Опубликовано в журнале НЛО, номер 4, 2003
дороги наверх, на тот хребет середины жизни,
после которого сущее — не столько напряжение,
сколько размеренность —
угасающая, вдумчивая и протяжённая.
Садриддин Айни пишет страдание
с инопланетной умиротворённостью,
примиряя, задумчиво примиряя нас с жизнью.
Зло изначально, но его гасит форма,
так что чрезмерность — это уже новое зло.
Такая простота слова значит покой души,
такой покой души называется пеплом страдания.
— Как только больной отец приходил в себя,
он непременно спрашивал:
“Полил ли ты джугару [2] второй раз?”
И когда наступил двадцатый день, он сказал “Пора”,
и когда я полил джугару, он скончался.
— Маму сначала поместили на носилки,
потом взгромоздили на двух ослов.
Из ее глаз капали дробные слезы,
и она успела сказать: “Жить тебе до тысячи лет!”
— Меня взвалили на спину какого-то низкорослого горца
и начали бить аршинными кизиловыми палками,
как бьют молотами кузнецы
по куску железа.
До счёта “семьдесят пять”, до самого конца истязания
я не проронил ни слезы.
Литература в советское время — самое прибыльное
и потому самое опасное предприятие
для образованного человека,
и рано или поздно вопрос встаёт в плоскости:
как сохранить себя?
Не отрекаться же от “Марша свободы” и “Дохунды”,
не возвращаться же в эмирскую Бухару,
не отрицать же грамотность и индустриализацию,
но можно так и не написать советский период воспоминаний,
можно за тридцать лет так и не выучить русского языка
(и только однажды выдать себя программным лозунгом:
“Литературовед умер!”),
можно до конца своих дней так и не улыбнуться.
Была ли в этом какая-то задняя мысль?
Едва ли, —
но, понявший истину во всём её зле,
он оставался верен как её главному руслу,
так и притокам, —
обращаясь вровень с жизнью,
без крайних движений.
Его чудачества,
вроде редкой скупости
и скрупулезной запасливости
вплоть до крышечек от “Боржома”
легко принять за простительную слабость
неординарной личности,
если бы мы не знали,
что человек со странностями —
это ошеломлённый человек.
Итак, теперь только и оставалось,
как потягивать насвой [3],
слушать музыку ная [4],
писать книги,
прекрасно понимая, что место под солнцем не исчерпывается
ни наградами правительства,
ни креслом в президиуме,
ни числом учеников.
1) Виктор Полещук родился в 1957 г. в Оренбургской области. В 1981 г. закончил Литературный институт им. Горького. Жил в Душанбе, работал ответственным секретарем журнала “Памир”. В результате гражданской войны в Таджикистане вынужден был переселиться в Россию. Живет в г. Гулькевичи Краснодарского края. Публиковал стихи и переводы с таджикского и персидского в журналах “Памир”, “Звезда Востока”, “Русская провинция”, “Всемирная литература”, “Смена”, “Арион”, “Знамя”, “Дружба народов”, в альманахах “Поэзия” и “Шелковый путь”, в коллективном сборнике “Время икс” (М., 1989), в “Антологии русского верлибра” (М., 1991) и др.
2) Джугара — однолетнее травянистое растение рода сорго.
3) Насвой — вид жевательного табака.
4) Най — род свирели.