Опубликовано в журнале НЛО, номер 6, 2002
Русская литература для детей и детское чтение существуют в странных (и это еще мягко сказано!) взаимоотношениях. Случается, что они двигаются друг другу навстречу, но так и не пересекаются, идут к одной цели, сходятся, и тут же расходятся, и уже никак их траектории не воссоединить. Иногда двигаются в одном направлении и параллельно, но тут, естественно, уж никак не пересекаются.
Противоречие между детской литературой и детским чтением возникло еще тогда, когда эти понятия даже толком не оформились. Понятие “детского чтения” вошло в наш обиход не так уж давно. Только в конце ХVIII века литераторы задумались о том, что можно публиковать тексты, адресованные именно детям, а не читателям вообще. Впрочем, составители первых русских светских книг для детей и юношества стремились не столько развлечь читателя, сколько просветить его и воспитать. Главными направлениями оказались нравоучительное и образовательное, а сочинения для детей, как правило, переводились либо “переделывались” с французских и немецких оригиналов; подлинно русских произведений было ничтожное количество. Даже специалистам-литературоведам не всегда известны имена составителей довольно многочисленных опусов с характерными названиями — “Руководство к счастью и блаженству” (1789), “Детская книга с нравоучениями” (1792), “Наставление юношества в добродетели” (1784), “Советы от воспитательницы к воспитаннице” (1787). И переводчики, и авторы пересказов и переложений, и оригинальные сочинители адресовали свое основное творчество взрослым, а для детей работали время от времени, нерегулярно и между делом. Круг детского чтения в ту эпоху уже начал формироваться, но к понятию “литература для детей” общество еще не подошло. Не считать же детской литературой произведения госпожи Жанлис в переложении Карамзина! Впрочем, отдадим должное Н.И. Новикову — он создал журнал “Детское чтение”, в составлении и редактировании которого и принял участие молодой Карамзин. Но оригинальные произведений для детей долгое время можно было сосчитать на пальцах одной руки. Многие тексты, вошедшие позже в детский читательский обиход — например, басни “дедушки Крылова” — создавались исключительно для взрослых.
Произведения специально для детей русские литераторы стали сочинять только с 1830-х годов. Тогда “литература для детей” и “детское чтение” вошли, казалось бы, в стадию относительного равновесия: авторы писали и издавались, книги читались. Но эта литература не отличалась высокими достоинствами. Детскими писателями, то есть авторами, работавшими преимущественно или исключительно для детей, — были персонажи довольно средние: просветительница Ишимова, известная ныне по случайной пушкинской похвале, благочестиво-сентиментальная Зонтаг, выведенная на литературное поприще Жуковским, плодовитый поденщик Виктор Бурьянов (В.П. Бурнашев) и признанный графоман Борис Федоров. Их сочинения потреблялись в огромных количествах, но многое из того, что читалось, даже снисходительные современники не всегда считали литературой. Более или менее яркие, интересные тексты создавались как-то параллельно основному потоку, да и было их немного: “Черная курица” Погорельского (можно сказать, единственное его произведение для детей), познавательный “Городок в табакерке” В. Одоевского (и некоторые другие сказки “дедушки Иринея”) и этнографические сочинения Казака Луганского (которого мы теперь любим “не за это”).
А дальше начался неконтролируемый и трудно объяснимый процесс. Детским чтением стали раскритикованные Белинским пушкинские сказки, крыловские басни, написанные не для детей, великую популярность обрел “Конек-Горбунок” Ершова — в этом нет ничего удивительного. Но, по сведениям исследователей (Р.В. Длугач, “Дети и книги”, 1920-е), в середине ХIХ века, да и позже, наиболее популярными у детей были недетские писатели — Жуковский, Пушкин, Карамзин, Вельтман, затем — Державин, Гоголь и Загоскин. Да, юный Лев Толстой любил “Черную курицу”, а братья Достоевские — “Конька-Горбунка”. Но сохранились воспоминания и о более экзотических читательских предпочтениях: например, Сергей Аксаков “с жадностью” читал Сумарокова и “Россиаду” Хераскова. Вот так круг детского чтения! (Правда, не следует забывать о том, что детство Аксакова пришлось на 1790-е — начало 1800-х гг., когда Сумароков был еще вполне актуальной фигурой литературного процесса, как, например, сейчас Ахматова или Пастернак.) А где же детская литература? За кругом…
Надо еще учесть и то, что литература и чтение в это время перестали быть “дворянскими”, — но инерция “дворянского” чтения продолжала определять погоду. Последняя четверть ХIХ и дореволюционное начало ХХ века — время своеобразного “ретро-чтения” для российских детей, которые в первую очередь обращались к сложившемуся “золотому фонду” (Пушкин и иже с ним), а затем уже к современникам. Окончательно сломала эту инерцию лишь революция 1917 г., после которой — так или иначе — началось обучение детей грамоте в масштабах чуть шире отдельно взятой избы. И новая литература для детей началась фактически с Маршака.
В советской России были и хорошие авторы, и отличные детские книжки, и восхитительные тиражи, и пропаганда чтения… И чтение вписывалось в систему жизненных ценностей как занятие достойное, престижное, важное. Но говорить о равновесии, о снятии противоречий между чтением и литературой для детей все равно было бы неправильно хотя бы потому, что советское детское чтение — с 1920-х годов до самых 1990-х — определялось во многом идеологическими установками государства. Да, дети читали, — но читали то, что издавалось. А что и как издавалось при советской власти — многие знают и хорошо помнят. В невероятном количестве производились “идеологически выдержанные”, но при этом абсолютно бессмысленные опусы. Не все хорошие книжки находили читателя — по причинам цензурным или другим, столь же далеким от литературы. К тому же, многие авторы творили свои шедевры отнюдь не за уютными письменными столами в благоустроенных городских квартирах… Во всей истории Российского государства я не вижу такой точки, в которой бы детское чтение и литература для детей стояли бы рядом и находились в гармоничных отношениях.
А теперь, когда наше общество изжило почти все барьеры, кроме банального “денег нет”, — ситуация с детским чтением в России выглядит не только странно, но и страшно, особенно для тех, кто помнит “лучшие времена”. Заклинание “нынешние дети совершенно не читают” произносится (с дрожью в голосе) всеми, кто так или иначе связан с детьми: от пожилых библиографов до молодых родителей. Звучит, правда, иногда и разновидность заклинания — “читают всякую ерунду”, и это тоже верно.
Но давайте попробуем понять, что именно НЕ ЧИТАЮТ или ЧИТАЮТ нынешние дети — и почему.
Вообще, процессы, происходящие в литературе для детей, всегда идут медленнее, чем аналогичные процессы во “взрослой” литературе. “Взрослая” литература, похоже, согласилась и примирилась с тем, что так называемое досуговое чтение вошло в список необязательных занятий. Человек может иметь работу, деньги, положение и всеобщее уважение — и при этом не только не следить за литературными новинками, но даже и к пресловутому “культурному багажу” не обращаться, и при этом не чувствовать себя ущербным. В отношении же детского чтения многие еще склонны питать иллюзии: мол, дети должны читать, а иначе… что же иначе? “Вырастут черствыми и бездуховными людьми”, — объявляют в таких случаях традиционные педагоги. В самом деле, мы привыкли думать, что книга с необыкновенной силой способствует воспитанию человека и гражданина. Причем лучший способ воспитания/самовоспитания — чтение “классики”. К классике относятся по привычке Пушкин, Лев Толстой и кто-нибудь из “Серебряного века”, добавленный в годы перемен в школьную программу. Не будем напоминать идеалистам, что чрезвычайная начитанность — отнюдь не гарантия обретения душевной щедрости и правильных нравственных ориентиров. Заметим только, что чтение “школьной программы” из-под палки никому не приносило никакой пользы, а многим даже и вредило, навсегда отбивая охоту к чтению.
Статус детского чтения в последние годы изменился и потому, что принципиально иной стала культурная и медийная среда. Были времена, когда чтение в России было чуть не единственным способом проведения тихого досуга, — книги пользовались спросом, авторы были в чести и юные читатели испытывали искренний и неподдельный интерес к литературе. Но сейчас мальчики, которые, собравшись втроем, читали вслух, по очереди, передавая друг другу книгу — например, “Кондуит и Швамбранию”, полученную от приятеля строго на три дня, — картина далекого, полувековой давности прошлого…
Впрочем, читателями и в лучшие времена не становились все дети поголовно. Но при этом читатель-одиночка имел какой-то необычный социо-культурный статус — либо он был изгоем, и его травили, либо признанным консультантом по житейским вопросам, и его уважали, либо и то и другое, — во всяком случае, отношение к читающему проявлялось определенно и конкретно. А сейчас, когда досуговое чтение встало в ряд других новообретенных и новоосмысленных способов времяпрепровождения — от примитивного “потусоваться” до сочинения компьютерных программ — перестало существовать и специфическое отношение к читающему.
Видимо, дело в том, что к началу третьего тысячелетия у среднего российского юного читателя просто-напросто иссякли поводы обращаться к книге. Книга — давно уже не источник знаний — или, во всяком случае, всего лишь один из тысячи источников. Чтение ради “бегства от действительности” уступило иным — многочисленным и вполне доступным — способам бегства, хоть на вечеринку, хоть в Интернет. Пристрастие к чтению перестало быть проявлением нонконформизма, способом отличаться от других. Читать и любить чтение — не престижно и не позорно. Так себе занятие. Стало быть, без него можно обойтись? Разумеется.
Есть, однако, категория детей, которые — благодаря или вопреки семейным традициям и прочим факторам — все-таки приобщаются к чтению и берут в руки не только хрестоматии и “детские энциклопедии”. Так что же они читают?
Сразу оговорюсь, что я не имею в виду пассивных читателей дошкольного и младшего школьного возраста — потребителей книжек-малышек и адаптированных сказок. Малышня в любом случае получает свою порцию “уронили мишку на пол” и “в некотором царстве, в некотором государстве”.
Но что читают те, кто выбирает книгу более или менее сознательно? В магазинах и библиотеках мы и находим ответ на заданный вопрос.
Выбирают Эдуарда Успенского, потому что он мультиплицирован, иногда Григория Остера, потому что тоже — благодаря своим достижениям сценариста-мультипликатора и “Вредным советам” — хорошо “раскручен”. Ранний Успенский — действительно гениальный писатель: ему удалось создать абсолютно нового персонажа, а это под силу только избранным; но когда Крокодил Гена решил заняться бизнесом, а Дядя Федор стал обрастать многочисленными тетями и подружками, Успенский превратился в “сам себе анекдот”. Ранний Остер создал гениальную “Сказку с подробностями”, — ее никто не помнит, зато бесчисленные “вредные советы — один, два, три с половиной” на слуху и на виду. Примерно из того же остер-успенского уровня исходит спрос на “детские детективы”, чтение которых вообще не требует никакого мыслительного напряжения.
“Детские детективы” — очень характерное явление. Сначала западные, переводные, а затем и отечественные, сочиняемые бывшими переводчиками западных… Симпатичнейшие люди — Анна Устинова и Антон Иванов, сперва переводчики, а потом авторы — начали заполнение той ниши, которая образовалась в литературе и чтении на месте выпавшей из обихода так называемой “пионерской повести”. И теперь в любой районной детской библиотеке продукция Устиновой—Иванова и их последователей составляет большую часть книговыдач. Единственная трудность: читатель перед стеллажом с “детскими детективами” очень долго вспоминает, какие из представленных книжек он УЖЕ ПРОЧИТАЛ.
Что же касается зарубежной литературы, то особенным спросом пользуются те же детективы, с перевода которых начинали наши сочинители, и детское “фэнтези” (такие же приключенческие повести, только вместо полиции в них действуют волшебные силы). Разумеется, все знают имя нынешнего главного героя. Чудо свершилось прямо на наших глазах, и поэтому нет смысла распространяться о причинах популярности Гарри Поттера.
Так выглядит детское чтение в наши дни. Даже книги, которые мы привыкли считать бестселлерами, вроде “Мастера и Маргариты” или “Властелина Колец”, существенно отстают от лидеров. Даже вечно-девчоночьи “Алые паруса” пылятся на библиотечных полках. Так что второй тезис — “дети читают всякую ерунду” — тоже справедлив.
Самое обидное (или самое приятное?) в том, что в России есть и ДРУГИЕ книги для детей. Гений детской литературы, как бы ни сомневались в этом некоторые “старогвардейцы”, все еще жив и даже крылат. Свои авторы, хоть и немногочисленные, пишут и даже публикуются. Зарубежные — переводятся и время от времени издаются. Не будем сейчас говорить о тиражах и ценах. Главное — книги есть и при желании их можно раздобыть.
Упомянем нескольких. Блистательная, искрометная, непредсказуемая Марина Москвина, автор лучшей за последнее десятилетие подростковой книги “Моя собака любит джаз”. Тонкий и трогательный Олег Кургузов. По-прежнему, даже в роли профессора АУ, остроумный Андрей Усачев. Ни на кого не похожий, ни в какие ряды не встающий Михаил Есеновский. Совсем недавно ушедший Юрий Вийра — абсолютный фантазер и добрый волшебник. Марина Бородицкая и Михаил Яснов — блестящие переводчики и авторы замечательных оригинальных стихотворений. По-хорошему традиционный Валерий Воскобойников, не забывающий о воспитательной роли книги. Это только те, кого я люблю с пристрастием. А есть еще просто очень хорошие авторы, постарше и помоложе, потрадиционнее и поавангарднее: от Ирины Токмаковой до Тима Собакина, от Виктора Лунина до Артура Гиваргизова…
Но хорошая современная детская книга крайне редко доходит до читающих детей. Кому-то из юных читателей лень думать о чем-то, выходящем за рамки привычного “дефектива”, а кто-то просто не задумывался о том, что существуют другие книги. И здесь приятно помечтать о чутком наставнике — учителе или библиотекаре, который посоветует, поддержит, поможет… Как же обстоят дела с наставниками?
Московский Дом детской книги (пока не закрылся на окончательный и бесповоротный “ремонт”), Центральная городская детская библиотека имени Гайдара — эти достойные учреждения не только приглашают к себе руководителей детского чтения — учителей и библиотекарей, но даже проводят СПЕЦИАЛЬНО для них семинары и консультации по книгам и периодике для детей. И что же?
Вы бы видели, кто приезжает на эти семинары! “Добровольно”-принужденные тетки, которым в часы работы не нужно ничего, а в часы досуга — ничего, кроме телесериала. Разговариваешь с одной из таких учительниц литературы: “А скажите, какого автора вы в последние годы открыли для себя, для своих учеников?” — Долгая пауза, потом осторожный ответ: “Ну, наверно, Айтматову… Мы ее и наизусть учим, на конкурс поэзии…”
Не комментируя “Айтматову”, задаешь педагогичке вопрос о ее любимой телепередаче — и получаешь вдохновенный сорокаминутный монолог о программах, ведущих, каналах, сериалах… Именно это интересует типичного московского преподавателя-словесника.
А что читают библиотекари московские? Газету “МК” и журнал “МК-бульвар” с картинками. Сладострастно замирая над пикантными подробностями, приговаривают: “Ну, как же можно такое писать!” А любимый раздел — программа телепередач.
Чем чаще общаешься с ними, тем больше убеждаешься: руководители детского чтения, просветители, наставники — сами не читают! (Разве что Дарью Донцову или розовые романы в метро — “чтобы отдохнуть, развеяться”.) Не читают и не хотят читать! Их, руководителей, как котят, мордочкой в блюдечко тычешь, а они саблезубо огрызаются… Из личного опыта: выступая на семинаре по детскому чтению, порекомендовала библиотекарям Олега Кургузова, автора книжки “Солнце на потолке” — сборника замечательных рассказов для семейного чтения. Помню гневные отповеди слушательниц: “Нет, Кургузов не нужен детям. Этот автор пишет, что родители мальчика поссорились! В семье нет взаимопонимания! Такого не может быть”.
Позволю себе заметить, что истинные претензии библиотекарей к Олегу Кургузову лежали в другой плоскости. Просто слушательницам семинара не хотелось связываться с новым для них автором. А родительская ссора в одном из рассказов Кургузова — только повод для придирки. Между прочим, всеми чтимая Ирина Токмакова тоже писала об отсутствии взаимопонимания в семье и о преодолении конфликта — перечитайте, например, повесть “И настанет веселое утро”. Но ссылаться на авторитет Токмаковой в присутствии библиотекарей было бесполезно — “Веселое утро” они тоже не читали.
“Это что — все московские библиотекари такие?” Нет, не все. Есть читающие и даже думающие. Я лично знаю — двоих! А в Москве, согласно сведениям статистиков, живет десять миллионов человек.
Мне возразят: приучать ребенка к книге должны в первую очередь не педагоги, а родители. Хорошо — посмотрим на родителей. Какие книги они покупают своим детям?
А все такие же, какие им покупали когда-то родители! На книжных полках в “читающей семье” блистают глянцем пятидесятого переиздания вечнозеленые Барто, Маршак, бессмертный (вроде некоего персонажа народной русской сказки) Михалков… Чтобы не отставать от современности — Успенский и Остер. Не спорю: есть хорошее и в Маршаке, но не клином же свет на нем сошелся!
Самые “продвинутые” покупают разве что “Гарри Поттера” — здесь хорошо работает рекламная индустрия.
Вот и получается, что детская книга и детское чтение — две вещи несовместные. Хорошие писатели существуют сами по себе, а их потенциальные читатели поглощают продукцию “Эксмо” (“детский детектив”) или вообще рассматривают картинки в журналах. И руководители детского чтения занимаются тем же самым. Исключения, конечно, есть, но в масштабах нашей необъятной Родины говорить о них как-то неловко.
У столичных жителей хотя бы есть возможность следить за книжными новинками, покупать их… А до провинции часто не доходят не только книги, но даже и сведения о них.
Так что же делать? Изыскать средства и выдавать премии за каждую прочитанную книжку? Награждать медалями руководителей детского чтения, приобщающих детей к хорошей литературе?
Возможно, и это. Но в целом, насколько возможно, следует выстроить новую инфраструктуру детского чтения, в которой будут действовать не только коммерческие механизмы. Такую инфраструктуру, которая бы включала в себя и новые программы для педагогических учебных заведений, и принципиально иное освещение детских книг в средствах массовой информации. Иначе многие дети так и не узнают про такие прекрасные, но издающиеся малыми тиражами книги, как история про милиционера Караваева Марины Москвиной, а будут узнавать только то, что доходит до них посредством той рыночной машины, которую заводят слишком взрослые люди.