История публикации переводов Бродского из Сабы
Евгений Солонович
Опубликовано в журнале НЛО, номер 5, 2000
История публикации переводов Бродского из Сабы
Примечания к переводам восьми стихотворений классика итальянской поэзии ХХ века Умберто Сабы (1883—1957) в одной из первых книг Бродского, вышедших на родине 1, сводились к указанию на то, что переводы “публикуются по авторизованной машинописи из собрания М.И. Мильчика”. Таким образом можно было предположить, что автор примечаний В. Куллэ (он же составитель книги) не знал тогда о существовании сборника избранных стихотворений итальянского поэта, вышедшего по-русски без малого двадцатью годами раньше в московском издательстве “Художественная литература” 2. О русском избранном Сабы не ведало, надо полагать, и большинство читателей книги, составленной В. Куллэ, — иначе как объяснить, что никого из них не удивила принадлежность Бродскому переводов, шесть из которых значились в худлитовском сборнике под другой фамилией?
У переводов Бродского из Сабы есть своя история, и прежде известная немногим, а со временем, думаю, забытая всеми, кроме разумеется, самого Бродского, и еще трех человек, непосредственно к ней причастных, одним из которых является автор этих строк, исключавший для себя возможность касаться деликатной темы до тех пор, пока ее не коснулся главный участник истории — Иосиф Бродский .
В 1989 году в Венеции, раньше чем на английском языке, на котором он был написан, вышел в итальянском переводе очерк Бродского “Набережная неисцелимых”. Вот какое отражение получила в очерке первая встреча поэта с городом, где покоится ныне его прах: “Все отдавало приездом в провинцию — в какое-нибудь захолустное место — возможно, к себе на родину, после многолетнего отсутствия. Не в последнюю очередь это объяснялось моей анонимностью, неуместностью одинокой фигуры на ступенях Стацьоне: хорошей мишенью забвения. К тому же была зимняя ночь. И я вспомнил первую строчку стихотворения Умберто Сабы, которое когда-то давно, в предыдущем воплощении, переводил на русский: “В глубине Адриатики дикой…””
Этим воспоминанием, которое неожиданно наполнило новым смыслом казалось бы проходной эпизод в его переводческой практике, Бродский как бы снял с меня внутренний обет молчания, и когда аспирант Миланского университета Алессандро Ньеро, готовивший диссертацию о поэте и обнаруживший некую загадку в истории переводов Бродского из Сабы, обратился ко мне за консультацией, я уже мог позволить себе раскрыть тайну, что принадлежала не мне одному.
В 1968 году издательство “Художественная литература” заключило со мной договор на составление сборника избранных стихотворений Умберто Сабы, на предисловие и на часть переводов для книги. Редактор издательства Сергей Александрович Ошеров, еще один участник истории, которую я вспоминаю, привлек к работе над книгой в числе прочих Иосифа Бродского и сам сделал для него подстрочники (в ту пору Бродский еще не знал итальянского языка). По какой-то причине сборник Сабы не сразу попал в план редподготовки, и переводы были распределены и официально заказаны не ранее шестьдесят девятого, а то и семидесятого года.
Получив от Бродского переводы, С.А. Ошеров показал их мне, я придирчиво сверил русский текст с оригиналом и в письме Бродскому обратил его внимание на несколько мест в предложенной им версии, переделав которые, как мне представлялось, он сделал бы ее чуть меньше своими собственными стихами и чуть больше стихами Сабы, к тому времени уже знакомого русскому читателю по ряду переводов — в том числе по переводам Заболоцкого.
Бродский часто бывал в Москве, и в один из его приездов мы встретились у меня дома, чтобы обсудить возможные поправки, а через какое-то время я получил от него письмо с новыми вариантами отдельных строк в переведенных стихах. Аккуратный столбик новых вариантов сопровождался собственно письмом: “Дорогой Женя, простите за задержку: ожог правой руки — ни писать, ни печатать. “Совсем одни”, как Вы помните, мы не обсуждали; поэтому исправлений не сделал. Вообще же переделки, которые Вы рекомендовали, не слишком существенны: Вас гипнотизирует оригинал. Кое-что и в самом деле надо бы изменить, на предмет устервления — я это сейчас вижу…”
Письмо без даты, конверт не сохранился, так что время нашей встречи, которая предшествовала письму, я определяю приблизительно: семьдесят первый год, кажется — осень.
В семьдесят втором КГБ предъявил будущему Нобелевскому лауреату ультиматум: либо поэт немедленно эмигрирует, либо его ждут большие неприятности. Выбора фактически не оставалось, пришлось уехать, и, когда “Книга песен” Сабы наконец вышла, фамилии Бродского в оглавлении, где обычно принято указывать переводчиков, не было. А его переводы были — одиннадцать стихотворений (из переведенных им тринадцати, два из которых в 1992 году впервые опубликовал В. Куллэ). И переводчиком этих одиннадцати стихотворений значился третий участник вспоминаемой мною истории, — тогда Коля, начинающий итальянист, а теперь Николай Всеволодович Котрелев, заведующий отделом “Литературное наследство” Института мировой литературы им. Горького. Речь в данном случае шла не о присвоении чужой работы, а о публикации переводов поэта, занесенного в проскрипционные списки Главлита, генерального штаба советской цензуры, и о получении авторского гонорара для передачи трудно жившим родителям Бродского.
Говорить во всеуслышание о собственной благородной роли в этой истории Н.В. Котрелеву, согласившемуся подписать переводы Бродского своим именем, никогда не позволит скромность. Из скромности не стал бы щедро делиться воспоминаниями о своем мужественном поступке и С.А. Ошеров, доживи он до нашего бесцензурного времени. И получается, что кроме меня, рассказать сегодня о детективном характере встречи Иосифа Бродского с поэзией Умберто Сабы некому. Излишне объяснять, что С.А. Ошерову и Н.В. Котрелеву не поздоровилось бы, если об их сговоре узнало издательское начальство и дисциплинированно сообщило куда положено. Преступление С.А. Ошерова усугублялось еще и тем, что в книге, которую он подготовил к печати, были переводы Юлия Даниэля, подписанные Давидом Самойловым.
Не зная, сохранились ли в архиве С.А. Ошерова подстрочники стихотворений Сабы, сделанные им для Бродского, я недавно спросил об этом вдову Сергея Александровича, и вместо отсутствующих в архиве подстрочников получил от нее второй машинописный экземпляр переводов со своими предложениями, часть которых Бродским была принята (в собрании М.И. Мильчика оказались первоначальные варианты переводов, не отразившие последующей работы Бродского над ними). Сопоставляя сегодня, много лет спустя, принятые переводчиком предложения с теми, принять которые он отказался, я готов согласиться с его словами о гипнозе оригинала, хотя в собственной переводческой практике чаще всего сознательно поддаюсь такому гипнозу.