Олег Лекманов
Опубликовано в журнале НЛО, номер 2, 1998
Олег Лекманов
ИЗ ДЕВИЧЬЕГО ПЕСЕННИКА 70—80-х годов ХХ века
Продолжая тему, начатую на страницах “Нового литературного обозрения” заметкой-публикацией В. В. Головина “Девичий альбом 20—30-х годов ХХ века” (1997. № 26. С. 400—417), мы хотели бы привлечь внимание к младшему и бедному родственнику девичьего советского альбома — девичьему же советскому песеннику.
Таким песенником в середине 1970-х считала нелишним обзавестись любая уважающая себя девушка школьного возраста. Особенно много девичьих песенников изготовлялось в пионерских лагерях, благо досуга у юных “лагерниц”, как правило, было более чем достаточно.
Типовой песенник состоял из анкеты его хозяйки, фотографий из “Экрана”, “Спутника кинозрителя” и “Кругозора” (Тина Тернер в обтягивающем платье из журнала “Америка” воспринималась уже почти как сенсация), раздела секреты (чаще всего — загнутый треугольником лист бумаги с надписью: “Секрет — смотреть нельзя!”, развернув который, каждый мог в смущении прочитать: “Ох, какая ты свинья, // Ведь написано — нельзя!”) и, наконец, собственно песен.
Их подбор обычно не отличался особым разнообразием: композиция “Каскадеры” из репертуара ВИА “Земляне” мирно соседствовала на страницах девичьего песенника с композицией “Давайте восклицать…” из к/ф “Ключ без права передачи”. Однако попадались в этих песенниках и нестандартные тексты, в общей “жестоко романсной” стилистике которых можно было уловить искаженные отзвуки голосов самых разных авторов: от Николая Гумилева до Николая Рубцова. Вот несколько характерных отрывков, сохранившихся в нашей коллекции:
Дочь капитана Джанель,
Вся извиваясь, как Змей,
С матросом Гарри — вдвоем
Танцует танго цветов.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Молчаньем наполнился зал.
Барон, скончавшись, упал.
И только море без слов
Танцует танго цветов.
(“Джанель”)
Она кольцо с руки сняла,
Перед глазами покрутила.
Никто не видел, как она,
Кусочек яда откусила.
К ней мать-старушка подошла
И долго плакала-рыдала:
“Очнись, очнись, мое дитя!
Тебя ведь судьи оправдали!”
(“Суд девушки”)
А наутро начальник вокзала
По вокзалу ходил сам не свой —
Его дочь от любви и разлуки
Под машину легла головой.
(“На старинном иркутском вокзале…”)
Девушке вынести этого не было силы —
Пошла, спотыкнулась, упала с высокой отвесной скалы.
(“Шутки на море порою бывают жестокие…”)
Предлагаемые вниманию читателей два текста извлечены нами из чудом уцелевшего песенника, составленного в липецком пионерском лагере “Лучезарный” в 1980-м году. Второй из текстов (вариация знаменитых апухтинских “Васильков”, о чем переписчица, по-видимому, даже не подозревала) как бы напрямую связывает девичий песенник конца ХХ века с девичьим альбомом конца века XIX-го.
Алеха
Нам вчера прислали из УГРО дурную весть —
Будто нет Алехи — был он был, да вышел весь.
Как же это так — ведь к нему на свадьбу шли мы,
А с ножом под сердцем за сарай его нашли?
Что ж, поубивается девчонка, поревет,
Что ж, поубивается и слезы оботрет.
И другому тихо отворит во мраке дверь:
“Ты прости, Алеха, все равно тебе теперь!”
И другому тихо отворит во мраке дверь:
“Ты прости, Алеха, все равно тебе теперь!”
Но однажды ночью он придет к тебе во сне.
Скажет: “Танька, здравствуй! Это я пришел к тебе.
Замуж за другого, ты, Танька, вышла — не беда,
А ножом под сердце — это он меня тогда!
Замуж за другого, ты, Танька, вышла — не беда,
А ножом под сердце — это он меня тогда!”
И девчонка тихо обоймет могильный крест.
Скажет: “Лешка, здравствуй, это я пришла к тебе.
Ты прости, Алеха, и возьми меня с собой!
Ты прости, Алеха, и возьми меня с собой!”
Васильки
Все васильки, васильки,
Сколько ж растет их в поле.
Помню у самой реки
Я собирал их для Оли.
Оля любила реку.
Плавать она не боялась.
Часто по целым часам
С милым на лодке качалась.
Раз он ее приглашал,
На руки брал золотые.
И без конца целовал
Мамины щеки худые.
“Милый, прости-извини,
Я уж тебе изменила!
Милый, прости-извини,
Я уж тебя разлюбила!”
Милый тут вынул кинжал.
Тихо над Ольгой склонился.
Кровь полилася рекой,
Веночек из рук покосился.
Наутро пришли рыбаки,
Тело нашли у залива.
Надпись была на груди:
“Олю любовь погубила!
Не надо так сильно грустить!
Не надо так сильно влюбляться!
Любовь не умеет шутить,
Умеет только смеяться!”
(Приведенные выше материалы Ранчина и Лекманова, а также другие статьи из рубрики “Заметки. Смесь” читайте в НЛО № 30)