(обзор новых книг о И.В. Сталине)
Опубликовано в журнале НЛО, номер 3, 2003
Б и м-Б а д Б.М. СТАЛИН: ИССЛЕДОВАНИЕ ЖИЗНЕННОГО СТИЛЯ. — М.: УРАО, 2002. — 192 с. — 30 000 экз.
И л и з а р о в Б.С. ТАЙНАЯ ЖИЗНЬ СТАЛИНА: По материалам его библиотеки и архива: К историософии сталинизма. — М.: Вече, 2002. — 479 с. — 7000 экз.
О с т р о в с к и й А.В. КТО СТОЯЛ ЗА СПИНОЙ СТАЛИНА? — СПб.: Нева; М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. — 639 с. — 10 000 экз.
В 1973 г. среди первых западных впечатлений Иосифа Бродского оказались сталинские “орлиные черты”, под знаком которых прошли его детские годы, а теперь неожиданно встретившие его на книжных витринах и прилавках “вперемежку с Лениным, Троцким, Че Геварой, Мао и т. д. — всеми этими мелкими или крупными убийцами, у которых, вне зависимости от разницы их идеалов, есть одна общая черта: все они убивали”. Если западная молодежь сможет найти в этих книгах “что-то для себя”, это, подводит итог своим наблюдениям Бродский, “означает только одно: что процесс нравственной кастрации homo sapiens, начатый насильно, продолжается добровольно и что сталинизм побеждает”[1].
Похоже, что настает время припомнить эти слова поэта и на его родине — именно теперь, после 50-летия со дня смерти вождя народов, как будто бы достаточно внезапно для нынешней постсоветской России превратившегося в настоящий сталинский бенефис, с необыкновенной энергией и даже помпой проведенный. С торжественными заседаниями, на коих прозвучали соответствующие моменту речи. С бесчисленными “круглыми столами” и интервью политиков и историков на телевидении, с газетными полосами и журнальными статьями, со специально снятыми чуть ли не всеми телеканалами по сему случаю фильмами, с целой библиотекой изданных как раз к сему юбилею самого различного характера книг о Сталине…
Заметим, что серьезные сдвиги в общественном сознании последних лет именно в этом направлении — возрождения советской и сталинской мифологии, реабилитации Сталина как исторического деятеля в контексте общего процесса реанимации тех или иных сторон советского исторического и практического наследия (происходящего ныне как по инициативе властных институтов послеельцинской эпохи, так и до известной степени спонтанно, снизу) — со всей очевидностью уже констатировались в социологических исследованиях ВЦИОМа и неожиданностью для социологов, судя по всему, феномен марта 2003 г. для них не явился [2].
Несомненно, станет предметом специального интереса и то пополнение, которое принесла весна 2003 г. в отечественную сталиниану, и без того уже чрезвычайно обширную. Мы же хотим остановиться на некоторых ее наиболее интересных, на наш взгляд, новинках, которые увидели свет в последние год-два, но к помянутой “юбилейной” волне ни в коей мере не принадлежат, хотя некоторые из них и были затем переизданы вовремя уловившими веяния читательского спроса издательствами к мартовской годовщине.
“Как становилась личность Сталина? Как развивалось его отношение к людям и миру? Каковы истоки его характера? Как сказались его личные особенности в завоевании и поддержании им самовластия?” — так формулирует предмет своего исследования известный психолог Б.М. Бим-Бад (с. 4). Вопросы эти освещаются им далее в уже достаточно традиционном для историко-психологических исследований подобного рода ключе. Да и пионером в их применении к личности Сталина он отнюдь не является.
Его прямой предшественник — американский психолог Д. Ранкур-Лаферриер [3], который, как он это сам отмечает, в свою очередь отталкивался от известной работы американского историка Р. Такера. Последний же применил для исследования личности Сталина концепцию Карен Хорни, сформулированную в ее книге “Невроз и человеческое развитие”. Концепция эта, как отмечает Такер во введении к своей книге, предполагает феномен внутреннего раздвоения человека “на идеальную и ненавистную ему в самом себе личность”; при этом чувство ненависти проецируется “на людей извне, на внешних “врагов”” [4].
В отличие от Р. Такера, Д. Ранкур-Лаферриер, аттестованный в аннотации к русскому изданию его книги как “славист-психоаналитик”, использует для решения той же задачи всю тяжелую артиллерию классического психоанализа. По ходу исследования личность его героя претерпевает в восприятии автора поразительные метаморфозы. Сталин даже являлся ему во сне, и Д. Ранкур-Лаферриер не только записал свои видения во всех подробностях, но и воспроизвел в книге (читатель которой совершенно неожиданно для себя становится таким образом психоаналитиком по отношению к автору): “Сон. Я на Таити. Я только что узнал <…>, что Сталин в действительности был не грузин, а выходец с Таити”. Мало того, генералиссимус в этом сне оказывается “не мужчиной, а женщиной”, да еще с “бронзовым цветом кожи” [5].
Что же касается собственно психики Сталина, то ему ставится диагноз “паранойя”, каковая “особенно ярко проявилась в его антисемитизме”. Сталинские массовые репрессии, согласно Ранкур-Лаферриеру, были предопределены тем, что в детстве его постоянно избивал отец: “…в переносном смысле в “побоях”, которые Сталин наносил всей стране начиная с 1929 года, присутствовал аспект Эдипова комплекса” [6]. Кстати, весьма часто ссылающийся на книгу Д. Ранкур-Лаферриера Б.М. Бим-Бад вполне сочувственно относится к его мнению, что, “возможно, Виссарион на самом деле испытывал любовь к сыну, за послушание которого упорно боролся” (Бим-Бад, с. 13).
Обратившись затем к характеристике сексуальных наклонностей своего героя, столь важных для любого психоаналитического исследования, Д. Ранкур- Лаферриер, перечислив существующие абсолютно бездоказательные свидетельства и версии по сему поводу, тем не менее все же заключает, что “нет сомнений в гетеросексуальности Сталина”. “Однако, — тут же замечает автор, — это не исключает ни явных, ни скрытых гомосексуальных наклонностей”; он даже считает вполне вероятным, что “Сталин действительно испытывал гомосексуальное влечение к могущественному Гитлеру. Может быть, Гитлер любил бы его так, как никогда не любил отец” [7]. Как видим, под литературный прием В. Сорокина, совсем недавно живописавшего в своей столь ненавистной “идущим вместе” прозе гипотетическую гомосексуальность Сталина, защитники писателя в ходе расследования по его скандально знаменитому делу могли подвести (а может быть, и подводили?) вполне солидную научную базу…
Словом, психоаналитический портрет Сталина у Д. Ранкур-Лаферриера получился впечатляющим, исчерпывающим и законченным.
Однако круг исторических источников, использованных славистом психоаналитиком в своем исследовании, крайне ограничен, а критический подход к свидетельствам современников вообще отсутствует — они почти безоговорочно принимаются на веру. Более того, за чистую монету Д. Ранкур-Лаферриер принял и вдохновенно сымпровизированные Виктором Некрасовым в его написанном и изданном в эмиграции “Саперлипопете” рассказы о своих совершенно мифических встречах и беседах со Сталиным [8].
Удивительно, но прискорбную ошибку западного исследователя повторяет в своей книге и Б.М. Бим-Бад. Да и как было удержаться от того, чтобы воспроизвести с таким блеском написанный В. Некрасовым монолог вождя народов: “…народ наш кроме бани любит, чтобы у него и царь-батюшка был… Самодержец Всесоюзный. Неплохо звучит, а?” При этом читателю поясняют, что Сталиным это сказано “в конце сороковых годов <…> в разговоре с Виктором Некрасовым” (с. 165). К тому же похоже, что приведена злополучная цитата Б.М. Бим-Бадом не по некрасовскому тексту, а по русскому переводу книги Ранкур-Лаферриера, с точно теми же, как и там, сокращениями [9].
Избегая психоаналитических крайностей своего предшественника, Б.М. Бим-Бад в своем исследовании достаточно подробно рассматривает влияние на формирование личности Сталина семейной среды, его детских впечатлений, психологического климата в Горийском духовном училище и Тифлисской семинарии. Особое внимание автора привлек круг чтения молодого Сосо Джугашвили. Весьма любопытен, в частности, детальный анализ повести А. Казбеги “Отцеубийца”, откуда, как хорошо известно, будущий вождь коммунистической партии позаимствовал свой первый революционный псевдоним. При этом Б.М. Бим-Бад отказывает своему герою в революционном романтизме. “Зрелый Сталин, — подчеркивает автор, — явно взял у Кобы лишь имя и статус абрека. И не взял ни благородства, ни идеи служения народу”. Более того, по мнению автора, впоследствии (когда именно — в эпоху революции или позже, уже после прихода к власти — не уточняется) “Сталин идентифицирует себя уже с агрессивными врагами Кобы <…>”, в том числе и c “русскими завоевателями” (с. 57).
Перед нами — одно из оснований авторской концепции, приводящей Б.М. Бим-Бада в конце концов к кардинальному, может быть, главному для него выводу: “Сталин не был революционером. Он был последовательным, масштабным и полным истребителем революционеров всех и всяческих типов и видов. <…> Сталин презирал и ненавидел и большевиков, и любых иных бунтовщиков. Всегда защищал власть, которая была для него самим Богом” (с. 159). Последнее утверждение автора было бы бесспорным, если бы речь здесь шла не просто о “власти” вообще, а о собственной, “своей власти” Сталина. В противном случае логично было бы для молодого Джугашвили вместо ухода в революционное подполье сразу встать на сторону существующей российской власти. Никак нельзя говорить и о том, что Сталин “презирал и ненавидел” “большевиков” вообще, на которых Б.М. Бим-Бад без каких-либо на то оснований переносит отношение Сталина сначала к своим прямым конкурентам и противникам в борьбе за власть в партии, а затем к ленинской партийной гвардии, беспощадно выкорчевывавшейся в ходе массовых репрессий 1930-х гг. Что же до того, был или не был он революционером, достаточно напомнить, что даже для непримиримого врага кремлевского властелина Л.Д. Троцкого и в последние годы его жизни, прерванной по приказу Сталина, принадлежность последнего к “ордену “профессиональных революционеров”” (несмотря на отмечаемые Троцким задолго до современных психологов и психоаналитиков его “напряженное честолюбие”, мстительность, “хитрость, которая <…> незаметно переходила в коварство” и другие очевидные доказательства его аморализма) все же не подлежала сомнению [10].
Откуда же такая категоричность Б.М. Бим-Бада? Вернемся на полсотни страниц назад. Здесь мы и обнаруживаем главную идею всей его книги. А именно: автор не просто полагает, он абсолютно убежден в том, что сам “интерес Кобы к марксистскому движению был сначала заинтересованностью провокатора, профессионального доносчика, клеветника и шантажиста”. Причем “довольно скоро этот интерес перерос в идею использовать большевизм в целях завоевания личной власти”. Мало того, “в сознании Кобы сложился строго систематизированный план”. А состоял таковой “в том, чтобы одновременно работать на обе противоборствующие силы: на империю и на разрушающую ее революцию”: в итоге он, Коба, выиграет в обоих случаях — и если Российская империя выстоит, и если революция победит (с. 99—100).
Нечего говорить, этот гипотетический план молодого Сталина, в роли первооткрывателя которого выступает в своей книге Б.М. Бим-Бад, выглядит внушительно и даже устрашающе, тем более что, как со знанием дела констатирует в другом месте автор в своем основном качестве авторитетного психолога-исследователя, “Сталин был очень умен” (с. 139). Беда лишь в том, что поиском каких-либо доказательств провокаторства или двойной игры Сталина он себя не утруждает и, более того, не считает нужным приводить уже существующие в литературе и хорошо известные точки зрения по этому поводу, зачастую совершенно противоположные. А ведь и в отношении исторических персонажей для их биографов — и даже для исследователей столь деликатных предметов, как их психология — все же действует принцип “презумпции невиновности”. И к этой важнейшей для понимания личности и политического облика Сталина проблеме нам еще представится возможность вернуться в этом обзоре.
Пока лишь отметим, что вся дальнейшая деятельность Сталина, по Б.М. Бим-Баду, есть реализация плана, якобы выработанного им в молодости. И эта навязанная автором “запрограммированность” — как нам представляется, имеющая очень мало общего с реалиями истории, может быть, даже ничего общего с ними не имеющая — к сожалению, негативно сказывается на его книге, наиболее интересной там, где речь заходит о психологических, а не политических мотивах поведения его героя (а точнее будет сказать, “антигероя”), их истоках. Это относится прежде всего к главе книги, посвященной “душевному складу” Сталина. В его деятельности автор усматривает помимо всего прочего проявления садизма, некрофилии. Он констатирует и то обстоятельство, что будущий властитель страдал в молодости “манией превосходства и комплексом неполноценности”. Читатель этой книги найдет здесь серьезные, часто шокирующие поводы для тревожных размышлений, в частности о том, насколько надежны в наши дни демократические механизмы современной России и в какой степени они способны гарантировать страну от прихода на различные этажи властных структур персонажей с подобными наклонностями, ничуть не менее опасных в нашу эпоху, чем столетие или полвека назад.
Психологи, исследующие личность Сталина, о книгах которых мы говорили, вполне вправе в ответ на упреки в недостаточном и небрежном использовании исторических источников сослаться на специфику своей научной дисциплины. Для профессиональных же историков сама возможность исследовать те или иные аспекты биографии Сталина и его политической деятельности находится, разумеется, в прямой зависимости от состояния и доступности этих источников, прежде всего его архивного наследия.
Б.С. Илизаров, автор книги “Тайная жизнь Сталина”, счастливого времени, когда откроются еще остающиеся спецхраны, дожидаться не стал. Он провел масштабное исследование уже доступного ныне сталинского наследия, которого оказалось вполне достаточно для того, чтобы предпринять серьезную попытку реконструировать “душевный, интеллектуальный и физический облик Сталина”. Ныне вниманию читателей предлагается пока лишь первая часть этого исследования. Но и она резко выделяется на фоне отечественной сталинианы. Собственно, в последней до воссоздания исторической фигуры Сталина как таковой до сих пор дело не доходило. Например, сталинская биография, написанная Д.А. Волкогоновым, по сути дела, представляла собой созданный в соответствии с требованиями времени объемистый курс отечественной истории советского периода (при этом в силу стремительного хода событий в годы перестройки и крушения СССР автору при переиздании книги пришлось не только пересматривать свои политические оценки, но и изменить название книги). Книга же Э. Радзинского представляла собой не более чем еще один талантливый спектакль его “исторического театра”, в котором автор, как обычно, одновременно исполняет обязанности режиссера, сценариста, а когда дело доходит до “телеверсии”, еще и актера [11].
“Тайная жизнь Сталина” настолько насыщена информацией, во многом впервые вводимой в научный оборот, что, пожалуй, Д. Ранкур-Лаферриер и Б.М. Бим-Бад, если они соберутся переиздать свои книги, могли бы увеличить их объем за ее счет едва ли не вдвое.
Оказывается, многие исторические источники, об отсутствии или недоступности которых в сталиниане уже написаны десятки страниц, на самом деле не только существуют, но и доступны — во всяком случае, для наиболее упорных и настойчивых исследователей, к числу которых принадлежит Б.С. Илизаров, — уже сегодня. Так, Р.А. Медведев в “Неизвестном Сталине” в посвященной последней болезни и смерти вождя главе утверждает, что “после ареста личного врача Сталина В.Н. Виноградова в 1952 году все медицинские документы о Сталине были уничтожены по его же личному распоряжению” [12], не приводя, правда, никаких обоснований этого своего утверждения. А из книги Б.С. Илизарова мы узнаём, что изрядное количество таких материалов хранится ныне в Российском государственном архиве социально-политической истории (ф. 558). И эти материалы для автора ни в коей мере не предмет досужего интереса. Они позволяют ему по-новому взглянуть на хорошо известные особенности поведения Сталина, некоторые эпизоды его биографии.
Например, ссору Сталина с Я.М. Свердловым в Туруханском крае можно объяснить не только политическими и бытовыми причинами, но и опасениями Сталина заразиться от будущего Председателя ВЦИК туберкулезом, который у последнего был в открытой форме. Сталин к тому времени уже перенес это заболевание и, отмечает Б.С. Илизаров, “дело, видимо, было не только в сталинской барственности и нечистоплотности, а в боязни вновь заразиться” (с. 110—111). А приводимые А.И. Микояном в его воспоминаниях натуралистические подробности неудавшейся единственной поездки верховного главнокомандующего на фронт в 1942 г., прерванной на полпути, на самом деле были проявлением тяжелого и постоянного желудочного заболевания, зафиксированного медицинскими документами (с. 124). Последнее, заметим, наряду со стремлением полностью исключить риск возможных покушений, в какой-то мере, возможно, и предопределяло избранный им стиль отказа от постоянных публичных появлений и выступлений, в отличие от других диктаторов ХХ столетия.
Вообще перечень разнообразных болезней и физических недостатков Сталина в книге Б.С. Илизарова весьма впечатляет. Мало известно, например, что он также страдал и мышечной дистрофией — так называемой болезнью Эрба, передающейся по наследству.
Помимо всего прочего Сталин, отмечает автор, “был очень эмоциональным и, видимо, нервным человеком”, при этом, однако, “прекрасно умеющим держать себя в руках” (с. 118). Кремлевские врачи уже с 1920-х гг. констатировали у него неврастению. Приводя же свидетельства медиков и современников, относящиеся к возможному психическому заболеванию Сталина, Б.С. Илизаров приходит в итоге к выводу, что “четко выраженной душевной болезни у Сталина все же не было. Но у него был “букет” из физиологических и невротических заболеваний”. Более того, автор высказывает предположение, что широко распространившиеся в 1930-е гг. слухи о паранойе Сталина, возможно, исходили от его потенциальных очередных жертв, в том числе наркома внутренних дел Г.Г. Ягоды. “Если представить на мгновение, — пишет Б.С. Илизаров, — что Ягода, понимая шаткость своего положения, мог действительно готовить устранение Сталина (а если не готовил, то это тем более удивительно!), то лучший предлог, чем душевная болезнь вождя, трудно было придумать” (с. 123).
Но Сталин отличался, согласно Илизарову, не только повышенной эмоциональностью. В полную противоположность Б.М. Бим-Баду Б.С. Илизаров считает, что молодой Джугашвили был “необыкновенно романтической натурой”, более того, оставался “романтиком до последнего своего вздоха”. Романтизм с его непременным спутником — идеализмом — и привели его в революцию. Правда, юношеский романтизм Кобы, полагает автор, имел не столько революционную, сколько национальную окраску: он — “революционный романтик определенного свойства”, “революционер с ущемленным национальным достоинством” (с. 196—198). Ранние статьи Кобы, отмечает, в частности, Б.С. Илизаров, “пронизаны национальным чувством, даже тогда, когда он полемизирует с дворянскими, буржуазными и иными националистами”. А к социал-демократическим идеям Сосо Джугашвили пришел, потому что они его привлекли “не только декларируемым балансом между национальным и интернациональным”, но и “агрессивной наступательной стратегией и тактикой” (с. 232, 235).
Интерес к грузинской культуре и вообще к Кавказу Сталин сохранял и впоследствии. Б.С. Илизаров сообщает об этом немало весьма интересных подробностей. Он, например, не только внимательно, с карандашом в руке, прочитал в 1938 г. роман А. Антоновской “Диди Моурави” о Георгии Саакадзе, но и ознакомился с двумя литературными сценариями, написанными по этой книге. Страницы сценариев испещрены сталинскими исправлениями и замечаниями. Выбран для будущего фильма был, разумеется, больше понравившийся Сталину. А в 1951 г. сталинские отчеркивания и пометы появились на сугубо специальной, опубликованной в академическом сборнике статье археолога Б.Б. Пиотровского “Урарту”. Пометы эти выдают явное недовольство Сталина стремлением автора связать историю Урарту с будущим Армянским царством. Но Б.Б. Пиотровский (который, как полагает Б.С. Илизаров, “знал об антиармянских и грузинофильских настроениях вождя <…>”) предусмотрительно закончил статью фразой, констатирующей, что при распаде Урарту “возникли современные народы Закавказья — армяне и грузины <…>”, которая, судя по пометам, умиротворила внимательного кремлевского читателя (с. 249—253, 261—267).
Вообще сталинская библиотека оказалась для Б.С. Илизарова ключом к духовному миру Сталина. Автор сумел проследить ее происхождение, реконструировал ее состав. Сталин был страстным книжником. Даже на склоне лет он читал по 400 (или, по другим сведениям, 500) страниц в день, беря в этом, как и во многом другом, пример с Ленина. “…Владимир Ильич читал в день по 600 страниц и мне советовал”, — говорил он в 1952 г. Д.Т. Шепилову (с. 143). Всего ко времени его смерти его библиотека насчитывала более 25 тысяч томов. Примерно пятая часть из них содержала сталинские подчеркивания в тексте и пометы на полях.
Автор постарался с максимальной полнотой очертить по материалам кремлевской библиотеки не только круг чтения Сталина, но и сферу его интересов и размышлений. Судя по ним, совершенно неожиданно оказывается, что даже в годы безраздельной власти кремлевского диктатора продолжали волновать важнейшие проблемы бытия. Таковы, например, его пометы на полях книги философских эссе Анатоля Франса “Последние страницы. Диалоги под розой” (с. 58—69). Именно здесь, в этих замечаниях, Б.С. Илизаров обнаруживает, как он полагает, “тайну безграничной внутренней свободы” Сталина, его “свободы от любых последствий своих поступков”, в конечном счете свободы от добра и зла. Но, кажется, главное открытие здесь — тот факт, что Сталин, насаждавший в СССР и “далее — везде” самый вульгарный вариант марксизма в виде “марксизма-ленинизма” с его примитивнейшими ответами на все кардинальные вопросы философии, сам ими отнюдь не довольствовался. Автор полагает даже, что “как в молодости, так и в зрелые годы, всю жизнь Сталина грызли сомнения, а не является ли Бог такой же реальностью, как человек?” (с. 63).
Сталин частенько читал и русскую классическую литературу. Об этом свидетельствуют, например, более 30 помет и замечаний вождя, обнаруженных Б.С. Илизаровым на экземпляре “Воскресения” Л.Н. Толстого издания 1935 г. Трижды при этом важнейшие размышления Льва Толстого вызвали у Сталина насмешливое (если не сказать — издевательское) неприятие, отмечены были им его обычной в таких случаях пометой “ха-ха”, причем однажды — как раз в начале романа, там, где писатель говорит о том, что для людей важна не “красота мира божия”, а “священно и важно то, что они сами выдумали, чтобы властвовать друг над другом”, — он удостоился даже троекратной высочайшей насмешки (с. 385). Более 40 помет Сталина обнаружил автор в “Братьях Карамазовых” Ф.М. Достоевского, на страницах IХ тома собрания сочинений, изданного в 1937 г. Между прочим, выделил вождь здесь и знаменитые слова отца Паисия: “От Востока звезда сия воссияет”. “Так, — замечает по этому поводу Б.С. Илизаров, — мессианская идея русского православия в трактовке Достоевского сошлась под карандашом вождя с мессианской идеей советского социализма” (с. 425).
А в тексте сборника “Неизданный Щедрин” в “Глуповском распутстве” Сталин подчеркнул щедринские фразы, относящиеся к не по чину масштабному произволу российских провинциальных служак: “Еще намеднись у нас городничий целый овин сжег единственно для того, чтобы показать начальству, как у него команда исправно действует. Чем не Нерон! А третьеваднись земский исправник с целой стаей собак в суд вломился, — чем не Калигула!” (c. 371). Это место у М.Е. Салтыкова-Щедрина Сталин, похоже, взял на заметку для того, чтобы при случае процитировать, в назидание мелким местным партийным и советским функционерам. Мысль о том, что он сам далеко превзошел в произволе упомянутых здесь императоров Древнего Рима, наверняка его при этом не смущала…
И на книге Щедрина, и на уже упоминавшейся книге А. Франса, и на макете “Стихотворений” М. Горького (которые вождь лично редактировал) в пометах Сталина Б.С. Илизаров обнаружил, как он полагает, “убедительные свидетельства” его интереса “к сексуальным сторонам душевного бытия” (с. 360).
Впрочем, подробнейшее исследование личной жизни Сталина, предпринятое автором, не позволяет сделать, как кажется, вывод о том, что она отличалась признаками патологии или вообще представляла собой нечто необыкновенное. Наиболее серьезной и вроде бы способной скомпрометировать Сталина выглядит история с несовершеннолетней Лидией Перелыгиной (согласно утвердившемуся позднее написанию фамилии, Перепрыгиной) в ссылке на Курейке. Но сам Б.С. Илизаров в итоге расследования по сему поводу, им проведенного, признает, что есть сомнения в том, что Коба действительно мог быть отцом сына Лидии, родившегося то ли в 1914 г., то ли в ноябре 1917 г. Может быть, именно поэтому автор не довольствуется имеющимся фактическим материалом и обращается к предположениям. Например, по его мнению, подлинная причина увольнения Иосифа Джугашвили из семинарии “могла лежать в сфере любовных и сексуальных увлечений уже вполне зрелого семинариста” (с. 207). Или высказывает подозрение, что Сталин “был склонен к педофилии”, о чем “знали, возможно, только Енукидзе и Каганович” (с. 344).
В заключение своей книги Б.С. Илизаров вполне резонно (не без некоторого, правда, преувеличения) говорит о “всемогуществе, которым обладает историк-архивист над тем, кого он воскрешает для инобытия из груды архивных документов, книг, истлевающих мыслей, чувств и ветоши прошедшей эпохи”, а свое исследование аттестует как “всего лишь маленький штрих”, это “всемогущество” наглядно демонстрирующий (с. 464). Но сам он иногда позволяет себе отбрасывать осторожность архивиста в сторону. Скажем, всего за четыре страницы до того, как предложить читателю этот самый тезис, высказывает полную уверенность в том, что в конце жизни кремлевский диктатор “не только предполагал планово, т.е. не спеша, “окончательно решить” еврейский вопрос (а попутно и другие “национальные” проблемы), но и так же планомерно, холодно и расчетливо вел дело к мировой ядерной войне, чтобы окончательно решить вопрос с капитализмом и стать мировым владыкой” (с. 460). Обе упомянутые здесь автором проблемы, как известно, на сегодня остаются спорными, и для уверенности нужны доказательства. Может быть, таковые действительно в соответствии с оптимистическим “принципом Илизарова” “рано или поздно найдутся”. Или Б.С. Илизаров на самом деле их уже раздобыл, и мы познакомимся с ними в следующей его книге? Хотелось бы на это надеяться…
Надо отметить, что в ходе своего исследования личности Сталина останавливаясь на мелких и мельчайших деталях его жизни, быта и даже физиологии, Б.С. Илизаров фактически обходит одну из ключевых для современной сталинианы проблем — ту самую версию о провокаторстве Сталина и его связях с полицией, которая позволила Б.М. Бим-Баду, например, выстроить свою столь впечатляющую, уже упоминавшуюся нами концепцию. Автор “Тайной жизни Сталина” отделывается лишь простой констатацией по этому поводу того факта, что “ничего доказательного обнаружено не было и скорее всего не будет” (с. 172). А между тем, как наглядно свидетельствует та же книга Б.М. Бим-Бада, вряд ли что-то может иметь для понимания личности Сталина большее значение, чем определенный ответ на этот поистине “роковой вопрос” его биографии.
История этого вопроса сама по себе чрезвычайна интересна [13] и весьма характерна, между прочим, для тех конкретных политических ситуаций, в ходе которых он становился время от времени особенно актуальным. Особенно остро встал он в годы перестройки, когда вокруг персоны кремлевского диктатора развернулась нешуточная политическая борьба.
Поскольку одной из ведущих идей лидеров перестройки было строительство “социализма с человеческим лицом”, а таковой, в определенной мере еще по хрущевской реформаторской традиции, ассоциировался с возвращением к “ленинским истокам”, то фигура Сталина в этой ситуации, естественно, становилась антитезой Ленину, и разоблачение и осуждение “культа личности” вторично ставилось в повестку дня. На рубеже 1987—1988 гг. в условиях набиравшей силу гласности в прессе развернулась оживленная полемика вокруг личности Сталина.
К числу ее инициаторов принадлежал писатель и публицист Алесь Адамович. Речь поначалу шла об ошибках Сталина в годы Отечественной войны. В ответ на шумные и, возможно, в какой-то степени организованные протесты против нового разоблачения таковых А. Адамович с полным основанием заявил: “…чтобы убедить всех, нужны факты, факты, факты. Нужны книги, фильмы, труды — именно документальные (или на документальной основе) — и тогда многое в нашей современной духовной и общественной жизни обретет необходимую прозрачность, ясность” [14].
Но, говоря это, А. Адамович имел в виду уже не только проблему истинной роли Сталина в Отечественной войне. Во всяком случае, в конце того же 1988 г. в ноябрьском номере журнала “Октябрь” увидел свет его “Дублер” — глава из повести “Каратели”, основанная на версии провокаторства Сталина. А. Адамович, скорее всего, и не подозревал, что в этом конкретном случае “факты, факты, факты” для его работы появились с прямой подачи ЦК КПСС.
До архивов последнего сумел добраться в ходе своих, занявших более чем десятилетие, разысканий петербургский историк А.В. Островский, принадлежащий сегодня к числу наиболее активно и плодотворно работающих исследователей отечественного прошлого. Он и обнаружил, что “идеологическая операция”, которой можно было бы присвоить название “Сталин — агент охранки”, судя по всему, “была начата ЦК КПСС и КГБ СССР” сразу же после ХХVI съезда КПСС (с. 24). По мнению А.В. Островского, инициаторов “вброса” этой версии привлекла, видимо, ее внешняя простота и убедительность: она “открывала возможность объяснить происхождение советского термидора” (с. 4), отлучить скомпрометировавшего дело революции Сталина от революционного движения как такового. Этот замысел вполне удался. Достаточно напомнить — несколько, правда, припоздавшую, изданную уже в самом начале постсоветской эпохи, в 1992 г., книгу Ф.Д. Волкова “Взлет и падение Сталина”. Ее первая глава так и называлась: “Был ли Сталин агентом охранки?” — и поставленный вопрос в ней целиком и полностью разрешается положительно и безапелляционно — да, был. Впрочем, еще до того, как приступить к рассмотрению каких-либо тому доказательств, Ф.Д. Волков постулирует: “Иосиф Сталин никогда не был подлинным революционером. Он подчинил свою жизнь достижению одной, основной цели — безграничной, ничем не ограничиваемой власти” [15]. Как видим, совпадение с соответствующим тезисом Б.М. Бим-Бада почти полное, хотя вряд ли последний его у Ф.Д. Волкова позаимствовал: эта формула уже к концу перестройки стала почти универсальной.
С тем, как происходила эта “операция”, со всеми ее красочными деталями можно ознакомиться по книге А.В. Островского. Добавим только, что, на наш взгляд, в действиях партийных инстанций в этом случае можно усмотреть и их обычное двуличие, некоторую страховку, что ли, на всякий случай. Версия эта распространялась руками — вернее, перьями — демократов и демократическими изданиями, а в случае признания ее недостоверной можно было бы бросить тень на демократические круги и даже, в случае необходимости, использовать эту историю для их дискредитации.
Автор последовательно, этап за этапом рассматривает биографию молодого Сталина.
Скрупулезно перечислив вновь все способные вызвать сомнения и уже отмеченные им ранее моменты сталинской биографии, А.В. Островский переходит к ответам на поставленные вопросы. При этом он использует, по собственному определению, “самый надежный способ”, а именно: “установление персонального состава внутренней агентуры органов политического сыска тех мест, с которыми была связана революционная деятельность И. В. Сталина”. Проделав этот поистине — как нетрудно представить любому историку, кто занимался чем-либо подобным по материалам Департамента полиции и жандармских управлений, — колоссальный труд, А.В. Островский установил, что вплоть до 1916 г. принадлежность Сталина к агентуре категорически исключается. Некоторые сомнения остаются, правда, относительно возможности вербовки Сталина Енисейским губернским жандармским управлением, но и эта возможность крайне маловероятна.
Вот здесь и выясняется, что панорама российского революционного движения начала ХХ в., в особенности на Кавказе, предстающая в многочисленных подробностях перед читателями книги А.В. Островского, появилась здесь далеко не случайно. Но одной только такой панорамой дело не ограничивается — автор предлагает рассмотреть ее под совершенно новым углом зрения. И именно во многих особенностях революционного движения, которые не только недооценивались в историографии, но и просто игнорировались ею, автор считает нужным искать объяснения некоторых, если не всех загадок сталинской биографии.
Автор прежде всего обращает внимание на прочные и постоянные связи революционных организаций России начала ХХ в. с буржуазными и финансовыми кругами, оказывавшими делу революции весьма внушительную поддержку. “Свои Саввы Морозовы, — отмечает автор, — были почти во всех губерниях и более или менее крупных городах”. Внушительный список таких жертвователей, которых охранка называла “симпатиками”, приводится в книге (с. 495—496).
Вот лишь некоторые примеры из книги А.В. Островского.
На Кавказе финансовую помощь революционерам оказывали “короли нефти”, в том числе П.О. Гукасов и А.И. Манташев. С разнообразными революционными организациями были связаны и многие марганцепромышленники. Председателем Совета их съезда был Г.Ф. Зданович, в прошлом отбывавший срок на каторге за участие в народническом движении. Революционеры в ответ оказывали предпринимателям услуги иногда самого неожиданного свойства. Так, в 1905 г., когда на управляющего одной из крупнейших марганцепромышленных фирм в Чиатуре совершили налет экспроприаторы-меньшевики, пострадавший обратился за помощью не в полицию, а не к кому иному, как к Сталину, и по его указанию деньги были возвращены, а экспроприаторы преданы “народному суду, выбранному рабочими”, и приговорены “к ссылке в Россию” (!) сроком на 5 лет (с. 514).
Неудивительно поэтому, что деятели революционного движения располагали значительными средствами. Так, В.И. Ленин после приезда в эмиграцию в Париж в конце 1908 г. открыл счет в парижском отделении банка “Лионский кредит”, на который положил в январе 1909 г. 350 000 рублей (с. 523).
В целом перечень многочисленных связей революционных и предпринимательских кругов, приводимый А.В. Островским, весьма впечатляет. Автор даже не без оснований говорит о том, что имело место “сращивание определенной части “делового мира” с революционным подпольем <…>” (с. 525). Правда, его попытка, со ссылкой лишь на мемуары Л.Д. Троцкого “Моя жизнь”, поставить проблему влияния масонства на российское революционное движение с конца ХIХ в. нуждается в более серьезном обосновании, тем более что сам автор не так давно призывал к сугубой осторожности в обращении с масонской темой вообще [16]. Это, будем надеяться, означает, что у него, как и у Б.С. Илизарова в другом, упомянутом выше случае, найдутся и более веские аргументы в пользу реальной значимости этой проблемы.
А.В. Островский обращает внимание на множество примеров того, что чиновники, занимавшие иногда достаточно значительные позиции в различных властных структурах, по идейным соображениям или за деньги оказывали прямое содействие революционным организациям. Вопреки привычным представлениям, непреодолимой стены между подпольем и правительственным аппаратом, по его мнению, не было. Особенно это было заметно на Кавказе, где у весьма разношерстного подполья были “свои люди” и в губернских канцеляриях, и в полиции, и среди тюремной администрации, не без успеха внедрялись они и в местные органы политического сыска. Более того, оказались они даже в самом Департаменте полиции. Подобные прецеденты автор обнаруживает и в высших столичных сферах, в том числе даже и при императорском дворе. А кроме того, читателю открывается поразительная картина коррупции и продажности, процветавшей чуть ли не на всех эшелонах власти Российской империи. Вплоть до того, что за взятку, причем не очень по тем временам большую, можно было устроить замену административной ссылки выездом за границу: во всяком случае, судя по приведенному А.В. Островским документу, за подобную “услугу” в 1910 г. с Я.М. Свердлова и еще одного его собрата по несчастью некий чиновник вымогал 800 рублей (с. 630). Эта продажность успешно использовалась подпольем, и некоторые загадки революционной биографии Сталина, возможно, именно этим и объясняются.
А кроме того, по мнению А.В. Островского, молодой Сталин играл в подполье гораздо более значительную роль, чем это было принято считать ранее: в частности, в 1909—1910 гг. Сталин “возглавлял внутри Бакинского комитета РСДРП разведку и контрразведку”, а в 1912—1913 гг. в качестве члена ЦК, согласно одному из свидетельств современников, возможно, даже был “главным финансистом российского большевистского центра” (с. 612—613). В ходе своей деятельности на Кавказе в качестве профессионального революционера, отмечает автор, Сталин “получил возможность установить как опосредованные, так и прямые связи в тех внепартийных кругах, от материальной поддержки которых во многом зависела судьба революционного подполья” (с. 629). Многие из таких связей автору удалось проследить. Например, в Баку в 1904 г. он познакомился с социал-демократом И.Э. Гуковским. Отойдя затем от революционного движения, Гуковский занимался предпринимательством, в 1912 г. возглавил контору Петербургского нефтепромышленного общества, в 1914 г. создал фирму “И.Э. Гуковский” с уставным капиталом в полмиллиона рублей. Сразу же после Февральской революции Гуковский стал казначеем Петербургского комитета партии большевиков. Позднее его даже называли “близким другом диктатора Сталина” (с. 617—619).
Пока далеко не на все возникавшие по ходу изучения биографии Сталина вопросы у А.В. Островского нашлись ответы. Однако использованный им в книге метод исследования представляется чрезвычайно перспективным. Да и сам автор в заключение высказывает надежду, что продолжение начатого им изучения “дореволюционных закулисных связей” Сталина даст возможность “открыть некоторые невидимые пружины его политической карьеры как до, так и после 1917 года” (с. 630).
Остается открытым и вопрос, вынесенный автором в название книги. Сама по себе его формулировка предполагает некоторую степень зависимости Сталина от тех, кто, по определению автора, “стоял за его спиной”. Существовала ли такая зависимость на самом деле или Сталин использовал свои — столь для нас неожиданно обнаружившиеся ныне благодаря книге А.В. Островского связи — в интересах революции, как он их понимал, или в собственных интересах, надо еще уточнять. Это, по-видимому, еще предстоит сделать автору в будущем. В то же время его книга — впечатляющая основа для написания политической биографии Сталина — по крайней мере, его дореволюционной поры.
Книги Б.С. Илизарова и А.В. Островского представляют собой серьезные, основанные на широком круге источников исследования, Они, как мы видели, по-новому ставят проблемы формирования личности Сталина, истоках сталинизма, характере российского революционного движения вообще. В результате оказывается, что привычные упрощенные объяснения всех этих феноменов сегодня уже не работают. Но на общем характере отечественной сталинианы появление таких исследований сказывается очень слабо. В еще меньшей степени они, к сожалению, способны повлиять сегодня на представления о Сталине тех или иных общественных слоев, политических организаций, научных группировок и кланов. Парадоксальным образом любая новая информация, которая вроде бы должна менять уже сформировавшиеся представления о личности и жизненном пути кремлевского властителя, истолковывается так, чтобы, наоборот, лишний раз в них утвердиться.
До недавних пор объяснения феномена Сталина находились между двумя полюсами, намеченными еще в конце 1980-х гг. М.Я. Гефтером и Л.М. Баткиным. “Вы считаете Сталина трагической фигурой?” — спросил тогда, в 1987 г., Гефтера “Г.П.” (то есть ныне не сходящий с телеэкранов Глеб Павловский), на что последовало по тем временам довольно неожиданное: “Шекспир бы ответил утвердительно” [17]. Л.М. Баткин почти немедленно откомментировал эти слова М.Я. Гефтера следующим образом: “Сталин был редкостно крупным экземпляром довольно примитивного социального класса, семейства и вида” [18].
Настроения, проявившиеся полтора десятилетия спустя в “мартовском бенефисе”, таковы, как будто в спор этот вмешался сам товарищ Сталин. И процитировал при этом сам себя: “Я могу и потребовать, и в морду дать, если вами не будут выполнены мои требования… Мы вас разгоним, как баранов” [19].
Тоска по власти решительной и бескомпромиссной явственно просматривается за нынешними государственническими увлечениями и политической элиты, и общества, и трудно сказать, кто из них идет в этом отношении впереди. И поэтому Сталин, создатель одного из самых чудовищных тоталитарных режимов в истории ХХ столетия, сегодня начинает восприниматься как наиболее яркое воплощение российской государственности вообще, как фигура по нынешним временам чуть ли не респектабельная.
На глазах сужается до минимума существующий в стране политический спектр. Вот два телеканала устроили в дни нежданного сталинского юбилея дебаты о герое дня. И все их участники — Н. Михалков и А. Проханов на ТВС, В. Бондаренко и М. Колеров на канале “Культура” — как один, дружно, не сговариваясь, объявили себя государственниками и националистами. Спор между ними свелся лишь к тому, оправданны ли сталинские репрессии.
Но, к счастью, и наши государственники, и наши националисты, и вся наша политическая элита едины не только в этом. Они, судя по размерам бюджета столь любезного им государства, не платят налоги. Согласно экспертным оценкам размаха коррупции в России, берут и дают взятки. Так что нового издания сталинизма можно не опасаться. И декорации после “мартовского бенефиса” товарища Сталина уже разобраны, а свет в зале погашен.
1) Бродский И. Размышления об исчадии ада // Бродский И. Сочинения. СПб., 2001. Т. 7. С. 812.
2) См.: Дубин Б. Сталин и другие: Фигуры высшей власти в общественном мнении современной России // Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. 2003. № 1. С. 13—25; № 2. С. 26—40.
3) Русский перевод см.: Ранкур-Лаферриер Д. Психика Сталина: Психоаналитическое исследование. М., 1996.
4) Такер Р. Сталин: Путь к власти. 1879 — 1929: История и личность. М., 1991. С. 8.
5) Ранкур-Лаферриер Д. Указ. соч. С. 56.
6) Там же. С. 41, 73—74.
7) Там же. С. 156—157, 171.
8) Эту ошибку Д. Ранкур-Лаферриера уже отмечал в своей книге, ставшей весьма заметным событием в новейшей сталиниане, М. Вайскопф (см.: Вайскопф М. Писатель Сталин. М., 2002. С. 14). Внимательный читатель и в самой повести Виктора Некрасова сможет обнаружить немало деталей, указывающих на откровенную фантастичность большинства ее эпизодов. Фантазии при этом умело перемежались писателем с реальностью; в одном месте, правда, дабы подтвердить подлинность рассказанного, В. Некрасову пришлось дать особое примечание: “Факт из действительной биографии автора” (см.: Некрасов В. Саперлипопет // Октябрь. 1991. № 4. С. 33).
9) См.: Ранкур-Лаферриер Д. Указ. соч. С. 201.
10) Троцкий Л.Д. Сталин: В 2 т. М., 1990. Т. 1. С. 86—87.
11) См.: Волкогонов Д.А. Триумф и трагедия: И.В. Сталин: В 2 кн. М., 1989 (переработанное издание см.: Волкогонов Д.А. Сталин: Политический портрет: В 2 т. М., 1996); Радзинский Э. Сталин. М., 1997. Гораздо большее значение, чем эти книги, для понимания личности советского диктатора, как представляется, имеют посвященные отдельным аспектам его деятельности исследования Е.С. Громова (Сталин: власть и искусство. М., 1998) и Г.В. Костырченко (В плену у красного фараона. М., 1994; Тайная политика Сталина: власть и антисемитизм. М., 2001; о последней из этих книг Г.В. Костырченко мы писали в одном из обзоров: НЛО. 2002. № 56. С. 365—369).
12) Медведев Р.А. Загадки смерти Сталина // Медведев Ж.А., Медведев Р.А. Неизвестный Сталин. М.; Харьков, 2002. С. 13.
13) Весьма полную сводку исторических сведений и точек зрения по этому вопросу читатель найдет в кн.: Был ли Сталин агентом Охранки?: Сборник статей, материалов и документов. М., 1999. Любопытно, что автор вступительной статьи к этому сборнику Ю. Фельштинский заканчивает ее весьма выразительной фразой, выдающей некоторое (по-видимому, в известной степени и личное) разочарование итогом изучения этой проблемы на данный момент: “С сожалением мы вынуждены констатировать, что и нынешняя публикация не дает исчерпывающего ответа на вопрос о провокаторстве Сталина” (с. 21).
14) Адамович А. Войну выиграл народ // Московские новости. 1988. № 9. 28 февраля.
15) Волков Ф. Д. Взлет и падение Сталина. М., 1992. С. 13.
16) См.: Островский А.В. Осторожно! Масоны! // Из глубины времен. СПб., 1996. Вып. 6. С. 163—175.
17) Гефтер М.Я. Сталин умер вчера… // Гефтер М.Я. “Из тех и этих лет…”. М., 1991. С. 261.
18) Баткин Л.М. Сон разума: (О социально-культурных масштабах личности Сталина) // Баткин Л.М. Возобновление истории. М., 1991. С. 199.
19) Цит. по: Костырченко Г.В. В плену у красного фараона. М., 1994. С. 307.