Скромное обаяние классики
Опубликовано в журнале НЛО, номер 3, 1998
Скромное обаяние классики
М. В. Строганов
ЛУНА ВО ВКУСЕ ЖУКОВСКОГО, ИЛИ ПОЭТИЧЕСКИЙ ТЕКСТ КАК МЕТАТЕКСТ
В воспоминаниях А. С. Гангеблова есть такой эпизод: “В один тихий, ясный вечер, когда встали из-за ужина <…> Мария Феодоровна вышла на террасу и, полюбовавшись несколько минут луною, велела бывшему при ней камер-пажу А. Ростовцеву вызвать к ней из залы Жуковского. “Не знаете, зачем?” — спросил Жуковский, поднимаясь с места. — “Не знаю наверное, — отвечал тот, — а знаю, что что-то о луне!” — “Ох, уж мне эта луна!” — заметил поэт. Плодом этой довольно долгой созерцательной беседы поэта с царицей был “Подробный отчет о луне” с его эпилогом, одним из очаровательнейших созданий Жуковского” (1).
Эпизод этот относится, видимо, к 1819 г., когда Жуковский был чтецом вдовствующей императрицы Марии Федоровны и учителем русского языка великой княгини Александры Федоровны и постоянно находился при Павловском дворе. Однако в июне 1819 г. луна не отличалась красотой и в короткие летние ночи почти не показывалась на небе. В длинном послании “Государыне императрице Марии Федоровне” Жуковский писал:
Но с горем должен я признаться, что луна
Лишь для небес теперь сияет красотою!
Знать, исключительно желает быть она
Небесною, а не земной луною. (2)
Так продолжалось, вероятно, едва ли не все лето, ибо один из фрагментов данного послания, помеченный 29 июля, начат так:
Я должен вашему величеству признаться:
В неудовольствии большом я на луну.
Возможно ли? Вчера ее на вышину
На ферме ждали мы и не могли дождаться!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но если истинной луной
(Застенчивой или упорной)
Мы любоваться не могли,
Зато замену мы нашли
В луне прекрасной стихотворной.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Любезный грациям поэт
Ей прелесть милыми стихами
Неизменяемую дал
И тайны все ее сказал
Душе немногими словами… (3)
Упоминаемый здесь “поэт” — это Ю. А. Нелединский-Мелецкий, а стихотворение его, где речь идет о луне, — это, как установил еще П. А. Ефремов (4), “В Павловской ферме 1810 года”. Справедливость догадки П. А. Ефремова станет очевидна, если мы укажем на подзаголовок стихотворения: “Велено было написать на сиявшую тогда луну”. Как можно судить по этому подзаголовку, Нелединский-Мелецкий, чтец императрицы Марии Федоровны, получил от нее в 1810 г. задание точно такое же, какое дала она девять лет спустя Жуковскому. Вот текст стихотворения “В Павловской ферме”:
В вечерний мирный час, когда природа дремлет;
Как царствует везде любезна тишина;
Безмолвный твой глагол душа и сердце внемлет,
Друг меланхолии! сребристая луна!
Лучом волшебным ты смиряешь чувств волненье:
Надежды сладкое питаешь упоенье;
Стенящему несешь отраду в злой судьбе,
И образ кротости являешь нам в себе…
——————————-
Краса величия и благости подруга!
О кротость! первое сокровище царей!
Беседы избранной средь счастливого круга,
Ты все животворишь в стране прелестной сей.
В ней, гений благости, тобою к нам сияя,
Благоговенье в нас воззреньем осмеляя,
К пристойной вольности здесь каждого зовет,
И чистых нам утех пример в себе дает.
——————————
Светило милое! Цинтия дорогая!
Свой девственный к нам взор умильно обращая,
Когда среди небес являешься средь туч:
Утехам здешним твой тогда подобен луч (5).
Жуковский пересказывает стихотворение Нелединского-Мелецкого достаточно пространно (на 20 стихов Нелединского-Мелецкого приходится 18 Жуковского) и достаточно вольно:
Как верно он изобразил
Лучей пленительных сиянье!
Он с милой кротостью сравнил
Их животворное влиянье!
Как на лазурной вышине
К очаровательной луне,
Манимы светлой красотою,
Младой игривою семьею
Бегут, летят издалека
Одушевленны облака:
Так все неволею приятной
Летит к богине благодатной.
С веселой нежностью в очах,
С приятной лаской на устах,
Дав руку молодой свободе,
Она приветная стоит,
И радость вкруг нее шумит
В непринужденном хороводе (6).
Это — первая (пускай и не точная) цитата в данном стихотворении.
Далее Жуковский пишет:
Как жаль, что наш Анакреон,
Парнасский баловень, счастливец,
Не в пору сделался ленивец
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ему бы петь нам про луну,
Мое же бедно дарованье:
Когда б меня он научил,
Я то б воспел, что он забыл:
Священное воспоминанье!
Вообще это очень смелый и неожиданный ход. У Нелединского-Мелецкого луна являет собой “образ кротости”, а поскольку кротость — “первое сокровище царей”, то стихотворение превращается в комплимент Марии Федоровне. Жуковский отказывается от такого пути: его дарование “бедно”, и он хочет воспеть то, что “забыл” его предшественник.
Следующий за этим текст оформлен как цитата: Жуковский как бы воспроизводит то, что он мог бы воспеть:
Когда безмолвная наводит
Луна свой робкий полусвет
На лик уснувшия природы,
Как сладостно средь тишины
Из блеска трепетной луны
На нас глядят минувши годы —
Бывалых радостей земных
Умчавшееся поколенье!
Как узнает воображенье
Там лица милые родных,
Когда-то мир наш украшавших
И вместе с нами в нем видавших,
Что видим мы теперь без них (7).
В течение всего года Жуковский, очевидно, мучился заданием Марии Федоровны и не знал, как подступиться к разработке темы. Однако он нашел поэтический ход и в 1820 г. издал отдельной брошюрой “Подробный отчет о луне. Послание к государыне императрице Марии Федоровне” (8) со следующим примечанием: “Прекрасная лунная ночь в Павловске подала повод написать это послание. Государыне императрице угодно было дать заметить поэту красоту этой ночи, и он, исчислив разные прежде им сделанные описания луны, признается в стихах своих, что ни которая из этих описанных лун не была столь прелестна, как та, которая в ту ночь освещала павловские рощи и воды” (9).
Послание построено именно в том виде, как это сказано в примечании: сначала перечислены луны в стихах Жуковского, потом сказано, что все они хуже павловской. Но этот текст уже был запрограммирован в послании 1819 г., где было пересказано описание луны у Нелединского-Мелецкого, а потом оно было сопоставлено с Павловской луной.
Стихотворение Жуковского 1819 г. вызвало высокие оценки современников. А. И. Тургенев в письме к П. А. Вяземскому от 23 июля 1819 г. писал: “Рапорт государыне о павловской луне, в шутовском тоне, — прекрасный; но лучшие стихи выпустил, опасаясь длинностей. Я пришлю тебе их, когда получу от него” 10. И позднее, 30 июля: “На будущей почте пришлю тебе всеподданнейшее донесение его государыне о павловской луне, где он разоврался по-своему, то есть мило и прекрасно. Он много стихов выпустил из этой пьесы, но так как в ней и без того плану нет, то я и не думаю, чтобы нужно было сокращать ее” (11). Отношение же самого Жуковского к посланию 1819 г. определенно неизвестно. В письме из Дерпта к А. И. Тургеневу Жуковский писал 2 октября 1820 г.: “Пачкания о луне не печатай особенно; Воейков просил меня об этом” (12). Это значит, что послание 1819 г. предполагалось ранее издать отдельной брошюрой, как и послание 1820 г., однако А. Ф. Воейков, который с середины 1820 г. стал соредактором Н. И. Греча по изданию “Сына отечества”, просил этого не делать, но отдать послание в журнал. И действительно, в 1820 г. в “Сыне отечества” появилась восторженная рецензия на отдельное издание послания 1820 г. (13), написанная, очевидно, самим Воейковым, а вскоре в журнале было опубликовано и послание 1819 г. (14)
Впрочем, не все читатели так восторженно восприняли эти стихи. Тургенев из письма в письмо к Вяземскому повторял о своем восхищении: “Пудра не запылила души его, и деятельность его, кажется, начинает воскресать. Посылаю болтовню его о луне и солнце” (5 августа 1819 г.) (15). Н. М. Коншин же так отзывался о Жуковском: “…я любил его, несмотря на его глупые отчеты о луне, к сану поэта, священника, вовсе не идущие; я любил того Жуковского, который воспел 12-й год — и, по моему мнению, — умер; он и должен был умереть тогда, чтобы жить вечно представителем великой эпохи” (16).
Ситуация резко изменилась в конце 1820-х — начале 1830-х гг. В поэме “Дурацкий колпак”, законченной в 1828 г., В. С. Филимонов вспоминал русскую жизнь после наполеоновских войн и (немного путая даты) говорил:
В душе небесного хранитель,
О тайнах сердца доноситель
Еще доноса на луну
Не подавал; как в старину,
Его Светлана не гадала…(17).
В повести Тита Космократова (В. П. Титова) “Уединенный домик на Васильевском”, которая является, как известно, довольно близкой записью устного рассказа Пушкина, говорится так: “Везет послушный Ванька невесть по каким местам, скрыпит снег под санями, луна во вкусе Жуковского неверно светит сквозь облака летучие” (18). И хотя здесь есть, конечно, общий иронический тон, но, разумеется, нет никакого скепсиса по отношению к посланиям 1819 и 1820 гг.
А в повести А. А. Бестужева-Марлинского “Страшное гадание” (1831) герой гадает о святках и “прильнул очами к месяцу”. “Тихая сторона мечтаний! — думал я. — Неужели ты населена одними мечтаниями нашими? Для чего так любовно летят к тебе взоры и думы человеческие? Для чего так мило сердцу твое мерцанье, как дружеский привет иль ласка матери? Не родное ли ты светило земле? Не подруга ли ты судьбы ее обитателей, как ее спутница в странствии эфирном? Прелестна ты, звезда покоя, но земля наша, обиталище бурь, еще прелестнее, и потому не верю я мысли поэтов, что туда суждено умчаться теням нашим, что оттого влечешь ты сердца и думы! Нет, ты могла быть колыбелью, отчизною нашего духа; там, может быть, расцвело его младенчество, и он любит летать из новой обители в знакомый, но забытый мир твой; но не тебе, тихая сторона, быть приютом буйной молодости души человеческой!” (19). Здесь, в этом пассаже Марлинского, есть, конечно, полемика с Жуковским. Однако напрасно В. М. Маркович сводит ее к тому, что здесь якобы “отвергается очень важная для Жуковского мысль о том, что истинная полнота счастья, гармонии, красоты возможна лишь за границей жизни, в потусторонней вечности” (20). Эта формулировка, во-первых, слишком упрощает самого Жуковского, а во-вторых, искажает и смысл полемики. Для Жуковского луна — место пребывания душ после смерти, а у Марлинского — это место рождения нашего духа. Однако эта тема намечена и у самого Жуковского в послании 1819 г., где сказано, что с луны на людей
глядят минувши годы —
Бывалых радостей земных
Умчавшееся поколенье!
Жуковский смыкает посмертную жизнь с воспоминаниями юности; Марлинский резко расподобляет эти состояния. Но при всей полемике с Жуковским Марлинский идет вослед ему и буквально по тому пути, который проложил Жуковский. Ничего противоречащего священному сану поэта теперь в стихах о луне не находится.
Напомним наконец отзыв В. К. Кюхельбекера о послании 1819 г.: “Прочел я еще несколько отрывков, напечатанных в “Сыне же отечества”, из “Отчета о луне” Жуковского. Это, конечно, то, что Г<рибоедов> называл мозаическою работою: но в этой мозаике есть и чистое золото” (21). В этой записи Кюхельбекера хорошо видно, как критическое восприятие “мозаической работы” Жуковского, свойственное концу 1810-х — началу 1820-х гг., сменяется высокой оценкой “чистого золота”, свойственной рубежу 1820—1830-х.
Примечания
1 Еще из воспоминаний А. С. Гангеблова // Русский архив. 1886. Кн. 3. С. 196—197.
2 Жуковский В. А. Полн. собр. соч.: В 12 т. / Под ред., с биографич. очерком и примеч. А. С. Архангельского. СПб., 1902. Т. III. С. 5.
3 Там же. С. 9.
4 См. примечания П. А. Ефремова в изд.: Жуковский В. Сочинения. СПб., 1878. Т. 2. С. 552.
5 Сочинения Нелединского-Мелецкого. СПб., 1850. С. 85—86 (Полное собрание сочинений русских авторов).
6 Жуковский В. А. Полн. собр. соч. Т. III. С. 9.
7 Там же. С. 9—10.
8 Подробный отчет о луне, представленный ее имп. вел. государыне Марии Федоровне 1820 г. июня 18 в Павловске. СПб., 1820 (ценз. разрешение — 22 июня).
9 Жуковский В. А. Собр. соч.: В 4 т. М.; Л., 1959. Т. 1. С. 347.
10 Остафьевский архив князей Вяземских. СПб., 1899. Т. 1. С. 271.
11 Там же. С. 276.
12 Письма В. А. Жуковского к Ал. Ив. Тургеневу. М., 1895. С. 192.
13 Сын отечества. 1820. Ч. LXIII. № 30. С. 178.
14 Там же. 1821. Ч. LXVII. № 1. С. 21.
15 Остафьевский архив. Т. 1. С. 280.
16 Русская старина. 1897. Февраль. С. 276.
17 Филимонов В. С. “Я не в Аркадии — в Москве рожден…”: Поэмы. Стихотворения. Басни. Переводы. Материалы к биографии В. С. Филимонова. М., 1988. С. 45.
18 Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Л., 1972. Т. IX. С. 364.
19 Бестужев-Марлинский А. А. Сочинения: В 2 т. М., 1981. Т. 1. С. 326.
20 Маркович В. М. Балладный мир Жуковского и русская фантастическая повесть эпохи романтизма // Жуковский и русская культура. Л., 1987. С. 156.
(Полностью статью Строганова, а также другие материалы из рубрики «Заметки. Смесь» читайте в одном из ближайших номеров журнала.)