Опубликовано в журнале НЛО, номер 2, 2002
Основанная в России в 1725 году Академия наук как своим появлением на свет, так и всем своим обликом, характером и деятельностью тесно связана с историей своего времени. Она отражала запросы и потребности своей эпохи в широком смысле этого слова. Она родилась от общения пробудившихся новых стремлений России с европейской научной мыслью. Ее первыми деятелями были иностранцы, члены иностранных ученых обществ, светила западной научной мысли. А западная научная мысль, концентрировавшаяся в Академиях Лондона, Парижа и Берлина, переживала эпоху внутреннего роста и внешнего оформления.
Лаплас об Академиях
Уже знаменитый математик и астроном Лаплас, изучая историческое развитие астрономии, отметил значение Академий в деле распространения “истинной философии”. По его словам, Академии, подчиняя все “исследованию строгого разума”, способствовали исчезновению предрассудков из сферы научной мысли, ставили вопросы и добивались ответов, основанных “на наблюдении и опыте”, “поощряли к отысканию истины обо всех вещах”. Из Академий вышли все великие теории.
Эти рассуждения стали общим местом почти всех исследований по истории Академий. Что касается связи между успехами новых научных методов и деятельностью Академий, с одной стороны, и общественным развитием — с другой, то она обычно остается неосвещенной.
Наука и Академия в Италии
Родиной новой научной мысли была Италия, игравшая крупную роль в мировой торговле эпохи, следовавшей за крестовыми походами. Рост итальянских городов, успехи ремесленной деятельности, напряженная классовая борьба между новым буржуазным обществом и старой феодальной знатью способствовали развитию научной мысли, независимой от богословских влияний. Свободное исследование природы уже на первых порах соединяется с изобретательством. Леонардо да Винчи (1452—1519) был, по выражению Фридриха Энгельса, “не только великим художником, но и великим математиком, механиком и инженером, которому обязаны важными открытиями самые разнообразные отрасли физики” [1]. Первая итальянская Академия, организованная в Неаполе в 1560 г., носила название Academia Secretorum Naturae (Академия таинств природы). Председатель ее Порта подвергся обвинению в колдовстве, и хотя ему удалось оправдаться перед Римом, Академия все же была закрыта.
Важнейшим центром итальянской научной мысли была основанная в 1657 г. во Флоренции, по мысли известного геометра Вивиани, Academia del Cimento (Академия опыта). Из самого названия видно, что задачей Академии было экспериментальное изучение природы. Членом Академии был между прочим изобретатель барометра Торричелли. В 1667 году Академия выпустила том своих трудов. Но начавшийся еще в XVI веке экономический упадок Италии и господство католической реакции не благоприятствовали дальнейшему развитию итальянской науки.
Галилей
Жертвой своей эпохи был и великий итальянский ученый Галилео Галилей (1564—1642), основатель механики как науки о движении, встретивший враждебное отношение со стороны римской церкви. Незадолго до смерти Галилей выразил уверенность, что его “работа послужит основанием науки, которую разрабатывают великие умы”. Но дальнейшая разработка новой науки была делом других стран.
Развитие торговли в Европе XVI—XVII вв.
Открытие Америки (1492 г.) и морского пути в Индию (1498 г.) и последовавшее затем перемещение торговых путей Средиземного моря на Атлантический океан создали почву для нового подъема мировой торговли. По словам К. Маркса, “мировая торговля и мировой рынок открывают в XVI столетии историю жизнедеятельности современного капитала” [2]. А в XVII веке жизнедеятельность эта выразилась в росте торговых компаний, создании крупной мануфактуры, политике меркантилизма и борьбе за рынки.
Торговые компании
Крупные торговые компании голландцев, англичан и французов, вытеснивших итальянцев, испанцев и португальцев, захватывали в свои руки и боролись друг с другом за господство в торговле с “обеими Индиями”. Они создавали свои армии и флоты, подчиняли себе территории и вытесняли с них своих конкурентов. Они открывали дорогу в Европу новым, невиданным прежде товарам. Они, побуждая к усиленной хозяйственной деятельности, подчиняли себе экономику своих стран и колебали устои феодального общества. Рядом с феодалами-землевладельцами фигура крупного купца, смелого авантюриста и дельца становится в обществе все заметней и видней.
Взгляд на торговлю
И все громче раздаются речи, что торговля — “душа правления”, что только она может “обогатить государство, сделать государя могущественным, более богатым и более уважаемым своими соседями”, что она — “источник изобилия” и “единственный канал, по которому золото и серебро идут” в страну, что она — “нерв государств” и т. д.
Англия. Торговый капитал
В этом торговом развитии уже к концу XVII века на первое место становится Англия. Пережив бурную эпоху буржуазной революции, реставрации и второй революции, она все время шла вперед по пути развития торговли. Торговая буржуазия последовательно поддерживала диктатуру Кромвеля, положившую начало непримиримой борьбе с торговым преобладанием Голландии, восстановленную монархию Стюартов, продолжавшую эту борьбу и открывшую эру аграрного протекционизма, и родившуюся в результате так называемой “славной революции” 1688 года власть Вильгельма III. В результате аграрного протекционизма, и захвата государственных земель родилась новая земельная аристократия, бывшая, по выражению К. Маркса, “естественной союзницей новой банкократии, только что вылупившейся из яйца финансовой знати и крупных мануфактуристов, опиравшихся в то время на покровительственные пошлины” [3].
Мануфактура
Развитие крупной мануфактуры, в Англии прежде всего шерстяной, является также характерной чертой эпохи. И экономическая политика Вильгельма III была прежде всего политикой покровительства шерстяной промышленности, продолжая вместе с тем эру аграрного протекционизма и открывая с опережением в 1694 г. английского банка дорогу “новой банкократии”.
А шерстяная промышленность той эпохи знала различные формы: от работы на дому на скупщика-капиталиста до крупной мануфактуры, предприятия, объединявшего рабочих в одних стенах и отрывавшего их окончательно от земледелия. Уже можно отметить разделение и специализацию труда и возрастающую зависимость рабочего от хозяина. Уже эпоха Вильгельма Оранского знает антагонизм капитала и труда. Рабочая песенка этой эпохи вкладывает в уста хозяевам признание: “чесальщики шерсти, ткачи, сукновалы, затем — прядильщики, надрывающиеся над работой за мизерную плату, — благодаря труду их всех мы набиваем свою мошну”.
В отдельных случаях предприятия XVII и начала XVIII века знают уже машину. Отметим изобретенный в 1598 г. Вильямом Ли чулочно-вязальный станок, постепенно вытеснивший ручной труд. Отметим, что в Италии уже в начале XVII в. существовали машины для кручения шелка. В 1716 г. Долон Ломб добыл в Ливорно чертежи этих машин и привез их в Англию, а через два года брат его Томас открыл первую в Англии шелковую фабрику с количеством рабочих в 300 человек. Техническое изобретательство начинает пробивать себе дорогу.
Достигнув торгового преобладания, Англия решительно борется за его сохранение, провозглашая лозунг политического равновесия в Европе. Она умело заключает союзы с Голландией, Австрией и другими государствами против усиливающейся на континенте Франции.
Такие решительные успехи экономического развития Англии обусловили собой не менее крупные успехи английской научной мысли, в которой новые методы решительно вытесняют старые.
Фрэнсис Бэкон
Фрэнсис Бэкон (1561—1626) провозгласил полную самостоятельность научного познания, независимость его от богословия и противопоставляя “новое орудие познания” средневековым последователям Аристотеля, ополчился на борьбу “с идолами” (предрассудками) и выдвинул значение индукции и опыта. Всем своим “естественно-техническим” миросозерцанием Бэкон ставил перед наукой задачу изучения природы и обеспечения власти человека над ней.
“Новая Атлантида”
Буржуазная утопия Бэкона “Новая Атлантида”, в отличие от коммунистических утопий Т. Мора и Кампанеллы вполне консервативная в области политической мысли, является настоящей хвалебной песнью в честь технического прогресса и изобретательства. Для нас, однако, самое любопытное в этом произведении — Дом Соломона, ученая корпорация, которой принадлежит и власть в стране. Бэкон не только признает здесь необходимость объединения ученых сил, но и вручает им руководство управлением.
Мысль об Академии наук
И цель Дома Соломона сформулирована ясно: “постижение причин, движений и внутренних сил в природе, и расширение власти человека над природой до возможных пределов”. Поэтому и вся работа этой утопической Академии наук носит практический, утилитарный характер. Здесь существуют: и башни для наблюдения небесных явлений, и огороды и сады для содействия растениеводству, и зверинцы для анатомических опытов, и заведения для усовершенствования кулинарного дела, и аптеки, и ремесленные мастерские, и математические кабинеты, и дома для изобретения и производства машин. Научное исследование здесь решительно подчиняется задачам технического прогресса. В Доме Соломона подготовляются и молодые научные силы.
Английские ученые общества
Мысль утопии Бэкона об объединении ученых сил и распространении специальных знаний совсем не была утопической. Если первенство в создании Академии и ученых обществ принадлежало Италии, то Англия быстро последовала за ней и опередила ее. Отметим возникшее здесь в 1572 году общество антиквариев, целью которого была охрана старых документов, Лондонский колледж эпохи Карла I, носивший название “Музей Минервы”, в котором теоретические дисциплины соединялись с прикладными. Например, профессор астрономии читал, кроме того, оптику, навигацию и космографию, а профессор геометрии, кроме математических наук, еще фортификацию и архитектуру. Таким образом колледж, очевидно, преследовал задачи обучения военному и морскому делу.
Ученые собрания в Лондоне и Оксфорде
В 1645 году, в разгар гражданской войны между новой буржуазной и старой феодальной Англией, в Лондоне начались систематические собрания ученых, называвших себя сторонниками “новой” или “экспериментальной философии”, родоначальниками которой они считали Галилея и Фрэнсиса Бэкона. На собраниях обсуждались вопросы физики, анатомии, математики, астрономии, навигации, статистики, химии, механики и естественных наук. И здесь мы видим соединение математических, естественных и прикладных наук. В 1648 году некоторые участники собрания переехали в Оксфорд и таким образом общество как бы разделилось между этими двумя городами. Среди участников оксфордских собраний назовем известного физика д-ра Уоллиса, д-ра Ральфа Бетерста и доктора Уильяма Петти.
Королевское общество естественных наук
Уже в это время неоднократно возникали проекты организации правильно работающего ученого общества с определенным уставом, правительственной визой и средствами. Но годы революционной борьбы, по-видимому, не давали возможности приступить к этой организации. Лишь в 1660 г. в год реставрации Стюартов, поддержанной (не забудем) большинством английской буржуазии, собрание ученых в Лондоне постановило организовать общество. Тут же был принят проект устава. По проекту количество членов должно было быть 55 человек, кворум избирательных собраний — 21 человек. Основу общества составляла коллегия врачей, принимались в него и профессора математики, физики, философии и естественных наук лондонского и оксфордского университетов. Должностными лицами общества были: директор, казначей и регистратор. Устав общества был утвержден королем Карлом I, и оно получило название Лондонского Королевского Общества для усовершенствования естественных знаний (The Royal Society of London for improving Natural Knowledge).
К началу работы общества медицина и биология сделали колоссальные успехи. Учение Гарвея (1578—1657) о кровообращении, долгое время встречавшее нападки и насмешки, стало общепринятым.
Однако, в разработке интересовавших его вопросов общество, свято чтившее память Фрэнсиса Бэкона, с самого начала связывало свою работу с задачами технического развития. Так один документ 1663 года определяет цель общества, как “усовершенствование познания натуральных вещей и всех полезных искусств, мануфактур, механических опытов, машин” и т.д. В собраниях общества, согласно тому же документу, обсуждаются все открытия, касающиеся “философских и механических предметов”, рассматриваются и обсуждаются “редкости природы и искусства” и т.д. [4]
В 1671 году в члены общества был избран Исаак Ньютон, а в 1675 году была открыта в Гринвиче Обсерватория, во главе которой в 1676 году стал только что избранный в члены Общества известный астроном Флэмстид.
С 1665 г. общество издавало журнал “The Philosophical Transactions” (“Философские записки”), а с 1679 г., кроме того, “The Philosophical Collections” (“Философские коллекции”), содержавшие в себе “сообщения о физических, анатомических, химических, механических, астрономических, оптических и других математических и философских опытах и наблюдениях”.
Успехи английской экономики и политические результаты “славной революции” способствовали новым успехам английской науки. В 1703—1727 гг. директором общества был Ньютон, соединявший эту должность с должностью директора монетного двора и в связи с этим принимавший живое участие в обсуждении вопросов экономической и финансовой политики. Это особенно важно отметить для эпохи начала деятельности английского банка.
Член общества Уильям Петти, врач по призванию, занимавшийся и математикой, и музыкой, и кораблестроением, способствовал своими трудами заложению основ статистики и экономической науки.
Франция
Несколько иначе обстояло дело во Франции. Борьба королевской власти с феодалами, ослабление их политического значения, превращение независимой аристократии в придворную знать, возвышение буржуазных дельцов, развитие торговли и крупных торговых компаний (особенно в Леванте), наконец, создание крупной мануфактуры и экономическая политика Кольбера (меркантилизм), покровительствовавшая промышленности в ущерб земледелию — такова одна сторона медали. Другой стороной было: сохранение социального господства феодалов в полной мере, противодействие буржуазным стремлениям к изменению социального облика государства, яснее всего сформулированное в завещании кардинала Ришельё[5], наконец, королевский абсолютизм. Развитие производительных сил страны, двинутое вперед королевской властью при Кольбере, ею же было остановлено. Отмена Нантского эдикта о веротерпимости — мера по сути антибуржуазная — лишила страну промышленников, ремесленников и торговцев протестантского вероисповедания, а баснословная роскошь королевского двора и неудачная война за испанское наследство основательно подорвали финансы государства.
Все эти противоречия французской действительности отразились на истории Академии наук.
Первые Академии
В 1635 г. была основана Французская Академия, целью которой было усовершенствование французского языка, красноречия и поэзии. В 1663 г. из нее было выделено небольшое число ученых, знатоков истории и древностей, для изучения надписей, девизов и медалей. Они образовали Академию надписей и медалей.
Образование Академии наук
В 1666 г. руководитель французской экономической и финансовой политики Кольбер имел намерение объединить французских ученых всех специальностей в одной Академии. Это намерение, однако, не осуществилось, и Академия надписей и медалей и Французская Академия продолжали существовать отдельно [6]. А с декабря 1666 г. в королевской библиотеке начались собрания организованной по инициативе Кольбера Академии наук, состоявшей из математиков и физиков. По словам знаменитого ученого Лавуазье, Людовик XIV в это время, расширив свои владения до Пиренеев приобретением земель Испании и укрепив этим свою власть, считал, что его королевство “нуждалось теперь только в усилении при помощи наук и промышленности, украшении при помощи искусств, и поручил Кольберу работу над их преуспеянием”. Таким образом уже для Лавуазье, писавшего эти строки в 1785 году [7], было совершенно ясно, что учреждение Академии наук надо связывать с промышленной политикой Кольбера. А если это учреждение сопоставить с тем обстоятельством, что в 1667 году был введен в действие первый таможенный тариф Кольбера, устанавливавший крайне высокие пошлины на ввозные фабрикаты <изделия — А.Д.>, что вслед за этим началось энергичное строительство промышленных и художественных школ и музеев, то практические цели, преследовавшиеся учреждением Академии, будут для нас вне сомнения. Во французской науке этого времени особенно большие успехи сделала математика. Декарт (1596—1650) ввел в алгебру систему обозначений, употребляемую и в настоящее время, и положил начало аналитической геометрии. Блез Паскаль вступил на путь создания синтетической геометрии и сделал ряд крупных исследований в области циклоиды. В состав организованной в 1666 г. Академии наук входили 3 астронома, 2 химика, 7 геометров, 1 механик, 3 физика и 1 ботаник.
Обсерватория в Париже
С 1667 года началась постройка обсерватории, в 1669 году французское правительство пригласило итальянского астронома профессора Болонского университета Джованни-Доменико Кассини для руководства обсерваторией. После открытия в 1672 г. парижской обсерватории Кассини обогатил науку открытием четырех спутников Сатурна, деления колец Сатурна, измерением параллакса солнца, составлением карты Луны и первым описанием явления зодиакального света.
Положение Академии наук после Кольбера
Со смертью Кольбера в 1683 году положение Академии сильно изменилось к худшему. Если Кольбер, руководимый стремлением развить производительные силы страны, видел в науке мощное орудие такого развития, то господствующий класс Франции — феодальная знать, предъявляла к ученым весьма своеобразные требования. По словам историка Академии, военный министр Лувуа видел в академиках “только людей, оплачиваемых королем для удовлетворения его любопытства, ответов ему на вопросы о дожде и хорошей погоде и оказания помощи его строителям, офицерам и архитекторам. В тот день, когда было решено устроить в Версале чудеса в виде водопадов и фонтанов, работы над картой, над меридиональной линией должны были быть оставлены, теперь занимались только водопроводами, трубами и чертежами бассейнов… Придворные спрашивали математиков о способах обеспечения верного выигрыша в тогдашних модных играх. Совёр должен был написать трактат о бассете [8] — игре, в которой столько придворных разорялось, и был приглашен для объяснений этого вопроса королю и королеве” [9]. Если таким образом академиков приспособляли к обслуживанию королевского двора, то практическое использование науки для государственных надобностей в эти годы частых войн между Францией, стремившейся к захвату рынков, и другими государствами, ограничилось военной сферой. По словам того же историка, Людовик XIV “гораздо больше думал об усовершенствовании своих артиллерийских снарядов, чем о теориях алгебры и физики”.
Ученых посылали в крепости. Лишь Кассини оставался в своей обсерватории, так как астрономию считали нужной для флота [10].
Устав 1699 года
Наконец в 1699 г. Академия получила устав. По уставу она объявлялась состоящей под покровительством короля, приказы которого объявлялись через кого-нибудь из статс-секретарей. Состав Академии: почетные члены, пенсионеры, прикомандированные <сочлены — А.Д.> и ученики. Президент назначался королем из состава почетных членов. Пенсионеры распределялись по специальностям: 3 геометра, 3 астронома, 2 механика, 3 анатома, 3 химика и 3 ботаника. Кроме того, к пенсионерам причислялись секретарь и казначей Академии. Прикомандированных было 12 человек по 2 человека по тем же специальностям. Почетные члены избирались общим собранием по 1 кандидату на свободное место, пенсионеры — по 3 кандидата, прикомандированные — по 2 кандидата; ученики предлагались общему собранию пенсионерами и прикреплялись к последним. Все избранные общим собранием кандидаты поступали на утверждение короля. Предлагать к избранию можно было только людей “добрых нравов и признанной честности”. Монахи, члены религиозных орденов могли быть предлагаемы только в почетные члены. Пенсионерами или прикомандированными могли быть только лица, имеющие известный печатный труд, прочитавшие блестящий курс лекций, изобретатели машин или известные иными открытиями. Почетные члены, пенсионеры и прикомандированные имеют право совещательного голоса в вопросах науки. Право голоса — решающего и совещательного — на выборах и при обсуждении академических дел имеют только почетные члены и пенсионеры. Все должны объявлять в начале года томы своих предстоящих работ и обязаны делать доклады на заседаниях. Помимо научно-исследовательской работы, Академия, по приказу короля, производит проверку и испытание всех машин и изобретений [11]. Одновременно с новым уставом Академия получила помещение в Лувре.
Зависимость Академии от королевской власти
Как видим из этого изложения, Академия Наук была учреждением, находившимся в полной зависимости от королевской власти. К изложенному следует добавить, что президент и вице-президент Академии были большей частью люди придворные, лично близкие к королю. Таковы, например, маршал Вобан и аббат Биньон, духовник и библиотекарь короля.
Несмотря на эту зависимость, вполне понятную в эпоху абсолютизма, французская Академия наук, неизменно отражавшая прогрессивные для той эпохи капиталистические тенденции жизни, шла по пути развития научной мысли и вела за нее борьбу с феодально-католическим миром. Так, она защищала принципы Ньютона и Лейбница против старых ученых и иезуитов, которые теперь пользовались учением Декарта, в свое время вызывавшим их нападки. Особенно задерживали успехи наук и во Франции старые университеты, в которых господствовала средневековая схоластика. Естественные науки совсем не преподавались ни в школах, ни в университетах, и общество пребывало в этой области в состоянии глубокого невежества. В области этих наук, а также астрономии, геометрии, физики, анатомии и медицины, Франция уступала не только Англии, но и Голландии. Тем не менее геометрия и механика, науки, развитие которых связывалось с потребностями военного дела и промышленности, делали успехи и находили практическое применение в деятельности офицеров, инженеров и моряков. Можно отметить, например, премию, данную в 1727 г. за работу Бугера “Traite de la nature les vaisseaux”.
Германия
Германия в эту эпоху находилась в особых условиях. Торговое значение ее стало падать еще с XVI века с перенесением мировых торговых путей. Политическое ослабление Германии после Тридцатилетней войны, ее раздробление на мелкие княжества способствовали торжеству в этой стране феодальной реакции. Тем не менее к концу XVII века общее развитие европейской торговли отразилось и в Германии, которая к моменту решительной борьбы между Англией и Францией за торговое господство переживает некоторый подъем в области торговли. Кроме того, на севере Германии в эту эпоху вырастает новое сильное государство Бранденбург, в 1700 г. ставшее королевством Прусским. Сюда привлекали в большом количестве бежавших из Франции протестантов, с их помощью двигали развитие мануфактурной промышленности. Политика промышленного протекционизма и религиозной терпимости создавали благоприятные условия для развития науки. Можно отметить успехи политической науки (Пуффендорф), правоведения (Томазиус), философии (Лейбниц и Вольф).
Лейбниц
Наиболее показательна для эпохи деятельности Лейбница. Великий ученый, известный своим универсализмом, блестяще сочетал в себе философа, религиозного мыслителя, специалиста по горному и монетному делу, политического деятеля и публициста. В его деятельности поразительно слились торговые, технические, политические и научные интересы.
Политическая деятельность Лейбница
Лейбниц, как политический деятель, ставил перед собой две основные задачи: борьбу за политическое объединение Германии и защиту международных интересов против Франции и Людовика XIV. В тесной связи с этим стоят проекты Лейбница по объединению церквей.
Начало политической деятельности Лейбница совпадает с деятельностью епископа Спинолы. Спиноле принадлежал проект организации немецко-испанской компании по торговле с Индией, для борьбы с торговым преобладанием Голландии. Немецкие государи, поддержав компанию, по мысли Спинолы, должны были заключить союз с Испанией и получить деньги, необходимые для осуществления единства Германии [12]. В 1662 г. устав компании был утвержден испанским королем. Около того же времени Бранденбургский курфюрст дал членам компании полномочия на переговоры о церковном объединении, которое, очевидно, считалось необходимым условием для процветания торговли и установления политического единства. И для Лейбница, соратника Спинолы, все эти вопросы были тесно связаны. В 60-х гг. Лейбниц уже занят мыслью о создании сильной и единой Германии и о борьбе с Турцией. Раздел Турции откроет путь в Индию и сокрушит господство Голландии над последней. Францию для отвлечения от европейских завоеваний надо втянуть в эту борьбу, прельстив ее завоеванием Египта, о чем в 1672 году Лейбниц подал записку Людовику XIV. Центральная мысль проекта — борьба с торговым преобладанием Голландии, вполне соответствовавшая эпохе английского Навигационного акта, почему Лейбниц рассчитывал и на поддержку Англии. Интересно, что и далекая Московия уже тогда привлекала внимание Лейбница: ей в этом разделе Турции предоставлялся Крым. Широкий, универсальный характер этого проекта, его связь с развитием мировой торговли — совершенно несомненна. И недаром один исследователь заметил, что даже за религиозной философией Лейбница скрывается план торговой политики; его “всемогущий бог есть национальная собственность немецкой промышленности”[13].
Но планы Лейбница не могли осуществиться. Людовика XIV трудно было прельстить завоеванием Египта: франко-турецкая дружба к этому времени уже обеспечивала французским купцам привилегированное положение в торговле Леванта. Подчинение себе испанского рынка и дальнейшее усиление за счет Германии французская торговая буржуазия рассматривала как свою ближайшую задачу. Англию эти планы Франции гораздо более беспокоили, чем судьба Оттоманской империи. А феодальная Германия не могла увлечься перспективами испано-индийской торговли и идеей политического и церковного единства. Поскольку же известная часть немецкой буржуазии готова была поддержать торговое объединение с Испанией, постольку и для нее очередной задачей была борьба с французскими притязаниями. И Лейбниц отдает свое перо на борьбу с этими притязаниями, восставая против идеи “всемирной монархии”, за которую борется Франция.
Лейбниц и Академии
С политической деятельностью Лейбница связано и его убеждение, что “величайшие моралисты и политики, не знающие и не наблюдающие чудес природы, теряют в значительной степени способность истинного наблюдения, истинного познания, горячей любви к богу”, что всякое усовершенствование в методах познания природы, всякое изображение и открытие совершаются во славу божию и способствуют благу человека. Отсюда и убеждение, что к словам и теориям надо прибавить практическое дело работы на благо человека, и что таким делом является “прежде всего солидное, скромное учреждение общества Академии” [14]. И Лейбниц был настоящим международным связующим звеном между Академиями и учеными различных стран. В 1673 году он посетил Лондон и был избран членом королевского общества. В 1700 году он стал членом французской Академии наук.
Проект общества наук в Берлине
Уже с 1697 года он начал работать для создания такой Академии в Берлине, правильно учитывая значение этого нового государства для будущей истории Германии. И он сразу же указал, что организация такого общества может дать, помимо теоретического изучения астрономии, истории, филологии и т. д., и реальную пользу, а именно содействовать улучшению земледелия, ремесел и мануфактур” [15]. По словам Лейбница немцы не только изобрели книгопечатание и порох, не только были создателями химии, механики и всех точных наук, но и могут считаться основоположниками европейской промышленности, торговли и навигации. “Но увы! наши мануфактуры, наша торговля, наши средства, наше войско, наша юстиция, наша форма правления идут все хуже и хуже; что же удивительного в том, что гибнут наши науки и искусства”. И Лейбниц предлагает подумать “о восстановлении, обновлении, улучшении наук и искусств (основы улучшения торговли, мануфактур, обучения, юстиции и т.д.)”[16]. Но не забывая старой цели продвижения на восток, он ставит задачу будущему обществу “распространение повсюду славы божией” и “пропаганду истинной веры” через Москву в Китае.
Учреждение королевского общества наук
19 марта 1700 г. курфюрст бранденбургский утвердил проект учреждения в Берлине общества наук и обсерватории, а через два дня Лейбниц получил приглашение прибыть в Берлин для организации общества. 11 июля был опубликован указ об учреждении общества. Указ ставил перед обществом три задачи: 1) “евангелически-цивилизаторскую”, 2) “естественно-научно-практическую”, 3) “национально-немецкую” (язык и история). Таким образом прусская Академия в отличие от английской и французской с самого начала включала в себя и гуманитарные науки и даже ставила перед собой религиозные, миссионерские задачи. Вряд ли, однако, может быть сомнение в том, что все эти задачи имели под собой почву в стремлении передовых представителей немецкой буржуазии к экономическому и политическому обновлению и усилению Германии.
Опубликованная одновременно с указом об учреждении генеральная инструкция провозглашала короля прожектором над обществом, учреждала совет для управления им и разделяла общество на три отделения: физико-математическое, отделение немецкого языка и литературное, включавшее в себя и историю, священную и светскую. Члены общества разделялись на почетных сотрудников и корреспондентов [17]. Лейбниц был назначен президентом. Кроме него, по происхождению ганноверца, в совет входили придворный проповедник Яблонский, поляк, профессор литературы Куно, француз, и пруссак Рабенер. Руководство было таким образом интернациональным, но цели его оставались национальными.
Первые задачи и средства общества
Первыми задачами, поставленными перед обществом, были сооружение обсерватории и введение нового календаря. Последнее стояло в связи с тем, что только с 1700 года протестантская Германия перешла к григорианскому календарю. Но средства общества были ограничены. Как видно из переписки Лейбница с курфюрстиной Софией-Шарлоттой, он полагал, что “общество не должно ничего стоить курфюрсту. Оно должно составить свой собственный фонд, который будет состоять только из некоторых уступок, сделанных курфюрстом с тем, чтоб ему это не стоило ничего кроме слов, и следовательно эти доходы могут быть только случайными”. “Можно подумать, — отвечала ему София-Шарлотта, — что вы хотите творить чудеса, управляя академией, которая ничего не будет стоить курфюрсту, хотя в нашем веке дешевые вещи вовсе не уважаются” [18]. Но “уступки”, которых Лейбниц домогался от курфюрста, свидетельствуют о том, что он хотел придать обществу характер коммерческого, делового предприятия. Это были пошлины с заграничных подорожных, руководство книжным делом и книжной торговлей, право монопольной продажи календаря, устройство лотерей, пошлина с винокурения, и наконец монополия обработки шелка. Ходатайствуя о последней, он указывал на необходимость привлечь к этому делу бежавших из Франции протестантов и выражал уверенность, что развитие этого дела вытеснит с немецкого рынка иностранный шелк [19]. Надо заметить, что из всех этих “привилегий” реальное значение получили только продажа календаря и обработка шелка. Но это не умаляет значения того факта, что Академия не только выражала тенденции грядущего капитализма, но и сама была капиталистическим предприятием.
Деятельность общества и его члены
Успехи общества были незначительны. Обсерватория была отстроена только в 1710 году. Общество стало главным образом центром протестантской апологетики. Наиболее видными его членами были: Виньоль, теолог и математик, изучавший хронологию библии; Лакроз, лингвист и ориенталист, горячий протестант, изучавший апокрифы и легенды; Куно — историк литературы; Яблонский, заместитель президента, теолог; его брат, юрист и грамматик, секретарь общества; Кирх — астроном и первый директор обсерватории, которой после его смерти управлял его сын; Фриш — врач и филолог.
Лейбниц старался установить связь с миссионерами в Китае и немцами, жившими в Москве, мечтал о химической лаборатории и кабинете редкостей. Но сам сознавал, что военные обстоятельства и отсутствие средств всему этому мешали [20]. В одном письме 1707 года Лейбниц жаловался на трудности: король, писал он, “слушает меня всегда благосклонно, но, кажется, он не слишком ищет случая меня слушать, а у меня нет охоты вмешиваться… Я работаю для разумной организации общества наук. Но я нахожу в этом почти столько же трудностей, как если бы я вел переговоры за папу” [21].
Реорганизация общества в 1710 году
С другой стороны, Лейбниц вызывал неудовольствие в Берлине тем, что совмещал свою работу в обществе с должностью библиотекаря и историографа в Ганновере. И реорганизация общества в 1710 году была проведена без его ведома и участия. Новый устав предусматривал разделение общества на 4 класса: 1) физико-медико-химический, 2) математический (включая астрономию и механику), 3) немецкого языка (включая церковную и политическую историю Германии), 4) литературный (включая изучение священного писания). Каждый класс имел своего директора. Директора составляли консилиум. С 1710 года начал выходить журнал общества “Miscellanea berolinensia”.
Упадок общества
Тем не менее деятельность общества скоро пришла в полный упадок. Капиталистические тенденции были еще очень слабо развиты в Пруссии. Король Фридрих Вильгельм I, вступивший на престол в 1713 году, все силы тратил на военное дело. Наука с его точки зрения была пустым делом или даже опасным, и общество наук при нем было только терпимо. Его отношение к ученым характеризуется, например, высылкой философа Вольфа, заподозренного в еретичестве.
Лейбниц и Петр I
Лейбниц не переставал думать об академиях, составляя проекты и для Дрездена, и для Вены, неустанно заботясь о процветании немецкой науки.
Но мы видели выше, что в политических проектах Лейбница очень рано стала фигурировать Московия как соучастник общей борьбы против турок.
Эпоха борьбы против Людовика XIV еще более обращала внимание Лейбница в сторону восточной державы. Ее следует вовлечь в общеевропейскую политику. Не оставляя мысли о борьбе с турками, союзниками французов и врагами Австрийской империи, Лейбниц уже в 1695 году жадно ловит слух о том, что “царь Петр склонен ввести в Московию из нашей Европы более утонченные манеры” и тут же прибавляет в объяснение своего интереса к этому: “этот могущественный монарх может сделать великие вещи, оттеснив крымских татар”. Живо заинтересовывают Лейбница вопросы о происхождении русского языка и его связи с языками других славянских народов, и о населяющих Россию инородцах (черкесах, черемисах, калмыках, сибиряках). Заграничное путешествие Петра 1697—1698 гг. вызывает глубокий интерес Лейбница, он собирает о нем все какие только возможно сведения. С удовольствием он слышит, что Петр “только и думает о том, как досадить туркам” [22].
И уже в 1697 году в записке Лефорту-старшему Лейбниц обращается к вопросу о просвещении России. Воздав и здесь хвалу царю за его мысли “об общем благе христианства” и борьбе против турок и выразив надежду на близкое изгнание магометан из Европы, он намечает в общих чертах план развития наук в России. Это: 1) образование специального учреждения для наук и искусств; 2) привлечение иностранцев; 3) ввоз из-за границы книг, редкостей, изящных вещей и т.д. и организация библиотек, научных кабинетов, обсерваторий, рабочих домов (для машин и инструментов); 4) путешествия русских за границу; 5) основание школ и академий; 6) изучение края (составление карт, ознакомление с языками, обычаями и хозяйством народов, естественными богатствами страны). Одновременно в письме к Лефорту-младшему Лейбниц предлагает начать работу по изучению языков населяющих Россию народов с перевода “Отче наш” на все эти языки и снова указывает политическую задачу “изгнать чалму из Константинополя”. Изучение языков и обычаев этих народов, в особенности языческих, Лейбниц связывал с задачами христианского миссионерства и проникновения в Китай, настаивал на необходимости для протестантов отнять у католиков эту их исключительную привилегию [23].
Проекты Лейбница относительно турок не имели шансов на успех. Готовясь к борьбе с Францией, европейские государства не думали о турках, а Австрия определенно стремилась обезопасить себя с этой стороны. Петру в ответ на его разговоры об антитурецкой коалиции отвечали советом обратить свои силы против союзника Франции — Швеции.
Русско-польско-датский союз против этой державы не вызвал восторга со стороны Лейбница. По мере развития военных действий, он не переставал выражать желаний скорейшего заключения мира, явно не желая расширения русской территории на Западе и продолжал настаивать на том, что задача России — нанести удар туркам. В то же время он не переставал интересоваться вопросом о цивилизации “этой огромной империи” и “введении туда наук, искусств и добрых нравов”, после чего можно будет теснее связать Европу с Китаем. Через посредство Лефорта, Гюйссена и других лиц и Петр уже знал о Лейбнице, и в декабре 1708 года последний уже по предложению царя составил для него записку о введении в Россию наук. Повторяя здесь в основном свои предложения Лефорту, Лейбниц резче подчеркнул утилитарный, практический характер знаний. Так, в библиотеках должны, по его мнению, преобладать книги “практических” наук, к которым он причисляет, однако, и историю, как науку, необходимую для политического деятеля. Говоря о необходимости создания обсерватории, Лейбниц подчеркивает, что “география и навигация обязаны своим прогрессом астрономическим наблюдениям”. В особенности же много он распространяется о пользе технических знаний. Наконец, отбросив разговоры о религиозных миссиях, Лейбниц уже прямо указывает на желательность торгового проникновения Европы в Китай через Россию [24].
Свидание в Торгау
В 1711 году в Торгау состоялось свидание Лейбница с Петром. Здесь в беседе великий ученый развил перед царем свой план. В первую очередь произвести исследование природы и географических условий страны, ассигновав на это 10000 талеров и поручив руководство этим одному опытному лицу. Затем организация коллегии, которой должно быть поручено руководство школами, науками и искусствами, книжным и бумажным делом, лечебным делом, солеварнями и рудниками, изобретениями и мануфактурами, введение культуры новых растений, новых фабрик, расширение торговли. Средства коллегии должны составляться из пошлин от торговли китайской, балтийской и каспийской, а также от разных привилегий вроде устройства лагерей, открытия ломбардов, банков и мастерских. Президент коллегии должен быть членом верховных учреждений государства, члены иметь права секретарей царя. Ко всему этому присоединялись проекты заданий для коллегии: улучшения внутренней навигации, судоходства по Днепру, изготовки измерительных приборов для инженеров [25].
Эта грандиозная программа сочетания научной работы с проблемами промышленного и торгового развития в одном учреждении, в которой мы встречаем и многие из проектов Лейбница о берлинском обществе науки, не могла не произвести впечатления на Петра. Программа открывала перед иностранцами широкие возможности использования отсталой страны. Грандиозность проекта делала его осуществление сомнительным. И возможно, что под влиянием возражений и сомнений Петра, Лейбниц стал высказываться за постепенность в деле осуществления. После нового их свидания Лейбниц уже прямо писал о создании Академии наук и рекомендовал для начала озаботиться организацией библиотеки и кабинета редкостей [26]. Царь, окончательно плененный Лейбницем, дал ему чин тайного юстиц-советника и пенсию в 2000 гульденов, рассчитывая и в дальнейшем пользоваться его советами.
В то же время Лейбниц, уже предвидевший примирение Англии с Францией, настаивал в Германии на союзе немецких держав с царем для противодействия Франции.
Перелом в истории России
Резкий перелом, пережитый Русью, в конце XVII и начале XVIII века, превращение ее из Московского царства в Российскую империю, конечно, помимо своих внутренних корней, имеет связь с процессами, переживавшимися Западной Европой. Развитие европейской торговли, повсеместная борьба за торговые пути не могла не отразиться на этом государстве, давно уже связанном торговыми сношениями с Западом, но ограниченном в своих сообщениях Архангельском и Белым морем. Борьба за Черное и Азовское море, недоконченная и оставленная, длительная и увенчавшаяся успехом борьба за Балтийское море, связанная с этим необходимость реформы военного дела, создание флота, появление крупной мануфактуры и металлургических заводов — все это как будто выдвигало на переднюю линию торговую буржуазию. Выдвижение худородных, создание буржуазной администрации, борьба против знати вызвали соответствующую оценку петровской политики у историка-купца. Он воздал хвалу Петру, как “неприятелю гордости и праздности”, который “награждал не породу, но заслуги…, унизя прежде закоренелую гордость и непомерную спесь бояр” [27]. Но вся реформа, включая и развитие промышленности, проводилась не только на старой социальной, в основе крепостной, базе, но и с дальнейшим закрепощением масс. Представители худородных элементов и торгового капитала выходили на передовую арену с возможностью “облагородиться”, перейти в ряды старого господствующего сословия — дворянства. А перед этим сословием даже легшие на него тяготы — в частности повинность военной службы — открыли новые возможности. С другой стороны, буржуазии не хватало ни капиталов, ни знаний, ни рабочей силы. Уже в 1715 году, спустя почти два десятка лет после заведения буржуазной администрации, Петру приходилось выслушивать: “Купечества у вашего величества весьма мало и можно сказать, что уже нет”. А в двадцатых годах, когда после окончания Великой Северной войны стала с каждым годом расти и шириться балтийская торговля, было уже несомненно, что вся эта торговля целиком в руках у иностранцев, прежде всего англичан, что русского коммерческого флота нет и при существующих условиях быть не может. И к моменту смерти Петра уже чувствовалась дворянская реакция против его политики развития промышленности и военного дела за счет земледелия. Отражая суждения высших кругов, саксонский посланник Лефорт доносил 16 сентября 1724 года своему правительству: “все идет навыворот, торговля стремится к концу, войска и флот не оплачены, и каждый досадует и негодует” [28].
Несмотря на это обстоятельство, повернуть назад уже было невозможно. Российская империя нуждалась в сильной армии и флоте, а тем самым в обслуживающей их крупной промышленности и в дальнейшем росте внешней торговли, дающей государству необходимые средства. Отсюда и в дальнейшем забота о “размножении заводов”, о “поправлении российской коммерции”, в частности об установлении “беспосредственного торга” с другими странами. В рамках крепостной действительности начальные элементы будущего капитализма были уже заложены.
Необходимость знаний
Новая Россия требовала развития знаний, прежде всего прикладных знаний. Нужны были инженеры, техники, знающие офицеры, мореплаватели. И мы видим и в действиях, и в высказываниях Петра и его сотрудников тот же утилитарный практический взгляд на науку, который так характерен для изучаемой эпохи.
Так, еще в 1697 году при посылке за границу для обучения группы московских стольников в наказе им было указано, что от них требуется знание чертежей, карт, компасов и “прочих признаков морских”, уменье владеть судном и знакомство со всеми его снастями и инструментами, наконец, как максимум, сулящий “милость большую по возвращении” и знакомство с делом кораблестроения. Организация прежде всего навигацких школ, где обучали арифметике, геометрии, тригонометрии, геодезии, навигации и астрономии, и морской академии свидетельствует о том, какой вид профессионального образования насаждался прежде всего. За этим уже следовали “цифирные” и другие школы, целью которых было прежде всего дать государству грамотных работников. Переводы иностранных книг (в первую очередь таких, как география Варения, архитектура Виньоля, искусство фортификации Вобана, кораблестроение Аллярда и т.п., также указывают специальный, практический характер просветительных мероприятий Петра [29]. Нельзя сказать, чтобы при этом пренебрегали гуманитарными знаниями. Так, известны старания Петра о собирании материалов по русской истории, включая материалы по его собственному царствованию. Но в этом последнем случае надо прежде всего “вписать в историю, что в сию войну сделано”, т.е. “распорядков земских и воинских”, “строение фортец, гаванов, флотов корабельного и галерного, и мануфактур всяких” и даже “какие вещи для войны и прочих художеств сделаны” [30]. Это больше всего история военного дела, промышленности и техники.
Русские образованные кадры
Когда говорят о петровской эпохе, обычно подчеркивают роль иностранцев и невозможность обойтись без них в деле выучки и насаждения нового. Это указание совершенно правильно. Но нельзя забывать и того, что страна создавала и свои, пусть очень немногочисленные, образованные кадры. Прежде всего отметим самого Петра. Он не только царь, полководец и администратор. Он и первый редактор первой русской газеты, и редактор переводов иностранных книг, и изобретатель русской гражданской азбуки. Он сам всю жизнь учился. Недооценивают обычно работу таких людей, как В.Н. Татищев (историк, экономист, политик, инженер и администратор) и совсем забывают таких узких, но высококвалифицированных специалистов, как Ф.И. Соймонов и А.К. Нартов. Однако в громадном большинстве случаев эти люди были действительно очень узкими специалистами и при том практическими деятелями прежде всего. Ученых, кроме Татищева, не было. Да и этот ученый прежде всего нужен был для административной деятельности, где так не хватало образованных людей.
Думать об осуществлении проекта Лейбница без помощи иностранцев нельзя было. А думать об этом начали задолго до практического осуществления. Так уже в 1714 г. в немецком журнале “Weltspiegel” (ч. 65, с. 614) появилось сообщение о намерении Петра основать Академию. В 1718 г. на докладе Фика о необходимости подготовки в России образованных специалистов Петр написал: “сделать академию” [31].
Утилитарный взгляд на науку
И несомненно, что взгляд на задачи этой Академии был практический, утилитарный. Таков вообще был взгляд на науку передовых людей эпохи. Так, и широко образованный Татищев, говоря о пользе “тиснения” (книгопечатания), отмечает прежде всего, что “через сие… в философии многие способы ко испытанию и дознанию не дознанных прежде свойств обретены, яко трубы зрительные, микроскопии, зеркала зажигательные, насосы водяные, трубы воздушные”, многие машины. Еще большие успехи “в орудиях военных и математических, в строениях домов, крепостей и водных великих городов и кораблей” [32]. Сам Петр, говоря Нартову об учреждении Академии наук, формулировал свое желание “насадить в столице сей рукомеслие, науки и художества вообще”[33]. Идеолог передовой торговой буржуазии эпохи, Посошков, перечисляя необходимые науки ставил вслед за языками и арифметикой геометрию, архитектуру и фортификацию [34]. Но как у Лейбница идеологическим покровом его программы была забота о “благе человечества”, так и Петр и люди его эпохи неизменно считали, что их задача “стараться находить славу государству чрез искусства и науки” [35].
Сношения Петра с западными учеными начались еще во время его пребывания в 1697 г. в Голландии. Сюда относится знакомство с ученым, бургомистром Амстердама Витзеном, бывавшим ранее в Москве и составившим карту восточной и южной Европы и Азии. С помощью Витзена Петр познакомился с другими учеными, осмотрел анатомический кабинет Рюйша и другие кабинеты и музеи. Выше мы говорили о встречах и общении с Лейбницем. Смерть последнего в 1716 году помешала ему работать в направлении осуществления его проектов.
Связь с французской Академией наук
Поездка Петра в 1717 году в Париж имела прежде всего политическое значение. Враждебное отношение Англии к России, резко обнаружившееся после побед последней над Швецией, побуждало Петра искать сближения с Францией. Но в Париже он заинтересовался и учеными, посетил Академию наук и установил с ней связь. По возвращении в Россию Петр послал в Париж Нартова для усовершенствования в токарном деле. В 1720 г. президент парижской Академии Биньон в письме к Петру очень лестно отозвался об успехах Нартова в математике, механике и токарном деле и в заключение указал, что развитие художеств и наук дает России и Петру не меньшую славу, чем военные победы [36].
Между тем в 1720 г. Соймонов привез в Петербург из Астрахани составленную им карту и описание Каспийского моря. Петр послал карту на отзыв в парижскую Академию. Карту Академия похвалила и в отзыве своем сделала комплимент Петру, отметив его “знания в навигации” и склонность к наукам и искусствам [37]. Петр был избран членом Парижской Академии наук.
К этому времени окончательно был решен вопрос об учреждении Академии наук в Петербурге. Работу над этим делом Петр поручил своему лейб-медику Блюментросту.
Блюментрост
Отец Лаврентия Блюментроста переехал в Россию при Алексее Михайловиче: он был сюда вызван по протекции своего пасынка, пастора. Молодой Блюментрост, окончив в Москве школу Глюка, продолжал образование за границей, вернулся в Россию в 1714 году и стал лейб-медиком сначала сестры царя Натальи, а с 1718 г. состоял при самом царе и управлял его библиотекой и кунсткамерой.
Командировка Шумахера
В феврале 1721 г. его помощник Шумахер был командирован за границу “для сочинения социэтета наук, подобно как в Париже, Лондоне, Берлине и прочих местах”. Он вез с собой в Париж и вышеупомянутую карту Соймонова и благодарственное письмо Петра по поводу избрания в Академию. В письме Петр между прочим просил Академию установить переписку с Блюментростом и сообщать ему, “какие новые декуверты от Академии учинены будут” [38]. За несколько месяцев перед этим Петр писал германскому философу Вольфу, ученику Лейбница, о своем намерении создать Академию [39]. Шумахеру было поручено звать Вольфа в Россию. Такое же поручение ему было дано и в отношении французского астронома Делиля и других ученых.
В Париже Шумахер присутствовал в заседаниях Академии, где рассматривалась карта Соймонова, потом осматривал обсерваторию и кабинеты. В заключение пребывания в Париже Шумахер, однако, пришел к выводу, что “понеже ученые люди анкуражементу (возбуждения) не имеют, и больше на ежедневную пищу, нежели на некоторые спекуляции думать принуждены суть, того ради во время нынешнего владения художеству больше убыли, нежели прибыли”. В Германии, Англии и Голландии Шумахер осматривал кабинеты и музеи, дав их подробное описание в своем отчете [40].
По возвращении Шумахера в Россию Петр поручил Блюментросту составить проект учреждения Академии наук.
Возражения против Академии наук в правящих кругах
Но в правящих кругах России эта мысль не встречала единодушного одобрения. Та дворянская реакция, которая в то время уже чувствовалась, опиралась на широко распространенное в населении убеждение, что меры Петра тягостны и непосильны для страны, что они в конце концов искусственны и вредны. Внешняя слава достигалась ценой неслыханных жертв и разорения. Так и Академия Наук в безграмотной стране казалась ненужной и дорогой роскошью. Как-то кто-то из его приближенных высказал сомнение в полезности Академии при отсутствии обучения юношества тем наукам, которые будут разрабатываться академиками. На это Петр прямо ответил, что на Академию будут возложены не только ученые, но и учебные функции. Закончил Петр указанием на практическую пользу Академии: она доставит государству славу, а советы академиков “в таких делах, в которых науки потребны”, пригодятся нашим государственным учреждениям [41].
Проект Блюментроста
Сообразно этому и Блюментрост в своем проекте, проведя разницу между университетом и “социэтетом художеств и наук” и отметив, что в других государствах между этими учреждениями нет ничего общего, указал, что в России, где нет не только университета, но и “прямых школ, гимназиев и семинариев”, должно быть иначе. Поэтому при Академии, которая прежде всего является ученым учреждением, читаются академиками публичные лекции, а студенты, избранные академиками, обучают юношество “в первых фундаментах” в “гимназиуме”. Отмечал проект и необходимость содействия со стороны Академии “вольным художествам и мануфактурам” машинами и инструментами. Академия должна быть подобна парижской, но с указанным отличием. Отметим, однако, и другое отличие, больше сближавшее нашу Академию с Берлинским обществом наук. Учреждалось 3 класса: 1) математический, 2) физический, 3) гуманитарный. Таким образом здесь было место для гуманитарных наук — истории и юриспруденции.
В Академии учреждались должности президента и секретаря, назначенных императором, который брал на себя протекторат над Академией. К обязанностям академиков относилось: 1) исследовательская работа; 2) ознакомление с иностранной литературой по специальности и составлению экстрактов из нее; 3) посещение еженедельных собраний — с чтением докладов и производством экспериментов; 4) отзывы о всяких “декувертах”; 5) произведение всяких изысканий, которые окажутся нужными царю; 6) чтение курса студентам и напечатание его на латинском языке. Избирались академики общим собранием и утверждались императором, причем в отличие от французской Академии здесь избирали одного, а не трех кандидатов. 22 января 1724 г. Петр утвердил проект Блюментроста и определил сумму доходов Академии 24. 912 руб. из таможенных и лицентных сборов Нарвы, Дерпта, Пернова и Аренсбурга [42]. В общем в этом проекте, который впоследствии сам Блюментрост называл регламентом, сказалось, как мы уже отметили, влияние Франции и отчасти Пруссии. Самое характерное в нем — это зависимость Академии от правительства. Академия — ученое учреждение, содействующее распространению знаний, техническому развитию страны и выполняющее любые задания государственной власти “в таких делах, в которых науки потребны”.
Весь свой проект уже при Екатерине I Блюментрост разработал подробнее и в сентябре 1725 года представил на утверждение императрицы. Здесь яснее были подчеркнуты права академика: 1) подведомственность всего учреждения и всех его работников только императрице и Верховному Совету; 2) освобождение всех учившихся в Академии, которые скажутся “годны к высшим наукам”, от принуждения вступать в другую службу; 3) свобода выезда за границу для всех желающих учиться или дальше работать для науки. В первом классе должно быть четыре профессора: 1) высшей математики, 2) астрономии и географии, 3) механики, 4) “математики-практики (самое дело) ово приватна остроумием изъяснити, ово же тщаливое юношество к изобретению и деланию машин наставляти и управляти будет”. Во втором классе — пять профессоров: 1) физики, 2) физиологии, 3) анатомии, 4) химии, 5) ботаники. В третьем классе — четыре профессора: 1) метафизики, логики, морали и политики, 2) элоквенции, 3) истории, 4) “в правиле натуральном и публичном, которые есть частию некоторою и истории трудитися будет”. К каждому классу прикомандировывается по 2 корреспондента “доброю славою и делами знатных”. Устав этот почему-то не был утвержден. Далее проект более подробно разрабатывал все вопросы, связанные с организацией преподавания [43]. Жалованье академикам было определено по 1000 руб. в год. Но при этом предполагалось возможным, что “некоторый славный человек, который уже хорошее жалованье в чужестранных краях получает, за 1000 рублей сюды не поедет”, такому разрешалось увеличить жалованье до 2000 рублей. На дорожные расходы определено было отпустить особую сумму. Академикам обещалось кроме жалованья квартира, дрова и свечи. Подчинялись они только императору и кураторам. Никаких других работ, кроме упомянутых в регламенте 22 января, на них возлагать было нельзя. Для надзора за Академией должно было быть назначено 2—3 куратора, из них один — “из первых российского народу особ”. Президентом Академии был назначен Блюментрост, секретарем и библиотекарем — Шумахер.
Переговоры с иностранными учеными
Переговоры с иностранными учеными о переезде их в Россию для работы в Академии велись полным ходом. Вольф, которого очень хотели заполучить в Россию и с которым переговоры велись еще с 1721 года, все время отказывался, выставляя причиной то суровый петербургский климат, то недостаточное вознаграждение. В одном письме к Блюментросту Вольф затронул и принципиальный вопрос, доказывая, что для России учреждение университета будет полезнее, тогда “в несколько лет Академия Наук будет состоять из русских, которые потом настоящую славу доставят своему государству”. Вольф приводил пример берлинской академии, которая, по словам, существует только по имени. Интересно, что, когда Вольф подвергся преследованиям в Пруссии за еретичество, он выставил это как причину своего нежелания ехать в Россию: клеветы, на него возведенные, наверно дошли до русских епископов, “у вас же строго преследуют еретиков”. До нас не дошел ответ Блюментроста на это письмо, но в письме к Шумахеру Блюментрост говорит: “Я уже ему отвечал, что здешнее духовенство не имеет такой власти, какую воображает Вольф, и до него ему не будет никакого дела. В России сам император supremus (pontifex), и он управляется не так, как угодно духовенству, которое обязано повиноваться ему”. Шумахер, однако, счел необходимым заступиться за русское духовенство, и уверял Вольфа, что оно относится к нему хорошо, в частности “архиепископ псковский [44], которому мы обязаны добрыми распорядкам в синоде и разными церковными постановлениями, часто privatim [45] говорит о вашей особе и вместе с другими, сильно желает вашего прибытия сюда”.
Несмотря на все уверения в пламенной любви к Вольфу духовенства со стороны Шумахера и в безграничной власти царя над церковью со стороны Блюментроста, понадобилось еще участие в переговорах с Вольфом дипломатов. Наконец Вольф объявил свои условия: 2000 рублей в год жалованья, срок пребывания его в России — 5 лет, по истечении которых ему выдается единовременно 20000 рублей. При этом Вольф доказывал, что это немного, если принять во внимание вознаграждения ученым, делавшимся королем Альфонсом, Александром Македонским и Людовиком XIV и сравнить сделанное теми учеными “с осуществлением исполинского замысла” Петра, которое, очевидно, выпадет на его долю. Блюментрост ответил, что если даже предположить, что Петр в своей любви к наукам превосходит названных государей, а Вольф тех ученых, которым они покровительствовали, все-таки 20000 рублей “это такая сумма, о которой императору следует представить с осмотрительностью” [46].
Таким образом приезд Вольфа не состоялся. Историк Петра клеймит “столь стыдное корыстолюбие” Вольфа [47]. Но следует отметить, что последний рекомендовал Академии и убедил принять ее предложение таких ученых, как геометр Герман, избранный в 1701 году по предложению Лейбница членом берлинского общества наук, как последователь Лейбница и выдающийся физик Бильфингер, как анатом и зоолог Дювернуа, как механик и оптик Лейтман.
Ряд ученых отказался принять приглашение, ссылаясь на “слабую конституцию” своего тела и суровый климат Петербурга. Не действовали даже уверения, что “суть толико дали знатных и деликатной конституции здесь, которые на петербургский воздух не жалуются”. С другими удавалось договориться только за значительно повышенную сумму: так Герман согласился ехать на жалованье 1500 руб. в первые два года и 2000 потом. Астроном Делиль ехал на 1500 рублей с помощником, которому определили 500 рублей. В конце концов необходимый состав был заполнен.
Смерть Петра I (28 января 1725 года) не остановила исполнения начатого дела. Указ Екатерины I от 23 февраля подтверждал необходимость его завершения.
Блюментрост не переставал торопить с осуществлением. В начале 1725 года Академия уже имела несколько утвержденных штатных сотрудников.
20 марта Блюментрост просил сенат распорядиться скорейшим приготовлением дома для академиков “понеже и ради тех, которые ныне в службе в Академии обретаются, квартиры принужден был нанимать” [48].
К концу апреля был готов дом Шафирова на Петербургской стороне. Летом академики начали съезжаться. 15 августа они были представлены императрице в летнем дворце. После этого в доме Шафирова начались конференции академиков по вопросам научного характера. 24-го ноября академики поздравляли императрицу с именинами.
Наконец 27 декабря состоялось торжественное открытие Академии в присутствии зятя императрицы герцога Голштинского, Феофана Прокоповича, кн. А. Д. Меншикова и др. Бильфингер произнес речь об учреждении и задачах Академии. Вторая половина речи была посвящена магниту. Затем говорил Герман. После заседания состоялся обед у герцога Голштинского.
На следующий день саксонский посланник Лефорт сообщал своему правительству: “В России вчера открыли Академию Наук, где профессор Бильфингер держал возвышенную и патетическую речь об измерении градусов и об законах отклонения магнита. Все вельможи и знать пришли для присутствия при открытии этого учреждения” [49]. Интересно отметить полное умолчание об этом событии в донесениях французского посла Кампредона, в то время занятого мыслью о нанесении России, в виду ее сближения с врагом Франции Австрией сокрушительного удара через посредство Турции или Швеции. Торжественное открытие состоялось. Западная наука явилась на берега Невы, явилась во всеоружии научных достижений зарождающегося капиталистического общества. Ей предстояло трудное дело. Здесь в любимом “парадизе” основоположника Академии, в соседстве с созданными им верфями и мануфактурами, под протекторатом двора фаворитов и случайных людей, вблизи английских коммерсантов и голландских шкиперов нужно было пробивать дорогу западной науке к неведомой, огромной стране.
ПРИМЕЧАНИЯ
* Печатается по рукописи, хранящейся в ОР и РК РНБ. Ф. 849. Д. 107. Л. 2—42 (сверено с машинописной копией из фонда Института истории науки и техники: Архив РАН Ф. 154. Оп. 4. Д. 167. Л. 2—44). Благодарим за помощь в подготовке публикации Д.В. Устинова и Г.А. Савину, а так же Ю.Х. Копелевич за ценные консультации. Имена ученых и названия научных учреждений даны в соответствии с современными правилами их написания.
1) Сочинения Маркса и Энгельса. Т. XIV, с. 476.
2) Маркс К. Капитал / Пер. под ред. В. Базарова и И. Степанова. Изд. 3-е. М.; Л., 1928. Т. 1. С. 93.
3) Там же. С. 581.
4) Weld Ch. R.A. History of the Royal Society with the Мemoirs of the Рresidents. London, 1848. P. 17—23, 30—33, 66—100, 146—148.
5) Ришелье рекомендовал “остановить наглое стремление буржуазии занять первое место”, а в особенности “подавить страсть бедняков обучать своих детей”.
6) Maury Alfred. L’ancienne AcadОmie des sciences. Paris, 1884. P. 10—11.
7) Maindron Ern. L’AcadÎmie des sciences. Paris, 1888. P. 2.
8) Модная тогда карточная игра.
9) Совёр (Sauveur), Жозеф, геометр и физик (1653—1716). Член Академии наук с 1696 г. Положил основы учения o музыкальной акустике.
10) Maury. Op. cit. P. 37—39.
11) Maindron. Op. cit. P. 18—24.
12) Проект Спинолы на лат. яз. напечатан в “Oeuvres” Лейбница (Paris, 1859. Т. 1. Р. 16—18).
13) Revue d’histoire diplomatique. 1906. P. 203. Статья I.B. Favre “La diplomatique de Leibniz”. Политические проекты Лейбница — “Oeuvres” Т. IV.
14) Oeuvres. VII. P. 41—47.
15) Ibid. P. 280.
16) Ibid. P. 74—75.
17) Harnack Adolf. Geschichte der kÚnigl. Preussischen Akademie der Wissenschaften. Berlin, 1900. S. 90—91, 95—99.
18) Ibid. S. 89.
19) Oeuvres. VII. P. 290—293.
20) Harnack. Op. cit. S. 131.
21) Ibid. S. 149—150.
22) Сборник писем и мемориалов Лейбница, относящихся к России и Петру Вел. Изд. В. Герье. СПб., 1873. С. 4, 5, 7, 8—9, 10—11, 12—13, 15, 24—25, 30.
23) Там же. С. 14—19, 21—23 и 35.
24) Там же. С. 95—99.
25) Oeuvres. VII. P. 489—498.
26) Сборник писем и мемор. С. 217—220.
27) Голиков. Деяния Петра Великого. Изд. 2-е. М., 1837. Т. III. С. 346—347.
28) Сборн. Рус. Историч. Общ. III. С. 385.
29) Пекарский П.П. Наука и литература в России при Петре Вел. СПб., 1862. Т. I. С. 46, 122—124, 204—214.
30) Устрялов Н.Г. Ист. царст. Петра. Вел. I. С. XXX—XXXII.
31) Правда, в данном случае под Академией надо, вероятно, понимать прежде всего учебное заведение.
32) Татищев В.Н. Разговор двух приятелей о пользе наук и училищ / Предисл. и указ. Нила Попова. М., 1887. С. 54—55.
33) Сборник отд. русск. яз. и словесн. АН. Т. 52. № 8. С. 46.
34) Соч. И.Т. Посошкова, I. М., 1842. С. 297—298.
35) Сборник отд. рус. яз. С. 99.
36) Сборн. отд. рус. яз. и слов. Т, 52. № 8. С. 61—63.
37) Histoire de l’Academie royal les sciences. AnnОe 1721. Paris, 1723. P. 249.
38) Материалы для истории Академии наук. СПб., 1885. Т. I. С. 5—6 (далее — Матер.).
39) Это распространенное мнение о наличии подобной идеи у Петра еще в 1720 г. было в начале 1950-х гг. оспорено немецким историком Г. Мюльпфортом. См.: Копелевич Ю.Х. Основание Петербургской Академии наук. Л.: Наука, 1977. С. 46. — А.Д.
40) Отчет его см. в цит. соч. Пекарского (с. 533—558).
41) Штелин Я. Подлинные анекдоты о Петре Вел. (указанный случай передан по рассказу Шумахера). Рус. пер. 3-е изд. М., 1830. Т. II. С. 64—65.
42) Матер. I. С. 14—22.
43) Уч. зап. имп. Акад. наук по первому и третьему отдел. СПб., 1854. Т. II. С. 173—184.
44) Феофан Прокопович.
45) частным образом (лат.).
46) Briefe von Christian Wolf. СПб., 1860.; Пекарский. Наука и литер. I. С. 33—39.
47) Голиков. Цит. соч. Т. Х. С. 31.
48) Матер. I. С. 100—101.
49) Сборн. Рус. ист. общ. III. С. 430.