Проект «Вавилон»
Дмитрий Кузьмин
Опубликовано в журнале НЛО, номер 2, 2001
Дмитрий Кузьмин
КАК ПОСТРОИЛИ БАШНЮ
Проект «Вавилон»
Надо честно сознаться: мы 1 (во всяком случае, некоторые из нас) всегда ощущали себя субъектами истории литературы. Мы воспринимали всерьез то, что делали 2. Это, разумеется, само по себе ничего не гарантирует: мало ли глупостей было сделано с самым серьезным выражением лица, — но, думаю, без постоянной фоновой мысли о том, что каждое написанное нами слово встраивается в некий ряд, где уже заняли свое место слова Пушкина и Тютчева, Анненского и Хлебникова, Бродского и Некрасова (натурально, Всеволода), а потому — за него надо нести всю полноту ответственности, — думаю, без этой мысли ничего бы не получилось 3.
А так — получился проект, в разных формах существующий уже больше десяти лет. Мало какой проект в современном российском искусстве может похвастаться таким долголетием (в литературе — так, пожалуй, только «Митин журнал» и Премия Андрея Белого, которые, как и вообще классический питерский самиздат, довольно давно были осознаны нами как старшие товарищи, пример в чем-то для подражания, а в чем-то и для отталкивания; судя по статье Виктора Кривулина в «Самиздате века» и по моим разговорам с Борисом Останиным, Аркадием Драгомощенко и другими столпами, — это так и в их глазах). В чем причина такой живучести проекта? Думаю, в том, что он открыт. «Вавилон» всегда стремился к расширению, к поиску новых участников конвенции. Поэтому на разных этапах ведущие позиции могли принадлежать разным авторам. Кроме того, принцип эстетического плюрализма, желание собрать под одной «крышей» наследников разных традиций, разные художественные языки, — тут возникал мощный потенциал развития, взаимного обогащения, дававший «Вавилону» огромную фору перед другими группами, изначально ориентировавшимися на близость поэтики участников.
«Вавилон» в первоначальном виде сложился в начале 1989 года из пяти авторов: поэтов Вячеслава Гаврилова, Вадима Калинина, Станислава Львовского (подписывавшегося тогда другим псевдонимом: Георгий Владимиров), Дмитрия Кузьмина и прозаика Артема Куфтина 4. Старшему — мне — только что исполнилось 20 лет; младшим — Гаврилову и Калинину — не было и 16. Я давно мечтал 5 о такой группе — прежде всего как о среде творческого общения, и весь 1988 год бродил по разным в той или иной мере литературным местам в поисках симпатичных мне персонажей. Места были вполне чудовищные. Вадика и Славика я повстречал на литературном конкурсе, проводившемся поразительной организацией под названием Московский Совет литературных объединений: такой кунсткамеры мне не приходилось видеть ни до, ни после. С будущим поэтом Львовским, а тогда просто Юрой, я разговорился на Арбате, где он совершенно бескорыстно декламировал прохожим тексты Галича. Артема я знал чуть раньше, и это забавная история: в бытность свою студентом МГУ я, в силу общей жизненной активности и присущих мне представлений о долге и ответственности, оказался во главе факультетского комсомольского отряда дружинников, куда и произвел рекрутский набор первокурсников; первое, что я с ними сделал, — это провел анкетирование с вопросами типа: «Ваш любимый русский писатель», «Ваш любимый зарубежный писатель» и т.п. Двух-трех ребят, чьи литературные вкусы показались мне заслуживающими внимания, я и сделал своими помощниками — одним из них оказался Артем…
Название «Вавилон» было выбрано тайным голосованием из трех предложений (я предлагал «Побег»). Отсылка была не прямо к Писанию и уж тем более не к нечитанному тогда Борхесу, а к Борису Гребенщикову, у которого образ Вавилона был на определенном этапе одним из главных. Наиболее известная из гребенщиковских песен о Вавилоне — со словами «В этом городе должен быть кто-то еще, // В этом городе должен быть кто-то живой!» Но нас больше занимал другой текст:
Вавилон — город как город,
печалиться об этом не след:
Если ты идешь, то мы идем в одну сторону —
другой стороны просто нет.
Это и была для нас формула эстетического плюрализма.
Журнал печатал я на машинке «Эрика» (количество экземпляров также соответствовало Галичу); обложку обычно рисовал Вадим Калинин, самый разносторонний в компании — поэт, художник, рок-музыкант и, в последние годы преимущественно, прозаик. Помимо стихов, прозы, иногда статей были в журнале две специальные рубрики. Под шапкой «Из хорошо забытого» помещались извлеченные из книжек 1910-1920-х годов стихи (Комаровский, Шкапская, Пяст, Бобров…) 6. Раздел «Виршины» (он же — «Уголок графомана») представлял образцово-показательную белиберду, взятую из массовой текущей печатной продукции (я в этот момент работал в Республиканской детской библиотеке и занимался, в частности, тем, что вычищал — списывал — из ее фондов всяческую советскую поэзию, попутно отбирая наиболее выдающиеся образцы). Следует заметить, что мы практически не пытались как-то распространять журнал, и нас совершенно не смущало, что в «Уголке графомана» мы републикуем тиражом 5 экземпляров тексты из книжек, изданных тиражом 5-10 тысяч. Журнал был для нас не средством, а целью, нас занимала не популяризация собственных сочинений, хотя бы и внутри самого узкого круга, а создание определенного пространства, отражающего формируемую нами литературную реальность 7.
1990 и 1991 годы были для «Вавилона» временем накопления сил и пополнения рядов. Из новых фигур этих лет нужно выделить поэта Алексея Мананникова и прозаика Илью Бражникова (первый после ухода из «Вавилона», насколько мне известно, вскоре бросил литературу вообще и теперь живет в США, являясь функционером гурджиевского движения, Бражников же продолжает писать, публиковался в «Вестнике новой литературы», изредка выступает в московских литературных клубах; вместе с нынешним редактором Игорем Шулинским, тоже прежде писавшим ироническую прозу в духе Виктора Ерофеева, Бражников стоял у истоков модного среди «продвинутой» молодежи журнала «Птюч»). К участию в журнале стали подключаться авторы из других городов — назову прежде всего рижского прозаика Ивара Ледуса (настоящее имя Дмитрий Осипов; один его рассказ был позже републикован «Гуманитарным фондом», перепечатавшим из самиздатского «Вавилона» и некоторые другие тексты, — это оригинальная проза, имитирующая как бы легкий акцент, письмо на неродном языке). И постепенно нас стала занимать мысль о более масштабной экспансии: ведь казалось таким очевидным, что еще множеству наших ровесников так же, как прежде нам, не хватает элементарного творческого общения, возможности сверять свое развитие с развитием других. Так весной 1991 года «Вавилон» объявил о, ни много ни мало, Всесоюзном конкурсе молодых поэтов.
Объявления в нескольких газетах и по радио принесли нам несколько сотен писем со стихотворными подборками. Отсеяв откровенный мусор, мы получили около 60 авторов, добавили десяток «своих» и отдали на суд членам жюри. В жюри были приглашены Кушнер, Левитанский, Кривулин, Бунимович, Жданов и Аронов: так мы тогда представляли себе поэтический спектр. Общего итога подводить не стали: ведь «звездные» имена в жюри мыслились нами как приманка, и никакого желания выяснить, кто же главный молодой поэт, у нас не было. Так что каждый член жюри выставил свои оценки, и победителями были объявлены те, кто получил высший балл хотя бы у одного члена жюри (до сих пор думаю, что это самая правильная система: любой консенсус в искусстве отсекает резкое обновление художественного языка). Были, конечно, и совпадения мнений: самое разительное — три высших балла юной петербуржанки Полины Барсковой (спустя восемь лет она точно так же, с большим отрывом, выиграла литературный конкурс «ТЕНЕТА», проводившийся в Интернете).
Венцом конкурса мыслился Фестиваль молодой поэзии в Москве, куда мы хотели пригласить всех финалистов. То, что нам удалось в самом деле его провести 1-3 ноября 1991 года, — некоторое чудо. Но на этом младенческом этапе постсоветской государственности чудеса случались: я пошел на прием в Комитет по культуре Верховного Совета России, и его зампред Михаил Сеславинский распорядился, чтобы Министерство культуры выдало мне требуемую сумму наличными.
Фестиваль запомнился всем участникам неподдельной праздничной атмосферой: никто из нас не был прежде избалован таким вниманием (впрочем, сторонней публики почти не было, но это нас совершенно не волновало). Помимо обильных чтений провели также небольшую дискуссию о современной литературе (запомнился киевлянин Владимир Мужеский, рассказывавший о мало кому знакомых тогда идеях Дерриды и Бодрийара). Еще был сделан очень любопытный опрос участников: кого они знают и как оценивают из русских поэтов XX века (такой же был потом проведен на 2-м Фестивале); результаты частично публиковались в «Митином журнале» 8, и я не теряю надежды когда-нибудь подготовить к печати полный отчет (поскольку позднее, в 1994 г. и 1999 г., опрос был повторен, и особый интерес представляет динамика). На Фестивале было провозглашено создание Союза молодых литераторов «Вавилон» — организации, потенциально объединяющей всю литературную молодежь; мы даже зарегистрировали этот Союз в Минюсте, зачем-то записав в Устав все пришедшие нам в голову виды хозяйственной деятельности.
Конкурс и Фестиваль дали несколько важных результатов. Окончательно оформилось неявное подразделение «Вавилона» на «внутренний» и «внешний». С одной стороны — круг постоянно общающихся и влияющих друг на друга (и по-прежнему очень разных) авторов, к нему добавилось несколько ярких фигур: поэт и художник Олег Пащенко (ныне — звезда веб-дизайна, лауреат нескольких конкурсов в Интернете), поэт Дмитрий Соколов (ныне один из ведущих журналистов «Известий»), поэт Ольга Зондберг (в последние годы перешедшая на прозу). С другой — гораздо более широкий круг авторов, так или иначе ориентированных на «Вавилон», присылающих тексты, привлекаемых для участия в проектах и акциях: это, конечно, прежде всего иногородние авторы (география Фестиваля — от Киева до Иркутска), среди которых такие ключевые для «Вавилона», как Александр Анашевич (Воронеж), Александр Суриков (Иркутск), Андрей Поляков (Симферополь), Андрей Сен-Сеньков (Борисоглебск), уже названная Барскова, но и ряд заметных москвичей, от Николая Звягинцева до Ярослава Могутина.
Другой знаменательный итог — кристаллизация наших представлений о феномене поколения. Сознавая себя изначально поколенческим движением, мы не знали и не особенно задумывались, где это наше младшее поколение русской литературы начинается и заканчивается. Поэтому в условиях конкурса была оставлена довольно расплывчатая формулировка — примерно такая: «Если вам 18-20-22…» с принципиальным многоточием на конце. И оказалась любопытная вещь: среди приславших свои работы авторов возрастной всплеск приходился на 21-22 года с плавным понижением к 18 и 25, затем следовал разрыв величиной в несколько лет и более малочисленная группа авторов 28-33 лет. Мы расценили это как эмпирически проявившуюся границу поколений; со временем довелось убедиться в том, что это на самом деле так: граница проходит по авторам 1966-1967 годов рождения (заметно, как Дмитрий Быков и Денис Новиков принадлежат, не только по письму, но и по литературной биографии, к предыдущему поколению, а упомянутые Звягинцев и Поляков — к последующему), — и понятно почему: первые шаги в литературе, делавшиеся в середине и в конце 80-х, формировали совершенно разный способ восприятия литературной действительности и поведения в культурном пространстве.
Следующий рубежный шаг в истории «Вавилона» — переход от самиздата к тиражной полиграфии. Связано это было не с ростом амбиций, а с увеличением на порядок круга авторов и читателей. И в 1992 году появился первый типографский выпуск «Вавилона», основанный в значительной мере на материалах Фестиваля (в самиздате, таким образом, вышло 16 номеров журнала, в которых опубликованы тексты 40 молодых писателей). Субсидировал издание приснопамятный Гуманитарный фонд имени Пушкина (известный преимущественно одноименной газетой, к которой на завершающем этапе ее существования «вавилоняне», и прежде всего автор этих строк, изрядно приложили руку). Однако старшие товарищи при этом так кривили рожу, что стало ясно: для дальнейшей издательской деятельности придется искать самостоятельные ресурсы.
Помощь пришла, как водится, из-за границы. С известным филологом Валентиной Полухиной, живущей в Англии, я встретился несколькими годами ранее на конференции по творчеству Бродского, проходившей в Петербурге (бедный студент, я поехал туда с докладом и жил три дня на вокзале, чувствуя себя беззаветным рыцарем отечественной филологии). В дальнейшем мы временами переписывались, и когда я пожаловался на туманность перспектив, Валентина просто прислала мне, для разгона, 30 долларов. По тем временам на эти деньги можно было выпустить два небольших стихотворных сборника, и в середине 1993 года первые две книги серии «Библиотека молодой литературы» — «Спинка пьющего из лужи» Звягинцева и «Раса брезгливых» Барсковой — увидели свет. Издательство получило название «АРГО-РИСК» случайно (владелец лицензии фактически подарил мне ее, и мы не стали получать свою), но зато теперь рецензенты могут время от времени начинать отзывы о выпущенных нами книгах фразами типа: «Недаром рисковали аргонавты из издательства…»
Дальше, в общем, дело пошло по накатанной колее. За шесть лет мы выпустили два десятка книжек молодых авторов, семь выпусков альманаха «Вавилон» (опубликованы тексты примерно 140 авторов). С 1994 года под маркой издательства «АРГО-РИСК» стали выходить и книги известных авторов старшего поколения (первым был крохотный сборник Генриха Сапгира «Любовь на помойке», затем последовали Айзенберг и Авалиани, Пригов и Рубинштейн, Кривулин и Кекова…) — не просто для повышения авторитета издательства, а потому, прежде всего, что таким образом мы, младшее поколение, получали возможность формировать свой пантеон, обозначать наши приоритеты в современной литературе.
В 1994 году прошел второй Фестиваль молодой поэзии, также собравший около 70 участников, однако новых ярких имен было куда меньше, хотя реклама была такая же и там же. Это заставило нас задуматься о поиске новых информационных каналов: куда идет теперь со своими текстами молодой талантливый автор, откуда он черпает сведения о литературе и литературной жизни? Конечно, первый ответ — «глянцевая» журналистика, но с этим миром мы иметь дела не умели и не хотели (тем более что литература в собственном смысле слова в нем особенно и не востребуется). Второй ответ нашелся спустя несколько лет: в сентябре 1997 года «Вавилон» открыл свой сайт в Интернете (www.vavilon.ru). Как и в издательской продукции «АРГО-РИСКа», здесь представлены далеко не только молодые писатели: к февралю 2001 года на «Вавилоне» находились 98 страниц, посвященных отдельным современным писателям (начиная со старейшин: Сатуновского, Сапгира, Сергеева, Вениамина Блаженного, Рейна), не говоря уже об электронных версиях журналов (как «Вавилона», так и «Митиного журнала», «Постскриптума», «Соло») и разных других проектах. Но главное — в Интернете в самом деле водятся неизвестные молодые таланты: в шестом выпуске нашего альманаха было уже полдюжины авторов, чьи тексты были первоначально обнаружены нами в Сети, в том числе блестящая малая проза Романа Воронежского и выдающаяся, на мой взгляд, поэма Романа Карнизова по мотивам чеченской войны.
Еще одно существенное направление деятельности «Вавилона» сегодня — литературный клуб «Авторник», также открывшийся осенью 1997 г. И здесь — не исключительная вотчина молодых авторов, а попытка представить все пространство современной русской литературы глазами молодого поколения. И — попытка предложить новые формы устной презентации текста; некоторые из них, начавшись в «Авторнике», вошли уже в обиход различных московских литературных клубов: это относится прежде всего к «Альтруистическим чтениям» (автор читает чужие тексты) и практиковавшейся в клубе в первый сезон его работы форме «антифона» (два автора читают по очереди, как бы обмениваясь репликами, — у нас это всегда были представители разных поколений: Тимур Кибиров и Дмитрий Воденников, Сергей Гандлевский и Всеволод Зельченко, Владимир Аристов и Станислав Львовский…).
Что ожидает «Вавилон» дальше? Трудно сказать. Многое зависит от того, когда же снова случится рубеж поколений и появятся 18-летние авторы с какой-то иной ментальностью, новыми способами письма и литературного поведения. Пока — не видать (хотя что-то, казалось, проблескивало в эссеистике Екатерины Ваншенкиной, стихах Данилы Давыдова: изначальное восприятие всего многообразия сегодняшней русской литературы как контекста, к которому необходимо отнестись, и как материала, с которым нужно работать; однако в глазах самих этих авторов они не открывают новое поколение, а скорее замыкают наше). Но поскольку с высоты моих нынешних 30 лет какие-то нюансы можно уже и не разглядеть — в марте 1999 года, празднуя десятилетие «Вавилона», мы передали полномочия лидера 22-летнему поэту и прозаику Даниле Давыдову.
Думаю, потенциал проекта еще далеко не исчерпан. Ведь даже авторы, открытые «Вавилоном» еще в начале 1990-х, с большим трудом находят свой путь не только к читателю, но и в профессиональное сообщество, потому что не следуют в кильватере какого-либо известного направления или автора из старших. Есть, конечно, исключения. Триумфом Станислава Львовского, получившего первое место в номинациях «Рассказ» и «Сборник рассказов» и третье место в номинации «Сборник стихотворений или поэма», стал последний литературный конкурс в Интернете «ТЕНЕТА» (в жюри входили такие разные эксперты, как Виктор Кривулин и Вячеслав Курицын, Генрих Сапгир и Александр Михайлов…). В двух сравнительно недавних масштабных обзорах 9, размышляющих о наметках будущего в сегодняшней русской литературе, центральное место занимают авторы «Вавилона»: Калинин, Львовский, Зондберг, Звягинцев, Марина Сазонова и Максим Скворцов… И все-таки — час нынешнего «вавилонского» поколения еще не пробил. В фокус цехового (а значит, и общественного) внимания преимущественно попадают талантливые эпигоны и стилизаторы, а не те, кто ищет новых путей, нового языка и нового зрения. И до тех пор, пока это так, сохраняется потребность в построенной нами за десять лет просторной и комфортабельной башне. А там — кто знает, может быть, придет и время разойтись по земле русской литературы, разнося освоенные здесь художественные языки.