(о поэзии авторов премии «Дебют»)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 2, 2004
Анатомия ангела / Предисл. и сост. Д. Давыдова. — М.: ОГИ, 2002. — 264 с. XXI поэт. Снимок события / Предисл. и сост. Д. Давыдова. — М.: Издательство Р. Элинина, 2003. 166 с. “Вавилон”: Вестник молодой литературы. Вып. 10 (26) / Ред. Д.В. Кузьмин, Д.М. Давыдов. — М.; Тверь: АРГО-РИСК; Kolonna Publications, 2003. — 312 с.
Премия “Дебют” присуждается авторам не старше 25 лет. Финалисты премии представляют самые разные регионы России и зарубежья (чаще ближнего, но иногда и дальнего). Каждый год оргкомитет премии выпускает несколько книг, в которых публикуются произведения молодых авторов — стихи, проза, драматургия.
Так вот, после ознакомления со сборниками, вышедшими по итогам “Дебюта” в последние два года, возникает стойкое убеждение, что в молодой русской поэзии установился стилистический мэйнстрим. Мэйнстрим этот, имеющий далеко отстоящие друг от друга, но вполне отчетливые берега, вобрал в себя и успешно переварил все эстетические приемы, опробованные русской поэзией богатого на эксперименты ХХ века — вплоть до достижений авторов, заявивших о себе только во второй половине 1990-х годов и с легкой руки Дмитрия Кузьмина получивших название “постконцептуалистов”. Именно эти авторы, скрещивая в своих эстетиках всевозможные, самые разнородные традиции, заставили авангардные и поставангардные приемы “работать” не на остранение, а на возвращение в поэзию прямого личного высказывания — выполняя при этом условия, диктуемые общекультурной ситуацией развивающегося постмодерна [1].
Можно сказать, что это был прорыв поколения. Недаром Дмитрий Кузьмин, поэт и культуролог, один из лидеров этого движения и редактор выходящего с 1989 года альманаха “Вавилон”, вокруг которого родились принципиально важные постконцептуалистские проекты, настаивает, что речь идет именно о новом эстетическом поколении [2]. Однако поколение, названное “молодым” в конце 1980-х — начале 1990-х годов (изначальный возрастной ценз “Вавилона”, довольно быстро снятый, соответствовал “дебютному” — 25 лет), по мере приближения к 2000-м годам стало восприниматься в критике все более расплывчато: набирали профессиональную силу “мэтры”, появлялись более молодые авторы, модифицирующие их эстетические ходы и добавляющие к ним свои собственные, но ничего принципиально нового вроде бы не происходило — во всяком случае, не было нового “прорыва”, который заставил бы сказать: вот следующая волна.
Тем не менее пусть и условное, но все же ощутимое разделение на “старших” и “младших” в поколении “постконцептуалистов” со временем проявилось. Недаром начиная с седьмого выпуска “Вавилона” (2000 год) вторым редактором альманаха стал Данила Давыдов, по возрасту отстоящий от своего соредактора почти на 10 лет — для “обеспечения некоторой стереоскопичности взгляда”, как сказано в предисловии к этому номеру. И именно в 2000 году стартовала премия “Дебют”, участие в которой смогли принять — и важными фигурантами которой стали — многие из младшего поколения “вавилонцев”.
Начав работать с “полем” молодой российской литературы, премия “Дебют” застала отдельные участки этого поля в разной степени “распаханности”. Кое-что было сделано в области малой прозы, практически ничего — в области средней и крупной прозы, тем более в областях, скажем, фантастики или критики. Достижения премии “Дебют” в поощрении названных областей за такой короткий срок весьма значительны и заслуживают отдельных статей. Но во главе любой литературной революции, как правило, оказываются именно поэты, подготавливающие почву для всего остального, — а к 2000 году новые эстетические движения в поэзии имели уже некоторый стаж. Поэтому не вызывает удивления тот факт, что редактором первого “дебютного” поэтического сборника [3] совместно с координатором премии “Дебют” Ольгой Славниковой стал Дмитрий Кузьмин, он же — автор предисловия к этому сборнику, а представляемые им лауреаты и финалисты в области поэзии большей частью входят в число “вавилонцев”. И в последующие два года “младшие” авторы “Вавилона”, являющегося порождением времени постконцептуалистского вызова [4], также весьма заметно фигурируют в лонг- и шорт-листах “дебютной” поэзии, хотя к ним и добавляются авторы, найденные уже оргкомитетом. Не говоря уже о том, что составителем последующих поэтических сборников “Дебюта” стал “младший вавилонец” Данила Давыдов.
Однако “срез” авторов, представленный в двух последних “дебютных” поэтических сборниках, где опубликованы тексты финалистов и довольно многих участников конкурса, вполне отчетливо продемонстрировал: новое “племя” формируется не по принципу революции, а по принципу эволюции и во многом наследует поэтике младших постконцептуалистов. Прежде всего, это уверенное и, если можно так выразиться, спокойное владение всеми разработанными на сегодняшний день эстетическими приемами. Надо понимать, именно это хотел продемонстрировать Данила Давыдов, половину сборника “Анатомия ангела” отдав “Антологии ста поэтов”, в которой каждый автор представлен только одним текстом, оговорив при этом в предисловии, что тем самым он делает попытку представить не конкретных авторов, а “более-менее объективную картину младшего поэтического поколения”.
Содержание этой “картины” с очевидностью определяется общим движением культуры, часто не сразу замечаемым. Если старшие представители “поколения 90-х” (например, Дмитрий Воденников и Станислав Львовский), по выражению Дмитрия Кузьмина, “делали первые шаги по самоопределению в мире литературы на рубеже 80—90-х, на фоне радикальной ломки иерархий и грандиозной реструктуризации культурного пространства” [5], то их младшие коллеги (например, Дарья Суховей и Кирилл Медведев) — не только опираясь на достижения старших, но и воспринимая, скажем, Всеволода Некрасова и Льва Рубинштейна уже как бесспорных классиков. Что же касается следующего поколения, то начитанные его представители уже и Львовского, Воденникова или Гронаса воспринимают как само собой разумеющихся, признанных авторов. И это не ученичество, а чаще всего естественное, неумышленное продолжение. Поскольку творчество “поколения 90-х” является отражением и развитием той культурной ситуации, внутри которой все мы живем и воздухом которой дышим.
Внутри нового культурного мэйнстрима исчезают противоречия между авангардом (и поставангардом) и так называемой традиционностью (при том, что авангард и поставангард создали свои богатые традиции), романтизмом и реализмом (об этом ниже) и даже между концептуализмом и постконцептуализмом. И все это осуществляется при абсолютном господстве того действительно свободного стиха, о котором писала еще Нина Искренко, — свободного в том смысле, что автор волен создавать сколь угодно причудливую конструкцию стихотворения [6]. В качестве иллюстрации можно привести стихи финалистки “Дебюта-2001” Яны Токаревой (Москва), помещенные в сборнике “Анатомия ангела”:
Терцина, растянутая до сонета
Посередине жизненного пути
душа остановилась в недоуменье
касательно дальнейшего направленья
движенья, типа, не знает, куда идти,
зачем идти… Ей, видите ли, претит,
ей не под силу более ни спряженье
чужих глаголов с личным местоименьем,
ни времяпровождение во плоти…
ну Господи, ну что тебя занесло-то в эту
вьюгу, что тебя допекло в жару-то эту,
тоже мне, недотрога, ну что еще потеряла
в глуши лесной такой все равно что осенью,
что весной, и так понятно, кажется, что дорогу.
Уважая мнение жюри, присудившего победу в “Дебюте-2001” в номинации “поэзия” Наталье Стародубцевой (Нижний Тагил), выскажу свое сугубо личное мнение: на мой взгляд, из четырех финалисток (в шорт-лист тогда вошли только поэты-женщины) именно Яна Токарева демонстрирует наиболее самобытную и сложную поэтику, вобравшую в себя множество разнородных элементов. Так она легко соединяет в эмоционально единый цикл стихотворения, исполненные в самой разной манере (как, например, в цикле “Comme il faut”). И, на мой вкус, в ее “дебютной” подборке наиболее сильным и целостным текстом является цикл “Буколики”, эпиграфом к которому поставлена строка Бродского “В деревне Бог живет не по углам…” и в котором впечатления от деревенской жизни становятся знаками глубинного переживания трагичности всего мироустройства:
5. Хорошее отношение к лошадям
Ее зовут Корина.
Она смирная.
У нее кожа стерта до крови и мухи налипли,
она молодая, а хомут велик,
а меньше хомутов не бывает,
а запрягать все равно нужно.
И к людям, в общем, такое же отношение.
Некоторые стихотворения Яны Токаревой очень точно демонстрируют наиболее важные черты современной русской поэзии. Прежде всего, это стремление к множественной и многоуровневой, как бы фотографически бесстрастной, фиксации событий и впечатлений, в конечном итоге создающей что-то вроде фасеточной картины мира, — при этом подразумевается, что содержание этой картины обусловлено непреложными высшими законами. Однако подлинное отношение героини Токаревой к миру — очень заинтересованное и эмоциональное.
Исконная задача поэзии — выражение онтологических проблем мира и человека. Именно к этому — на новом витке, средствами, необходимыми для выражения новой ситуации человека, — силами лучших своих представителей пробивается “молодая поэзия”. Преодолевая наконец романтизм, она отбрасывает такую его черту, как постановку “я” в центр мира. Здесь позицию “я” можно определить таким словом, как “смирение” (бунт, который возможен в творчестве многих авторов, “не делает погоды” в целом). “Я”, как правило, растворено в мире в качестве его органического элемента. Думается, что здесь можно говорить о поиске того, что Томас Элиот определил как “духовно-материальная” и “интеллектуально-чувственная” цельность картины мира (см. эссе “Метафизические поэты”, 1921[7]).
В ходе этого поиска, как уже сказано, используется весь — весьма разнородный — арсенал средств, находящийся в распоряжении современного поэта. И это может создавать впечатление недостаточной цельности поэтики и разорванности поэтического мира. Может быть, именно поэтому предпочтение жюри было отдано Наталье Стародубцевой, в отношении которой можно согласиться с Давыдовым: она “синтезирует умеренно-традиционную просодию с максимально свободным, подчас неожиданным использованием лексического материала”:
Просто сломать — ничего и не ради —
Глупые бабочки: пыль и Египет.
Я: до чего уж научена гладить
Все твои — правду сказать? Да иди ты! —
Только глазами. Особенно левым,
Сны отодрав от подушки: Мне страшно! —
Что-то придумаешь? В форточку — Где вам
(к девам? Ха-ха!) — так нелепо-бумажно!
Ты — растеряешься. Мне — не хватает
Дури. А завтра — сорвемся с афиши
Или — домой, в ничего — так — бывает, —
Плакать, конечно. А после — додышат.
В поэзии Стародубцевой обострена гендерная проблематика; тексты пересыпаны специфически женской психологической “атрибутикой”, что позволяет провести аналогию между творчеством Стародубцевой — и таких признанных поэтов, как Мария Степанова и Вера Павлова. В данном случае гендерная проблематика имеет особую окраску, поскольку “ты”, возлюбленная героини, — тоже женского пола. Но здесь необходимо сказать о проблеме более общего свойства.
В молодой российской поэзии гендерные составляющие все более значимы; можно даже сказать, что они отражают глубинные изменения в культуре. Это легко прочитывается в подборках финалисток “Дебюта”-2001 — например, у Дины Гатиной (Энгельс): “Мне откусили два ребра / и выдали мою мужчину”. Удивительное впечатление производит стихотворение Анны Русс (Казань) “Мой ангел”, в котором описанная выше “неэгоистическая” метафизика вырастает именно на основе гендерного самоанализа — при том, что данный текст имеет форму традиционного лирического стихотворения.
Нет меры неземной его красе
В ионах, вольтах, граммах, децибелах,
А значит, он — такой же, как и все.
За исключеньем крыльев. Белых-белых.
Стихотворения финалистки 2001 года Галины Зелениной (Москва) пересыпаны центонами и аллюзиями, в них ощутимы фольклорные интонации, что создает неожиданные и отдаленные, но все же последовательные переклички со стихотворениями ранней Ахматовой. Гендерная проблематика для Зелениной также крайне значима.
Пойду на пойму молочной реки
Мед вычерпывать чайною ложкой
Останешься дома. С кислой морошкой
Печь именинные пироги.
…Пойдешь на поляну у белой воды
Но сонмища мудрых, гульбища бодрых
Останусь дома. На узких бедрах
Губ твоих узких считать следы.
Третий сборник “дебютовской” поэзии — “XXI поэт” — заметно отличается от второго — “Анатомия ангела”. “Антологию ста поэтов” сменили “Поэты длинного списка” — всего 16 авторов, каждый из них представлен несколькими текстами. Лауреатом премии в номинации “Поэзия” в 2002 году стал Павел Колпаков (Санкт-Петербург). Как и в 2001-м, на этот раз вновь предпочтение было отдано представителю более традиционной поэтики — как пишет в предисловии к сборнику Давыдов, “наследнику классиков “петербургского текста”, от Вагинова до Бродского” — в противовес радикальному Виктору Iванiву (Новосибирск).
Эти два автора, Колпаков и Iванiв — при том, что обоим свойствен высокий уровень мастерства и профессионализма, — бесспорно, представляют два стилистических полюса современной поэзии. У каждого из них картина мира крайне конфликтна, если не трагична, оба словно бы со стороны наблюдают, как в этом мире растворяется “я”, окруженное множеством “иного”. При этом поэтика Колпакова уходит корнями в Серебряный век и в русскую поэзию второй половины XIX в. Невозможность личного высказывания для него глубинно связана в равной степени и со знаменитыми строками Тютчева, и с окружающими его героя тьмой и бесприютностью мира, в котором слова, “бессмысленные и бесполые”, “выползают” из “пущи-пустоты”.
Похоже, что таким образом дорабатывается до логического конца то, что можно назвать “классической традицией”. Дорабатывается — и преодолевается: в лучших стихах “дебютовской” подборки Колпакова ритм становится действительно словно бы считанным с “резкого дыхания ветра” современности. И, несмотря на настойчивое самоумаление и самоуничижение героя, из стихотворения вдруг исчезает безысходность:
В лазури небес положенный на лопатки,
я малая мошка в узком луче лампадки,
неопознанный след на густом газоне,
плоскодонка утлая на Гудзоне.
Я мал. Я трижды ничтожен. Ничтожен в кубе.
Подхваченный резким дыханием ветра вкупе
с миллионным сонмом себе подобных,
я разъят и под общий аршин подогнан.
Захваченный врасплох, полонен пространством,
я стал смиренным, подобострастным.
Трепещу и семи богам молюся,
аки хан Кучум во своем улусе.
Тексты Iванiва словно бы воспроизводят разнонаправленные движения множества вложенных друг в друга образов, одновременно рождающихся в насыщенной точке пространства, на которую направлен пристальный взгляд автора. Можно согласиться с Давыдовым, что в этих текстах “совмещаются… сложноорганизованное, порою приближающееся к зауми постфутуристическое письмо — и живая, резкая речь рэпа”. Форма отдельных текстов меняется от почти традиционной до приближающейся к ритмизированной прозе. Но во всех текстах прослеживается стремление к тому, что сам Iванiв назвал “подъемом над панорамою”, — и это задает некую вертикаль, дающую надежду на новый горизонт для взгляда, прорвавшегося в качественно новое пространство видения, ощущения и возможности передавать это — качественно по-иному организованным сообществом слов:
…приподними меня над панорамою
и поворачиваются повора
и чуть покачиваясь по сторонам
и поколачивают по столам
рыбою пестрою в воздухе взмахивая
двери растворяются… маки маки
кровь им створаживает рослое солнце
или костей в костюмчике сон
за разговорами липнет май
а между черных и темных гирь
или выскакивает трамвай
или выглядывает снигирь
Еще две финалистки 2002 года — Юлия Идлис (Москва) и Наталья Ключарева (Ярославль) — вновь демонстрируют поэзию, работающую с гендерной проблематикой, что подтверждает мнение о значимости специфически “женской” оптики для развития современной поэзии. Однако по эмоциональной направленности они противоположны [8]. Поэзия Идлис восходит к традиции Марины Цветаевой и иллюстрирует, насколько мощное и качественное развитие может получить эта традиция в настоящее время. Метафизика тесно переплетается с физиологией, а “я” сосредоточено прежде всего на ощущении слова как ребенка, которого надо зачать и выносить. Лирическая смелость Идлис почти провокационна, но трезва: согласно Идлис, любой поэт, мужчина или женщина, должен стать родителем слова, защитить его от мироздания и ощутить, что сила, преображающая смысл слова, превосходит сознание пишущего. При этом Идлис не чуждается фольклорных эротических метафор, восходящих к древним мифам:
…но так же, как если б кричала, распахивается рот,
закатываются глаза, каменеет сведенное горло;
хрустя, раздвигаются челюсти; глотку вздувает слог, —
и входит что-то огромное в назначенный кем-то срок.
А если б кричала, перло б
оно изнутри — но так же рвалась бы плоть
(калифова мощного семени узкая дельта),
гудело бы русло, а в устье было бы тепло;
калиф бы плакал, макая свое стило
в разверстую плоть раздетой…
Содержание многих текстов Ключаревой — бунт, восходящий к протестной поэзии леворадикального толка. Однако бунт этот имеет ощутимую и подчеркиваемую автором “женскую” специфику. Сквозь грозно звучащие заявления о “Войне Конца Света” проглядывает желание освободиться от боли, вызванной неадекватной связью с “ты”-другим (по выражению Ключаревой, “параллельные кошмары”). Тексты с боевыми, близкими к рэповым ритмами сменяютcя в ее подборке текстом с фольклорными интонациями. Смирение мешается с ерничеством, а бунт превращается в проблему: “во мне… / ангелов выгнали бесы. / …А бесов может изгнать только бог / Руками человека, который полюбит меня ни за что ни про что” (аллюзия на сказку “Красавица и чудовище”).
Возвращаясь к “Вавилону”, необходимо отметить, что последний его выпуск, на страницах которого в большом количестве присутствуют тексты авторов “Дебюта” и их ровесников, — последний в буквальном смысле этого слова [9]. Этот факт подтверждает то, что буквально носится в воздухе современной культурной ситуации: период, начавшийся на рубеже 80—90-х прошлого века, закончился. Это означает и то, что поколенческая проблема на некоторое время потеряла остроту. Альманах “Вавилон”, созданный силами авторов “поколения 90-х”, которые оказались “в хвосте” разгребаемого завала “возвращенных”, “забытых” и “выходящих на поверхность”, ныне становится достоянием истории, а наиболее сильные из его авторов уже воспринимаются как часть “большой” литературы [10].
Еще в предыдущем выпуске “Вавилона” возникла новая рубрикация [11]: “Цитадель”, где публикуются авторы, репутация которых прочно сложилась; “Посад” — авторы, не входящие в организационное ядро “Вавилона”, но также формирующие каждый свою отчетливо выраженную индивидуальную поэтику; “Слободы” (“Кузьминская” и “Давыдовская”), обозначающие некие “правый” и “левый” эстетические фланги; и, наконец, “Предместья”, содержащие тексты авторов, которые еще только заявили о себе. Эти разделы перешли и в новый, объявленный последним выпуск — с добавлением в виде раздела “Кампус”. По мнению Кузьмина, авторы, включенные в этот раздел, представляют новое, еще только формирующееся поколение; они “отвечают на другой запрос, на другой вызов” и говорят на своем, еще трудно поддающемся строгому анализу языке — что, собственно, и поставило точку в определении границы “поколения 90-х” и послужило одним из поводов к закрытию “Вавилона” и некоторых связанных с ним проектов.
Тем не менее, листая последний выпуск этого альманаха, испытываешь невольное сожаление при мысли, что он — “последний”. Массированное размещение на его страницах авторов “Дебюта” и их ровесников, сколь ни далеки они по уровню мастерства от авторов “Цитадели”, позволяет проследить линии наследования и дополнительно, с несколько иной стороны оценить этих авторов. В разделе “Посад” фигурируют Дина Гатина, Виктор Iванiв, Наталья Стародубцева и победительница премии “Дебют-2003” в области поэзии — Марианна Гейде (Переславль-Залесский). Новый текст Стародубцевой, иронически названный “Десять песен для Земфиры”, довольно сильно отличается от ее текстов в “дебютном” сборнике. Это цикл пронумерованных миниатюр, с более плотной, чем раньше, образностью и необычным синтаксисом — при внешне более простом стихе.
мы прекрасно устроились в лондоне ты видишь
как голуби рвут небо душой прилипать к башням
Это же касается раздела “Кампус”, в котором фигурируют Юлия Идлис и Наталья Ключарева, а также еще один финалист “Дебюта-2003” в области поэзии Илья Кригер. И, хотя в текстах авторов “Кампуса” различимы приметы уже несколько иной современности, — резкого слома эстетической картины все-таки не видно. На мой взгляд, самым значительным на сегодняшний момент автором “Кампуса” (и одним из самых сильных авторов данного выпуска “Вавилона”) является Юлия Идлис, “вавилонская” подборка которой только усиливает впечатление: это, возможно, будущая “звезда” набирающей силу гендерно-ориентированной поэзии:
…как из этого тела, обернутого вокруг
отсутствия тьмы и света, оформленного ничто,
берется огромный воздух и рвется из сжатых рук,
и все, что вокруг свернулось, обрушивается ничком;
и все становится болью — леса, небеса, песок;
и голосом, словно пальцем, Кто-то ведет по мне,
снимая мягкое тело, как скомканный лепесток,
с той пустоты, откуда делается больней,
куда проникает только самый высокий стон
и не уходит оттуда, покуда не станет сыт, —
двенадцать стрел, расцветая пламенем, делаются кустом,
и начинает биться сердце, подвешенное за язык.
Однако необходимо признать правоту Дмитрия Кузьмина: некогда поставленные задачи альманах “Вавилон” выполнил. Нынешние молодые авторы вполне востребованы, реальных способов самоорганизации у них достаточно, а доступность необходимой им для адекватного формирования информации, равно как и общения, во многом обеспечивается Интернетом. Продолжает свою работу премия “Дебют” (а участвовать в ней можно на протяжении нескольких лет, что некоторые авторы и делают [12]) — как организационную, так и издательскую. Можно спорить — многие и спорят — о достоинствах и недостатках работы “Дебюта”, но без нее и без выходящих по ее итогам книг уже трудно представить себе литературную жизнь.
1) Материалы об этой ситуации и представляющих ее авторах часто печатаются на страницах “НЛО”, мой вклад — статьи о Дмитрии Воденникове, Кирилле Медведеве, Дарье Суховей и Даниле Давыдове в разделе “Хроника современной литературы” в № 55—58. О сложности определения термина “постконцептуализм” см. подробнее раздел 2 в статье: Кукулин И. Every trend makes a brand // НЛО. 2002. № 56.
2) См., например: Кузьмин Д. “Поколение Вавилона” [http://www.guelman.ru/slava/texts/kuzmin1.html] или: Он же. Как построили башню // НЛО. 2000. № 48.
3) Плотность ожиданий. М.: ООО “Издательство АСТ”, 2001.
4) О смысле этого вызова см.: Кузьмин Д. Постконцептуализм. Как бы наброски к монографии // НЛО. 2001. № 50.
5) Кузьмин Д. Предисловие // Вавилон. Вып. 7 [23]. М., 2000.
6) См. текст Н. Искренко в кн.: Тезисы научной конференции VII Московского фестиваля свободного стиха. М., 1997.
7) Eliot T.S. The Metaphysical Poets // Eliot T.S. Selected Prose / Ed., introd. by F. Kermode. L., 1975.
8) Подробный анализ контекста, в котором существуют эти “гендерные векторы”, не входит в задачи данного текста.
9) См. интервью Д. Кузьмина ““Вавилон” будет торжественно закрыт в феврале 2004 года” // http://www.russ.ru/ krug/20031118_dk.html.
10) Для полноты картины необходимо указать, что были и другие, меньших масштабов деятельности и значимости, альманахи “поколения 90-х”, в том числе “Окрестности” и “Алконостъ”, — см. мои тексты в журнале “Знамя”: 1999, № 7, и 2000, № 12.
11) В более ранних выпусках смысл рубрик был аналогичен, но назывались они иначе: “Родом из “Вавилона””, “Впервые в “Вавилоне”” и пр.
12) Права дальнейшего участия не имеют только лауреаты премии.