проблема авторства в современных исследованиях
СПОРЫ И РАЗБОРЫ
Опубликовано в журнале НЛО, номер 2, 1999
СПОРЫ И РАЗБОРЫ
Л. Кацис
Шолохов и “Тихий Дон”: проблема
авторства в современных исследованиях
(К 70-летию первой публикации романа)
Из последних сообщений: “Одной из достопримечательностей города Новочеркасска является Музей донского казачества <…> Среди экспонатов, переведенных несколько лет назад в запасники музея, находится все, связанное с именем и творчеством выдающегося русского писателя Михаила Александровича Шолохова. Это книги, личные вещи, бронзовый бюст работы Е.В. Вучетича <…> Кстати, нашлось не так давно в музее место для размещения мемориального кабинета другого донского писателя (куда менее значительного!) и общественного деятеля начала века — Федора Крюкова, перу которого одно время пытались приписать роман “Тихий Дон”… Создается впечатление, что в настоящее время М.А. Шолохов впал в немилость к тем, от кого зависит отражение исторического пути, пройденного казачеством за годы его существования <…> Можно, конечно, спрятать экспонаты в музейные хранилища, но имя Шолохова из “золотого фонда” мировой и русской литературы в архив не спишешь”.
Так писал в “Книжном обозрении” 19 августа 1997 г. В. Кондратенко из поселка Усть-Донецкий Ростовской области.
Итак, провинциальный музей снял экспозицию, связанную с творчеством Шолохова. Однако для историков литературы шолоховская проблематика оставалась в эти годы вполне актуальной, а круг работ по так называемой проблеме “Тихого Дона” (далее — “ТД”) обогатился рядом важных публикаций. Способствовал этому и юбилей Шолохова 1995 года. Большинство работ, как “Pro”, так и “Contra” Шолохова, в той или иной мере касались ключевого вопроса — авторства главного романа из тех, что несут на себе имя юбиляра.
Наиболее традиционны в подходах и оценках были работы, вышедшие под академическими грифами. Первая из них — “Рукописи “ТД” в Пушкинском Доме” В. Запевалова1, который во вступительной статье по известным источникам рассказывает историю исчезновения архива Шолохова во время Великой Отечественной войны, описывает и цитирует письма различных лиц, имевших отношение к судьбе рукописей. При этом публикатор опирается на давние тексты А. Софронова, Н. Грибачева, А. Калинина, К. Приймы и других. Разумеется, В. Запевалов обращается и к известной истории с недавним обнаружением рукописей “ТД” Л. Колодным. Однако цитирует лишь газетные публикации, ибо книга Л. Колодного, о которой еще пойдет речь, вышла в 1995 г.
Другим изданием академического института оказался сборник “Шолохов на изломе времени”2, подготовленный в ИМЛИ. Он, похоже, довольно долго дожидался выхода в свет, поскольку основная часть составляющих его работ писалась (судя по ссылкам) еще в 1989–1990 гг. Однако здесь важнее принципиальная законсервированность в позавчерашнем дне.
В статье В. Петелина, полной до боли знакомых слов, которые когда-то могли считаться литературоведением, читаем ““ТД” совершенно бессмертен, как “Илиада” и “Дон Кихот” <…> Нет нужды называть авторов этих произведений (это особенно забавно в связи с “Илиадой”! — Л.К.), каждый мало-мальски просвещенный человек в мире назовет их имена — такова судьба гениальных творений, оставляющих огромный след в мировой цивилизации” и т.п. (с. 25).
Статья В. Петелина полна рассказов о том, как мудр был Шолохов, как он оценил “Оттепель” Эренбурга (“клевета на русский народ”), как ответил писатель на вопрос о том, сколькими языками он владеет (“только русским и то, считаю, что недостаточно хорошо”); с пиететом излагает автор статьи и давно известную историю о встрече Шолохова со Сталиным для решения судьбы III книги романа (впрочем, делается это по хорошо известной публикации К. Приймы)3.
Примерно таким же, как и статья В. Петелина, предстает текст В. Семанова “Быт и бытие в “ТД””, в котором только с лупой можно обнаружить нечто, чего не было ранее в его работах, включая книгу ““ТД” — литература и история” (1982).
Поражает своей актуальностью статья Ф. Бирюкова “Мифы о “Поднятой целине””, содержащая яростную полемику, например, с В. Сургановым и его, видимо, вечно современной книгой “Человек на земле” (2-е изд. 1981!).
Столь же жгучей оказывается сегодня и полемика В. Васильева с А. Солженицыным и его книгой “Бодался теленок с дубом” в первоначальной редакции, хотя в 1991 г. в “Новом мире” (№ 12) были опубликованы несколько глав из раздела “Невидимки”, специально посвященные поиску автора “ТД”, а в работе В. Васильева они не учитываются.
Достаточно бесцветны и главы из “Воспоминаний” Ю. Лукина о встречах с Шолоховым, т.к. по большей части они сообщают то, что уже известно, либо то, что в том или ином виде уже использовалось в шолоховедении ранее. Не уступает им в новизне и подборка “Три дня из жизни Шолохова”, содержащая свидетельства Ф.С. Князева, В.Ф. Князева, К. Приймы. Наверное что-то из этого могло быть интересно лет пятнадцать тому назад. Но сегодня — в который уже раз — рассказывать о конфликте Шолохова с НКВД-ГПУ, о чудесном спасении писателя Сталиным — просто странно.
В связи с нашей темой нельзя пройти мимо статьи В. Васильева “Возвращение Федора Крюкова”, где в очередной раз излагается и критикуется антикрюковская версия авторства “ТД” и делается попытка угадать, кто бы еще мог быть предложен противниками шолоховской версии. В одной из более поздних статей В. Васильев назовет донского писателя Р. Кумова (а не упоминавшегося в его статье В. Севского) и, как мы увидим позже, попадет впросак.
Содержит сборник ИМЛИ и ряд материалов, посвященных месту и роли командарма Миронова в разных редакциях “ТД”, откуда командарм-2 исчез и появился в романе вновь стараниями, кажется, К. Приймы (самому Шолохову было почему-то не до собственного романа!?). Однако все это известно из более ранних публикаций самого Приймы. Есть в сборнике публикации некоторых, в основном деловых, писем Шолохова и кое-какие другие материалы.
Это то, что касается Москвы и Петербурга. Но и на родине Шолохова наука о нем не стояла на месте. Так, по итогам конференции 1995 г. в Ростове издан сборник “Войны России ХХ века в изображении Шолохова”4. В аннотации читаем: “Это первое коллективное исследование проблемы по свободной методологии постсоветского литературоведения”. О том, что представляет собой эта “методология”, мы можем судить по нескольким приводимым ниже цитатам: “…ничтожный дух современных литературных пигмеев не в силах подняться до понимания такого явления, каким явилось творчество Михаила Александровича Шолохова, они обречены дряхлеть под своими выдумками, вздором”.
Эта мысль Ю.А. Жданова, похоже, восходит к его же воспоминаниям об отказе Шолохова (в какой-то из разов) встретиться с Хрущевым. Шолохов якобы сказал при этом: “Вы все прейдете, о вас забудут, а я вечен!” (с. 9—10).
Другой автор, Н. Глушков формулирует: “Расказачивание России — интернациональная победа в национальных интересах ее соседей и сожителей русского народа. Многовековое кровосмешение безоглядной интернациональности и православие сделали русский народ благоприятной средой обитания <…> Дети разных народов с национальным иммунитетом большей стойкости давно используют русский интернационализм с успехом, какой недостижим для них в собственном и остальных народах Земли. Особенно коварен “интернационализм” русскоязычных нерусичей такой психологии, в сущности — национал-паразитизм” (с. 14).
И вдруг, в потоке подобных слов неожиданно читаем о “ТД”: “В содержании страниц о русско-немецкой войне 1914—1918 годов — вторых фронтах <…> иностранных интервенциях нет ничего близкого с патриотическим пафосом “Они сражались за Родину”” (с. 14). Воистину! Вопрос только, когда успел Шолохов проделать эту идейную эволюцию?
Есть в сборнике и ценные работы, принадлежащие, правда, иностранным авторам. Например, статья известного шолоховеда, защитника писателя ото всех нападок, связанных с авторством, Г. Ермолаева. Его статья “Действительность и вымысел в эпопее “ТД”” разбирает реакцию генерала П.Х. Попова (заметим, крайне отрицательную) на изображение Шолоховым эпизодов с участием генерала. Кроме этого, важны исправления Г. Ермолаевым грубых исторических ошибок Шолохова, которые характеризуются так: “Погрешности исторического характера в 18 главе более чем уравновешиваются объективным изображением врагов большевизма” из Добровольческой армии (с. 61).
Такого рода логика нас, понятно, устроить не может. Ибо никто не доказал, что выдержанная идеологическая позиция писателя искупает незнание им исторической основы исторической эпопеи. Кстати, именно на анализе подобных ошибок и строятся работы по проблеме авторства “ТД”. Поэтому столь простодушная (или наоборот?!) теория уважаемого исследователя несколько удивляет. Тем более, что такого рода исследования лишь добавят материала адептам противоположного Г. Ермолаеву направления. Кстати, работа Г. Ермолаева ставит под сомнение основной вывод С. Семанова о невероятной точности “ТД”.
В том же сборнике находим ценную фактографическую работу А.Б. Мэрфи “Донское восстание март-июнь 1919 (историческая основа “ТД”)”. Еще один автор, К. Хорульников в работе “М.А. Шолохов и казачье зарубежье” приводит интересные биографические данные (в частности, о судьбе семьи Г. Ермолаева). Там же сообщается, что обсуждение проблемы Шолохов-Кумов (о которой мы говорили в связи с работами В. Васильева) начал Д.И. Воротынцев еще в 1936 г., разумеется, в эмиграции.
Существенное место в сборнике занимает раздел с несколько неожиданным в нашем контексте названием ““Тихий Дон” и “Красное колесо””. Неожиданность связана не только с тем, что авторы этого раздела не заметили антишолоховской линии этого романа, но и с тем, что еще совсем недавно эта проблема рассматривалась существенно иначе. И дело было не в том, пережил ли сам автор события или пишет о них со стороны, не в типе документализма или историзма Автора “ТД” и А. Солженицына. Ведь всего лишь в 1994 году И. Жуков в книге “Рука судьбы”5 обсуждал шолоховскую проблему (с. 81—86) в контексте того, что сам Солженицын — плагиатор, списавший многое у Дмитрия Панина (с. 87—90). Что же касается отказа встретиться с Хрущевым (по Ю.А. Жданову), то в работе Жукова мы легко найдем многие домашние и вполне лиричные фотографии этих встреч.
Атмосфера апологетического шолоховедения достаточно ярко высвечена в представленных сборниках, и мы переходим к авторским книгам, появившимся к юбилею и затрагивающим проблему авторства романа “ТД”.
Во-первых, это работа Л. Колодного “Кто написал “ТД”. Хроника одного поиска”6. Заранее разрекламированная автором книга откровенно разочаровала. Большая часть ее известна по публикациям в “Русском курьере”, “Московской правде”, “Книжном обозрении”, журналах “Вопросы литературы”, “Москва” и т.д. Ничего принципиально нового в отдельном издании нет, а наиболее интересная для всех, кого интересует судьба рукописей “ТД”, глава занимает три страницы и кончается привычными заявлениями Л. Колодного: “Где он (архив. — Л.К.)? Если бы я был уверен, что после ответа на этот вопрос к хранителям архива на следующий день не явятся непрошеные гости — коллекционеры, литературоведы (вот они — вражины! — Л.К.), грабители (вот это ряд!!! — Л.К.) и т.д. (а это кто? — Л.К.), то я бы, конечно, назвал их имена, адреса. Однако такой уверенности у меня нет. Поэтому сия глава окажется недописанной. А мы перейдем к главному. Анализу рукописей” (с. 304). Однако серьезный анализ в книге как раз и отсутствует.
Л. Колодный, вместо этого, рассказывает душещипательную историю дружбы юного гения с коммунисткой Е.Г. Левицкой. Именно она передала Сталину письмо Шолохова о “перегибах” на Дону во время коллективизации; именно Левицкая оценила великий талант донского продотрядовца. Переписка же Левицкой с Шолоховым, хотя и интересна в некоторых деталях, к проблеме анализа рукописей и авторства отношения не имеет. Но остается главный вопрос: почему семьи его “второй матери”, близкого друга, любимой женщины, наконец, подвергли писателя (а не литературоведа, коллекционера или грабителя) многолетнему издевательству — не возвращали бесценные для Шолохова рукописи. Так и видишь, что могло бы быть: гордый Шолохов после нобелевского триумфа, возродившего, правда, и “тиходонский скандал”, стоит с рукописями в руках, посрамляя своих зоилов и врагов лучшей в мире советской литературы. Рядом с ним — семья близкого друга, и все в софитах и фотовспышках. А уж фотографии в “Правде” и обложку софроновского “Огонька”, если не целый номер, — и представить невозможно.
Вместо этого — беспомощные оправдания руководства СП СССР, замалчивание (для широкого читателя) самой проблемы “ТД” и его Автора “на родине героя” и т.д. Стоило бы Колодному сообщить Граду и Миру, точно ли он нашел рукописи в частной квартире или где-то еще? Враги Шолохова или кто-то из “Тех Кому Надо” скрывали местонахождение “укрывища”?
А пока мы получили массу известных сведений, лирических рассказов о московских поисках и т.д. Кроме того, книга содержит попытку анализа хронологии работы Шолохова над рукописями “ТД”, констатацию мелких вставок, замен и т.д. И вдруг, на с. 389 читаем: “Подведем итог: во второй части романа, оригинала, хранимого в Москве, насчитывается 93 страницы черновика плюс три страницы вставок.
Из 110 страниц беловика 31 страница переписана рукой автора.
Таким образом, сохранилось 127 страниц автографов М.А. Шолохова, относящихся ко второй части “ТД””.
Если учесть, что на этих страницах идет в основном мелкая правка, то мы обретем не так уж много нового текста. Перепиской же можно заниматься сколько угодно. (Отметим, кстати, что в беловике Шолохову принадлежит лишь около четверти текста.) Повторим еще раз, что мы не считаем, будто Шолохов вообще не связан с работой над романом; тем более, если речь идет о выполнении технической работы. Однако не это нас сейчас интересует. Ведь так или иначе, но найденные рукописи мало отличаются (если в чистовике отличаются вообще) от того, что мы читаем в книге. Следовательно, мы в лучшем случае сумеем увидеть путь, которым Шолохов шел к наборному варианту, и, быть может, поймем причины того воистину донского половодья ошибок и несообразностей, которые как сторонники, так и противника авторства Шолохова находят в тексте.
Характерно, что Л. Колодный не остался в стороне от обсуждения проблемы “второго” автора. Он цитирует письмо Шолохова Левицкой: “Прочтите в № 6 “Октября” продолжение “ТД” — черкните мне Ваше мнение. Там меня начинает душить история, и соответственно с этим меняется и характер письма”.
На основании этих слов Л. Колодный делает вывод: “К слову сказать, концовка <…> письма объясняет, почему некоторым критикам показалось (курсив наш. — Л.К.), что “ТД” написан не одним, а двумя авторами <…> Никаких на самом деле двух авторов нет, а “наличие двух авторских начал” (это что-то типа цитаты из книги “Стремя “ТД”” И. Медведевой-Томашевской. — Л.К.) возникает не из-за плагиата, а потому, что Михаила Шолохова, начиная с 4-й части “ТД”, “душит история”. В связи с этим обстоятельством и изменился стиль, повествование стало строже, суше, публицистичнее, поскольку речь пошла о событиях невымышленных, исторических, где от создателя романа требовались точность, документальность и т.д.” (с. 121—122).
Что касается “точности и документальности”, см. выше у Г. Ермолаева…
Скажем сразу, что науке известны и другие подходы к “вымышленным” событиям и “душащей истории” в “ТД” и мы, разумеется, найдем их в работах, далеких от официозного или апологетического “ТД”-ведения. А последнее существует на правах совершенно специфической сферы историко-литературной науки. Здесь своя система ценностей, свои правила обращения с текстом и рукописями, свой категорический императив “гениальности” Шолохова.
К этой же сфере относится и текстология Л. Колодного. Когда-то давно после публикации нашего обзора в “Русском курьере”7 Л. Колодный публично (через “Литературную Россию”) потребовал по тогдашней перестроечной моде “покаяния” за наши сомнения в авторстве Шолохова. Л. Колодному показалось, что все просто. Он получил рукописные материалы и заявил, что это решает вопрос об авторстве. К одной из своих статей он даже приложил милицейский акт экспертизы рукописи, “выполненной рукой Шолохова М.А.”. Нас же интересовало не то, “кто выполнил рукопись”, а “кто написал “ТД””. Ведь нахождение рукописи с правкой не дает ответа на массу вопросов, связанных не с наклоном букв и возрастом чернил, а с содержанием “ТД”. Поэтому, опубликуй Л. Колодный скромно и без шума (если возможно — академически) рукописи (впрочем, не только Шолохова, но и его жены и секретарей), письма писателя и писателю и свой анализ, пользы “литературоведам и грабителям” было бы больше. Если же Л. Колодный рассчитывал на какой-то общественный резонанс, то проблемы эти все меньше интересуют публику (см. начало нашего обзора).
Другим образцом подобной продукции являются две (а в сущности, одна) книги В. Осипова: “Михаил Шолохов. Годы, скрытые в архивах…” и “Тайная жизнь Михаила Шолохова. Документальная хроника без легенд”8.
Здесь в очередной раз повторяются одни и те же известные факты. Порой перестаешь различать подобные работы. Пожалуй, лишь раздражение Л. Колодного от трудов К. Приймы посильнее, чем у В. Осипова. Но это все касается в основном поздних лет жизни члена ЦК КПСС и дважды Героя социалистического труда. А вот то, что специфично для работы В. Осипова — это обширные разделы со спорами об авторстве “ТД” (полемизирует он и с нашими работами).
Основной аргумент такой: “Организаторы версии о плагиате” “делают вид, что не существует книги “Кто написал “ТД”? (Проблема авторства “ТД”)” коллектива норвежских и шведских ученых под руководством Г. Хьетсо”.
Это несколько странно. Ведь анализ упомянутой книги был дан специалистами еще в № 2 “Вопросов литературы” за 1991 год. Да и мы в своем печатном ответе В. Осипову9 отмечали сомнительную методологическую базу этой книги. Все это было опять же в 1991 году. “Забывая” об этом, В. Осипов (без точной ссылки) использует подписанный нашим именем текст “Читал ли Шолохов “ТД”?” (Российские вести. 1994, 10 сентября). Он был создан в редакции газеты из данного нами, но не завизированного интервью и кусков упомянутых текстов из “Русского курьера”. В “Российских вестях” масса путаницы, перевраны многие факты, не говоря уже о незнакомых сотрудникам газеты именах зарубежных коллег, хотя есть в статье и верные абзацы. В любом случае, все необходимые ответы на вновь и вновь задаваемые вопросы и выдвигаемые доводы В. Осипов мог найти в известном ему номере “Русского курьера”, где было опубликовано его “Письмо к читателям статьи Л. Кациса…”. Сознательно пользуясь более поздней статьей, В. Осипов пытается сдвинуть начало дискуссии к 1994 году.
Подобные приемы для В. Осипова обычны, и касаются они не только нас. В поданной как невероятная сенсация маленькой книжечке “Писатель и вождь. Переписка М.А. Шолохова с И.В. Сталиным”10 В. Осипов выступил автором вступительной статьи “Писатель и власть. Открытия архивиста Ю. Мурина”. В ней нам, разумеется, демонстрируется, что М.А. Шолохов страшно страдал при советской власти. В этой части ничего нового по сравнению с книгами В. Осипова нет. Есть другое: страстное желание приписать себе все заслуги в шолоховедении, разумеется, апологетическом. В. Осипов страстно доказывает, что все в этой книжечке абсолютно ново и сенсационно. Даже то, что общеизвестно. И делается это так: “С Оттепели, в 60-е годы, стало кое-что обнародоваться — это Н.С. Хрущев, тогдашний глава партии, сообщил в речи 1963 года, что была переписка. Увы, услышанное не создало целостного восприятия взаимоотношений писателя и вождя. Было рассказано лишь об одном эпизоде — Шолохов писал в Кремль о “произволе, который творился в то время на Дону” <…> Затем, в двух, кажется, монографиях (малотиражных) можно было прочитать немногословное переложение рассказа Шолохова, как случились две встречи со Сталиным при одинаковом поводе, — просить о помощи, ибо по политическим соображениям запрещено было продолжать печатать “ТД” и вообще отказано в публикации “Поднятой целины”” (с. 3—4).
Все бы ничего, но “малотиражной” названа дважды изданная монография К. Приймы. Тираж, например, 2-го издания 10 000 экз. А книжки переписки 8 000 (!). Кажется, что этого примера достаточно, чтобы перейти к статье Ю. Мурина “От составителя”. В ней находим ряд фактических сведений об участниках переписки, упоминаются предыдущие публикации этих документов в работах обоих создателей книжки. Сами по себе тексты Шолохова заслуживают достаточно пристального анализа, ибо они балансируют между самозащитой и политическими доносами. Хотя трагедия Дона и русского крестьянства вообще от этого не становится меньше. И все же эта небольшая книжка содержит один абзац, который может существенно изменить всю систему поисков автора (авторов) “ТД”. В письме от 16 февраля 1938 года читаем: “Шеболдаев советовал переменить местожительства, ближайшие соратники его не таясь говорили, что Шолохов — кулацкий писатель и идеолог контрреволюционного казачества <…> а нач. РО НКВД Меньшиков, используя исключенного из партии в 1929 г. троцкиста Еланкина, завел на меня дело в похищении у Еланкина… “ТД”. Брали, что называется, и мытьем и катаньем!” (с. 80).
Итак, “брали” на сей раз в НКВД, а не писатели-завистники. И сообщение посылалось, конечно, Сталину… Как, впрочем, и в случае с непечатанием третьего тома “ТД”, когда 1 апреля 1930 г. Шолохов писал А.С. Серафимовичу: “Что мне делать, Александр Серафимович? Мне крепко надоело быть “вором”. На меня и так много грязи вылили. И тут для всех клеветников — удачный момент. Третью книгу моего “ТД” не печатают. Это дает им (клеветникам) повод говорить: вот, мол, писал, пока кормился Голоушевым, а потом и “иссяк родник”…” Вот тогда в середине июля 1931 года Горький и организовал встречу Сталина с Шолоховым у себя на даче, где и было сказано вождем: “Третью книгу “ТД” печатать будем!”
Таким образом, в 1938 году Шолохов уже не в первый раз обращался к Сталину за спасением.
В книге же “Писатель и вождь” к заинтересовавшему нас месту стоит примечание: “Сведения не обнаружены”. Стоило бы поискать, однако. Впрочем, желающие наверняка найдутся.
Перейдем к оценке столь важной для всех апологетов Шолохова работы, выполненной под руководством Г. Хьетсо (или Хетсо). Полный русский перевод этой работы появился в 1989 г., а сокращенный вариант этого труда мы могли прочесть по-русски еще в 1979 г. 11.
В предисловии к книге 1989 г.12 под характерным заглавием “Непредусмотренный арбитраж” П. Палиевский писал: “…пока спор продолжается. И на этот раз для тех, кто нуждается в научных аргументах относительно авторства “ТД”, он отдан на суд бесстрастных машин” (с. 6). То, что П. Палиевский счел почему-то “научными” именно компьютерные аргументы, звучит более чем странно в устах представителя гуманитарных наук, противоречит научному творчеству самого П. Палиевского, не создавшего (насколько мы знаем) ни одной работы по такого рода анализу текста.
Скажем сразу, что и автор обзора не является специалистом по такого рода анализу, но, окончив когда-то институт по специальности “Техническая кибернетика”, знает, что машина — дура и работает по принципу “каков вопрос — таков ответ”. Поэтому до поры до времени мы не будем задавать запоздалых вопросов по поводу избранных Г. Хьетсо и К╟ критериев анализа текста, корректности статистических методик и т.д.
Чуть ниже мы коснемся этого, пока же остановимся на вопросе пригодности предложенного Г. Хьетсо материала для численной обработки и на самой постановке задачи то есть на предложенной им методике проверки не столько авторства “ТД”, сколько возможности написания существенной части романа Ф.Д. Крюковым. И наконец, на способах верификации критериев разделения текстов различных авторов, использованных (а не разработанных!) норвежско-шведским коллективом для доказательства общей пригодности примененной методики для решения поставленной задачи.
Итак, скандинавские ученые поставили перед собой задачу доказательства лишь одного положения: годится или не годится Ф.Д. Крюков в “авторы” “ТД”. А если не годится, то автор М.А. Шолохов. Вся статистика направлена только на это. При этом возникает вопрос: обладают ли исследователи универсальным методом различения авторства текстов? Г. Хьетсо утверждает: “Например, было продемонстрировано, что распределение частей речи в начале и в конце предложений может служить надежным средством различения стилей советских писателей, в частности Константина Симонова и Константина Паустовского” (с. 59).
Итак, проблема различения стилей оказывается связанной с “советскостью” писателей! Тогда причем здесь Ф.Д. Крюков? Уж он-то писатель несоветский… Что же касается К. Симонова и К. Паустовского, то кто из русских читателей вполне “ненаучно” не различит двух полярных по стилю прозаиков? Откуда взялся этот странный пример? Ответ Хьетсо: “Эти довольно “грубые” параметры были уже успешно использованы для различительного анализа произведений Шолохова, Полевого, Симонова” (с. 72). Смотрим ссылку: Тулдава Ю. О статистической структуре текста // Советская педагогика и школа. Т. 9. Тарту, 1974. С. 5—33.
Пусть так. Только в случае “ТД” задача не “грубее”, а тоньше. Даже до начала любого подсчета. Ведь прежде всего надо понять, чтЧ мы собираемся считать, чтЧ понимать под плагиатом, соавторством и т.д.
А вот что думает об этом Г. Хьетсо: “Если мы не хотим (курсив наш. — Л.К.) несправедливо обвинить лучших писателей мира (это, видимо, следы “гениальности” Шолохова из старых советских работ. — Л.К.) в “заимствованиях”, то должны определить плагиат как “заимствование или имитацию языка и мыслей другого автора с целью выдать их за свои собственные”” (с. 54). Здесь Г. Хьетсо пользуется определением из словаря литературных терминов.
Но это только если “не хотим несправедливо”, т.е. заняв адвокатскую позицию. А если “хотим справедливо”, т.е. заняв позицию “прокурорскую”? На наш взгляд, обе позиции одинаково ненаучны. Научна лишь судейская позиция, которая определяет истину в состязательном процессе. Известно также, что, если в ходе судебного заседания выясняются факты или обстоятельства, выходящие за рамки, поставленные обвинением и меняющие суть дела, то последнее отправляется на дополнительное расследование. И лишь затем вновь передается в суд. В нашем случае ситуация как раз такова. Сторонники жестко сформулированной версии об авторстве Крюкова исходят из положения: “Если не Крюков, то — Шолохов”. Логически безупречной будет лишь позиция, разделяющая два этапа: 1. Шолохов или кто-то другой написал “ТД”? 2. Если не Шолохов, то кто?
Норвежские исследователи пошли другим путем. Считая Шолохова автором, они сравнили тексты Крюкова с “ТД” (как сравнили — это еще один вопрос!) и сделали вывод: не Крюков — значит Шолохов.
Теперь о том, что же все-таки определили Хьетсо и К╟? Лишь первая часть их определения плагиата еще имеет к нему отношение. Ведь плагиат есть заимствование чужого (строго говоря — чужого текста!) с целью выдать за свое. Имитация чужого с целью выдать за свое — стилизация или пародия, но никак не плагиат. Цель плагиатора — не имитация чужого собственными средствами, а имитация своего чужими средствами. И поэтому в задачу плагиатора (если он не просто приписывает себе чужой текст) входит не уподобление своего текста чужому, а, по возможности, расподобление “своего” и чужого текста. Следовательно, поверхностный стилистический анализ, “грубый” даже по определению самого Г. Хьетсо, в случае “ТД” не поможет. (…)
Полный текст читайте в № 36