(Рец. на кн.: Landschaft und Lyrik: Die Schweiz in Gedichten der Sloven. Basel, 1998)
В
Опубликовано в журнале НЛО, номер 3, 2001
В.И. Нечепорук
ШВЕЙЦАРИЯ В РУССКОЙ ПОЭЗИИ
LANDSCHAFT UND LYRIK: DIE SCHWEIZ IN GEDICHTEN DER SLAVEN: Eine kommentierte Anthologie / Hrsg. von Peter Brang. Жbersetzungen von Christoph Ferber. — Basel: Schwabe und Co. AG Verlag, 1998. — 733 s.
В книге “Ландшафт и лирика: Швейцария в стихотворениях славянских поэтов” известный славист Петер Бранг демонстрирует глубину знания всего круга славянских литератур: перед нами не только антология, основательно обоснованная в своих исходных позициях составителем и комментатором, но и своего рода свод знаний о славянской поэзии под избранным углом зрения.
Антология призвана, во-первых, открыть швейцарцам мир славянской поэзии в том аспекте, который связывает его с их страной (книга обращена прежде всего к швейцарскому читателю, уже потому, что “знание славянских языков здесь, в стране, еще мало распространено”, с. 17); во-вторых, открыть эти стихотворения самим славянам. В нее включено 166 русских, 138 польских, 18 болгарских, 6 сербских, 5 хорватских, 5 белорусских, 6 украинских, 5 чешских и одно словацкое стихотворение о Швейцарии. В основном корпусе антологии параллельно приведены тексты оригиналов и немецкой версии 133 стихотворений 87 авторов. Кроме них составитель включил в статьи об авторах ряд других стихотворений в оригинале и в собственном подстрочном (“интерлинеарном”) переводе. В этой книге П. Бранг предстает прекрасным переводчиком, о чем свидетельствуют переводы не только стихов, но и довольно больших фрагментов прозы.
Работа над антологией началась в 1988 г. За это время П. Бранг опубликовал более десятка фундаментальных статей о швейцарско-русских и швейцарско-славянских литературных связях, а также отредактировал и выпустил в свет три объемистых сборника 1.
Публикация перевода рядом с текстом оригинала для переводчика бывает подчас весьма опасной: когда его перевод имеет погрешности, соседство с изначальным текстом разоблачительно для него. К. Ферберу эта опасность не угрожает; после знакомства с этой книгой (лишь 6 стихотворений в ней переведены другими авторами), мы можем сказать, что немецкий язык обрел в лице К. Фербера первоклассного переводчика, смело вступившего в первые ряды переводчиков со славянских языков.
Почти каждый очерк-комментарий в антологии (их без малого 90) — своеобразное открытие: имени поэта, стихотворения, литературного факта, забытого текста.
Пейзаж национальный и пейзаж иных стран входят в русскую поэзию в начале XIX в. Поэзия, запечатлевшая Кавказ и Крым, предшествуя стихотворениям с картинами природы Швейцарии, как бы предвосхищала поэтическую “горную философию” (определение В.А. Жуковского), которая будет выражена в этих стихах. Они играют как бы роль звена, соединяющего Россию с природно-исторически-культурным миром Центральной Европы, и в частности Швейцарии. Эллинско-романский мир и мир германско-скандинавский, освоенные русской поэзией, обогатились миром швейцарским, соединившим в себе германское и романское начала. Недаром стихотворение А. Хомякова “Изола Белла” (1826) представляет ландшафт на границе этих миров — Италии и Швейцарии, ее итальянской части.
Открывает книгу ода Державина “Переход в Швейцарии чрез Альпийские горы российских императорских войск, под предводительством Генералиссимуса, 1799 года”. Оказывается, что пятнадцатилетняя поэтесса Мария Алексеевна Поспелова (1784—1805) опубликовала “Оду на разбитие генерала Массены в Швейцарии князем Италийским, гр. Суворовым-Рымникским” (М., 1799). Среди откликов на это событие была также “Хвала достославным российским героям. Песнь лирическая” (М., 1822) участника итальянского и швейцарского походов Дмитрия Кашкина (1771—1843). Интересно сообщение П. Бранга о том, что генерал-фельдмаршал “Суваров” упоминается в собрании занимательных календарных историй Иоганна Петера Гебеля (1760—1826) “Шкатулка с драгоценностями рейнского домашнего друга” (1811). Однако швейцарская тема введена в русскую поэзию раньше — Н.М. Карамзиным (“Поэзия”, 1787; “Мишеньке”, 1790; “Надгробная надпись Боннету”, 1793). Отсутствие стихотворений Карамзина — существенный пробел антологии.
Текст В.А. Жуковского “Гельвеция, приветствую тебя…” (1821) впервые опубликован именно в этом издании (рукопись находится в фонде В.А. Жуковского в РНБ). П. Бранг высказывает предположение, что эти две публикуемые строфы были набросаны до поездки в Швейцарию. Высокого поэтического искусства в запечатлении Швейцарии поэт достиг в передаче на русский язык байроновского “Шильонского узника” (1821—1822). Однако воспринял он страну прежде всего как художник: путешествие в Швейцарию, по его признанию, сделало его “рисовальщиком” (сохранилось около 80 видов, из которых 23 он позже гравировал).
“К другу В.А.Ж. по возвращении его из путешествия” (февраль 1822) — так называется послание Ивана Козлова, в котором он, уже переживший драму утраты зрения, в воображении своем сопровождает друга в его путешествии по Швейцарии; задушевное и искреннее по тону, оно было высоко оценено Пушкиным, Вяземским, Жуковским. Альпийская тема мощно прозвучала и в чеканных, величественных образах стихотворения “К Альпам” — вольном переводе И. Козловым начала произведения “Vers pour une fРte И la vieillesse” (1813) французского драматурга и поэта Жана Жака Дюси (1733—1816).
Стихотворение Алексея Илличевского (1798—1837), лицейского друга А.С. Пушкина, помещено в качестве эпиграфа к его очерку “Путешествие на Сент-Бернард”, опубликованному в “Северных цветах на 1826 год”. В очерке описаны “хоспиц” (приют для путников в горных местностях) и жизнь монахов. В книге для гостей монастыря Илличевский сделал запись 19 августа 1824 г., которая разыскана П. Брангом и факсимильно воспроизведена в антологии, и текст ее (с. 94—95) несколько отличается от того, что приведен в очерке. Характерно, что эта книга для гостей за 1856 г. содержит подпись Л.Н. Толстого. П. Бранг напоминает, что опубликованный в 1863 г. в санкт-петербургском журнале “Звездочка” рассказ “Обитель на горе Сен-Бернарда” (№ 8), в котором повествуется о том, как погибла женщина, зимой пересекавшая Альпы, и как монахами “хоспица” был спасен ее ребенок, послужил основой для рассказа Л.Н. Толстого “Сан-Готардская собака” (1875).
П. Бранг видит единство таких стихотворений, как “Швейцарцу на чужбине” (1828) Платона Ободовского, “Kennst du das Land?”, “Швейцарская песня” Тимофея Дымчевича, “Песнь альпийца на чужбине” (1841) Ивана Бека и “Швейцарке” (1873) А. Апухтина, в связующем их мотиве тоски по Швейцарии. Стихотворение Дымчевича, близкое по характеру к песне Миньоны и не учтенное В.М. Жирмунским в его книге “Гете в русской литературе” (1937), стало объектом рассмотрения в отдельном очерке.
В. Бенедиктова ученый рассматривает как представителя “романтического маньеризма”, считая, что он в своих швейцарских стихотворениях (“Чертов мост”, “Люцерн”, “Горная дорога”, “И.А. Гончарову”) эффектно и одновременно упрощенно трактует ведущие темы романтизма, с их предпочтением власти стихий и символическим истолкованием сил природы.
Завершением позднеромантических тенденций в поэзии отмечено творчество Каролины Павловой — самой значительной русской поэтессы XIX в. Она несколько раз побывала в Швейцарии, написав в 1861 г. “Озеро Валлен” — о рождении весеннего майского дня.
Наиболее обширная статья этого раздела посвящена П.А. Вяземскому. П. Бранг обращается к позднему периоду его творчества, во многом связанному со Швейцарией (ей он посвятил 19 стихотворений — больше, чем кто-либо из русских поэтов). Он напоминает о факте, мимо которого проходят историки общественной мысли, — публикации им в 1855 г., в разгар Крымской войны, в Лозанне книг в защиту России: “Trente Lettres d’un vОtОran russe l’annОe 1812 sur la Question d’Orient” (442 р.) и “Trois nouvelles Lettres d’un vОtОran russe” (61 р.) под псевдонимом P. D’Ostafievo. Значение стихотворений П. Вяземского о Швейцарии ученый видит в том, что они содержат многие мотивы, характерные для русских стихотворений об альпийской стране. Стихотворение “14 января в Вене” (1855) с его вечерним ландшафтом — символом вечера жизни, знаком успокоения чувств — П. Бранг сближает с лирическим творчеством Ф. Тютчева. У П. Вяземского начинает органически сочетаться отечественный и западноевропейский ландшафт. В этом отношении характерны стихотворения поэта, прекрасно проанализированные П. Брангом, — “Рябина” (1855), “Береза” (1855), “Вевейская рябина” (1864).
Действительно ли стихотворения Ф.И. Тютчева “На возвратном пути” (1859), “Утихла база… Легче дышит” (1864) об Альпах — его лучшие стихотворения, как решительно утверждал О. Мандельштам в статье “Пшеница человеческая”, или нет — трудный вопрос, но к лучшим стихотворениям об Альпах они, конечно, относятся. Интерес представляет анализ П. Брангом перевода Тютчевым стихотворения о Байроне из книги “TodtenkrКnzen” (1828) австрийского поэта Йозефа Кристина фон Цедлица. Им установлено, что строфы 1—8 у Тютчева соответствуют строфам 78—85 у Цедлица. Cтрофы 9—10 рисуют поездку Байрона через Германию и Швейцарию в Италию. Сравнение 9-й строфы с тематически сходной строфой 105 у Цедлица обнаруживает, что здесь у русского поэта — самостоятельный текст: у австрийца взяты только первые семь строк из тринадцатистрочного текста и пять из них очень сильно варьированы. У Тютчева строки 6—13 полностью посвящены Швейцарии, о которой у австрийского поэта вообще не говорится, но речь идет о Вене и Австрии. Девятая строфа поэтому атрибутируется П. Брангом как собственное стихотворение Тютчева и дан его немецкий перевод. Это уточняет комментарий, существующий во всех изданиях стихотворений Ф. Тютчева (этого не заметили даже составители сборника “Золотое сечение. Австрийская поэзия XIX—ХХ вв. в русских переводах” (М., 1988), где тексты приведены параллельно на немецком и русском языках).
Хотя составитель избрал хронологический порядок расположения стихотворений, он не везде выдержан. Так, например, раздел “Время реализма” открывается “Швейцарским альбомом” (1875) П. Капниста, затем следуют “Симплонская дорога” (1861) Н. Щербины, “На Женевском озере” (1858) Я. Полонского, “Кабинет восковых фигур…” (1843) Н. Некрасова. Именно с Н. Некрасова или И. Мятлева нужно было начать этот раздел и далее провести по хронологии и завершить его П. Капнистом, К. Случевским, А. Жемчужниковым. В ряду реалистов (сколь ни условно его обозначение, в особенности когда А. Майков находится здесь, а не рядом с Ф. Тютчевым в первом разделе) удивительным образом отсутствует Н. Огарев с его “женевскими” стихотворениями 1870-х гг. “Картина очевидца”, “С утра до ночи”, “Улица (Женева)” — последнее даже не названо в перечне стихотворений поэта на эту тему (на с. 703) — очевидно, оно не вдохновило переводчика. Не стану утверждать, что стихотворение в прозе “Разговор” И.С. Тургенева неорганично выглядит на страницах лирической антологии, но странно, что ни в статье о писателе, ни в перечне его произведений не названо другое произведение из этого цикла “У-а… У-а!”, согретое сердечной человечностью, в отличие от вневременной надмирности “Разговора”.
И в этом разделе мы встречаем ряд интересных наблюдений. Так, статья о Н. Щербине примечательна опубликованными в ней дневниковыми записями о его поездке в Швейцарию в 1861 г.
В разделе “Эпоха модернизма: символизм, акмеизм, футуризм” представлены Н. Минский, Д. Мережковский, И. Коневской, И. Бунин, Вяч. Иванов, В. Брюсов, К. Бальмонт, Ю. Балтрушайтис, Б. Пастернак, А. Белый, С. Маковский, О. Мандельштам, М. Цветаева, В. Баян, И. Северянин, А. Луначарский.
В подготовке этого раздела участвовала также Цветелина Стайкова, написавшая содержательные очерки о Коневском, Иванове, Брюсове, Бальмонте, Волошине. Однако в ее очерке о М. Волошине вряд ли верно мнение, что поэт был близок “с 1914 года акмеистическому движению” (с. 432) — при всем том, что он ценил поэзию раннего О. Мандельштама. “С 1901 года он жил большей частью в Париже… Он путешествовал много по Европе и возвратился в Россию лишь в 1917 году. Там он поселился в Крыму, вблизи Коктебеля” (с. 432). Здесь ряд неточностей! Уже в январе 1903 г. поэт возвращается в Россию, летом строит дом в поселке Коктебель вблизи Феодосии, неизменно возвращаясь сюда из поездок в Москву, Петербург, за границу. И в Россию он возвратился весной 1916 г., в Коктебель.
В статье о Б. Пастернаке проанализированы его поэтические и прозаические отклики на посещение страны в августовские дни 1912 г. Интересны суждения поэта о Г. Келлере в письмах к Ренате Швайцер 1959—1960 гг. (см.: Schweitzer R. Freundschaft mit Pasternak: Ein Briefwechsel. MЯnchen, 1963. S. 80—81, 111), тем более что они пока остаются вне сферы внимания как специалистов по швейцарской литературе, так и пастернаковедов и исследователей межлитературных связей. В Марбурге, где Б. Пастернак слушал курс неокантианской философии у Германа Когена, он начинает переводить стихотворения швейцарского поэта, любовь к которому сохранил до конца жизни. “Романтизм я люблю не как нечто по обязанности осознанное, второстепенное, как искусство в одеяниях гения. Неофициальная оригинальность Готфрида Келлера, его таящаяся за грубой реальностью сказочность в мире благовоспитанном говорят мне намного больше, чем все дикости Э.Т.А. Гофмана” (письмо от 14 мая 1959 г.). “Ах, как тонко, как глубоко и вечно и родственно по духу сказанное Г. Гессе о Готфриде Келлере. Ты знаешь, что мне дать для поддержки” (письмо от 17 января 1960 г.).
Впервые на русском языке (ранее они публиковались в немецком переводе) в антологии напечатаны два стихотворения А. Луначарского: “Кафешантан в Берне” и “Сен-Леже” (оба 1916 или 1917 г.).
Из футуристов в антологии представлены Вадим Баян и Игорь Северянин. Статья о “незначительном поэте” В. Баяне (Владимире Ивановиче Сидорове, 1880—1966) насыщена фактами, а два его стихотворения “Девушка на Альпах” и “Сомнамбула” П. Бранг обнаружил в двух коллективных сборничках под одинаковым названием “Пьяные вишни”, вышедших в Крыму в 1920 г. Стихотворение И. Северянина “Локарно” (1925) прославляет Локарнский договор как выражение надежды на мир.
Удивительный парадокс — основной корпус книги составляют тексты XIX и рубежа XIX—ХХ вв. Из стихотворений, созданных между двумя мировыми войнами, здесь представлено лишь одно — Игоря Северянина. Произошли существенные изменения в самом строе русской поэзии, почти переставшей после 1920-х гг. обращаться к европейским темам (если исключить ангажированный и нехудожественный, внеэстетический подход). П. Бранг справедливо сетует на отсутствие научных академических изданий большинства писателей ХХ в. Меж тем в Швейцарии из поэтического зарубежья жили или бывали (и писали стихотворения о ней) Алла Головина и Анатолий Штейгер, выходцы из России, предки которых были швейцарцами, Довид Кнут, Гизела Лахман, Борис Поплавский, Г. Росимов, Аглаида Шиманская и др. Побывал здесь и В. Ходасевич, написавший желчно-злое “В этом глупом Швейцерхофе…” (1917).
Раздел “После Второй мировой войны” открывает В. Инбер, отрывки из неоконченной поэмы “Ленин в Альпах” (1957) которой П. Бранг оценивает как “особый пример гельветической ленинианы”, а ее стихотворение “Мы летели в Москву…” (1960) как “пример советского литературного китча” (с. 576). Совсем иного характера медитативно-мудрое стихотворение “Средь этих лиственниц и сосен…” (1965) В. Набокова, прожившего последние восемнадцать лет своей жизни в Монтрё и написавшего здесь ряд стихотворений. Включены сюда также стихи Т. Величковской, Дона Аминадо, Р. Рождественского “Швейцарские коровы” (1967), друга О. Мандельштама Бориса Кузина “Отродясь не бывал я в Швейцарии…” (последнее разысканно П. Брангом в одном из прибалтийских журналов). В поле зрения составителя и стихотворения М. Веги (1975), Б. Окуджавы (1988), Е. Ушаковой (1992), Л. Лосева (1993).
Читатель найдет также в антологии стихотворения польских, сербских, хорватских, болгарских, чешских, словацких, украинских, белорусских поэтов.
В обширном содержательном введении в разделе “Картина и истолкование ландшафта” рассмотрены формы ландшафта, деревья, мир животных — все это в широком культурно-историческом плане.
Исследования П. Бранга, его собирательская деятельность, искусство поэтического перевода К. Фербера дают важные импульсы и ориентиры для дальнейшей работы по теме “Швейцария и славянский мир”. Авторы антологии проделали большой труд по разысканию труднодоступных и в большинстве отсутствующих в Швейцарии текстов, мало доступных и в самой России, находящихся подчас в одной-двух национальных библиотеках, где их нужно было еще и выявить, — ведь к началу работы никакой библиографии по данной теме не существовало. Эта сфера культуры находилась вне внимания тех, кто изучал восприятие русской литературы за рубежом, кто изучал и саму русскую литературу в самой России. Поэтому нельзя не признать верным замечание П. Бранга в адрес М.Н. Эпштейна, автора книги ““Природа, мир, тайник вселенной…”: Система пейзажных образов в русской поэзии” (М., 1990), в целом им положительно оцененной: “К сожалению, Эпштейн при отборе 3700 стихотворений 130 авторов почти полностью ограничился отечественной природой — речь идет у него прежде всего о “русской природе” — и едва ли привлечена та лирика, которую русские поэты посвящали иным ландшафтам” (с. 50). Такой подход, весьма типичный, обедняет русскую поэзию, в то время как она была открыта всему миру 2.