Реквием в семи частях (1971—1988—2003)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 4, 2003
Es gibt keine Patriotische Kunst und keine patriotisch Wissenschaft.
Goethe
Написано осенью 1971 года, после трех недель, проведенных в одной московской больнице, — можно было бы назвать ее больницей “Для Бедных”, но такие дефиниции в тогдашней Москве не употреблялись.
Это, однако, была именно такая “Больница для Бедных”, я бы сказала — для очень Бедных; я бы сказала — для очень Бедных и очень Несчастных, — если такие определения и классификации “в тогдашней Москве” были бы употребительны. Я теперь не знаю — и тогда не знала, — какими медицинскими терминами определялся статус этой больницы. Но и теперь, и тогда мне было ясно: то была Больница для Неизлечимо Несчастных.
Буду ли я вспоминать и, вспоминая, описывать их лица? их взгляды? их голоса, заглушаемые болезнью и несчастиями? их неуверенный шаг в пустынных больничных лабиринтах? или вдруг, неожиданно, порою мелькающую тень робкой надежды в провалах полумертвых глаз? были это глаза? …нет, именно тогда, “вдруг”, “неожиданно”, пришло ко мне слово — откуда? куда? — не знаю, не знаю! — пришло слово “глазницы”. Это было первое мое Слово для Несчастных Сестер — для Сестер, ведь это были теперь мои Сестры, родные Сестры, роднее родных, кто может быть роднее Несчастных, по колено в беде?
Пришли, приходили и другие слова. Я сейчас не буду их произносить – они все навечно, накрепко, гвоздями в гроб, — заколочены в страницах, что раскрыты здесь перед вами.
Пришли, пришла и мелодия, песня ПЕСНЯ ГНОЙНОЙ СЕСТРЫ.
…
Сентябрь кончался, уходил сентябрь, начиналась пора ЛИСТОПАДА, ГНОЙНАЯ ПОРА, ГНЕВНАЯ ПОРА, ОСЕНЬ В ЛАЗАРЕТЕ НЕВИННЫХ СЕСТЕР, гнойных и гневных; осень в этом заброшенном углу, в заросшем углу — не могу сказать: “саду”, если это и был когда-то сад, или его подобие, то здесь нужны другие слова: был это ТРУП сада? СЛЕД сада? СМЕРТЬ сада? — в этом саду все рифмовалось со словом “СМЕРТЬ”.
Заросший травою, — травою ли? — странная трава под моими ногами давно перестала быть травою; растением; растущей жизнью, цветом, краской жизни, стравой, стержнем жизни, несущим живые соки для живых: желтые скелеты стеблей под моими ногами, желтые скелеты желтых листьев — мертвые ветви роняли, теряли мертвые листья — как люди теряют в год смерти и несчастий своих мертвых детей. Да, деревья в этом углу — деревья были тоже мертвецы из моих самых страшных и мучительных снов.
Жизнь прокляла этот угол, навсегда покинула его. И тихими шагами по стезе опрелой листвы пришла МЕРЗЛОТА, МЕРЗЬ, СМЕРЗЬ, — …..! ее тихие шаги шелестели в СМЕРЗЛОЙ листве — шаги Сестер — рядом, следом, шаги никуда и ниоткуда и никогда НИКОГДА НЕ ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ — волочились рядом, следом, бегом, бродом…
НИКОГДА НЕ ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ — а где был дом? куда вела дорога мертвого ЛИСТОПАДА?
…
Куда направлялись мертвые шаги?..
…
Мертвые шаги вели в МЕРТВЕЦКУЮ.
Это были две соседние камеры в полуподвальном этаже МЕРТВЕЦКОГО ДОМА.
И названия были: СМОТРОВАЯ — туда вели первые шаги “новоприбывших” — здесь СМОТРЕЛИ, ОСМАТРИВАЛИ, это был МЕДИЦИНСКИЙ ОСМОТР.
Недолгие — недлинные дни после СМОТРОВОЙ — после МЕДИЦИНСКОГО ОСМОТРА завершались в соседней камере. Название ее: МЕРТВЕЦКАЯ.
Таков был путь ГНОЙНЫХ СЕСТЕР. Дорога ГНОЙНОГО ЛИСТОПАДА.
Я тогда думала — и теперь думаю — дорога Сестер на этом не кончалась. Их голоса и голоса их шагов среди мертвой листвы слышны еще сейчас в мертвой листве.
Мертвая гнойная листва еще лежит на этом пути, на этих дорогах. А если на других путях, на других дорогах, например, на дорогах ветра, что, как говорят, окутывает Вселенную, или на дорогах осенних дождей, которые ОМЫВАЮТ мертвую листву, но не смывают следы, — следы мертвых шагов — то, думаю, и на этих дорогах навсегда сохраняются следы недожитой жизни. Здесь их постоянное место, здесь им уготован Вечный Покой —
Я думаю так: на дорогах ветра, дождей, снегов, вечного льда (Requiem aeternam dona eis) эти Мертвые получат вечную и не омраченную воспоминаниями покойную тихую жизнь. Requiescat in pace.
Сегодня их голоса оживают в звуках и буквах, в знаках человеческой руки.
Requiem aeternam dona eis.
Слушая ветер, ВЕТРА ВОЙ, думайте о Сестрах из Лазарета Мертвых шагов.
…Lacrimosa dies illa…
КОГДА БЫЛ НАПИСАН РЕКВИЕМ?
Уже сказано: осенью 1971 года. Где? В одном московском доме. Кем? Автором.
Можно говорить — рассказывать “от первого лица”. Можно — “от третьего”. Но рассказ будет короткий и рассказывать почти нечего. Этот текст был написан, как говорят, “одним взмахом” или “одним ударом”, страницы шли — бежали — одна за другой, без единой (почти) остановки, написано было “за один присест” и без единой помарки. Сейчас мне кажется это почти невероятным: такой сложный текст, огромная партитура — и без единой помарки, без единого исправления? Но это было именно так. Первоначальная рукопись до сих пор сохраняется в моем архиве и удивляет меня своей строгой законченностью. Возможно ли “именно так”? Да, вероятно, именно так и возможно, если Автор работает, не связывая себя ни со временем, ни с пресловутым “пространством” (“пространство” были: 15 кв. м потолка, столько же — поверхности под ногами и вокруг этого всего — четыре стены, даже не оклеенные обоями) и не идентифицируя себя с деятелями “бранша”, что жили и трудились в этом же городе, но на других улицах и в других комнатах; а главное — не идентифицируя себя с авторитетами “бранша” и с его законами. — Автор работал над этим текстом, ощущая и видя себя в свободном пространстве, и во времени, свободном от календарных сроков. Что касается “Авторитетов бранша”, то я думаю, что для каждого серьезного Автора существует лишь такой Авторитет: Авторитет авторской совести и Авторитет или, если хотите, императив искусства. Дело в том, что планета “Искусство” вращается в особых и обособленных пространствах и часы Искусства измеряют иное, особое и обособленное время, текущее по особым каналам.
Я знаю, что говорю “очень неточно”, вспоминаю слова одного из героев Достоевского (“Вы ужасно неточно выражаетесь, но я понимаю <…> вы гораздо более знаете и понимаете, чем можете выразить <…>” — Подросток. Ч. 3. Гл. 1, III), — существуют темы и предметы, о которых почти невозможно говорить “точнее”. Если перефразировать много раз перефразированные слова одного венского философа, то не лучше ли молчать об этих предметах и темах? Но молчать еще труднее.
Возвращаясь к тексту “Реквиема”: Автор работал над этим текстом, подчиняясь неумолимому императиву: сделать как можно более или как невозможно более точный отпечаток, слепок, ОБЪЕКТ, живую модель жизни, той жизни, что кипела, бушевала, волновалась — где? — внутри “Я-Мира”? “Я-Дыхания”? — в мозгу? — в крови? — в глазах, что смотрели в НЕВИДИМОЕ и ВИДЕЛИ: заглохший умирающий сад; заглохшую умершую жизнь; мертвых калек, калик перехожих, бредущих по мертвой листве желтого гнойного цвета; это был шум крови — своей и не-своей — что гудел денно и нощно в ушах, не давая заснуть, не умолкая ни на мгновение. Все это переливалось в мелодии слов — они возникали неожиданно и текли на бумагу, превращались в знаки слов, в черты или очертания букв — надо было как можно скорее и как можно точнее записать эту стенограмму — ее диктовала Смерть — или Жизнь, до сих пор неизвестно.
Трудно, невозможно трудно даже сегодня, спустя тридцать лет или более, описать этот мучительнейший процесс: переводить на бумагу и в знаки желтую Смерть; мертвую Жизнь; петь знаками мелодии мертвых голосов; шум опрелой желтой листвы под ногами. Иногда хотелось зашифровать стенограмму навсегда, чаще — раскрыть на все времена, подарить ключ новым неизвестным глазам, чтобы читали всегда эту запись Уничтоженной Жизни, уничтоженных жизней; но эти мучительные колебания между гибелью и надеждой сопровождают, вероятно, любое свершение в пределах искусства.
Теперь вот о чем: Работа сделана. Рукопись готова — так решил тогда Автор. Готовая рукопись лежит перед глазами Автора. И только теперь, читая, как бы впервые, Автор видит, понимает и чувствует, что эта рукопись не имеет никакой связи с повседневностью, с бытующей или бытовавшей тогда “литературной жизнью”, с работами других авторов, Авторитетов Бранша. Но Автор не был бы Автором, если бы эта проблема “несходства”, “необычности” (может ли искусство быть “обычным”? “привычным”? — тогда оно не было бы, не будет — не может быть — искусством) интересовала его.
РЕКВИЕМ “Осень в Лазарете Невинных Сестер” есть новая — по сравнению с тем, что бытовало в 1970-е годы в русской литературе, — модель искусства. Чтобы убедиться в этом, достаточно открыть любую книгу любого московского или петербургского автора — будь то “Гослитиздат”, “Самиздат” или любая иная инстанция. Более того: это чуждая там и тогда, для тех лет, для тех мест и вообще для того — того пространства и времени модель чуждого искусства.
То есть чуждого ТОМУ ТОГДА и ТАМ. Но ведь одно дело — работать, готовить какую-то новую жизнь для новой жизни. Другое дело — куда поведет и куда отправится эта новая жизнь.
В душные заросли “БРАНША”? Но там не было места для подобного.
И не об этом думал Автор, работая свою работу.
Это не дело Автора — оценивать работу. Она должна говорить сама за себя.
“Великое”: “прочтут — не прочтут” — проблема не для Автора и даже не для Великого Неизвестного Фантома — “читатель”.
Нет, искусство не совершается в потемках хорошо смазанных механизмов литературной или иной индустрии.
Когда я, спустя 25 больничных дней, вернулась домой, то почти тотчас же, еще в пальто, села за стол, или за то, что мне служило столом, — и начала ЗАПИСЫВАТЬ. Не писать вовсе, но — ЗАПИСЫВАТЬ ПАРТИТУРУ. Ни о каких “творческих планах” я тогда не думала, да и никогда не думала.
Нет, искусство не пасется на лужайках коллективной общественной “мысли”. Искусство — дикая, непроходимая заросль, сквозь колючие ветки которой продираешься окровавленными руками и стертыми в кровь подошвами.
Здесь не к кому “прислушиваться” и не на кого “оглядываться”. Ты один здесь, один на один с собой, своими глазами, руками, ушами и головой.
То, что ты здесь делаешь — в первобытном одиночестве и космической глуши, ты делаешь ОДИН и САМ (одна, сама). Это имманентно всегда и постоянно будет нечто НОВОЕ, ДРУГОЕ, НЕПОХОЖЕЕ, сотворенное только ОДНАЖДЫ и в ЕДИНСТВЕННОМ ЧИСЛЕ.
Вот почему — и также по многим другим причинам — надо сказать, что РЕКВИЕМ “ОСЕНЬ В ЛАЗАРЕТЕ НЕВИННЫХ СЕСТЕР” — новая модель и “новое слово”.
Чтобы сказать это СЛОВО, Автору надо было родиться — там-то и тогда-то, любить то и это, читать такие и не такие книги, играть на тех или иных музыкальных инструментах, и в данном частном случае — уже с детских лет читать партитуры Моцарта, Бетховена и др. — чтение партитур для симфонического оркестра полностью перестраивает мышление, делает его стерео-скопично-фоничным, объемным, многолинейным. И вот разгадка архитектоники текста — Автор РЕКВИЕМА “Осень в Лазарете Невинных Сестер” думал-мыслил многопланово, “пластами”, они возникали спонтанно и ложились на бумагу готовыми структурами. Ведь когда дирижер смотрит на страницу партитуры, он читает ее не сверху — вниз и не снизу — вверх, но читает, объемлет ее зрением всю в целом, а также каждую строку одновременно и в соединенном звучании с другими строками. Прибавьте к этому необходимость молниеносно транспонировать — то есть мысленно переводить тот или иной инструмент из “написанной” тональности — в реально звучащую (к таким инструментам относятся инструменты “деревянной” группы), например, написано одно, но реально звучит другое, и это “другое” надо молниеносно “перевести” в главную тональность, то есть в ту, которая звучит в данный момент. А моменты меняются моментально. И еще: страница нормальной более или менее современной партитуры (скажем, начиная с Бетховена и дальше — к Брамсу, и дальше — к Вагнеру) состоит из 30—40 строк, а то и больше, много больше. Их надо видеть, читать, слышать и ощущать и мысленно фиксировать одновременно. И вот если человек с детских лет привыкает к такой системе мышления, то, разумеется, он навсегда распростился с монолинейным мышлением, которое, конечно, имеет свои преимущества и сложности.
Я не хочу сказать, что люди, не читающие партитур, думают только и исключительно монолинейно. Есть Авторы, у которых на каждой странице звучит многоголосный хор, например Достоевский. У этого Автора каждый персонаж имеет свой неповторимый голос, есть эпизоды — как развернутые оперные сцены и т.д. (Об этом см. мои другие работы.)
Возвращаясь к структуре текста РЕКВИЕМ “ОСЕНЬ В ЛАЗАРЕТЕ НЕВИННЫХ СЕСТЕР”: пространный экскурс в “страну партитур” (прошу Редактора не сокращать) потребовался для объяснения двух слагаемых текста — его архитектоники, которая сложилась естественно и спонтанно, в результате годами культивировавшейся системы мышления, и элементов текста, его “строительных единиц”. Эти единицы: 1) слово как цельный элемент; 2) слог — тоже как цельный, самостоятельный элемент в его “первозданном” значении и смысле; 3) сочетание этих элементов; их звуковые сцепления, — здесь Автор приходил к интереснейшим результатам и наблюдениям, например, какое многомерное звуковое родство связывает языки латинский, русский и немецкий; не говоря уже о других аспектах родства и контраста. К сожалению, обстоятельства вынуждают меня здесь прекратить размышления на эту тему, так что — до другого раза!
Все сказанное здесь, на этих страницах, не следует понимать как провозглашение какого-то универсального тезиса или закона. Нет, имелся и имеется в виду один-единственный частный случай (мы не знаем, однако, куда ведут “частные случаи” и какая суждена им жизнь в пространствах будущего): на мышление данного автора чтение партитур произвело именно такое воздействие. Есть, конечно, авторы, никогда не прочитавшие ни одной партитуры и, тем не менее, мыслящие или мыслившие “многомерно”… Есть также авторы, склонные мыслить “монолинейно”, “по законам евклидовой геометрии”. О мышлении “по законам евклидовой геометрии” много размышлял Достоевский, получивший, как известно, математическое (техническое) образование. Структура текста в его произведениях ведет свое происхождение из многих источников, о которых здесь не место говорить.
Что бы то ни было — партитуры ли, математические ли упражнения, изучение ли древних языков — латинского, древнегреческого, древнееврейского (Гёте), путешествия ли или другие обстоятельства, — у каждого автора текст “течет”, “проистекает” из разных источников и по-разному, и, думается, это не лишено смысла, если автор анализирует свое мышление и пытается сообщить — опубликовать “тайные пути”, по которым идут его мысли и откуда они приходят, и почему именно так, а не этак. Конечно, мне могут возразить, что работа, готовый результат говорит сам за себя… но это уже другая материя.
Здесь было указано на особенности мышления автора, особенности, ставшие причиной и основой для именно такой модели, которая была необычной в ландшафте времени и места. Но она была и остается нормальным явлением в ландшафте, — объединенном ландшафте общей культуры, которая соединяет усилия людей во всех областях искусства. Я много раз говорила и повторю опять: слово, произнесенное и начертанное, музыка, услышанная и артикулированная, “немые линии”, краски и светотень являются частью единого и неделимого ЦЕЛОГО, имя которого еще не найдено.
Особенности мышления автора и особенности биографии автора вызвали к жизни модель, которая объединяет логику и внутренние законы, казалось бы, различных видов искусства. Но, если подобная модель удалась, то она дает подтверждение для вышедшего “на свет” еще одного тайного закона искусства: оно существует во многих обличиях или, если хотите, “ликах”, “лицах”, но подчинено ЕДИНОМУ ЗАКОНУ структуры, который мы называем словом — гармония. Задача автора — искать и найти эту гармонию, не отвлекаясь внешними, посторонними обстоятельствами и прислушиваясь лишь к внутренним голосам. Модель, выработанная при таких условиях, будет явлением новым и беспрецедентным.
Эти страницы — попытка (возможно, безуспешная) автора осмыслить и защитить принципы своей авторской работы. И, как всякая АВТОРская работа, она представляется автору единственной и беспрецедентной.
Важно, однако, установить, что данная модель действительно впервые осуществлена и не имеет предшественников. Если мне возразят, что такой случай невозможен, то я не соглашусь, ссылаясь на свой скромный опыт и на подобные случаи в науке и технике, защищаемые патентом (в качестве патента я могла бы предъявить исследование В. Руднева “Стихосложение Е. М<нацакано>вой”, заканчивающееся выводом: “В русской стихотворной культуре Нового времени, как кажется, такая система стиха является беспрецедентной” — Митин журнал. № 45—46), а также статью Д. Янечека с подробным анализом языка “РЕКВИЕМА” и указанием на проникновение и использование в тексте музыкальных структур. Примиримся же с этой неумолимой реальностью и простим Автору Реквиема “ОСЕНЬ В ЛАЗАРЕТЕ НЕВИННЫХ СЕСТЕР” некоторые странности и слабости натуры, а также его (ее) непоколебимую веру в истинность и правоту свободного Искусства, которое свободно творит свой свободный закон и свободно избирает своих законодателей.
Е. М.-Н.
Постскриптум
Здесь впервые публикуется ТРЕТЬЯ редакция моей работы РЕКВИЕМ “ОСЕНЬ В ЛАЗАРЕТЕ НЕВИННЫХ СЕСТЕР”.
Краткая справка: первая редакция опубликована в Альманахе “Аполлон 77” Михаилом ШЕМЯКИНЫМ с его, по моему скромному мнению, великолепной иллюстрацией — грандиозной картиной, выполненной в черно-белых тонах.
В 1988 году я сделала ВТОРУЮ редакцию текста, так как к этому времени закончила работу над НЕМЕЦКИМ ВАРИАНТОМ и в связи с обновленной концепцией (общей), которой потребовал текст на другом языке, — это не был перевод, но ВАРИАНТ на другом языке, — внесла в русский текст некоторые дополнения. Некоторые эпизоды ч. 7 были откорректированы и частично написаны заново.
Месяц назад, готовя и просматривая текст для публикации в данном номере журнала “НЛО”, я внесла еще некоторые небольшие изменения и дополнения (например, изменив заглавие Первой части, кое-что в латинском тексте и т.д.), что дает право считать данную публикацию ПЕРВОЙ публикацией третьей редакции Реквиема.
ОСЕНЬ В ЛАЗАРЕТЕ НЕВИННЫХ СЕСТЕР
Реквием в семи частях
Посвящается М.-N.-Е.
1. И видел я в деснице у Сидящего
на престоле книгу, написанную внутри
и запечатанную семью печатями…
2. НЕ ТВОРИТЕ ДЕЛА ЗЛОГО
МСТЯТ ЖЕСТОКО МЕРТВЕЦЫ
3. Слушай же, Сальери,
мой requiem…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
SEPTUOGESIMA
В Лазарете Сестер Неповинных — сентябрь погибели
September. Septimus. Седьмой гнойной
Круг на Небе Седьмом
Небо меркнет в глазах, Брат Septimus, Брат Septimus,
ты Горят и гноят и гноятся
листья пустые
листаешь. глазницы!
Брат Септимус едва ли
едва ли е два бо два ли
либо два бо три ли
ли два бо много
ли там бы
бо два ли ло
бо три ли
бо много там бы либо много там бы
ло ло либо бы
невидимых ло
братьев
Брат Septimus! Брат!
болят
брат брат горят
Брат Septimus, горят
ты ли
бо ты
листья
листаешь?
невинных
невидных
недвижных
сестер невид
имо невид
имых недвижимо
бреченных
Брат Septimus, сестер
Брат обреченных
болят
брат Брат!
брат болят
гноят и гноятся и гноят
гноятся и гноятся
гноятся пустые
глазницы сестер
пустые обреченных
глазницы! погибели гнойной
гнойной
много там грозной
бы
ло там не Брат Септимус,
было не горят и гноятся
видных не пустые
движных глазницы!
невидимых
братьев либо много там бы
ло там ли
Брат Septimus, бо там
ты ли либо три едва
ты ли
листья ли бо два
листаешь? СЕМЬЮ СЕМЕРО БЫЛО ТАМ ИХ
СОСТРАДАЮЩИХ БРАТЬЕВ
недвижных сестер
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
*
лазарь лазарь брат
дрожат мои мертвые руки
мои мертвые руки над постелью
дрожат над постелью на не
и век не на
не спят век не век не
и вечно на
не на
спится мне не вечно на
мне не не не мне не вечно
спится мне не мне не ны мои руки на
не мне присно не вечно над
вечно и вечно не мне не ны не над постелью не
спят спящих неспящих не
в домовине зрячих не зрячих не
в домовине уснувших зримых незримо
уснувших дрожащих
в приделе неспящих зовущих
не грядущих
спят лазарь — брат незрячих бредущих
брат над прахом
всех уснувших заблудших лазарь лазарь —
как брат безмерно
безмерно дрожат
скорбят брат смертельно
лазарь — дрожат
брат брат брат мои желтые
неспящих уснувших руки брат
как безмерно смертельно
скорбят дрожат
брат мои мертвые руки
скорбят мертвые руки
и дрожат дрожат руки мертвые
мои руки непрестанно
мертвые гноятся
руки дрожат мои брат лазарь брат
мертвые лазарь брат спящих кровью
мои руки — окропи гнойною гневных
животворною гнойных животворною
над постелью уснувших гнойных
брат лазарь окропи душу мертвых
мои руки навек в домовине
веки навек уснувших
мои в домовине
руки навек живущих
в домовине в домовине
E. Netzkowa (Е. Мнацаканьян)
Москва 1971 — Wien 2003
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ПЕСНЯ ГНОЙНЫХ СЕСТЕР
ГОСТЬЕЙ ГНОЙНОЙ НЕЗВАНОЙ ХОЖУ ПО ДОМАМ
ЛИСТЬЯ ГНОЙНЫЕ ШЛЕЙФОМ БЬЮТ ПО НОГАМ
ГНОЙНЫХ ЛИСТЬЕВ КОРОНА СИЯЕТ ВЕНЦОМ
ВЫСОКО НАД БЕСКРОВНЫМ ЛИЦОМ
ГОСТЬЕЙ ГНОЙНОЙ ПРОЙДУСЬ ПО ЗЕМЛЕ
ПО ГНИЮЩЕЙ ОПРЕЛОЙ СТЕЗЕ
ЛИСТОПАД ЛИСТОПАД ЗОЛОТОЙ
НИКОГДА НЕ ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ
АХ НЕ НАДО МНЕ БОЛЬШЕ РОДНИ
СКРОРОТАЮ НЕДЛИННЫЕ ДНИ
СХОРОНЮ ЗАПОЗДАЛЫЙ СВОЙ ВЕК
В ЛАЗАРЕТЕ НЕДОЛГИХ КАЛЕК
ЛЕЙСЯ ЛЕЙСЯ ПОСТЫЛАЯ КРОВЬ
РАСПОЛЗАЙСЯ ПОСТЫДНАЯ ПЛОТЬ
СУКРОВИЦЕЮ ПЛОТНОЙ ПРИКРОЙ
ГЛАЗ НЕВИДЯЩИХ СТУДЕНЬ ГУСТОЙ
ГЛАЗ НЕЗРЯЧИХ ОСТУДУ И ЗНОЙ
ОКРОПИ НЕПРОЛИТОЙ СЛЕЗОЙ
ЛИСТОПАД ЛИСТОПАД ЗОЛОТОЙ
НИКОГДА НЕ ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ
НЕ УЙТИ ОТ ПОГИБЕЛИ ЗЛОЙ
НЕ СОЙТИ СО СТЕЗИ РОКОВОЙ
Я СКОНЧАЮ НЕДЛИННЫЙ СВОЙ ВЕК
В ЛАЗАРЕТЕ НЕВИННЫХ КАЛЕК
В ЛАЗАРЕТЕ НЕВИДНЫХ НАВЕК
В ЛАЗАРЕТЕ НЕВИДНЫХ ВОВЕК
В ЛАЗАРЕТЕ НЕВИДЯЩИХ ВЕК
В ЛАЗАРЕТЕ ГНОЯЩИХСЯ ВЕК
В ЛАЗАРЕТЕ ГРЯДУЩИХ ВОВЕК
В ЛАЗАРЕТЕ ГУЛЯЩИХ НИВЕСТЬ
В ЛАЗАРЕТЕ БЛУДЯЩИХ НЕВЕСТ
В ЛАЗАРЕТЕ БЕСЧАСТНЫХ НЕ СЧЕСТЬ
В ЛАЗАРЕТЕ БРЕДУЩИХ ОКРЕСТ
В ЛАЗАРЕТЕ БЕГУЩИХ ОТ МЕСТ
В ЛАЗАРЕТЕ ОТМЩЕНИЯ НЕСТЬ
ЛАЗАРЕТ ЛАЗАРЕТ
НАААЗАААРЕЕЕЕТ!!!!….
E. Netzkowa (Е. Мнацаканьян)
Москва 1971 — Wien 1988 / 1998
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
RECORDARE, IESU
Вторая редакция, 1988 / 1998
Сестра говорит Сестре:
— Никогда, никогда не забыть:
“СМОТРОВАЯ”
“ПЕРЕВЯЗОЧНАЯ”
“БУФЕТ”
(щи прогорклые — чадом, чадом)
“ПРОЗЕКТОРСКАЯ” — где-то здесь
где-то рядом
там
где-то рядом
следом
шагом
— Никогда, никогда не забыть
— навсегда —
никогда не забуду, Сестра:
где-то рядом
шагом
следом
позади
впереди
(погляди) —
мимо
мимо
следом мимо
следные мимо
сердные ми ми ми
лосердные мимо
сердные мило
смертные
братья мнимо
сердия братья
санитары? Мнимо
сердные братья мимо
смерти —
несут
мимо
мимо следа мимо
шагом мимо рядом
— следом —
несут:
это длинное что-то
это долгое что-то
это долгое-долгое вечное? Свечное?
Это что-то
Это это
Деревянное
Вечное вечно
Несут
Деревянное долгое
Долго долго
Долго
Несут:
Саван белый негнущийся —
Шагом шагом шагом
Рядом саван саа ваан саа се Се
Стра говорит Сестре:
— Никогда не забыть никогда и нигде уж не
Быть нам нигде уж не быть не забыть:
— Погляди погляди
впереди
позади
это что-то деревянное ЭТО
это Это
несут:
шагом рядом ядом то рядом то следом:
несут
деревянное долгое долгое
вечное
вечное
несут
шагом рядом то ядом то следом
белым ядом взглядом ядом как
взглядом
Сестра говорит Сестре:
— Погляди, погляди
белым взглядом:
— Над оградой
наградой
— белым взглядом — сентябрь
над оградой! Белым взглядом — се
сентябрь сентябрь се
стра говорит Сестре:
— Погляди — не гляди:
впереди — шагом белым —
сентябрь, сентябрь
над белым над взглядом над моим над слепым над
святым над светящимся взглядом — белым ядом
как взглядом — сентябрь се Septimus се
н т я б р ь се Се
стра говорит Сестре:
— Никогда, никогда не забыть:
“СМОТРОВАЯ”… Никогда… не забыть:
“СМОТРОВАЯ”. “БУФЕТ”. “ПРОЗЕКТОРСКАЯ”.
Никогда не забыть: “СМОТРОВАЯ”.
“СМОТРОВАЯ”. Не забыть.
Сестра говорит Сестре:
— Как болят! Как слепят!
Как слепились
пустые глазницы!
E. Netzkowa (Е. Мнацаканьян)
Москва 1971 — Wien 1988 / 1998 / 2003
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ПЕСНЯ МИЛОСЕРДНОГО БРАТА
В лазарете Сестер Неповинных – Рядом
Сентябрь… Бродит брат
Ходит смех Следом
бродит смех По колено
У ворот В дожде дожде в
Октября дожде вежды везде в беде
Бродит брат вежды гноем струятся слепятся
Бродит брод Шаг за шагом в беде
Бродит бред брат брат брод брод В Лазарете Сестер Непотребных — ненастье
итбратброд в беде везде в дожде
итбраток шаг за шагом в дожде
тябрябро шаг за шагом шаг шаг шаг за шагом
В Лазарете Сестер Неподвижных – брат за братом за бродом забродит
октябрь… бродит брод
Ходит смех итбратоктября по коленоброд
Бродит смерть в беде братбродбраток
Ходит снег тябрябродитбред бродитбродбро
По колено дитбраток
В дожде тябрябродитбратзабродомбрат
Бродит брат забратомбратзабратомбратбро
Шаг за шагом дит
БРАТ! Болят и гноят и гноятся пустые глазницы!
бродитбратбредитбредбродбратбре
дитбредетбредетвпередбредетбредетбрат
БРАТ! Болят и скорбят и струятся пустые
глазницы!
В лазарете Сестер Непокойных – покойник…
бродитбратбродитбредитбредбратбродбро
дитбредет в беде в беде в дожде в дождь в дожде вежды струятся слепятся
дождедаждьдаждьдаждьдаждьнам днесьднесьвесьв беде
в беде в воде везде вбедевводе в аду в воде в дожде
по колено в беде
везде вездеводевездевдожде
везде
воде везде везде везла весле веселе веселавесла на весле на
веселе навеселе навсегда
весела
вездевбедеводевадувдождевезде
в беде
СЕМЬЮ СЕМЕРО БЫЛО ИХ ТАМ СОСТРАДАЮЩИХ БРАТЬЕВ!
по колено в беде
Ходит вброд
Бродит бред
БРАТ!
КАК БОЛЯТ!
КАК БРАТ!
СТРУЯТСЯ СЛЕПЫЕ ГЛАЗНИЦЫ!
СТРУЯТСЯ!
вездевбеде воде в воде вдожде в беде
везла
весела вдожде в воде
весела слеза по колено в беде
весела
везла
вела весела всегда
весела всегда
слегла
залегла
БРАТ! БОЛЯТ
БРАТ! СТРУЯТСЯ
СЛЕПЫЕ ГЛАЗНИЦЫ!
легла слегла слегла
слегка залегла
весела весела
весела весела
весела
E. Netzkowa (Е. Мнацаканьян)
Москва 1971 — Wien 2003
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
REQUIEM AETERNAM
лазаретес
СТЕРНЕПОДВЛ
астныхненастьене
настныхненастьене
счастныхнечестнечёт
ных — ненастье
несчётных — несчастье
неслышных — настанет
нестанет не встанет не стонет
не стынет
не станет
не встанет
остыло
холит брат ходит брат ходит брат брат брат брат
Септимус листаешь ты листья листаешь ли листаешь ли
стопад листопад надо мной надо мной никогда не забыть
СМОТРОВОЙ смотровой смотровой смотровой
В лазарете Сестер Распростертых — покойно
спокойно спокойно покойник requiem requiem упокой упокой
никогда не забыть смотровой
никогда не забыть
никогда не забыть
смотровой смотровой смотровой смотровой упокой смотровой
никогда не вернуться
никогда не вернуться
домой домой домой смотровой смотровой упокой покой домой домой
лейся лейся простылая кровь
лейся лейся лейся простылая простылая простылая простылая стылая
лейся лейтесь шагом взглядом над взглядом шагом шагом лейтесь
шагом над взглядом ядом ядом лейтесь ядом взглядом взгляды лейтесь
лейтесь взгляды остылые простылые покойные пристойные пристойные
пристойные стоны стоны веселые лейтесь стоны веселые лейся кровь
стоны слезы веселые лейтесь шагом взглядом ядом веселые лейтесь
requiem aeternam dona eis: lux perpetua luceat eis
lux perpetua luceat eis
lux perpetua luceat eis
lux perpetua luceat eis
лейтесь лейтесь простылые простылые простылые остылые лейтесь
lux perpetua luceat eis lux perpetua luceat eis
плащаницей покройтесь покройтесь покройтесь поройтесь поройтесь
покойтесь покойтесь покайтесь покройтесь покойтесь по
ройтесь роитесь рейте recordare Iesu ты ли ты ли ты ли ты ли
стаешь стаей сестрицы стаей стаей станешь листаешь листаешь ты
ли ты ли ты ли брат брат лазарь брат брат брат брат лазарь брат
БРАТ СМЕРТЕЛЬНО СКОРБЯТ
брат смертельно летят смертельно смертельно смиренно смиренно летят
ах смиренно летят как во сне
как во вне вовне как во мне
охладелые руки во сне во сне
ах смертельно летят и скорбят
ах скорбят охладелые руки мои
мои вещие руки мои мои вечные
руки мои ах летят ах болят ах
РАТ! СМЕРТЕЛЬНО ЛЕТЯТ
брат брат ли ты ли ты ли листья листаешь? брат сентябрь ты ли
ЛИСТЬЯ ЛИСТАЕШЬ
ЛИСТОПАД ЛИСТОПАД ВЕТРОВОЙ ВЕТРОВОЙ
ветра вой надомной надо мной ветра вой вой вой ой ой ой теперь не
вернуться не вернусь я не вернусь я домой домой ой ветра вой
надо мной смотровой смотровой смертовой смертовой смертовой
смертовой световой световой световой
lux perpetua lux
ОЙ ТЕПЕРЬ НЕ ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ домой домой
домовой дома вой ветра вой
НИКОГДА НЕ ЗАБЫТЬ:
СМОТРОВАЯ
НИКОГДА НЕ ЗАБЫТЬ:
СМОТРОВАЯ
НИКОГДА НЕ ЗАБЫТЬ:
СМОТРОВАЯ
никогда не видать “Смотровой” смотровой смертовой смертовой световой
световой световой световой lux lux световой lux lux световой
световой световой световой световой световой световой световой
lux perpetua lux lux perpetua luceat eis lux lux
световой световой световой световой световой световой световой
лазарь — свет
лазарь — свят
лазарь — брат
БРАТ! СМЕРТЕЛЬНО
болят и горят и гниют
и гноят брат брат
БОЛЯТ брат брат
requiem, requiem, упокой, никогда не вернуться домой!
лазарь — брат
лазарь — свят
лазарь — свет
ОСВЕТИ
освети ослепи
ОСЛЕПИ
Requiem, Requiem, упокой, никогда не забыть СМОТРОВОЙ
— Как болят, как следят, как светят, как светятся, как слепнут, как слепнут
— КАК СВЕТЯТ —
слепые слепые светлые слеплые слиплые слепые
— СВЯТЫЕ СВЯТЫЕ —
слепые слепые светлые ослеплые слепые святые
— ГЛАЗНИЦЫ —
— Брат Septimus, как слепнут слепились светились осветились
святые слепые ресницы глазницы как слепнут светились слепились
смертельно смеялись смешались смеются сольются
слепые светлые слепые святые святые
сестрицы!
Lux perpetua luceat eis стоны слезы веселые лейтесь
Lux perpetua luceat eis стоны слезы веселые лейтесь
лазарь — брат
лазарь — свят
СЕМЬЮ СЕМЕРО БЫЛО ИХ ТАМ СЕМЬЮ СЕМЬ СЕМЬЯ сестрицы СЕМЬ семья семеро
семеро было было СЕМЬ СЕМЬЯ семь сестрицыы ах скорбят ах скорбят ах
летят брат брат скорбят братбродитбрат брат брат брат брод брод брод
ит брат смертельно скорбятбратбродбред бредит братбродит брод бродит
бред брат нет нет нет летят нет летят нет светят нет смеют нет смеются
струятся сольются сестрицы смейтесь лейтесь слейтесь слетитесь
сестрицы смейтесь слейтесь слетитесь смейтесь смертельно смеются
сестрицы смейтесь смейтесь смертию смерьтесь стоны веселые смейтесь стоны слезы
веселые лейтесь лейся плоть лейся лейтесь luceat лейтесь eis лейся
лейтесь luceat лейся eis лейтесь luceat лейся плоть eis лейся
лазарь — брат
лазарь — свят
брат смертельно слепят слепят ах болят ах светят ах слепят ах
слепятся светятся сомкнулись сестрицы лейтесь лейтесь летитесь
летите летите сестрицы летели светили смеялись сомкнулись
сестрицы летите сестрицы слейтесь лейте летите летите сестрицы
светились светитесь святитесь святитесь слейтесь светом лейтесь
светом вечным светите святые сестрицы luceat светом lux perpetua
вечным luceat eis предвечным luceat светом вечным luceat лейтесь eis,
лейтесь eis смейтесь eis слейтесь eis светитесь eis
святые eis святые ewig светом ewiges вечным eis
лейтесь eis ewiges eis
лейтесь lux luceat eis
святитесь ewiges eis
струитесь lux perpetua
светом luceat eis лейтесь luceat eis слетитесь luceat слетитесь eis
слейтесь luceat светом eis lux остылые perpetua постылые perpetua
лейтесь luceat eis
lux слейтесь luceat лейтесь eis вечно eis
лейтесь ewiges слейтесь ewiges лейтесь eis вечно ewig
eis разлейтесь eis lux
perpetua светом luceat
eis разлейся ewiges вечно
разлейся lux раз
eis
лей
тесь lux светом perpetua вечным
E. Netzkowa (Е. Мнацаканьян)
Москва 1971 — Wien 2003
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
RESURGAM
Я вернусь как смеются я вернусь как сойдутся
Я приду сойдутся я приду слепятся слепые
Я взгляну сестрицы я взгляну глазницы
я приду сквозь я взгляну сквозь слепые
я вернусь пустые я приду пустые пустые
я взгляну глазницы я войду сквозь глазницы
Взглядом я рядом тем взглядом мертвым взглядом
Мертвым тем ядом белым ядом я рядом мерным
тем ядом я рядом я рядом шагом мертвым
МЕРТВЫМ ШАГОМ МЕРЯНЫМ ШАГОМ
ПРОЙДУСЬ ПО ЗЕМЛЕ ПО ГНИЮЩЕЙ ОПРЕЛОЙ ИЗГНАНИЯ ТРОПЕ
ПО ГНИЮЩЕЙ ИЗГНАНИЯ СТЕЗЕ
REQUIEM, REQUIEM, УПОКОЙ, НИКОГДА НЕ ЗАБЫТЬ
СМОТРОВОЙ! Никогда не забыть СМОТРОВОЙ
Смотровой смотровой смерти вой смертный вой смертный вопль
Слушай, Брат, смертный вой! Слушай, Брат, Сестры вой, Сестры
Вопль! Слушай, Брат, смертный вопль: VOX TREMENDAE СМЕРТИ вой:
“Брааат! Боляааат! Брат! Болят!
Брат, болят, и слепят, и слепились ресницы! Брааат!
Болят и не видят слепые глазницы! Брааат! Боляааат!”
Слушай, Брат, Сестры вопль, Сестры вой, Сестры! Пой! Пой:
— Requiem, requiem, упокой! Никогда не забыть
“Смотровой” Смотровой смертовой смертовой световой световой
СВЕТОВОЙ:
LUX PERPETUA LUCEAT EIS DONA EIS REQUIEM DONA EIS dona
Ei dona ei эй, вернись, воротись, возвратись, обернись!
“Браааат! Боляааат! Брат, болят, и скорбят, и светят
слепые глазницы! Брат! Болят! Брат! Скорбят, и скорбеют,
замкнулись, не видят
пустые глазницы!
Браааат! Боляат!
Болят и скорбят, не живут и не тлеют мои мертвые руки,
Браааат! Боляат!
Мои мертвые мои гнойные, мои смертные, мои мертвые желтые
Руки, Брааат!
Скорбяааат
И болят, и скорбеют слепые глазницы! Rex tremendae majestatis
И болят, и скорбят Salva me, fons pietatis И слепились глазницы
Браат! Брааат!
Слушай, Брат, смертный вой Слушай, Брааат, Сестры
вопль:
“Брааат! Боляааат и гноят, и гнояатся, смеются
пустые глазницы!
Браааат! Слепились гноем
слепились
ресницы!
Брааат! Сцепились в тоске мои желтые мои мертвые
руки!
Брааат! Не поднять Не поднимутся мои мертвые
веки
вовеки!
Брааат! Брат! Не поднять Не поднимутся мертвые
Руки
погляди погляди посреди
среди вечныя смертныя
муки
Брат! Брат! Брат! Не поднять Не поднимутся
руки приветом вечным
последним
посреди
среди
поселений
вечности, Брат! Брааат! Навечно сцепились
молчат и недвижимы
вечные руки,
Брат! Слуууушаааай, Брааат, Слушаааай
Брат, слушай
Брат! Скорбеет и плачет Сестра
Посреди селения вечныя
Вечной разлуки!
Слуууушаааай, Брат… слууушааай… Брааат… Брааат?”
… … … … … … … …
МИЛОСЕРДИЯ СВЕТ MISERICORDIA et LUX AETERNA et LUX на земле на
Проклятой изгнания тропе ЛИСТОПАД ЛИСТОПАД ЗОЛОТОЙ ЗОЛОТОЙ
REQUIEM, requiem, упокой, нам и здесь не забыть СМОТРОВОЙ
СМЕРТОВОЙ СВЕТОВОЙ СВЕТОВОЙ СВЕТОВОЙ LUX LICHT LUCEAT E I S
DONA EIS EIS ewiglich eis ай, вернись, воротись, обратись, eis вернись
Ewig LUX ewiglich ewig LICHT LUCEAT EIS LUCEAT EIS ewig LICHT
EWIGLICHT EWIGLICH LUX PERPETUA ewiglich eis LUCEAT EIS LUCEAT EIS luceat eis ei
Эй вернись воротись обернись DONA EIS эй вернись обернись
DONA EIS ewiglich eis ewiges eis ewig eis REQUIEM AETERNAM DONA EIS dona eis ei
Возвратись превратись обернись обратись воротись ВОЗВРАТИСЬ вернись
Recordare, Jesu pie REX TREMENDAE MAJESTATIS я вернусь SALVA ME я вернусь DONA EIS
эй вернись о вернись обратись lux aeterna luceat eis ei эй вернись FONS PIETATIS я вернусь DIES
о, вернись обернись обратись о, войди обойди обведи обратись возвратись IRAE DIES DIES
я вернусь обернусь обращусь обрекусь обойдусь обведусь обращусь я вернусь ILLA DIES
surge Domine in requiem tuam surge RESURGAM resurgam SURGE resurgam RESURGAM
Возвращусь Обращусь Превращусь Обернусь О, вернись О, вернусь!
… … … … … … … …
Я вернусь я вернусь шагом меряным я рядом белым ядом
Возвращусь возвращусь мерным шагом взглядом тем взглядом
Обращусь превращусь мертвым шагом ядом я рядом
я вернусь CREDO! верю! credo! взглядом белым DIES светлым
я приду credo IRAE гряду я credo! я гряду слепым белым credo светлым
я гряду credo гряду приду CREDO! гряду взглядом светлым приду свет
LUX PERPETUA LUCEAT EIS DONA EIS REQUIEM DONA EIS DONA eis
эй вернись! возвратись! превратись! обратись! обернись! возвратись!
DONA EIS! эй вернись! dona eis! возвратись! возвратись! возвести!
я вернусь! взглядом белым взглядом белым взглядом вернусь
возвращусь! светлым взглядом тем ядом светлым светом возвращусь
возвещу! моим ядом белым я рядом слепым святым возвещу
СВЕТЛЫМ СВЕТОМ ВОЗВРАЩУСЬ
LUX PERPETUA LUCEAT EIS DONA EIS REQUIEM AETERNAM DONA EIS
REQUIEM, REQUIEM, УПОКОЙ, НАМ И ЗДЕСЬ НЕ ЗАБЫТЬ СМОТРОВОЙ!
НАМ И ЗДЕСЬ НЕ ИЗБЫТЬ СМЕРТОВОЙ НАМ И ЗДЕСЬ НЕ ЗАБЫТЬ НЕ ИЗБЫТЬ
НАМ НЕ БЫТЬ НЕ ЗАБЫТЬ СМОТРОВОЙ ВЕТРА ВОЙ VOX TREMENDAE vox voca
mecum benedictis LACRIMOSA DIES ILLA QUA RESURGET qua resurget QUA RESURGET
Я ВЕРНУСЬ Я СМЕЮСЬ Я СМЕХОМ Я СВЕТОМ СО СМЕРТЬЮ
ОБЕРНУСЬ ПОДНИМУСЬ ВЕРНУСЬ Я С МЕРТВЫМ СМЕЮСЬ
ПОДНИМУСЬ ПОСМЕЮСЬ ОБЕРНУСЬ Я СМЕРТЬЮ ПОХВАЛЮСЬ
Я СМЕРТЬЮ я светом я светочем свет очей горькой смертью своей
похвалюсь горьким смехом со смертью померяюсь я смеюсь похвалюсь
повернусь пройдусь гостьей гнойной пройдусь по земле по гниющей
проклятой стезе повернусь обернусь освещусь освящусь освящу
освещу осветить освятить ОСАННА TIBI GLORIA HOSANNA resurrexi
et adhus tecum sum ALLELUIA TIBI GLORIA HOSANNA et LUMEN perpetua
ШАГОМ МЕРЯНЫМ МЕРНЫМ ровным рядом ровным шагом ровным пройдусь
повернусь похвалюсь ГОРЬКИМ СМЕХОМ горьким веком своим
похвалюсь повернусь померяюсь ГОРЬКИМ ВЕКОМ СВОИМ померяюсь
со смертью СО СВЕТОМ LUX AETERNA ET возвращусь воплощусь
воплощу возвещу освещу освещусь VITA PERPETUA восславлю воспряну воспряну ВОССТАНУ
resurgam et vita perpetua RESURGAM resurgam RESURGAM resurgam resurgam resurgam
ИЗ ГРОБА resurgam воспряну восславлю ВОССТАНУ resurgam ИЗ ГРОБА resurgam ИЗ ГРОБА
CREDO! ГРЯДУ CREDO! ПРИДУ CREDO! ВЕРЮ: CREDO ПРИДУ credo ГРЯДУ гря
дущее рядом ядом я рядом credo! ГРЯДУ credo грядущее рядом я рядом
я шагом я ядом я рядом я взглядом как шагом как ядом как следом
я рядом я шагом я следом credo! верю! веришь? ПРИДУ! credo ГРЯДУ гря
душее рядом идущее следом светом с веком с роком сроком CREDO гряду
ряд за рядом за ря дом за ря дом за ря заря заря рядом заря за
рядом ряд за следом след за следом свет за светом шаг за шагом
миг за мигом гром за громом гроб за гробом за громом загробной
тенью из гроба resurgam восстану resurgam вопряну resurgam
из гроба и с громом и с небом и с веком и с ветом и с ветром
из гроба resurgam гряну resurgam не с веком L U X но светом
AETERNA СВЕТОМ И ГРОМОМ И НЕБОМ И РЯДОМ ИЗ ГРОБА CREDO ГРЯ
ДУЩЕЕ РЯДОМ ядом я рядом я шагом я следом я мигом я с роком не с веком со
СВЕТОМ рядом следом resurgam следом рядом следом и светом СВЕТОМ
горьким горькой померяться с небом со светом со смертью
веком вестью светом LUX горним померяться померяться
светом гряду своим гряду с небом помириться
за гробом и с громом и громом CREDO гряну CREDO гряду
ГРЯДУЩЕЕ РЯДОМ ЯДОМ Я РЯДОМ ГРЯДУЩЕЕ РЯДОМ Я ШАГОМ Я СЛЕДОМ Я С
ВЕКОМ НЕ С ВЕКОМ resurgam СМЕРТЬЮ CREDO Я ВЕРЮ! CREDO!! ВЕРИШЬ?
верю! веришь? приду! credo! гряду
рядом я рядом я взглядом
ядом белым ядом невидимым
я чудом я мигом я мимо
я рядом я шагом credo
я верю! CREDO! credo РЕ
кою волною грозой я шагом я мигом я мимо resurgam волною РЕ
кою волною я верю! CREDO! приду CREDO! гряну credo РЕ
квием, реквием, упокой! requiem aeternam resurgam requiem РЕ
сургам рекою волною водою весною resurgam resurgam РЕ
чною травою resurgam рекою волною RESURGAM волною
я шагом я рядом resurgam я бродом я бредом
я с небом я светом resurgam я смертью я с веком
я вестью невестой из гроба resurgam восстану
я рядом я громом RESURGAM resurgam
я небом resurgam! восстану я гряну
RE
SU
RG
AM
RESURREXIT
RE
SU
RG
AM
RE
SU
RG
AM
E. Netzkowa (Е. Мнацаканьян)
Москва 1971 — Wien 1988 / 1998