Новые книги
Опубликовано в журнале НЛО, номер 6, 1998
Поликовская Л. МЫ ПРЕДЧУСТВИЕ… ПРЕДТЕЧА… Площадь Маяковского 1958 — 1965. М.: Звенья, 1997. — 399 с. — 1 500 экз.
Археологи-античники презрительно называют раскопы своих коллег-медиевистов:»помойка». И хотя предметы материальной культуры более позднего времени сохранились лучше, и по ним полнее и точнее можно восстановить культуру духовную, но подобает ли настоящему ученому копаться в вещах всего лишь десятивековой давности?
Процессы музеификации культурных явлений протекают в истории с разной скоростью. В «замороженном» виде Серебряный век сохранял свою свежесть на протяжении семидесяти лет, пока его не вынесли на дневной свет и на свежий воздух. А сегодня подросток-гимназист уверенно пишет в сочинении: «Я знаю поэтов Серебряного века — Хлебникова, Ахматову, Бродского».
Сдвиг общественного сознания произошел так быстро, что люди среднего возраста внезапно ощутили себя, подобно Ноздреву, личностями «историческими». Сначала деятелей «андеграунда» (особенно тех, чьи имена были известны на Западе)осаждали молодые интервьюеры — почему-то почти у всех у них была внешность и повадки несостоявшихся комсоргов, а вопросы мало чем отличались от тех, что задавали советские пионеры на встречах со старыми большевиками. Потом волна интереса схлынула и поколение шести- (пяти-, семи-) десятников занялось писанием мемуаров: перешло на самообслуживание.
Собранные в отдельные тематические своды свидетельства современников о недавнем прошлом — бесценный материал для будущих исследователей. Если такие появятся. (То есть если мы не отобьем у них аппетит видом хорошо пережеванной пищи.) По справедливому замечанию А.Зорина (автора содержательного предисловия к рецензируемой нами книге), события, отделенные от читателя всего несколькими десятилетиями, «уже недоступны актуальному переживанию современника», но «в то же время лишены того обаяния экзотики, которое сообщает факту историческая дистанция».
Книга Л.Поликовской придерживается максимально корректной документальной формы: это интервью с участниками поэтических чтений на площади Маяковского в Москве в 1958-1961 годах, дополненные письменными свидетельствами (газетные статьи, немногочисленные архивные источники), стихами, рассказами о позднейших попытках реанимировать советский островок свободы. Все материалы откомментированы, снабжены именным указателем, предварены авторскими врезками.
Стремление к полноте, многоголосице, максимально объективному описанию привело в конечном счете к тому, что читатель на пути к «исторической истине» буквально тонет в вязком тексте, изобилующем повторами и малоинтересными биографическими подробностями. Если книгу сократить (если не вполовину — то хотя бы на треть), думаю, это только пойдет ей на пользу. Тем более что исчерпывающе полным исследование назвать все равно нельзя, так как составителю «не удалось поговорить ни с членами оперотрядов, разгонявших толпу у памятника, ни с партийными и комсомольскими боссами, курировавшими площадь, ни с кагебэшниками, отправившими лидеров «Маяковки» в лагерь». И, разумеется, «документы из архива КГБ так и остались недоступными».
Беда в том, что на четыре десятка рассказов — максимум четыре ярких рассказчика (таких, как Илья Бокштейн или Григорий Померанц). По этой причине единственный в своем роде умный, но злобный мемуар Н.Котрелева о бывших приятелях, чьи идеи всегда казались ему «тупостью, пошлостью, запредельной бездарностью», на общем тусклом и однообразном фоне звучит довольно убедительно.
Убедительно, даже если оставить за скобками качество стихов, читавшихся на площади: это действительно, как говорит А.Зорин, «слишком легкая добыча для иронии, чтобы ее себе позволять». Бестактно было бы говорить о поэтических достоинствах «Человеческого манифеста» Ю.Галанскова, но грустная необходимость заставляет меня процитировать другие — тоже исполненные высокого пафоса строки, поставленные эпиграфом ко всей книге. Щадя читателя, ограничусь одной строфой:
Памяти нашей плеяды
Шестидесятых годов —
Не получивших награды,
Не увидавших стихов
В той официальной печати,
Где одинаково всех
Стригли вчерашние тати,
Вылезшие из застрех.
Эти выразительные строки принадлежат перу поэта-повара М.Юппа («Яичница,яичница, вот!»), который в нынешнем году, к шестидесятилетию, издает в Америке свое шестнадцатитомное собрание сочинений. К площади Маяковского он никакого отношения не имеет, и если и подвергался в советском прошлом преследованиям, то только со стороны питерской милиции — как фарцовщик. В истории свободной России он останется как первый человек, внедривший в питерскую неофициальную культуру джинсы и затем, от греха подальше, слинявший на родину синих штанов.
Стихи Юппа появляются в тексте сборника неоднократно, но эту причуду составителя я объяснить не берусь. Видимо, все слушатели «Маяка» так на всю жизнь и остались абсолютно глухи к поэтическому слову, понимая под последним лишь более или менее удачно зарифмованное «гражданское» содержание. Иначе не объяснить соседство в книге стихотворной продукции Юппа и ему подобных с цитатами из произведений И.Бродского (в эпиграфах). Но это, по существу,единственный упрек составителю. Все остальные недостатки книги возникают из-за ущербности самого материала, собранного воедино добросовестным исследователем.
Если в самом начале чтения сделать над собой усилие и преодолеть чувство неловкости, возникающее при знакомстве с «исповедью пятидесятников», то уже ничего не будет раздражать — разве что стихи Юппа. Впрочем, о бедном Юппе вспомнили в Москве, видимо, на безрыбье: поэтом никто из «звезд Маяковки» по большому счету не стал. Участники первых несанкционированных собраний в оттепельной Москве стали впоследствии — диссидентами, эмигрантами,активистами «Памяти», филологами-архивистами, просто законопослушными гражданами. Был среди слушателей даже один будущий министр культуры — впрочем,работник МК комсомола Женя Сидоров приходил на площадь, видимо, по долгу службы.
Феномен «советского Гайд-парка» изучает спустя три десятилетия Научно-информационный и просветительский центр «Мемориал» — это действительно по их ведомству. Литературоведу здесь делать нечего.
Ольга Кушлина