Опубликовано в журнале НЛО, номер 2, 2004
Предлагаемый вниманию читателей блок материалов первоначально сложился на основе докладов и обсуждений, состоявшихся на XI Лотмановских чтениях (Москва, РГГУ, 18—20 декабря 2003 года) “Комментарий как историко-культурная проблема” [1]. О том, что тема комментария и его роли в культуре и обществе вновь оказалась чрезвычайно актуальной, свидетельствовали и бурные дискуссии на Чтениях и особенно на завершавшем конференцию “круглом столе” (далее мы публикуем его стенограмму), и то, что вскоре после конференции состоялись еще несколько научных событий, также фокусирующих внимание на проблеме комментария (о них см. в отчете И. Кукулина “Текстология как история мысли и общественная педагогика”). В этом же ряду следует упомянуть появление в последние годы целой группы содержательных, значительных по объему и зачастую новаторских по форме комментариев, востребованных читателем и — в рамках соответствующих изданий — вполне коммерчески успешных. В качестве наиболее ярких примеров можно назвать книги, выходящие в серии “Россия в мемуарах” издательства “НЛО”, прокомментированное В.А. Мильчиной и А.Л. Осповатом издание “России в 1839 году” Астольфа де Кюстина (М.: Издательство им. Сабашниковых, 1996), Полное собрание сочинений и писем В.А. Жуковского под редакцией О.Б. Лебедевой и А.С. Янушкевича (Т. 1—2. М.: Языки славянской культуры, 1999—2000), том “В.А. Жуковский в воспоминаниях современников” под редакцией и с комментариями тех же авторов (М.: Наука; Школа “ЯРК”, 1999) и, наконец, книга Жермены де Сталь “Десять лет в изгнании” (М.: ОГИ, 2003, предисл., пер. и коммент. В.А. Мильчиной) [2]. Новым этапом в практике комментирования стала вышедшая совсем недавно книга Н.В. Брагинской “Влажное слово: византийский ритор об эротическом романе” (М.: РГГУ, 2003) [3], содержащая публикуемый впервые перевод послания Михаила Пселла “Каково различие сочинений, из коих одно повествует о Хариклии, а другое — о Левкиппе” с обширными комментариями (их задача — исследование соотношения риторических топосов и авторской индивидуальности). Осмелимся предложить несколько предварительных соображений о новом этапе эволюции комментария.
В числе причин, определивших изменение статуса комментария в современной культуре, следует назвать как минимум две. Первая — изменение структуры читательского и исследовательского сознания, обусловленное интенсивным развитием компьютерных технологий — созданием баз данных и баз знаний в различных областях, все более широкими возможностями Интернета, совершенствованием навыков пользователей ПК. (Описанные проблемы анализируются в статье А.И. Рейтблата, также публикуемой в составе данного блока.) Человек, регулярно работающий с компьютером и Интернетом, достаточно быстро усваивает, что работу с требующим дешифровки текстом прошлого или современности можно осуществлять, пользуясь только услугами “всемирной паутины” (хотя, конечно, по-прежнему остается довольно много реалий и сегментов текста, для объяснения которых необходимо обращаться к недоступным в Интернете редким справочным изданиям или архивным источникам). Таким образом, текст, вне зависимости от того, читается он с экрана компьютера, на страницах печатного издания или в рукописи, начинает вызывать все больше вопросов, а отношение к нему становится все более многоуровневым, да и сам характер задаваемых вопросов изменяется. (Свидетельством тому был произнесенный на Лотмановских чтениях доклад Н.Н. Мазур, изложение которого можно найти в публикуемом ниже отчете В.А. Мильчиной.)
Вторая причина — пришедшийся в России на последнее десятилетие расцвет мемуаристики и других жанров автобиографического non-fiction: многочисленные публикации мемуаров по XVIII — первой половине ХХ века, а также воспоминаний о новейших периодах отечественной истории. С одной стороны, мемуары сами по себе являются ценным источником для исторического комментария, с другой — успех множества проектов и книжных серий такого рода свидетельствует о том, что историзирующее сознание становится самостоятельным культурным феноменом [4].
Хотелось бы воспользоваться данным М.Л. Гаспаровым определением комментария как искусства перевода (см. его статью “Ю.М. Лотман и проблемы комментирования”): комментарий, на наш взгляд, — это перевод произведения с языка автора на тот язык, который комментатор считает релевантным для своей аудитории. В ближайшее время, вследствие размыкания и постепенного стирания границ национальных государств и одновременно формирования множества субкультур, существующих поверх и помимо этих границ, такой перевод станет насущной социальной и культурной потребностью (наряду с традиционным, “лингвистическим” переводом), поскольку только с его помощью возможно будет обеспечить коммуникацию между этими группами.
Новые компьютерные технологии, облегчая в некоторых отношениях работу комментатора, дают основания предъявлять к нему все большие требования. Очевидно, что эрудиция и умение видеть в тексте “темные” места и структуры по-прежнему — и не меньше, чем прежде, — остаются в числе важнейших базовых навыков комментатора, но в то же время на первый план сегодня выдвигается роль комментария прежде всего как историзирующего описания того или иного текста или явления. Историзация означает не только глубокие познания и тонкое чувство исторической эпохи, но и создающееся в ткани комментария напряжение между исследуемой эпохой прошлого и современностью. Образцы такого историзирующего сопряжения дают дневниковые записи Лидии Гинзбург о литературе начала XIX века или комментарии А.П. Чудакова, М.О. Чудаковой и Е.А. Тоддеса в подготовленном ими тыняновском томе “Поэтика. История литературы. Кино”.
При ускоренной смене информационных контекстов новое качество приобретает историческая память, которая становится более вместительной, но в антропологическом отношении и более “короткой”: зачастую подробного объяснения требуют тексты, написанные всего 10—12 лет назад, или факты и явления, совсем недавно казавшиеся общеизвестными (см. об этом статью Е. Михайлик в составе данного блока, а также тонкое замечание С. Кузнецова о “культурном расслоении” интеллектуального сообщества [5]). Поэтому комментарий должен восстанавливать не только утраченные смыслы прошлого (и, конечно, не “смыслы утраченного прошлого”: любое прошлое a priori утрачено), но и значимые результаты осмысления этого прошлого, зафиксированные в многочисленных “промежуточных” культурных слоях. Это необходимо не только для того, чтобы реконструировать историю рецепции и культурной памяти, но и для более объемного понимания комментируемых фрагментов или реалий произведения.
Публикуемые в этом блоке материалы отчетливо свидетельствуют о том, что в связи с изменившимся, но пока, к сожалению, неотрефлектированным статусом комментария в гуманитарном сообществе существует расслоение в понимании структуры, назначения и функции этого типа научной работы. Позитивным результатом такого рассогласования станет в ближайшем будущем складывание множества индивидуальных стратегий комментирования. На наш взгляд, опасаться следует лишь блокирования диалога и публичного обсуждения как общих (почти экзистенциальных) проблем, связанных с практикой комментирования, так и проблем более частных — позволим себе в заключение перечислить некоторые из них.
1. Каковы соотношение и связь текстологической и комментаторской деятельности? (О существовании нескольких точек зрения на эту проблему свидетельствует то, что на Лотмановских чтениях комментирование рассматривалось в отрыве от текстологической практики, а на “круглом столе” по вопросам текстологии [6] — в тесной связи с ней.)
2. Нуждаются ли в комментарии, а если да, то в комментарии какого рода, произведения литературы недавнего прошлого? Следует ли экстраполировать на такой комментарий принципы комментирования классических текстов?
И, в связи с первой из поставленных проблем — являются вариативность, множественность редакций и изменчивость текстов современной литературы предметом текстологического описания или исторического комментария?
3. Возможно и будет ли продуктивным создание новых синтетических жанров научного письма, которые совмещали бы исторический комментарий и “пристальное чтение” текстов (четкое разграничение этих практик проведено в публикуемой ниже статье С. Зенкина) в рамках жанра монографии или развернутой научной статьи? Может ли здесь оказаться плодотворным использования опыта герменевтических практик чтения? Первые примеры такого рода работ (правда, без эксплицированной рефлексии над спецификой их формы) можно обнаружить на страницах различных русскоязычных научных изданий, в том числе и нашего журнала.
М. Майофис
1) Редакция “НЛО” выражает глубокую признательность Институту высших гуманитарных исследований РГГУ и лично Е.П. Шумиловой за неоценимую помощь при составлении этого блока.
2) Пример другого рода — две книги, в которых поэты объясняют свои стихи в диалоге с критиком: Жданов И., Шатуновский М. Диалог-комментарий пятнадцати стихотворений Ивана Жданова. М., 1997. Золотоносов М., Кононов Н. З/К. СПб., 2002.
3) Рецензия на эту книгу будет опубликована в одном из ближайших номеров “НЛО”.
4) Отметим и постоянно идущую в последние годы на радиостанции “Эхо Москвы” серию передач “История одной песни”, где эстрадные композиторы или журналисты подробно излагают историю создания того или иного шлягера. Конечно, такая повсеместная историзация различных феноменов культуры является симптомом кризиса перспективного мышления и “проектов будущего” в современном российском обществе, но это — тема для отдельного разговора.
5) См.: Кузнецов С. По ту сторону быть и казаться╬ // НЛО. 2003. № 64. С. 196. Примеч. 11.
6) Подробнее см. в отчете И. Кукулина “Текстология как история мысли и общественная педагогика”.