Опубликовано в журнале НЛО, номер 5, 2002
Любезный друг!
С некоторою робостию пишу я это письмо, поскольку предмет, с которого задумал я его начать, находится несколько в стороне от наших с Вами общих интересов. Однако коллеги-русисты настолько заняты проблемами гипотетической “реформы русского языка”, что им дела нет до того, что оная реформа, причем на всех уровнях, уже началась и поддерживается ведущими русскими учеными, членами бывшего Отделения литературы и языка Российской академии наук.
Чтобы не быть голословным, скажу, что недавно, листая “Известия РАН”, натолкнулся на сведения о конференции в городе Париже, посвященной проблемам русского языка, где в составе делегации от России находился и выступал член-корреспондент РАН, директор Института мировой литературы Феликс Феодосьевич Кузнецов, имеющий, как всем известно, крупные заслуги перед мировой лингвистикой.
Меж тем не в безвестном коммерческом издательстве, а под маркой этого самого Института выпущена книга, недавно попавшая мне в руки и вполне достойная занять место в коллекции “современного антиквариата”. Уже на десятой странице книги “Зинаида Николаевна Гиппиус: Материалы. Исследования” (М.: ИМЛИ РАН, 2002) находим вполне утвердившееся и потому повторенное дважды написание “то-есть” (и на с. 136 — опять). Через страницу — “повидимому”. На с. 140 — “от-руки”.
Преподаватели учили меня, что никак нельзя сказать “назидать <…> юную поклонницу” (с. 90), “выступала как <…> газетный журналист на страницах газет” (с. 91).
Ученые занимаются мировой литературой, транслитерируя с моего родного языка буквально en toutes lПttres — “Экран д’Арт” (с. 10) или Херриот (от имени Herriot; там же, с. 204; кажется, комментатор не знает, что этот самый Херриот, который всегда именовался Эдуар(д)ом Эррио, был не только мэром Лиона, но и известнейшим французским государственным деятелем). Кстати, если Вы заглянете в изданную тем же институтом переписку М. Горького с М. Будберг, то найдете еще немало поводов повеселиться в связи с английским, французским и немецким языками.
Не нам с Вами, конечно, рассуждать о тонкостях русской орфографии, пунктуации и стилистики, но нельзя не отметить, что все чаще и чаще на страницах вполне серьезных изданий нарушаются нормы, даже нам очевидные. Так, в недавно изданном томе воспоминаний и статей Ю. Терапиано “Встречи” (М.: Интрада, 2002; сборник подготовлен Т.Г. Юрченко) послушно сохранены выделения вводных слов и причастных оборотов, которые были им сделаны вопреки даже дореволюционной орфографии, а уж требуемое современными правилами разделение “как” на имеющее сравнительное значение и потому запятыми выделяющееся — и значение качественное, а следовательно, не выделяющееся, пропало начисто. К слову отмечу, что и тут есть явные покушения на создание новых орфографических канонов: “нехватало” (с. 23), “где только не бывал поэт…” (с. 25) и пр.
Так что, любезный друг, что бы ни говорили нам разные деятели, вплоть до супруги президента, вроде бы остановившей процесс реформы, — не верьте! Она идет, и, кажется, скоро снова придется тем, кто остался за границей, беречь никем не отмененные, но сами собой изменившиеся правила орфографии, пунктуации и стилистики (а наверное, и орфоэпии) русского языка.
Но впрочем — довольно об этом. Давайте поговорим о деле более для нас привычном — о литературе.
Не буду скрывать, что предлагаю Вам пополнить свою коллекцию названным выше сборником о Зинаиде Гиппиус, где едва ли не четверть занимает в третий раз печатаемый (конечно, все в разных вариантах!) сценарий “Борис Годунов”, написанный примерно на таком уровне: “Грановитая палата. Она пуста. Постепенно сходятся бояре. Воротынский спрашивает Семена, серьезно ли болен Борис. Семен скрывает <…> Входит Шуйский. Рассказывает сцену с призраком” (с. 86), а также мастерски сочиненные Гиппиус стихи:
Какая честь для нас, для всей Руси!
Вчерашний раб, татарин, зять Малюты,
Зять палача и сам в душе палач,
Возьмет венец и бармы Мономаха! (с. 17).
В других материалах находим такие свежие и остроумные утверждения, как: “Поэт и прозаик Зинаида Гиппиус начала свой творческий путь как символист. Первые ее стихи были опубликованы в 1888 г., писала она их с семи лет” (с. 215) и т.д.
Впрочем, есть, конечно, в сборнике, особенно в разделе публикаций, замечательно интересные материалы, особенно из эпистолярного наследия Гиппиус. Но некоторые вступительные статьи и комментарии к этим письмам просятся на заветные ваши полочки.
Вот, например, бросившиеся в глаза мне, отнюдь не специалисту, ошибки в осуществленной Н.В. Королевой публикации очень интересных писем Гиппиус к М.С. Шагинян (которую публикатор чаще всего по-свойски именует “Мариэтта”). Так, на с. 90 утверждается, что сестры Шагинян жили на Малой Дмитровке, — и это верно в старомосковском смысле слова, когда улица означала и все окрестные переулки, — но все-таки хотелось бы видеть и более точный адрес, который сохранила в своих воспоминаниях сама Шагинян и который написан на некоторых конвертах — Успенский переулок.
На с. 90 совершенно справедливо говорится, что книга “О блаженстве имущего” вышла в издательстве “Альциона” — но оно находилось в Москве, а не в Петербурге, как сказано на с. 92. Дом литераторов в Петербурге располагался вовсе не на Мойке (с. 93), — на углу Мойки и Невского был Дом искусств, где и жила Шагинян. Указывая источник, Н.В. Королева справедливо поправляет Гиппиус, сказавшую “В заботы суетного света” вместо “В заботах…”, но почему-то отказывается отметить, что у Пушкина читаем не “Я малодушно погружен”, а “Он…” (с. 99 и 136). На с. 113 Гиппиус пишет: “Все Ваше я получила (кроме последнего в Гамбург)”, где, конечно, должно читаться “Гомбург”.
“Тоже мне антиквариат! — скажете Вы и поспешите отложить мое письмо. — Прицепился к блохам, которых хватает у каждого…” Не торопитесь. Мелкие небрежности, нарастая, переходят в утверждения, которые и Вам не смогут не показаться замечательными.
Вот, например, как происходит сдвиг литературных и жизненных позиций. Н.В. Королева пишет: “Зинаида Гиппиус в 1909 году решительно ввела Мариэтту Шагинян в круг близких ей литераторов — в салон Вячеслава Иванова <…> познакомила ее с Борей Бугаевым (Андреем Белым)” (с. 91). С “Борей” (ах, как трогательно это панибратское обращение, свидетельствующее об особой посвященности!) ее вовсе не надо было знакомить, так как еще в Москве в 1908 г. Шагинян была с ним очень хорошо знакома и состояла в переписке, опубликованной в той же мемуарной книге. А Вячеслав Иванов вовсе не был близким Гиппиус литератором, и Шагинян решительно отказывалась следовать совету Гиппиус и проникать на его вечера (см. с. 122—125, а также воспоминания Шагинян).
На с. 94 утверждается: “…ее письма 1908—1910 годов к Мариэтте Шагинян дают ценнейший материал <…> Вспомним, что в это время Гиппиус была постоянным критиком журналов “Русская мысль”, “Образование”, “Новое слово”, “Новая жизнь”, “Голос жизни”, “Вершины”…”. Однако в конце предлагаемого Вам сборника напечатана библиография критической прозы Гиппиус, из которой следует, что в “Новом слове” и в “Вершинах” она не печаталась вообще, в “Новой жизни” — с 1912 г., а в “Голосе жизни” — в 1914 г. Итого на шесть названий — четыре ошибки.
Сергей Алексеевич Соколов именуется Александровичем (с. 136), книги Эллиса никогда в его издательстве не выходили и не могли выходить (там же). Говоря о Н.А. Бердяеве, Королева не считает нужным назвать публикацию пяти его серьезнейших писем к Гиппиус и Философову (Минувшее. Т. 9). Отчество и даты жизни Владимира Александровича Кожевникова, не указанные на с. 137, отыскиваются за несколько минут: 1852—1917. Заодно уж на правах француза сообщу Вам, что известный писатель Абель Эрман умер не в 1927 г., а в 1959 г., имев перед этим серьезные неприятности после обвинений в коллаборационизме.
Но, пожалуй, самые удивительные вещи можно прочитать на следующих страницах. Там утверждается: ““Вехи” — сборник статей московских религиозных философов, стоящих на позициях ортодоксальной православной церкви” (с. 138). Это особенно пикантно хотя бы потому, что главный организатор сборника М.О. Гершензон был верующим иудеем, никогда не отказывавшимся от религии предков.
На с. 139 говорится: “Собрания в Религиозно-философском обществе были воссозданы Мережковскими после возвращения из Парижа в июле 1909 г.”. Наверное, сообщение это имеет некий эзотерический смысл, не сразу понятный, но все-таки хотелось бы прочитать о том, когда на самом деле было создано петербургское Религиозно-философское общество (3 октября 1907 г., т.е. когда Мережковские еще находились в Париже, а Христианская секция при нем открылась 3 мая 1909 г.).
На с. 132 печатается письмо Гиппиус, в котором она довольно подробно говорит о неких Скалдине и Нечаеве, и Н.В. Королева это хладнокровно комментирует: “Скалдин, Нечаев — молодые рабочие, представители “народа” в секции Мережковских в Религиозно-философском обществе” (с. 140). Боюсь, что комментатор писал это, не подумав, ибо по крайней мере один из названных хорошо известен, и он никаким рабочим не был. Поэт и прозаик Алексей Дмитриевич Скалдин с характерными ошибками вспоминал: “Мережковские и другие, стоявшие у кормила Религиозно-философского Общества, переживали тогда моду на “людей от земли”, из “народной толщи” <…> К числу этих людей у Мережковских относили Пимена Карпова, Сергея Есенина, Николая Клюева и меня” (Письма Александра Блока. Л., 1925. С. 176). Там же рассказывается и о докладе “Идея нации”, предложенном Скалдиным для выступления на заседании Общества, но отвергнутом. А Нечаев здесь, скорее всего, — известный пролетарский поэт, отношения к Обществу не имевший, но противопоставляемый Скалдину как “истинный” — “искусственному”.
Особая статья — текстология писем и их датировка. Конечно, определить, когда было написано письмо, помеченное “Воскресенье”, не так-то просто, но уж поверить приписке Шагинян на концерте: “Пишет в воскресенье и тотчас за этим — в понедельник”, — наверное, можно. И тогда сразу же после письма 27 надо печатать письмо 31, а никак не 28, 29 и 30.
Или, например, в постскриптуме к письму 41-му Гиппиус, согласно публикации, пишет: “А Стангов вам наврал…”. Шагинян помечает на конверте: “Странден”, — и, судя по всему, эта фамилия и должна следовать в тексте. Д.В. Странден — известный теософ, не только посещавший Религиозно-философское общество, но и делавший там доклады, и входивший в его Совет.
Тщательное изучение текстов и комментариев наверняка позволит Вам, как в изделии Фаберже, открыть еще много поводов для наслаждения красотами публикаторского мастерства авторов, почему и рекомендую эту книгу Вашему вниманию.
Жан де Форжерон