(Вручение Премии Андрея Белого, Интерьерный театр, Санкт-Петербург, 14—15 марта 2003 г.)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 4, 2003
Чего нам не хватает
14 марта 2003 года в санкт-петербургском Интерьерном театре, что на Невском, чествовали лауреатов Премии Андрея Белого за 2002 год.
На самом деле это торжественное событие должно было произойти тремя месяцами раньше, в декабре 2002 года, когда, собственно, и были названы имена лауреатов. Однако, как это ни удивительно, на сей раз присудить премии оказалось более простым делом, чем их вручить. Лауреаты в номинации “Гуманитарные исследования” Лена Силард и Вардан Айрапетян постоянно проживают за границей — кто в ближнем, кто в дальнем зарубежье, — и дата их приезда подлежала долгому предварительному согласованию. Михаил Гронас, лауреат в номинации “Поэзия”, работает в одном из университетов США. “Прозаический” лауреат Эдуард Лимонов находился в то время в еще более экстравагантном месте — в тюрьме. Так что церемонию пришлось отложить до лучших времен, когда хоть кто-нибудь из виновников торжества сможет добраться до города на Неве. Лучшие времена наступили вместе с первой весенней оттепелью.
Функции церемониймейстера взял на себя член жюри, поэт и литературный критик Александр Скидан. Он вел заседание и по традиции угощал прибывших лауреатов водкой и яблоками — символами вдохновения и культурного греха. Впрочем, лауреаты вкусили и того и другого чисто символически.
Прежде чем приступить к награждению лауреатов, от имени жюри выступил прозаик и литературный критик Борис Иванов. Он напомнил собравшимся историю Премии имени Андрея Белого и ее назначение: премия была учреждена в 1978 году при журнале “Часы” для поощрения литературы, независимой от соцреализма. Журнала уже давно не существует, соцреализм также отошел в глубь истории искусства, а премия продолжает свою работу — и в демократическую эпоху есть литература, которая нуждается в символической поддержке. Об этой функции премии вслед за Борисом Ивановым проникновенно высказался Илья Кукулин, представлявший журнал “НЛО”. По его мнению, Премия Андрея Белого является одним из немногих способов выразить мнение интеллектуала о том, чего очень не хватает.
После краткой увертюры перешли к чествованию лауреатов.
Человек мира
Лауреатом в номинации “Поэзия” был назван Михаил Гронас за книгу стихов “Дорогие сироты,”. Решение жюри было поручено представить поэту Елене Фанайловой, которая, не имея возможности приехать лично, исполнила свои обязанности заочно — прислала приветственное слово, зачитанное перед публикой Александром Скиданом.
Премиальные достоинства книги Гронаса Елена Фанайлова выразила в четкой и емкой формуле: “Дорогие сироты,” — это “обновление традиционного лиризма, сплав европейской формы и русской милости к малым мира сего”. Все дальнейшее в ее речи являлось развернутым комментарием к каждому составляющему этого трехчлена.
Лиризм Гронаса Елена Фанайлова охарактеризовала как неромантичный. Гронасу чужда позиция Иова или позиция стоика, востребованная с подачи Бродского неподцензурной лирикой последнего двадцатилетия [1].
Гронас обговаривает вещи вскользь, вбок, почти не фокусируя их, и тем самым создает новую оптику, позволяющую увидеть то, что обычно ускользает от обыденного внимания. Достигает он этого не прямым анатомическим описанием предмета, а за счет языкового моделирования переживания этого предмета. Персональный угол зрения позволяет разглядеть, что есть кто-то, чьи дела не очень хороши, а то и вовсе плохи, — дорогие поэту сироты, среди которых оказываются и люди, и вещи, и русские стихи. На этой ноте Елена Фанайлова завершила свое послание, и жюри нечего было к нему добавить, кроме диплома и символического рубля в конверте.
После политики
Если речь в адрес Михаила Гронаса звучала как хвалебный гимн победителю, то представление лауреата в номинации “Проза” больше походило на адвокатскую защиту. Выступивший от имени жюри литературовед, редактор журнала “Критическая масса” Глеб Морев сразу предупредил: все, что он будет говорить об Эдуарде Лимонове как о лауреате Премии Андрея Белого, не должно расцениваться как “похвальное слово о Лимонове-политике и богоборце”. Политическая незапятнанность премии должна служить тому гарантией. На всякий случай Морев обратил внимание публики на отсутствие в зале издателей Лимонова и его партийных товарищей. И дабы аполитичность жюри не была превратно истолкована, специально заметил, что премии чужды политические взгляды Лимонова, Проханова, “Ad Marginem” и иже с ними. Вящую парадоксальность ситуации Морев отметил даже не в том, что лауреатом премии становится человек чуждых политических устремлений, а в том, что премия институциализирует человека, который сам взламывает все институции, даже созданную им партию. Но такова работа критика, такова логика культуры.
“Книга воды”, подчеркнул Морев, — единственная из написанных Лимоновым в тюрьме книг, в которой нет ничего ни партийного, ни жизнестроительского. Это лирическая исповедь пораженца, близкая по духу к раннему и лучшему произведению Лимонова — “Дневнику неудачника”. А неудачник не может быть политиком. “Книга воды” ценна именно тем, что в ней есть только язык, который приходит на помощь тогда, когда больше уже уповать не на кого и не на что. Было бы против принципов жюри обходить вниманием этот языковой опыт, пусть он и исходит от человека отверженного и отвергаемого.
Герменевтика—I
Представлявший мнение жюри в номинации “Гуманитарные исследования” Виктор Лапицкий для начала объяснил своеобразие ситуации. В этом году вопреки традиции премия вручалась не одному, а двум номинантам — филологу и философу Вардану Айрапетяну за книгу “Толкуя слово. Опыт герменевтики по-русски” и филологу Лене Силард за книгу “Герметизм и герменевтика”. И если между этими работами невозможно было выбрать, то это значит, что премия в этом году вдвое дороже: каждая из них — абсолютный победитель.
Чтобы обозначить достоинства трактата Вардана Айрапетяна, Виктор Лапицкий не поскупился на обобщения. Здесь, сказал он, на кону стоит все обустройство мысленного поля современного русского языка и философского понимания современной ситуации. Лапицкий представил Айрапетяна как продолжателя магистральной философской проблематики ХХ века — от семантической теории Фердинанда де Соссюра к логическому анализу Витгенштейна, Dasein-анализу Хайдеггера, психоанализу Лакана и, наконец, деконструкции Деррида. К последней, считает Лапицкий, методология Айрапетяна типологически ближе всего. Айрапетян, подобно Деррида, расчищает мертвые завалы русского языка в поисках его исконных, глубинных смыслов. От исследователя такая работа требует взаимоисключающих качеств — широчайшей эрудиции и предельной свежести взгляда. Это трагический труд — заведомо бесконечный, направленный в пустоту. Но он дает свободу в пользовании словом.
Дабы столь лестная для лауреата оценка не показалась легковесным ритуальным пустословием, Лапицкий подкрепил свою речь мнением филолога Владимира Топорова, который не смог присутствовать на церемонии лично, но прислал “похвальное слово лауреату”. В этом слове Топоров назвал Айрапетяна автором трех выдающихся трудов по герменевтике русского языка и лучшим герменевтом страны. Сочетание точного расчета и интуиции, по мысли Топорова, ведет Айрапетяна к живой воде народной речи, к фольклору, к Далю, туда, где открывает себя сама народная Психея. Приобщение к этим истокам многого стоит — герменевтика в России только-только набирает обороты.
Герменевтика—II
Второго лауреата в номинации “Гуманитарные исследования” чествовал от имени жюри литературовед Александр Лавров. Он так же, как и его коллеги по жюри, начал с того, что отметил экстраординарность ситуации — впервые в истории премии она вручается исследователю творчества Андрея Белого. Правда, статьи о Белом, включенные в книгу “Герметизм и герменевтика”, составляют лишь малую часть работ Лены Силард о писателе. Силард — пионер и мастодонт отечественного и зарубежного “беловедения”. Первые ее статьи, опубликованные в середине 1960-х годов в Венгрии, заложили основу интерпретации творчества Белого на десятилетия вперед — в этих работах Силард изучала влияние Ницше на Белого, проводила параллели между Белым и Джойсом, Белым и Флоренским — все это еще до того, как были раскрыты многие архивы.
Однако, отметил Лавров, проблематика премированной книги еще шире, чем творчество Андрея Белого. Она вскрывает герметическую подоснову эстетических исканий русского символизма. Главным образом этот труд посвящен Вячеславу Иванову, хотя есть там также разделы об Ахматовой, Хлебникове и Иннокентии Анненском. Особенность методики Лены Силард заключается в глубинном погружении в изучаемые тексты, в их “темные словесные составы”, по выражению Вячеслава Иванова. Силард, по мнению Лаврова, умело раскрывает контексты и вскрывает закадровые смыслы — в этом состоит преимущество ее исследования на фоне других публикаций по столь модной сейчас теме герметизма в Серебряном веке.
Этика на поле эстетики
Пятым и последним лауреатом премии 2002 года стал поэт и литературный менеджер Дмитрий Кузьмин — “за особый вклад в развитие русской литературы, за подвижничество в деле построения литературного Вавилона и творческое приумножение традиции неофициальной поэзии”. Прозаик Борис Останин, выступавший от имени жюри (точнее, от тех его членов, которые причислены к лику “отцов-основателей” отечественной неподцензурной литературы и одни обладают правом премировать в этой номинации), оказался в сложном положении. Ему пришлось признать, что Дмитрий Кузьмин в своей деятельности по собиранию, пропаганде и поощрению неподцензурной литературы на несколько голов превзошел самих “отцов-основателей”, так что с ним можно сравнить разве только одного Константина Кузьминского, лауреата Премии Андрея Белого в этой же номинации. С почтенного согласия старейшин тридцатипятилетний Дмитрий Кузьмин был публично произведен в “батьки” неподцензурной словесности.
Борис Останин не скрывал своего восхищения подвижнической деятельностью лауреата. Перечислять его curriculum vitaе не стал — просто указал на сайт, где можно ознакомиться с этим чудом творческой автобиографии. Отметил лишь одно — удивительную способность Кузьмина к отстаиванию своей, частной позиции, неустанное культивирование этики на поле эстетики. И просто поздравил лауреата.
Постскриптум как новация
В первый день премиальных торжеств лауреатам полагалось отвечать на обращенные к ним речи краткими благодарственными репликами, во второй, 15 марта 2003 года, — от них ждали развернутых выступлений по существу дела.
Несмотря на ожидания публики и обещания жюри, Михаил Гронас так и не приехал. Преподавательские обязанности в американском университете воспрепятствовали его намерению принять участие если не в церемонии получения премии, то хотя бы в общении с публикой. Вместо него выступил Дмитрий Кузьмин. Справедливо заметив, что с поэзией Гронаса мало кто знаком, он просто-напросто читал его стихи. Эмоциональное впечатление от услышанного было у публики столь велико, что возникла даже небольшая дискуссия. Виктор Лапицкий вновь поднял вопрос о близости поэзии Гронаса к европейской традиции, Целану в частности. На что Дмитрий Кузьмин веско возразил суждением о перекрестном характере творчества Гронаса. На его взгляд, Гронас принадлежит к числу тех молодых поэтов, которые пишут постскриптум как к русской, так и к западной литературе ХХ века. На этом столкновении двух подходов и открывается, по мнению Кузьмина, чистый лист новаторской поэзии.
Следующей было предложено выступить Лене Силард, которая, впрочем, переадресовала эту просьбу составителям книги “Герметизм и герменевтика” Борису Аверину и Марии Виролайнен. Назвав их своими полноправными соавторами, Силард призвала их разделить с ней и бремя премиальных почестей, и бремя ответственности. Борис Аверин любезно откликнулся на ее предложение и поведал собравшимся о том, как создавалась книга: как давно возник замысел, насколько тяжело было найти европейские оригиналы статей Силард в советских библиотеках и насколько необходимы эти работы для отечественных историков Серебряного века. И еще сказал об особом смысле работы Силард, который превышает ее сугубо научное значение, а именно о попытке соединить уютную традицию русской культуры от Ломоносова до Набокова с культурой современной — новой, неведомой и болезненной. В этом главная заслуга Елены Силард и главное обаяние ее труда.
Краткое и зажигательное выступление самой Лены Силард подтвердило, что новая методология научного исследования — действительно центральная идея ее исследовательской деятельности. Проблема, над которой она давно размышляет, состоит в том, чтобы выйти за пределы собственно понятийного мышления и ввести в рамки научного дискурса образное мышление. Тут Силард обращается не столько к наследию Андрея Белого и Вячеслава Иванова, сколько напрямую к творчеству Джордано Бруно, у которого философы и поэты Серебряного века черпали свое оккультное вдохновение. Особенно большие надежды, сказала Силард в заключение, она возлагает на роль аналогии в естественно-научных дисциплинах.
Другой гуманитарный лауреат Вардан Айрапетян был в своем выступлении немногословен и пифически красноречив. Он не стал пускаться в тяжкие герменевтической методологии, а просто поведал публике герменевтическую притчу. Солнце светит — это речь. Земля принимает свет — это слушатель. Когда Земля отворачивается от Солнца, нужна Луна, которая бы доносила, сама не светясь, до Земли свет Солнца. Это толкователь. Произвол же толкователя соответствует затмению Солнца — тогда толкователь сам хочет быть Солнцем, но только заслоняет собой истинное светило и производит тень. Вот эта притча, по мнению Вардана Айрапетяна, целиком описывает и герменевтическую методологию, и языковую ситуацию в целом. Правда, у слушателей возникло много вопросов, на которые не все получили удовлетворительные ответы. Герменевтическая ночь вступила в свои права.
Завершил заседание второго дня Дмитрий Кузьмин: как пятому лауреату ему предстояло выступить последним. В полном согласии со своим статусом и призванием литературтрегера Кузьмин не стал рассказывать о себе (кратко свою эстетическую позицию он выразил в предыдущий день, во время благодарственного ответа членам жюри), а решил воспользоваться случаем и представить публике своих подопечных — поэтов неподцензурного направления. Он только предварил чтение стихов своей оценкой нынешнего состояния русской поэзии. На его взгляд, в России за последние 40 лет произошел небывалый расцвет поэзии, превосходящий по своему размаху и пушкинскую эпоху, и поэтическое акмэ Серебряного века. И совсем уж напоследок сказал, что к своей миссии планировщика и застройщика литературного пространства пришел не по культуртрегерской гордыне, а по здравом размышлении, поняв, что кто-то просто обязан этим заняться. А потом долго и с наслаждением читал стихи.
Наталия Осминская
(Москва)
1) Речь Елены Фанайловой “Рентгеновская метафизика” полностью публикуется в этом номере “НЛО”.