Главы из книги
Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 318, 2025
Продолжение. Начало см.: № 316, 317, 2024.
ГЛАВА VIII
Если подняться из метро на станции Place St. Germain-des-Près, пройти три квартала по rue de Rennes, то вы дойдете до rue Cassette, которая отходит слева. Посмотрите на угловой дом, № 1. В этом доме на четвертом этаже Вики жила во время войны и там занималась подпольной работой. На первом этаже дома находилась типография апелляционного суда, где постоянно сновал народ, благодаря чему Викины посетители могли проходить незамеченными. Впрочем, доступ к ней, из конспиративных соображений, имели немногие. А рядом жил руководитель гражданской ветви ОСМ (Organisation Civile et Militaire) Максим Блок-Маскар. Дворы их домов соприкасались; он мог незаметно передавать Вики на обработку материалы, предназначавшиеся для подпольных Тетрадей. Это прекратилось после того, как квартиру его обнаружило гестапо и Блок-Маскару пришлось вести кочевой образ жизни.
Неподалеку от Вики находилось бывшее французское Министерство обороны. Его массивное здание теперь пустовало, но там обитал один из членов ОСМ. Возможно, он числился сторожем или имел какую-то иную должность, позволявшую ему там жить. Раз в неделю этот человек встречался с посланцем из Нормандии, который доставлял в Париж стратегически важную информацию о расположении германских наземных и водных объектов и о деталях сооружения оборонительного Атлантического вала. Получив донесения, он прятал их среди коробок со старыми министерскими бумагами; это был тайник, откуда их извлекала Вики. У здания было два входа – с улицы St. Germain и с улицы Dominique, что помогало ускользать от слежки.
Особую опасность для подполья представляли собой неожиданные облавы на железнодорожных станциях и в метро. Однажды в такую облаву попала и Вики, когда она несла чемодан, наполненный фальшивыми удостоверениями личности. «Что у вас в чемодане?», – обратился к ней полицейский. – «Маленькая бомба, месьё», – ответила она, не смутившись, и озарила его прелестной улыбкой. Этот эпизод стал впоследствии легендарным, его любят упоминать пишущие о Вики. В действительности все, знавшие Вики, неоднократно отмечали ее находчивость, умение выходить из опасных ситуаций – до тех пор, покуда никакая находчивость ни ей, ни другим, уже помочь не могла.
Среди немногих, имевших доступ к Вики на rue Cassette, был близкий друг Оболенских, князь Кирилл Макинский. У него на работе произошел странный случай. Напомним, что Кирилл, бывший преподаватель английского языка, с благословения главы организации полковника Туни нанялся заведующим ночного ресторана «Монте-Кристо», где он и услышал от пьяного немца о готовящемся в глубокой тайне вторжении Гитлера в Советский Союз – за неделю до того как оно началось. Теперь случилось нечто загадочное: в один из вечеров в «Монте-Кристо» явилось несколько немецких генералов в полном обмундировании. Они потребовали от Макинского отдельный кабинет и заказали шампанское. Когда Макинский явился с бутылкой шампанского, ему было сказано, чтобы он остался и затворил за собой дверь. У Макинского возникло нехорошее подозрение – неужели, пойман? Стараясь не выдать страха, он разлил шампанское. Генералы встали, подняли бокалы и на безупречном английском произнесли тост: «Да здравствует Король (Long live the King!)» Осушив бокалы и щелкнув, по-немецки, каблуками, генералы раскланялись и удалились, оставив Макинского в недоумении; был ли то знак, что англичане знали о его подпольной деятельности и выражением поддержки Сопротивлению? Что за этим действительно крылось, Макинский так никогда и не узнал.
Если Макинский в мирное время работал преподавателем английского, то другое лицо, получившее доступ на rue Cassette, был профессором французской литературы. Звали его Даниель Галлуа; он сделался правой рукой главы ОСМ, полковника Туни. Галлуа приходил к Туни под видом репетитора его сына – лицеиста Бертранда. «Мне здорово повезло, – написал мне Бернард. – Когда Галлуа кончал свои дела с отцом, он натаскивал меня по латыни, и я выдержал экзамен с отличием». Бертранд хорошо помнил, как Вики приходила к ним с корзинкой, из которой торчала зелень моркови, а под ней – донесения для Туни. Позже мать Бертранда рассказывала сыну, что Вики была очень храбрая; не всякий мог решиться делать то, что делала она – устанавливать и поддерживать связь с военной разведкой.
Если ранее Туни получал добытые сведения прямо из рук Вики, то теперь он поручил Галлуа связаться с Вики, чтобы она передавала донесения ему. Кто такая «Вики», Галуа понятия не имел; быть может, это чья-то кличка, возможно даже мужчины… И конечно, он не подозревал, что эта «Вики» принадлежала к крошечной группе основателей организации, которая стала одной из крупнейших в Сопротивлении, где уже насчитывались тысячи членов.
Настал день, когда должно было состояться их знакомство. Организовать встречу было поручено Роланду Фаржону, отвечавшему за формирование подпольной армии ОСМ. В назначенный час Фаржон и Галлуа встретились у входа станции метро Place St. Germain-des-Près. Сделав вид, что встреча случайная и, нарочито громко обрадовавшись, Фаржон повел друга к угловому зданию на rue Cassette. Войдя, сели в лифт, доехали до четвертого этажа, нажали на кнопку звонка. Дверь отворила Вики. Вот запись Даниеля Галлуа:
«Вижу ее темные волосы, бледную кожу, выдающиеся скулы, удлиненный рот… Глаза прищуриваются от приветливой улыбки, и я замечаю в них удивительный живой огонек. Позже я обнаружил, что этот огонек присутствовал у нее всегда, что бы она ни испытывала – ненависть, жалость, тревогу или насмешку… он был отражением ее душевного склада. Мы входим в прихожую. Я слышу за дверью чьей-то голос, вероятно, из гостиной. Спрашиваю: кто там? – «Не беспокойтесь, это Софка.» Ну и прекрасно; знаю, что Софка работает с Вики, и мне тоже предстоит с ней познакомиться. Теперь передо мной молодая дама в шляпе, точно в гости пришла; глаза подведенные, вроде как у Павловой. Фаржон меня представляет, называя по кличке – Пьер Ламбер; объясняет, по какому делу пришли. Затем он говорит, чтобы мы внимательно изучили друг друга»1.
Далее идет описание того, как они старались запомнить не только внешность друг друга, но даже манеры, вплоть до походки. Затем Софка и Фаржон, распрощавшись, уходят. Покуда Вики их провожала, Галлуа осмотрелся. Мебель в гостиной ничего особенного из себя не представляла, зато многочисленные фотографии на столе и у камина изображали элегантных дам и мужчин в одеждах, какие носили до Первой мировой войны. По этим снимкам можно было определить принадлежность Вики к русской аристократии; что объясняло и некую особенность ее речи, которую подметил Галлуа: не столько иностранный акцент, сколь особую интонацию, некоторое понижение голоса к концу фразы.
Когда Вики вернулась в гостиную, они договорились о времени и местах их будущих встреч, а также условились, как дать знать друг другу в случае, если встреча состояться не может. Телефона у Вики не было. Она объяснила, где следует оставить записку, если он дома ее не застанет: вот тут спрятан ключ от квартиры – в углублении на лестничной площадке, а записку положить вот в эту пудреницу, за дверью аптечки в ванной комнате. При людях Галлуа будет называть ее Катрин, она его – Пьер.
Галлуа уже собрался уходить, но заметил пепельницу – «Вы курите?». Вики призналась, что курит, когда есть что. Папиросы во время оккупации продавались мужчинам по талонам в строго ограниченном количестве, а женщинам они вообще не полагались. Галлуа предложил ей закурить из своей пачки; Вики вынула папиросу, он поднес зажигалку, она поблагодарила, и они разошлись.
В дальнейшем у Вики и Галлуа было по две встречи в неделю, в экстренных случаях – чаще. Они назначали друг другу свидания в парках, городских скверах, иногда в кафе. Галлуа впоследствии вспоминал: «Обсуждая текущие дела, мы подолгу рассматривали витрины или листали для виду книги у лотков букинистов на набережной Сены; мы бродили по затемненным улицам, а с наступлением осенних дождей и холодов укрытием стали служить вокзалы, универмаги, станции метро. Говорили мы только о делах; всё постороннее могло помешать конспирации – постоянное присутствие опасности ни на минуту не позволяло расслабиться»2.
* * *
Полковник Туни, Роланд Фаржон, Даниель Галлуа – все они были людьми, с которыми судьба свела Вики в совместной подпольной работе. Теперь к ним добавилось еще одно лицо – Жаклин Рамей (псевдоним – Элизабет Брюне). Полковник Туни прикомандировал ее к Вики, когда решил реорганизовать свой секретариат. Знакомство их состоялась на квартире, принадлежавшей одному из руководителей ОСМ, адвокату Жаку-Анри Симону. Впоследствии Жаклин Рамей так описала их первую встречу:
«Я только что вернулась из неоккупированной (южной) зоны. Мне было поручено перенять у Вики обработку донесений военной разведки, чтобы освободить ее для другой работы. Стоял чудесный день. Окна квартиры Симона выходили на Булонский лес; комната была залита солнечным светом. В лежавшем на столе пакете гражданских дел того дня был «послужной список» некоего Жана-Эрольда Паки: два обвинения в жульничестве и злоупотреблении доверием, третье, вызвавшее наши улыбки, – за содержание любовницы на супружеской квартире. Я вижу до сих пор, как Симон листает наш Кодекс в поисках подходящего параграфа для этого нарушения правил конспирации. Среди донесений был также отчет о путанице, происшедшей с поддельными хлебными карточками, которые предназначались для партизан, но, совершив кружной путь, вернулись в изначальный пункт. Мы направили карточки по верному пути»3.
Жаклин Рамей помнит, что настроение их в тот день казалось приподнятым: – «Мы были еще на свободе и полны энтузиазма; участие в борьбе помогало преодолевать горечь оккупации. Вики смеялась с той искрой в глазах, которая придавала ей особое обаяние. Я присмотрелась к ней: высокая брюнетка, с хорошей фигурой, приятным лицом, волевым подбородком… Я сразу прониклась к ней симпатией и доверием, с таким человеком можно было чувствовать себя уверенно. И еще – у нее не было и налета дамской манерности, которая способна так раздражать. При том, оставаясь женственной, она была деловита и мысли свои излагала спокойно и точно»4.
Следующая их встреча состоялась у Вики на rue Cassette. Там Жаклин застала Вики за пишущей машинкой среди вороха бумаг. «Она показала мне, как классифицировать донесения военной разведки, поступающие из разных концов Франции, – по департаментам, по датам и другим дополнительным определениям. А если мне еще нужна будет ее помощь, то могу застать ее у Симона, где она бывает каждое утро.»5 Но когда Жаклин попыталась это сделать, ее предупредили туда не ходить: на квартиру Симона был произведен налет гестапо; Вики и Симон чудом избежали ареста. С тех пор они предпочитали встречаться на улице, заранее уславливаясь о следующей встрече. Прилагая Викины донесения к своим, Жаклин относила их для передачи в Лондон к человеку, связанному с Реми, посланцем де Голля.
Ужесточение режима испытывали на себе не только участники Сопротивления; всё откровеннее раскрывалась его нацистская суть, особенно в северной оккупированной части Франции. Так, согласно принятому Гитлером плану «окончательного решения еврейского вопроса», систематически усиливались преследования евреев. Для их спасения в подполье изготавливали фальшивые документы, свидетельствовавшие об арийском происхождении тех или иных лиц. Многим помогали перебраться в так называемую «свободную» зону Франции, хотя и там они не были застрахованы от депортации.
В спасении евреев деятельное участие принимали и русские, в первую очередь мать Мария (Скобцова)6, ее сын Юрий, о. Дмитрий Клепинин и Игорь Кривошеин. Он единственный из этой группы выжил и позже написал свои воспоминания. В середине июля 1942 года в Париже была проведена массовая облава на лиц еврейского происхождения. По заранее подготовленным списками приходили по домам и забирали сразу целыми семьями, хватали людей и на улице при проверке документов. Были схвачены 3,031 мужчина, 5,802 женщины и 4,051 ребенок; 6,900 человек были доставлены на Велодром – зимний стадион велосипедных гонок7. Там их держали несколько дней в ужасающих условиях, фактически без еды и питья. Известно, что туда удалось проникнуть в ее монашеском одеянии Матери Марии, оказать помощь детям и даже вынести оттуда двоих малышей. Остальным был уготован лагерь смерти Дахау.
ГЛАВА IX
Не так много известно о конкретных акциях подпольной деятельности Вики. Но вот неожиданно я получаю книгу, о существовании которой даже не подозревала, –«Записки бойца армии теней» А.М. Агафонова8, которая проливает дополнительный свет на то как действовала ОСМ и Вики, в частности.
Александр Агафонов, чья настоящая фамилия Глянцев, мальчиком прибыл из Советского Союза в Белград, где воссоединился со своими родителями-эмигрантами. Там он окончил Русскую гимназию. Когда Гитлер напал на Югославию, Агафонов примкнул к югославским партизанам. Вскоре он попадает в немецкий плен, но ему удается бежать с двумя другими пленными, Николаем Бабушкиным и Михаилом Йовановичем9.
Втроем они пробираются на запад и после множества жизненно-опасных ситуаций, доходят до города Ля-Рошель в оккупированной немцами Франции. Голодные, уставшие и обтрепанные, они слышат на улице русскую речь – разговаривают две пожилые женщины. Друзья решаются к ним подойти и, признавшись, что они беглые пленные, просят о помощи. Женщины, чьи фамилии Агафонов так и не узнал, с риском для жизни приютили всех троих в своем доме, наполненном русскими книгами. Когда беглецы отдохнули и оправились, их благодетельницы вручили им деньги на проезд поездом в Париж. При этом они велели им явиться в воскресенье в собор на рю Дарю и спросить там либо «мать Марию», либо «отца Вениамина»10. К величайшему изумлению беглецов, оказалось, что у этих пожилых дам была связь с антифашистским подпольем!
Следуя их наставлениям, друзья попадают в семью полковника Приходькина, чья дочь берется обучать их французскому. В этой семье их обули и одели. Агафонов пишет: «Вид у нас стал вполне парижский. Одеть таким образом троих оборванцев, как мы, стоило огромных средств. Сейчас мы неплохо вписываемся в окружающую среду. Стали посещать знакомых этой семьи. Через врача Зернова мы познакомились с Верой Аполлоновной Оболенской, умной и очаровательной, жизнерадостной женщиной. По мужу Вера Аполлоновна была княгиней. Его самого мы никогда не видели. По вопросам, которые мне задавала Вера Аполлоновна, я определил, что встреча и знакомство с ней – не случайны»11. И далее:
«Викки (sic) – так называли ее все и так представилась она нам – интересовалась каждой мелочью нашей прежней жизни. Вопросы свои задавала подчас шутливо и не навязчиво, с удивительной душевностью откликаясь на всё нами пережитое. Отличное качество – уметь слушать собеседника. И она владела им преотлично. Но о цели столь обстоятельного разговора в первый день встречи не было ни слова»12.
Агафонов заметил, что у Зерновых и их знакомых Вики пользовалась особым авторитетом; там часто слышалось, «что об этом скажет Вики?». На одну из встреч с ней пришли двое незнакомцев. Один из них плохо запомнился Агафонову, он всё больше молчал. Зато второй, Кристиан Зервос, грек по национальности, запомнился хорошо, и в дальнейшем им часто приходилось встречаться. Агафонов признается:
«В моей голове всё перевернулось вверх тормашками! Оказалось, что люди, связанные между собой общей идеей борьбы с фашизмом, окружали нас всюду. И мы, словно по цепочке, попадали туда, куда надо, всегда были под опекой, нам в нужный момент протягивали руку помощи. И многие из них даже не догадывались, что работают в одной и той же, хорошо законспирированной организации, являясь ее звеньями. И была эта организация – ОСМ (Organisation Civile et Militaire) – Гражданская и Военная Организация, а Зервос был связующим звеном с другой подпольной организацией, Main d’oeuvre immigree – Рабочих-иммигрантов»13.
Далее события развивались следующим образом: Вики, «с милой улыбкой» объяснила Агафонову, что, учитывая его квалификацию, если он на то согласен, его примут в ОСМ для выполнения особо ответственных поручений.
Наступило время расстаться с Михаилом и Николаем, получившим иные задания. Согласно полученным от Вики распоряжениям, Агафонов сфотографировался в автомате фотоматон и ему было сделано подложное удостоверение личности. При следующей встрече Зервос, в присутствии Вики, задал ему неожиданный вопрос: «Как у тебя с украинским?» Ему велели примкнуть к организации украинских сепаратистов и с направлением от нее поступить на завод, готовивший кадры металлистов. Оккупанты явно нуждались в специалистах по металлообработке; «немецкие тылы оголялись по мере хваленых побед в России, и нацисты заманивали иностранных рабочих повышенной зарплатой на пустевшие заводы», – вспоминал Агафонов14.
На заводе его взял под свое покровительство молодой рабочий из Туниса по имени Мишель, который помог ему усвоить французские названия инструментов и разбираться в инструкциях. Мишель, в свою очередь, связал его со своим другом Морисом; и тот, и другой оказались активными членами Сопротивления. Днем Агафонов одолевал премудрость металлообработки; ночью, по заданию сверху, распространял в Париже антифашистские листовки. Тем временем германские войска всё глубже внедрялись в Россию, и настроение у ребят было мрачное. Вики и Кристиан всячески старались их подбодрить.
По окончании курса и сдачи экзамена, бежавший из немецкого плена Агафонов получает назначение – и куда? – в Берлин! Неделей позже за ним следует и Мишель. Агафонов попадает, по своим фальшивым документам, в лагерь для иностранных рабочих, состоящий из дощатых бараков с двухэтажными нарами. Рабочий день на заводе «Аксания-Верк» – 12 часов, в две смены; за минутное опоздание – штраф, за бóльшее – суд.
Агафонов работал фрезеровщиком на станке повышенной точности. Согласно полученному заданию, он должен был саботировать части, которые попадали в его руки. Но как это сделать, чтобы никто не заметил? В Париже его предупредили, что с ним выйдет на связь человек, который состоит в немецкой антигитлеровской организации Rote Kapelle (Красный оркестр). И действительно, по прошествии некоторого времени к Агафонову подходит, замеченный им ранее хромой немецкий рабочий. Он-то и есть тот «контакт» от немецкого подполья. По его наущению Агафонову удалось изготовить 150 штук бракованных трубок из титана, предназначенных примерно для ста немецких подлодок. На долю его напарника Мишеля, работавшего на заводе при аэродроме Темпельгоф, выпало подпиливать тросы управления в кабине пилота, что гарантировало гибель нескольких самолетов «по невыясненным причинам». Теперь они свои миссию выполнили. Ясно, что диверсия будет вскоре обнаружена; необходимо что-то спешно предпринять. Это понимает и хромой рабочий. И вот Агафонов получает телеграмму из Парижа: «Мать упала, проломила голову. Состояние критическое. Немедленно выезжай». Телеграмма сделала свое дело: Агафонов получил от завода разрешение на отлучку после следующей ночной смены. Похожую телеграмму получил и Мишель.
На прощание хромой рабочий сует Агафонову пакет, похоже, с колбасой – на дорогу. Колбаса оказалась взрывчаткой, которую Агафонов, по указанию, засунул в одну из трубок и отвез на тележке в склад готовой продукции, предварительно согнув головку детонатора. В тот же вечер оба друга выехали поездом в Париж. Проезжая пограничный город Ахен, Агафонов посмотрел на часы: именно сейчас в Берлине должен сработать детонатор!
За этот акт «самодеятельности» Агафонову в Париже был устроен выговор: не его это дело, а дело немецкого подполья; теперь придется опять фабриковать для Агафонова новые документы. Но, в целом, Вики и Зервос остались их работой довольны.
Эта страница послужного списка Агафонова интересна тем, что она указывает на малоизвестный факт: на связь ОСМ, а тем самым и Вики, с немецким антигитлеровским подпольем. А следующее его задание освещает другой малоизвестный факт – сотрудничество, пусть эпизодическое, с французским коммунистическим подпольем. Происходило это, несмотря на глубокие принципиальные расхождениям между консервативно-настроенными членами ОСМ и радикально-левыми коммунистами. Расхождения были и в применяемой тактике: действия коммунистического подполья были нацелены на саботаж и террористические акты, вплоть до убийства высокопоставленных немецких чинов и их французских коллаборационистов. Это вызывало жесточайшие ответные репрессии – массовые расстрелы заложников и мирного населения. Руководств ОСМ, напротив, считало, что силы следует беречь, чтобы готовить их к предстоящему общему восстанию, которое должно произойти по сигналу от де Голля после высадки союзных войск во Франции.
Тут уместно привести слова, услышанные Агафоновым от Вики, что гонения оккупантов на евреев и коммунистов значительно упрочили позиции Гитлера в реакционной среде, а в широких слоях – чем ожесточеннее становились репрессии, тем сильней сплачивался народ, «исполненный гневом к варварам»15. Иными словами, в обществе не было единого мнения в отношении Резистанса: одни винили Сопротивление за ужесточение репрессий, другие считали это неизбежной ценой за борьбу с захватчиком – тем более таким, чья идеология включала репрессии в отношении целых национальностей и групп населения. В русской эмигрантской среде раздвоенность ощущалась еще более сильно: одни надеялись, что война Гитлера против СССР может привести к уничтожению власти большевиков и считали тех, кто пошел в Резистанс, чуть ли не коммунистами (среди них были и такие), а Вики и ее русские коллеги считали нацизм не меньшим злом, чем коммунизм.
Новое задание, полученное Агафоновым и Мишелем как раз иллюстрирует сотрудничество ОСМ – если не прямо с коммунистами, то с партизанами-маки, среди которых было немало коммунистов. В основном, их кадры пополнялись за счет молодых французов, скрывавшихся в лесах от принудительной вербовки на работу в Германии.
Вечером 30 апреля 1942 года Мишель и Агафонов, с его свежеиспеченным удостоверением личности, появляются на Лионском вокзале ровно за минуту до отхода их поезда, идущего на юг. У них был чемодан со сменой белья и большой сверток. В свертке – два разобранных автомата, предназначенные для партизан. На остановке близ города Дижон, их конечной станции, вошли немецкие фельджандармы. Проверка документов. Сойдут ли новоиспеченные фальшивки? – Сошли. – «А что у вас в чемодане?» – спрашивает жандарм… успешно прошла и проверка чемодана. Сверток остается лежать на полке. Нужно выходить, а забрать его с собой не предоставляется возможным. Путники с сожалением покидают поезд. Но тут в открытое окно вагона – оклик пожилой пассажирки, ехавшей с ними в купе: «Молодые люди, а ваш пакет!» – и она, на глазах у жандарма, который продолжал осмотр купе, протягивает на перрон этим рассеянным ребятам их драгоценный сверток16.
С этим пакетом они добрались по назначению к одному из лесных отрядов партизан. Там оба друга помогали приводить в порядок оружие всевозможного вида и обучали молодежь, под руководством опытного начальника, обращению с оружием, тактике нападения, обороны и ретировки, а также, как писал Агафонов, методам диверсии на железнодорожном полотне. Одновременно им самим предстояло выполнить полученное в Париже задание – обучиться азбуке Морзе. Не совсем понимая, для чего это нужно, друзья приступили к обучению без особого энтузиазма. Зато во время слета объединенной группы партизан на опушке леса – неожиданная встреча: друзья по побегу Михайло Иованович и Николай Калабушкин! Теперь они оказались товарищами по оружию.
Осилив азбуку Морзе, Агафонов и Мишель вернулись в Париж. В назначенное время состоялась их встреча с Вики, близ моста Александра III. Вот как ее описывает Агафонов:
«Не собираетесь ли снова навестить Великую Германию»? – спрашивает их Вики. – Уверена, что оккупанты вас ищут здесь, а не у себя…» И Вики протягивает им новые документы с направлением в бюро набора, где вербуют людей на работу в Германии. Им предстоит наняться для прохождения в Берлине шоферских курсов, но работать они будут во Франции. Вики дает им строгий наказ – ни в коем случае не встречаться в Берлине со старыми знакомыми, не возобновлять прежних связей – это более чем опасно! Теперь Вики передает их новому непосредственному руководителю: «Прощайте, да хранит вас Бог!»17
Когда Вики отошла, к ним приблизился человек, представившийся как Анри Минье. По его указанию Агафонов и Мишель прошли процедуру приема на шоферские курсы и были отправлены в автошколу в предместье Берлина. Вербовка в Париже немцам большого улова не принесла, записалось всего семь человек, но в Германии к ним присоединился контингент юношей из Вильно и Кракова. В их группе стало 150 человек; так Германия пополняла недостающую ей из-за войны рабочую силу – в добровольном и принудительном порядке.
Пройдя в Германии шоферские курсы, Агафонов и Мишель вернулись в Париж и нанялись по заданию ОСМ водителями грузовых машин для германской строительной организации ТОДТ, ответственной за сооружение оборонительного Атлантического вала. Работая там, они должны были заняться насущно важной разведкой. Агафонову поручили наблюдение за немецкими подводными лодками у берегов Нормандии. Информация об их местонахождении должна была быть срочной и предельно точной для наводки на них союзной бомбардировки с воздуха. Вот для чего им нужна была азбука Морзе – для быстрой связи по радио с воздушными силами западных союзников. «Краткие сообщения радиста на личной волне, – читаем у Агафонова, – выглядели примерно так: позывные; после получения отзыва – сообщения по схеме: водоизмещение, количество СМ (подлодок), номер пирса, длительность возможной стоянки, номер радиста или его кличка. И всё! За бомбардировщиками оставалось, в случае подходящих метеоусловий, не опоздать и прицельно попасть.»18
После ряда успешно выполненных заданий и смены нескольких удостоверений личности, немцам всё же удается Агафонова выследить и арестовать. Его пытают. Выдержав пытки, Агафонов попадает в концентрационный лагерь Бухенвальд, откуда после прихода американской армии вышел едва живым. Был он на воле недолго. Согласно договоренности, достигнутой между Черчиллем, Рузвельтом и Сталиным, эта часть Германии была передана под советскую зону оккупации. Агафонов оказывается вновь арестованным по подозрению в шпионаже в пользу западных союзников. Он опять попадает в Бухенвальд – теперь это штрафной советский лагерь. Оттуда его доставляют в Москву. Одиночное заключение и допросы на Лубянке и в Лефортово; приговор выносится по статье 7-35. Осужден он на пять лет ГУЛАГа. Из лагеря Агафонов выходит по амнистии вскоре после смерти Сталина. Ему удается стать на ноги и создать семью и в 1990 году Агафонов-Глянцев возвращается во Францию, где вновь встречает женщину, в которую был влюблен в Париже почти полвека назад. Там он пишет свои воспоминания. Они вышли в свет незадолго до кончины А.М. Глянцева в Монмеранси в русском Доме для престарелых.
ГЛАВА Х
Сегодня трудно представить себе условия, в которых велась конспиративная работа во время Второй мировой войны. Чтобы проявить сделанные тайком снимки военных объектов требовалось время; телефонные разговоры, естественно, прослушивались. К тому же телефоны были отнюдь не у всех. Письменные донесения приходилось передавать из рук в руки. Надежнейшим способом общения были личные встречи, но и те представляли собой немалый риск. Связь участников Сопротивления с находившимся в Лондоне генералом де Голлем и западным союзным командованием осуществлялась преимущественно путем двусторонней радиосвязи. Громоздкая радиоаппаратура для этого поступала из Англии; ее сбрасывали на парашюте или доставляли на одномоторных самолетах типа Lysander, получивших ласковое прозвище Лиззи. Они же доставляли для Сопротивления оружие, деньги, а также и засылаемых во Францию агентов.
Ассы Королевских военно воздушных сил смотрели на эти примитивные летательные аппараты свысока; в мирное время они использовались на службе береговой охраны. Теперь ими управляли самоотверженные пилоты добровольческого 161-го Эскадрона Королевской Авиации. Не обладая навигационным устройством, летчики вынуждены были полагаться на собственное зрение и лунный свет; рейс в оба конца, преимущественно над вражеской территорией, мог длиться восемь часов; а места приземления обозначались едва заметными ручными фонариками19. Зато эти Лиззи не требовали большого разгона и хорошо утрамбованной площадки, они могли совершить посадку и в поле, и на лесной опушке. На посадку и взлет отводилось всего несколько минут. За это время надо было самолет разгрузить, принять донесения и взять на борт того, кто направлялся в Англию. Это могли быть выполнившие свое задание западные агенты или кто-то из участников Сопротивления, кому угрожал арест или кто должен был лично отчитаться в Лондоне о подпольной работе.
Как узнавали в подполье о запланированном приземлении Лиззи? Обычно по двусторонней радиосвязи, а еще – по зашифрованным передачам по Би-Би-Си, предназначенным для участников французского Сопротивления. Звучали они для непосвященных абсурдно: «Бабушка читает воскресную газету», или «Мэри не выносит устриц»… Засылаемых агентов обычно сопровождал и радист, их называли пианистами; чаще всего это были женщины, прошедшие в Англии специальные курсы для агентов. От них требовалось безупречное знание французского. Попав во Францию, они хорошо вписывались в местную среду. Тем не менее, в силу разных обстоятельств почти все они рано или поздно оказались пойманными; в живых к концу войны осталось всего несколько человек. На радистов германская контрразведка учредила во Франции специальную охоту. Поймав «пианиста», можно было путем шантажа, угроз или пыток заставить использовать свой пароль для отправки сообщений под немецкую диктовку. Известен случай, когда Вики удалось предотвратить подобную провокацию, нацеленную на высшее руководство Гражданской и Военной Организации. Вот как это описывает французским историк Сопротивления Жиль Перро20:
«Немецкому радиолокатору, ради камуфляжа установленному в машине скорой помощи, удалось зафиксировать сигналы, исходившие из дома в центре Парижа. Передачу вел оператор по кличке Тильден, работавший для Реми, посланца де Голля. Он был пойман за пультом прямо во время трансляции. Произошло это по собственной вине Тильдена: не желая расставаться со своей подругой, он установил аппаратуру в ее квартире, нарушив тем самым запрет Реми вести передачи из Парижа, где сигнал легко было засечь. Во время допроса Тильдену пригрозили ‘баней’. Испугавшись пытки, он выдал местонахождение центра созданной Реми разведывательной сети «Нотр-Дам». Сам Реми в это время находился в Лондоне, но трое курьеров, как раз собиравшихся отбыть морским путем в Англию, были схвачены. Теперь Тильден получил задание от германской военной контрразведки проникнуть в центр Гражданской и Военной Организации, то-есть ОСМ. Тильден обратился к своей знакомой по теннисному клубу, Люсьен Диксон, которую привлек к участию в Резистансе. Тильден преподнес ей версию, будто ему не только удалось избежать ареста, когда схватили ‘Нотр-Дам’, но даже спасти свою аппаратуру. Теперь ему, дескать, из Лондона велено вступить контакт с руководителями ОСМ, чтобы начать работать для них.
Поверив Тильдену и пообещав содействовать, Диксон связалась с Вики. Вики почуяла недоброе и наотрез отказалась встретиться с ним. Тогда Диксон обратилась к Галлуа. Тот доложил своему начальнику, полковнику Туни. Предложение Тильдена показалось Туни заманчивым; после разгрома ‘Нотр-Дам’ необходимо было заново наладить связь с Лондоном. Он поручил Галлуа воспользоваться Тильденом. Но Галлуа решил обсудить это дело с Вики, которой удалось убедить начальство в том, что история Тильдена ей кажется весьма подозрительной, — таким образом, она сумела сорвать провокацию. Правота Вики подтвердилось через две недели, когда по Би-Би-Си было передано, что Тильден действительно арестован; его рассказы об избежании ареста выявлены как чистая фикция».
Если в данном случае ОСМ удалось избежать серьезного провала, то 1943 год принес существенные потери. Так, в июне немецкой полиции и ее тайным агентам удалось перехватить британского парашютиста, а он навел их на одну из подпольных групп, работавших с ОСМ. Месяц спустя около Па-де-Кале перехватывается целая команда парашютистов, что, в свою очередь, привело к новой волне арестов на периферии. Центра ОСМ в Париже это пока не коснулось.
* * *
В октябре Николай Оболенский вернулся c острова Джерси. 21 октября он обедал в ресторанчике неподалеку от rue Cassette с Роландом Фаржоном, которому отчитался в положении на Джерси. Там он оставил после себя русских пленных, работавших на сооружении оборонительного Атлантического вала, которые готовы были продолжать поставлять информацию, ранее шедшую через него. Оболенский связал их с местной ячейкой ОСМ. Несмотря на волну арестов, прошедших в северной части Франции, где Фаржон отвечал за боеготовность частей ОСМ, настроение у него было приподнятое, он считал победу над Германией обеспеченной. А через день, 23 октября, Фаржон был арестован.
Попался Фаржон случайно. Он пришел по делу к генералу Верно, даже не состоявшем в ОСМ. Покуда он там находился, пришли арестовать генерала, а заодно схватили и Фаржона. Так в руках гестапо оказался один из руководящих членов той самой Военной и Гражданской Организации, к которой гестапо уже давно подбиралось. И странное дело — казалось бы, всем, кто связан с Фаржоном, следовало укрыться, но вера в его непоколебимость была столь крепка, что они оставались на своих местах. Даже глава организации, полковник Туни, продолжал жить у себя в доме и, как обычно, выгуливал по утрам свою таксу, прямо на виду у высокопоставленных гестаповских чинов, которые обосновались в этом эксклюзивном районе Парижа.
В течение последующих недель гестапо не трогало ОСМ, готовясь как можно шире раскинуть свои сети. Роланд Фаржон был бравым офицером, но конспиратор из него не вышел. Еще ранее Николай Оболенский подсмеивался над придуманной Фаржоном «теории мостов»: встречи должны происходить на мосту, а если явка двух человек почему-либо не состоится, ее следует перенести на тот же день недели и тот же час, только на следующий по счету мост через Сену. «Как может человек, поджидающий кого-то на мосту, особенно в дождь и непогоду, оставаться незамеченным?» – горячился Оболенский.
Покуда все оставались на местах и продолжали работу, им было невдомек, что Фаржон совершил непростительную оплошность: когда его арестовали, при нем была бумага, свидетельствовавшая о назначении его начальником всех вооруженных сил ОСМ севера Франции! Кроме того, у него обнаружили при досмотре квитанцию об оплате телефонного счета с адресом конспиративной квартиры в Латинском квартале Парижа. При обыске квартиры агенты гестапо нашли оружие, амуницию, адреса тайных почтовых ящиков в Париже, Лилле и других городах, планы организационных схем военных и разведывательных единиц с именами участников, имена курьеров Сопротивления среди служащих Министерства почты-телеграфа-телефона. Мало того – в этой квартире Роланд Фаржон держал списки кличек членов организации. Так, в частности, генеральный секретарь ОСМ лейтенант военных сил Сопротивления Вера Оболенская фигурировала под прозрачной кличкой «Вики» , а ее помощница Софья Носович как «Софка»!
Всё это всплыло наружу гораздо позже; пока же остававшееся на свободе руководство ОСМ не имело ни малейшего представления о катастрофических последствиях ареста их энергичного коллеги. Тут есть момент печальной иронии, о котором свидетельствует историк Жиль Перро: во время своего ареста Роланд Фаржон вообще не должен был находиться в Париже. Его собирались перебросить в Лондон, где ему предстояло отчитаться о положении дел в ОСМ. Кто-то в Лондоне перепутал инициалы Роланда с инициалами его отца. Пожилой сенатор имел лишь отдаленное отношение к подполью, тем не менее ему предстояло улететь на Лиззи. Узнав об этом, Вики возмутилась: «Как можно подвергать людей опасности, чтобы доставить в Лондон этот старый сухарь!» И не так-то просто оказалось посадить старика в двухместный самолет приземлившийся всего на пару минут. Тем не менее, позабыв на земле свой зонтик, сенатор Фаржон улетел; он пробыл в Англии до окончания войны, покуда сына его перебрасывали из одной тюрьмы в другую.
* * *
Приблизить сокрушительный удар по ОСМ помог еще один расколовшийся «второстепенный» член организации, арестованный по делу об убийстве французского полицейского-коллаборациониста. Арестованного подвергли побоям, а в соседней комнате пытали его подругу — причем, на глазах у ее маленькой дочки. Не выдержав, арестованный согласился пойти на свидание с человеком по кличке Дюваль. Явившись 16 декабря в условленное место, Дюваль, ничего не подозревая, подошел к сидевшему на скамейке знакомому и был тут же схвачен.
Вечером Даниель Галлуа встретился с Вики за Дворцом Инвалидов, чтобы обсудить необходимые меры, которые надо было спешно предпринять дабы ограничить последствия этого ареста. Обсуждая план действий, они долго ходили по темным безлюдным улицам. В этот критический момент Вики не изменили ни ясность мысли, ни ее самообладание, вспоминал позже Галлуа. Потом они стояли на площадке станции метро, собираясь вместе проехать до пересадки.
«Поезд уже подходил, – вспоминает Галлуа, – и тут я увидел то, чего не мог заметить на темной улице: побледневшее лицо Вики, ее дрожащие губы.
– Не делайте такой грустной мины! На вас обратят внимание… Подбодритесь, подумайте о чем-нибудь другом.
Мы втиснулись в переполненный вагон.
– Да… – сказал я, как бы продолжая прерванный разговор, – я был на генеральной репетиции в Консерватории. Какая прекрасная программа! И Мюнч был в великолепной форме.
– А мы, – сказала Вики, – представьте себе, пошли в цирк. Было забавно…»21
В тот день Кирилл Макинский ужинал у Оболенских: «Встав из-за стола, я пошел помогать Вики вытирать посуду. Передавая мне полотенце, Вики тихонько шепнула: ‘Знаешь, дело дрянь, идут аресты.’ Я спросил – что ты собираешься делать? Она посмотрела мне в глаза взглядом, который я никогда не забуду, и пожала плечами. Услышав шаги шедшего в кухню мужа, приложила палец к губам. Наш разговор перешел на другую тему»22.
На следующий день у Вики была запланирована встреча с Жаклин Рамей, чтобы передать ей свои донесения для отправки их в Лондон. Жаклин потом вспоминала: «Мое расположение к Вики продолжало расти. Умная, пунктуальная, Вики никогда ничего не записывала; всё держала в уме. Мой телефонный номер, как и много другое, был просто занесен в ее память. Наша прошлая встреча состоялась в чайной напротив магазина Бон-Марше. К нам тогда присоединились Франсис Мишель и его жена. Он принес донесения о положении в Нормандии; Вики – о севере Франции. Говорили мы о том, как всё будет после войны, смотря на будущее с уверенностью в победе, но без особых иллюзий.»
Встреча, назначенная на 17 декабря, должна была состояться в 16:00 у станции метро Sèvres-Babylone. Вики там не оказалось. Жаклин Рамей хорошо запомнила этот день: «Сперва я удивилась, потом стала беспокоиться, хотя и старалась убедить себя, что она, возможно, поехала на место нашей прошлой встречи. Отправилась туда, заказала для отвода глаз чашку чая, но проглотил ее, не чувствуя вкуса. Вернувшись к метро, убедилась, что Вики там нет. У меня упало сердце; несостоявшиеся встречи редко были вызваны недоразумением или чей-то забывчивостью; мы уже понимали тогда, что это может означать»23.
(Продолжение следует)
ПРИМЕЧАНИЯ
- Daniel Gallois, Vicky. Souvenirs et Témoinages (Воспоминания и свидетельства; частная публикация) Paris. 1950. С. 24-25. Далее – Vicky.
- Там же С. 27.
- Elisabeth Brunet (Jacqueline Rameil). Vicky. С. 50.
- Там же. С. 50-51.
- Там же.
- Монахиня Мария (известна как мать Мария, в миру Елизавета Юрьевна Скобцова, в девичестве Пиленко, по первому мужу Кузьмина-Караваева. 1891–1945, концлагерь Равенсбрюк), монахиня Западноевропейского экзархата русской традиции Константинопольского патриархата. Поэтесса, мемуаристка, публицистка, общественный деятель, участница французского Сопротивления. Канонизирована Константинопопольским патриархатом как преподобномученица в январе 2004 года.
- Calmette, Arthur. L’OCM’. Organisation Civile et Militaire. Presse Universitaire de France. Paris, 1961. С. 135.
- Агафонов-Глянцев, А.М. Записки бойца армии теней. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1998. С. 163.
- О том, что Йованович, который фигурирует в книге как Михайло, тоже русский эмигрант из Югославии, автор не упоминает. Об этом узнаем из книги воспоминаний его дочери, Марии Йованович, в 2000-е годы бывшей послом США в ряде независимых государств – бывших республик СССР.
- Подпольная кличка отца Дмитрия Клепинина. Дмитрий Андреевич Клепинин (1904–1944, концлагерь Бухенвальд), священник Западноевропейского экзархата Русских приходов Константинопольского Патриархата, общественный деятель, участник французского Сопротивления, причислен к лику святых.
- Агафонов. С. 123.
- Там же.
- Там же. С. 125.
- Там же. С. 128.
- Там же. С. 163.
- Там же. С. 167-169.
- Там же. С. 179-180.
- Там же. С. 206
- Olson, Lynne. Madame Foucarde’s Secret War. NY: Random House, 2019. С. 136-137.
- Perrault, Gilles. La longue traque. Editions Jean-Claude Lattes. Paris, 1975. С. 154-174.
- Gallois. Vicky. С. 27-28.
- Makinsky. Vicky. С. 12.
- Там же.