(V Всероссийская научная конференция с международным участием. Омск, 29 сентября — 1 октября 2003 года)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 6, 2003
С 29 сентября по 1 октября в Омске проходила Всероссийская научная конференция «Культура и интеллигенция России». Подобные конференции регулярно, с периодичностью в два года, проводятся в Омске с 1997 года и собирают все новых и новых участников. Конференция этого года была уже пятой. Она была приурочена к десятилетнему юбилею Сибирского филиала Российского института культурологии Министерства культуры Российской Федерации. В роли организаторов конференции на этот раз выступили Омский государственный университет, Сибирский филиал Российского института культурологии, Омский областной музей изобразительных искусств им. М.А. Врубеля и Омское отделение Общества интеллектуальной истории. В работе конференции приняли участие представители различных научно-исследовательских институтов, музеев, архивов и вузов страны. Историки, этнологи, архивисты, искусствоведы, литературоведы и философы собрались в этом году в Омске для обсуждения насущных проблем изучения российской интеллигенции как феномена культуры.
Прекрасная осенняя погода, интерьеры музея изобразительных искусств, насыщенная культурная программа, включавшая прогулки по городу и концерт студентов факультета культуры и искусства ОмГУ, и, наконец (но далеко не в последнюю очередь), юбилейные чествования Сибирского филиала РИК послужили приятным обрамлением для серьезного содержательного разговора, который, как представляется, позволил выявить некоторые принципиальные проблемы в изучении истории российской интеллигенции.
Если рассматривать конференцию как целостный текст, то следует признать, что интрига была задана уже двумя первыми докладами, прозвучавшими на пленарном заседании. Полемика между докладчиками как бы обозначила крайние точки, полюса, к которым в большей или меньшей степени тяготели все выступающие. Порой трудно провести четкую демаркационную линию между исследованиями, выполненными в рамках того или иного подхода, но крайние позиции, пределы, обозначить можно, что и было сделано. Причем речь идет не только о работе конференции. Представляется, что в данном случае ситуация конференции отражает общие тенденции, существующие в науке относительно истории русской интеллигенции.
В докладе доктора философских наук А.С. Ахиезера (Институт народнохозяйственного прогнозирования РАН, Москва) «Проблема самоосмысления российской интеллигенции на рубеже нового века» была представлена точка зрения, которая достаточно легко встраивается в определенную устоявшуюся традицию. Эту традицию можно проследить, начиная с появления в лексиконе русской гуманитарной мысли самого слова «интеллигенция». Знаковыми для данной традиции будут имена Н.А. Бердяева (да и «Вехи» в целом), Г.П. Федотова и т.д. В основе лежат идеи об уникальности русской интеллигенции как феномена мировой культуры и об особой миссии, которую русская интеллигенция выполняла и должна выполнять в истории России. Понятно, что в этом случае интеллигенция рассматривается в первую очередь как носитель специфического «интеллигентского» сознания. По мнению докладчика, интеллигенция с ее пафосом служения народу и противостояния власти несет ответственность за революцию 1917 года, которая в данном случае рассматривается как историческая катастрофа. Сегодня миссия интеллигенции связана с ценностями творчества как личностного признания. Со ссылкой на идеи В.С. Библера докладчик говорил о том, что интеллигенция должна стремиться к «диалогу как форуму общественных сил», что в свою очередь должно стать основой «гражданского общества». Общество должно включать форум (диалог) общественных сил: крестьянских союзов, профсоюзов, творческих объединений, союзов интеллигенции, государственных сил.
Откровенно полемическим по отношению к «миссионерскому» подходу Ахиезера оказался второй доклад, прозвучавший на пленарном заседании. По мнению автора доклада «Интеллигенция VS Интеллектуалы» доктора искусствоведения К.Э. Разлогова (РИК, Москва), сам феномен российской интеллигенции не является чем-то уникальным для мировой истории, а культ особой миссии интеллигенции — рудимент закономерного, но пройденного этапа в развитии общества. Сейчас, в условиях потери «монополии на смыслы» как основной функции интеллигенции в обществе, он скорее даже мешает и жизни интеллигенции, и ее продуктивному научному изучению. Необходимо «нормализовать» интеллигенцию.
В качестве причины полемики достаточно указать на очевидную принадлежность авторов к различным интеллектуальным и идеологическим традициям. Но дело не только в этом, что и позволяет рассматривать данную полемику как значимую и интригообразующую. Важным оказывается некая, говоря языком классической науки, слитность «объекта» и «субъекта» изучения. Исследователи, занимающиеся изучением истории российской интеллигенции, на уровне социокультурной идентификации сами являются представителями интеллигенции. В силу этого научное исследование не просто содержит момент развития самосознания интеллигенции, но и является обоснованием собственного права на существование. Оно является разворачиванием идеологии интеллигенции в современных социальных условиях. Речь идет не столько о личных амбициях, сколько о социальной необходимости. Это не поиски новой «идеологии мандаринов», ученому необходимо убедить в первую очередь самого себя в том, для чего он нужен. Отсюда внимание к «выдающимся» деятелям культуры и «великим» произведениям прошлого, порой «не оцененным» современниками. Отсюда живучесть архаичной по сути «миссионерской» интенции.
Отсюда же вытекает и еще один принципиальный момент. Современная историческая наука с необходимостью теоретична. Изучение истории интеллигенции, о чем свидетельствует большинство докладов конференции, балансирует на грани между эмпирическим и теоретическим уровнем, воспринимая эту грань как принципиальный водораздел. В качестве тенденций можно отметить и профессиональные работы на уровне добротного фактажа, и «классическое теоретизирование», однако работ, дающих, по словам Л.П. Репиной, пример постоянного продуктивного «челночного движения от теории к факту и обратно», представлено было мало. А использование в качестве опоры отдельных отсылок к популярным ныне П. Бурдье и Ж. Деррида или не столь популярному К. Манхейму еще не дает гарантии выработки продуктивной и внутренне непротиворечивой методологии исследования.
Как уже говорилось, для большинства прозвучавших на конференции выступлений была характерна скрытая внутренняя борьба двух «интригообразующих» идей (с преобладанием второго подхода). В этой связи можно указать на информативный и профессиональный доклад А.В. Квакина (МГУ) о судьбе и значении архива Музея русской культуры в Сан-Франциско и весьма содержательный доклад В.П. Корзун (ОмГУ) о науковедческой концепции А.С. Лаппо-Данилевского. Большой интерес вызвал доклад Г.П. Мягкова (Казанский госуниверситет), посвященный специфике восприятия отечественной исторической наукой идей структурализма и постмодернизма. В.Г. Рыженко (ОмГУ) в своем докладе, основанном на архивных материалах, показала специфику формирования нового символического пространства города на примере памятника в сквере Героев Революции в Новосибирске. В интересном докладе С.С. Загребина (Челябинкий государственный университет) была предпринята попытка выделить три «художественные парадигмы» постсоветского театра (по мнению автора, их условно можно обозначить как «театр без иллюзий», «театр как миссия», «театр как товар»).
Работа конференции в последующие дни была организована по четырем секциям. Первая секция — «Научные сообщества. Личность ученого. Интеллектуальные ландшафты» — была посвящена в первую очередь обсуждению проблем истории научного сообщества как одной из составляющих частей интеллигенции. Следует отметить добротный профессионализм двух докладов, выполненных в рамках совершенно различных подходов. Это выступления А.В. Антощенко (Петрозаводский государственный университет), который предпринял попытку нарративного анализа статьи Г.П. Федотова «Трагедия интеллигенции», и М.А. Мамонтовой (ОмГУ), рассмотревшей в рамках антропологического подхода к истории науки впечатления о Москве петербургских историков начала ХХ века. Удачное сочетание теории и фактического материала позволило исследователям, как представляется, продуктивно решить поставленные задачи.
Из докладов следующих двух секций («Творческие поиски столичной и провинциальной интеллигенции. Проблемы сохранения, воссоединения, изучения культурного наследия» и «Миссия российской интеллигенции и интеллектуалов. Социокультурные характеристики. История деятельности») по тому же критерию выделяются доклады О.В. Мирошниковой (ОмГУ) «Кризис поэзии и диалог о спасительной миссии искусства в итоговых лирических книгах рубежа ХIХ — ХХ веков» и М.Е. Главацкого (УрГУ) «Мушкетер ХХ века: образ и судьба В.Е. Грум-Гржимайло».
На четвертой секции рассматривались различные аспекты взаимоотношения интеллигенции и власти. Наибольший интерес здесь вызвали доклады А.В. Голубева (Институт истории РАН, Москва) «Фашизм глазами провинциальной российской интеллигенции 1930-х годов» и В.Л. Кожевина (ОмГУ) «Социалисты-революционеры и “офицерский вопрос” весной 1917 года».
Таким образом, подводя итоги, следует признать, что конференция не стала прорывом в изучении истории российской интеллигенции (чего, пожалуй, странно было бы ожидать), но обозначила общие тенденции и проблемы современного «интеллигентоведения», что тоже немаловажно. Поиск «нормального» рационального научного дискурса в России еще не завершен, и хочется надеяться на продолжение этой работы, в том числе и в рамках последующих конференций.
Антон Свешников
(Омск)