, насколько “валлийский” Уэльс мог наслаждаться французской и англо-нормандской литературой в оригинале. Но то, что она была известна в Уэльсе, не вызывает сомнений. В пользу этого говорит, в первую очередь, тот факт, что значительное количество произведений было переведено на средневековый валлийский язык, причем выбор их был весьма показательным. Стоит отметить, что не известно ни одного французского или англо-нормандского лирического стихотворения, которое было бы переведено на средневаллийский; к слову, даже если оригинал выбранных для перевода произведений был поэтическим, то валлийский переводчик для его передачи использовал исключительно прозу. Что же касается жанров, то переводная с французского и англо-нормандского литература представлена популярными в Cредневековье “рыцарскими романами” и “песнями о деяниях”. На сегодняшний день в средневековых валлийских переводах сохранились следующие произведения: “Песнь о Роланде”, “Персеваль”, “Роман о Бевисе Гемптунском”, “Паломничество Карла Великого”, “Поиск Святого Грааля”, “Отинель”. Несколько особняком стоит перевод “Бестиария любви” Ришара де Форниваля, созданного в жанре, популярном среди цистерцианцев, — а их влияние на культурную жизнь Уэльса этого периода, как отмечено выше, трудно переоценить. В целом же интерес валлийских читателей именно к подобным “героическим” текстам вполне объясним, и дело тут не только в литературной моде. Приключенческо-героические сюжеты французских и англо-нормандских сочинений были вполне сопоставимы с привычными для многих читателей (или, скорее, слушателей) похождениями героев “Мабиноги” или сказаниями о Килхухе и Олвен. Более того, переводчики этих текстов передавали оригинал, следуя канонам собственно валлийской литературной традиции, используя все стилистические приемы средневековой валлийской прозы. Конечно, в этих переводах наиболее сильно проявляется французское (в широком смысле этого слова) влияние, в первую очередь — лексические заимствования. Однако мы их находим, хотя, может быть, и в меньшей мере, в оригинальной валлийской прозе и поэзии этого периода, и если взять немаркированные фрагменты оригинальных и переводных текстов, то угадать, где мы имеем дело с валлийскими сказаниями, а где — с французскими “песнями о деяниях”, не представляется возможным. Не случайно, что в рукописях эти переводы соседствуют с оригинальными валлийскими “сагами”. Например, в так называемой “Белой Книге Риддерха” мы находим не только “Мабиноги”, но и рассказы о Карле Великом. Иными словами, мы имеем дело, скорее, не просто с переводами в современном смысле этого слова, а с адаптацией и аккультацией иноязычных текстов для валлийской аудитории. Не стоит забывать и о том, что именно под континентальным влиянием было создано валлийское сказание о рождении короля Артура; вопрос о генезисе трех так называемых “Артуровских романов” (“Оуэн”, “Передир” и “Герейнт”) и их соотношении с произведениями Кретьена де Труа, волнующий исследователей на протяжении последних веков, остается открытым [7].
Естественным образом возникает вопрос: а кто же был тот читатель, для которого переписывались валлийские сказания и делались переводы с англо-нормандского, французского и, разумеется, латыни? На этот вопрос нетрудно ответить. Основными читателями средневековых валлийских рукописей в XIV веке были клир и валлийская по преимуществу, малопоместная аристократия. Именно для последних создавали свои произведения так называемые “поэты благородных” (Beirdd yr Uchelwyr), во многом продолжившие традицию “поэтов принцев” (Beirdd y Tywysogion), и именно валлийская аристократия выступала в качестве заказчиков и спонсоров создания новых рукописей. Более того, многих из них можно назвать по именам. Например, так называемая “Красная Книга Хергеста” и Llanstephan MS 27 были скопированы для Хопкина ап Томаса (прибл. 1330—1404), одного из самых образованных валлийцев своего времени, покровителя поэтов и обладателя значительной коллекции манускриптов. Из посвященного Хопкину ап Томасу стихотворения Давида И. Коеда известно, что в его собрании имелись анналы, юридические трактаты, “Светильник” Гонория Августодунского и “История о Святом Граале”. В 1403 г. Оуэн Глиндур, лидер антианглийского восстания, которое охватило практически весь Уэльс, призвал к себе Хопкина ап Томаса, в то время уже совсем пожилого человека, чтобы тот предсказал ему будущее — Хопкин считался признанным знатоком бардических пророчеств. Его родной брат, Рис ап Томас, как считается, был заказчиком рукописи Llanstephan 2, в которой, между прочим, содержится валлийский перевод “Путешествий брата Одорика”. Так называемая “Книга Анахорета из Лланддевивреви” (вторая половина XIV века) была создана по просьбе Гриффида ап Лливелина ап Филипа ап Трахаэрна его другом, неизвестным анахоретом. В книгу, по преимуществу, вошли религиозные тексты, как, например, переводы “Светильника” и “Послания пресвитера Иоанна”. Другое важнейшее собрание, содержащее как оригинальные валлийские сказания, так и переводные произведения (светские и духовные) — “Белая Книга Риддерха” (Peniarth MS 4 и 5), датируемая приблизительно 1350 годом, — ассоциируется с валлийским аристократом Риддерхом аб Иуаном Ллуид аб Иуаном, которого современник-поэт называет “рыцарем” и “переводчиком”. Примечательно, что его предки также были любителями словесности и выступали в качестве заказчиков переводов. Род Риддерха восходит к Рису ап Гриффиду, или Лорду Рису (1132—1197), “главе, щиту и силе южного и всего Уэльса, надежде и защите всего народа”, как пишет о нем валлийская хроника. Праправнук Лорда Риса, Гриффид (сын Маредида ап Оуэна, правителя Кередигиона), заказал Мадогу аб Селиву перевод “Transitus Beatae Maria”. Для дочери Маредида ап Оуэна — Евы — монах Гриффид Бола перевел “Символ веры” с латыни на валлийский. Эти факты, известные по колофонам, сохранившимся в рукописях, считаются основным свидетельством грамотности на родном языке представителей валлийской аристократии.
И Мадог аб Селив, и Гриффид Бола, и, само собой, неизвестный анахорет были людьми духовного знания. Именно в монастырских скрипториях было записано абсолютное большинство дошедших до наших дней рукописей, а латинские трактаты и французские романы переведены на валлийский язык. Стоит отметить, что уже в XIII веке монастыри нанимали переписчиков из числа светских лиц, а столетие спустя, как считают некоторые исследователи, рукописи стали переписывать и вне монастырских стен. Очевидно, что подавляющее большинство латинских текстов было переведено на валлийский по весьма прозаическим причинам. Неоднократно отмечалось, что приходские священники, особенно в “валлийской глубинке”, не были искушены в богословии. Описывая весьма сходную ситуацию на континенте, А.Я. Гуревич отмечал, что “между “высоким” богословием и вульгаризированной, расхожей версией христианства существовала огромная дистанция, и успех проповеди в большой мере зависел от того, сумеет ли духовенство хоть сколько-нибудь преодолеть этот разрыв”. В связи с этим в Европе появлялись трактаты, содержащие упрощенные изложения теологии, в частности — “Светильник” Гонория Августодунского [8]. Однако для Уэльса этого оказалось недостаточно — нужно было иметь и валлийские переводы этих трактатов. Конечно, англо-нормандский Уэльс мог бы похвастаться своими интеллектуалами, как, например, Геральдом Камбрийским или Вальтером Мапом, оставившим оригинальные латинские сочинения. Но для массы рядового клира латинские тексты были непонятны, и, как следствие, начали появляться их валлийские переводы. Они пользовались популярностью — известны два десятка копий валлийского перевода “Светильника”, причем многие из них были сделаны уже в XVI веке с ныне утерянных ранних средневековых валлийских оригиналов. Вообще, до сегодняшнего дня сохранилось больше церковных текстов, нежели светских, и, похоже, нет сомнения, что такое соотношение было характерно и для Средних веков. Так, валлийский текст “Как нужно верить в Бога” был скопирован, как минимум, шестнадцать раз. Известно почти два десятка копий валлийского перевода “Видения Апостола Павла”. Необходимо, впрочем, отметить, что заказчиками валлийских переводов духовной литературы выступали не только клирики, но и миряне, и с латинского переводили не только теологическую литературу. Во многих рукописях сохранились валлийские переводы таких известнейших в средневековой Европе текстов, как “Картина мира”, “Дистихи Катона” и “Семь римских мудрецов”, до наших дней дошли и десятки копий “Истории о разрушении Трои” Дареса Фригийца. В то же время самый, пожалуй, известный оригинальный текст валлийского средневековья — “Килхух и Олвен” — мы находим только в двух манускриптах: упомянутых выше “Белой Книге Риддереха” и “Красной Книге из Хергеста”. По ним же известны и “Четыре ветви Мабиноги”; впрочем, несколько фрагментов двух последних ветвей мы находим и в рукописи Peniarth MS 6, которая хронологически предшествует двум важнейшим собраниям средневековой валлийской литературы.
Понятно, что переводы с англо-нормандского, французского и латыни (английская традиция в переводной литературе этого периода практически не представлена) существенно пополнили корпус средневековой валлийской литературы. В этой связи следует отметить, что оригинальная валлийская словесность этого периода дошла до наших дней крайне несбалансированно. Известно лишь несколько прозаических произведений; понятно, что это только верхушка айсберга — значительное количество рукописей (особенно — более раннего времени), которые могли бы содержать средневековые валлийские сказания, было утеряно. Оригинальных валлийских сочинений в эту эпоху было создано совсем немного. Гораздо лучше представлена оригинальная поэзия, собранная в нескольких средневековых книгах. Стратегии создателей этих сборников могли весьма отличаться друг от друга, однако общими являются два фактора: по большей части поэтические сборники ассоциируются с монастырскими скрипториями, и их создание происходило не без участия мирян. Так, компилятор “Черной Книги из Кармартена”, скорее всего — августинец (по иной гипотезе — цистерцианец), собрал в одну рукопись и религиозную поэзию, и поэзию светскую, в том числе и стихотворения, связанные с королем Артуром и прорицателем Мирддином (Мерлином Гальфрида Монмутского). Благодаря единственной рукописи, записанной в XIII веке, до нас дошел текст “Гододдина”, обычно ассоциирующийся с ранним севернобриттским бардом Анейрином. Уникальную антологию “поэтов принцев” мы находим и в так называемом “Хендрегадредском” манускрипте.
Еще большей популярностью в валлийские Средние века пользовались (псевдо)исторические произведения, в частности валлийские переводы и адаптации “Истории королей Британии” Гальфрида Монмутского. Это сочинение [9], написанное на латыни, было популярно в британском Средневековье — насчитывается около двухсот его списков. Валлийские же переводы “Истории”, иногда значительно отличающиеся друг от друга, сохранились в шести десятках рукописей, самая ранняя из которых датируется серединой XIII века. Вполне естественно и обилие генеалогий, в том числе и рассказывающих об истории персонажей ранних валлийских легенд (в рукописях с XV века). Дошло до наших дней и несколько медицинских трактатов, но их число не так велико. С (псевдо)историческими сочинениями по популярности могли конкурировать и юридические трактаты. До сегодняшнего дня дошло около сорока копий различных “редакций” средневекового валлийского права, созданных в XIII—XVI веках. Шесть из них написаны на латыни; остальные — по-валлийски, причем абсолютно точных копий, кроме не учитываемых здесь четырех десятков списков, принадлежащих поздним антикварам, практически не отмечено. Причина этой популярности средневековой юридической литературы понятна. Средневековые валлийские правовые трактаты, связанные с именем Хауэла Доброго (Hywel Dda), правившего большей частью Уэльса в первой половине X века, использовались на практике в различных регионах страны.
Примечательно, что среди копиистов юридических трактатов мы находим тех, кто приложил руку к составлению собраний валлийской словесности. Известно, к примеру, что Хоуель Вихан сын Хоуеля Гоха из Буелта копировал и юридические трактаты, и исторические сочинения, и валлийские переводы латинских произведений. Он же был одним из основных писцов “Красной Книги из Хергеста”. Так как эта рукопись была создана по непосредственному заказу и является “однотомным собранием валлийской литературы до конца XIV века”, на ее примере можно попытаться рассмотреть стратегию читателя, а точнее — светского заказчика рукописи этого периода. При этом следует отметить немаловажный факт: и читатель, и сама рукопись давно и надежно ассоциируются с юго-восточным Уэльсом, где валлийско-англо-нормандские и валлийско-английские контакты были наиболее интенсивны.
Что же скопировали Хоуель Вихан и его коллеги для своего патрона? Мы знаем, что “Красная Книга из Хергеста” была не единственной рукописью в библиотеке Хопкина ап Томаса. Как было отмечено выше, в его коллекции имелись анналы, юридические трактаты, “Светильник” и “История о Святом Граале”. Можно предположить, что анналы могли быть записаны и на латыни, но остальные тексты, и, в частности, те, оригиналы которых были созданы на латыни и по-французски, в библиотеке Хопкина ап Томаса были представлены, скорее, валлийскими версиями. Сама же “Красная Книга” не содержит иноязычных вкраплений, за исключением заканчивающих отдельные произведения латинских клише типа benedicamus domino и deo gracias или цитат из оригинальных произведений, не переведенных на валлийский, как в случае с “Историей о Карле Великом”. Проза собрания представлена как оригинальными, так и переводными произведениями. Это и “Четыре ветви Мабиноги”, и “Сказание о Килхухе и Олвен”, и валлийские “артуровские повести”, которые соседствуют с “Романом о Бевисе Гемптунском” и “Паломничеством Карла Великого”, иными словами — весь цвет валлийской средневековой словесности вне зависимости от ее происхождения. Неудивительно и наличие в этом собрании исторических и псевдоисторических произведений: первые три текста “Красной Книги” представлены “Историей о разрушении Трои”, “Историей королей Британии” и “Хроникой принцев”. Несколько неожиданным может показаться включение в книгу медицинского трактата и списка административно-территориальных образований. Кроме этого, в рукописи имеются коллекция пословиц и одно из лучших собраний так называемых “триад”. Мы не находим в ней юридических и религиозных трактатов: исследователи объясняют это наличием отдельных списков по этой тематике в библиотеке Хопкина ап Томаса.
Любопытным образом представлена в “Красной Книге из Хергеста” поэзия, занимающая более четырехсот колонок манускрипта. Примечательно, что поэтические произведения практически не перемежаются с прозаическими: лишь около сорока колонок прозы вклиниваются в собрание поэзии, причем присутствие одного трактата именно в этом разделе нетрудно объяснить. Речь идет о бардической грамматике, в которой, в первую очередь, описаны формальные правила стихосложения. Другие тексты в этом прозаическом вкраплении представлены собранием поговорок и небольшим переводным текстом. В свою очередь, имеется и достаточно краткое поэтическое вкрапление в прозаической части книги: восемь колонок заняты стихотворениями, в том числе посвященными и волшебнику Мирддину. В собственно “поэтической” части рукописи находим примечательное собрание произведений “поэтов принцев”. Интересно, что несмотря на то, что XIV век — время расцвета новой волны валлийской поэзии и что “поэзия благородных” этого периода в “Красной Книге” представлена великолепно, ни одного стихотворения в “новых размерах”, в частности — работ Давида ап Гвилима, на страницах рукописи не представлено. Доступность соответствующих рукописей в юго-восточном Уэльсе XIV века не вызывает сомнений. Можно выдвигать различные гипотезы о причинах этого странного отсутствия. Высказывалось предположение, что “запрет” на копирование “новой поэзии” был вызван консервативностью заказчика. Известно, что Хопкину ап Томасу посвящали свои композиции пять бардов и все они предпочли более традиционные размеры — вероятно, принимая во внимание его вкусы. С другой стороны, нельзя исключать и возможность того, что Хопкин ап Томас мог заказать себе и отдельное, не дошедшее до наших дней, собрание этой новой поэзии. Однако соседство “старой поэзии” и “поэзии принцев” в одном томе, равно как и отсутствие какой-либо систематизации стихотворных текстов в этом объемном своде, как кажется, могло позволить компиляторам включить в него и работы в “новых размерах”.
Приведенные сведения о книжном собрании Хопкина ап Томаса в контексте литературной истории Уэльса в целом позволяют сделать несколько осторожных предположений по поводу стратегии выбора валлийским аристократом XIV века своего круга чтения — в условиях ситуации многоязычия. В первую очередь нужно отметить, что библиотека оказывается собственно валлийской: ни одного произведения, полностью написанного на ином языке, мы в ней не обнаруживаем. Оригинальные произведения произвольно соседствуют здесь с переводными. Эту книгу можно было бы рассматривать как удивительно емкий символ той ситуации, в которой оказывался валлийский читатель эпохи Средневековья. В его распоряжении, казалось, было все богатство англо-нормандской, французской и средневековой латинской литературы. Но он предпочел включить в свой круг чтения избранные произведения “зарубежной литературы” исключительно в валлийских переводах. Несмотря на многообразие и очевидную доступность средневековой латинской поэзии, в том числе созданной в Уэльсе и Англии, в книге мы не находим ни оригинальных латинских стихотворений, ни их валлийских переводов. В то же самое время этот сборник представляет собой уникальное собрание произведений поэзии собственно валлийской. Немаловажно, что он был создан в том регионе Уэльса, в котором наиболее сильно проявлялось английское влияние. Но это влияние практически неуловимо на страницах рукописи, свидетельствующей о круге чтения валлийца конца XIV века в стране многих культур и языков.
1) Мабиногион. Легенды средневекового Уэльса / Пер., послесл., коммент. В.В. Эрлихмана. М.: Ладомир, 1995 (рецензия: Михайлова Т.А. Атлантика. 1996. № 2. С. 161—164); Мабиногион. Легенды средневекового Уэльса / Пер. с валлийского, послесл., коммент. В.В. Эрлихмана. М.: Аграф, 2002 (рецензия: Фалилеев А.И. Критическая масса. 2002. № 1. С. 39—42); Кельты. Валлийские сказания. Мабиногион / Пер. с англ. Л. Володарской. М., 2000. См. также: Диллон М., Чедвик Н.К. Кельтские королевства / Пер. с англ. С.В. Иванова. СПб.: Евразия, 2002, где дается краткий курс истории средневековой валлийской литературы.
2) Англо-нормандскому Уэльсу посвящено значительное количество исследований. См., например: Davies R.R. Conquest, Coexistence and Change: Wales 1063—1415. Oxford, 1987; Nelson L.H. The Normans in the South Wales 1070—1171. Austin, 1966; Walker D. The Norman Conquerors. Swansea, 1977.
3) О языковой ситуации в Уэльсе этого периода см.: Surridge M. Romance Linguistic Influence on Middle Welsh // Studia Celtica. 1966. № 1. С. 63—92; Richter M. Sprache und Gesellschaft in Mittelalter. Stuttgart, 1979 (особенно c. 197—201); Trotter D. L’Anglo-FranНais au Pays de Galles: Une EnquРte PrОliminaire // Revue de linguistique Romane. 1994. № 58. С. 461—487; Smith L.B. The Welsh Language before 1536 // The Welsh Language before the Industrial Revolution. Cardiff, 1997. С. 15—44.
4) Williams G. The Welsh Church from Conquest to Reformation. Cardiff, 1962. С. 24. Впрочем, в последнее время многие исследователи обращают внимание на “антиваллийский дух”, культивировавшийся в ряде цистерцианских монастырей, который не мог способствовать популярности валлийской словесности среди их обитателей. Соответственно, записи собственно валлийских произведений начинают ассоциировать со скрипториями, настроенными более проваллийски. Впрочем, существуют как прямые, так и косвенные свидетельства о записи собственно валлийских текстов именно в цистерцианских монастырях.
5) См.: Cowley F.G. The Monastic Order in South Wales 1066—1349. Cardiff, 1977. С. 152—153; Legge M.D. Anglo-Norman Literature and its background. Oxford, 1963. С. 171—174; Hathaway E.J. et al. Fouke Le Fitz Waryn. Oxford, 1975; Holden A.J. Ipomedon. Paris, 1979; Hosington B. The Englishing of the Comic Technique in Hue de Rotelande’s Ipomedon // Medieval Translators and their Craft. Kalamazoo, 1989. С. 247—263.
6) Несколько стихотворений Давида ап Гвилима были переведены на русский язык Н.Л. Сухачевым, см.: ап Гвилим Давид. Четыре стихотворения // Urbi. 2002. № 36/ 38. С. 40—51; Давид ап Гвилим (язык, метрика, опыт перевода) // Язык и культура кельтов. Материалы IX коллоквиума. СПб., 2003. С. 105—113.
7) Все эти тексты, как и большинство произведений, упомянутых ниже, изданы. См., к примеру, полную библиографию (до середины 60-х гг. прошлого века) в: Evans D.S. A Grammar of Middle Welsh. Dublin, 1964, и более современную (но избранную) в: Jarman A.O.H., Jones G.R. (eds.). A Guide to Welsh Literature. Vol. 2 / Revised еd. by D. Johnston. Cardiff, 1997. Незаменимым пособием по валлийскому средневековью остается книга: Lloyd N., Owen M.E. Drych yr Oesoedd Canol. Caerdydd, 1986. О валлийских рукописях, записанных в 1250—1400 гг., на анализе которых строится настоящий очерк, см.: Huws D. Llyfrau Cymraeg 1250—1400 // Cylchgrawn Llyfrgell Genedlaethol Cymru. 1993. № 28. С. 1—21.
8) Гуревич А.Я. Проблемы средневековой народной культуры. М., 1981. С. 240. О “Светильнике” Гонория Августодунского в контексте европейского “популярного богословия” см. пятую главу этой книги. О валлийских версиях “Светильника” см.: Foster I. The Book of Anachorite // Proceedings of the British Academy. 1949. № 26. Р. 196—226.
9) Имеется русский перевод: Гальфрид Монмутский. История Бриттов. Жизнь Мерлина / Изд. подгот. А.С. Бобович, А.Д. Михайлов и С.А. Ошеров. М., 1984.