Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 318, 2025
Нина Хрущева. Никита Хрущев. Вождь вне системы. М.: «Дилетант», 2024.
Нина Хрущева написала книгу, которая должна была появиться именно сейчас. Хотя работа над рукописью началась больше трех лет назад, и почти случайно. Автор получила заказ от престижного издательства, специализирующегося на биографиях советских государственных деятелей, и даже поначалу сомневалась, стоит ли браться за эту работу.
На самом деле, конечно, не написать эту книгу она не могла. И не только потому, что является прямой наследницей главного героя (праправнучкой, хотя по документам внучкой: Никита Сергеевич и Нина Петровна удочерили ее маму, Юлию, после гибели старшего сына Хрущева Леонида на фронте и ареста его жены). Кстати, Нина опубликовала книгу о Леониде, вышедшую на английском в 2014 году (The Lost Khrushchev. A Journey into the Gulag in Russian Mind) и на русском «Пропавший сын Хрущева, или когда ГУЛАГ в головах» в 2019 году, – книгу смешанного жанра: это и, по сути, почти детективная история поисков могилы погибшего летчика, и семейная сага, и одновременно – точный и беспощадный анализ создания мифологии, основанной на тоталитарных матрицах, и воспроизводства ее уже совсем иной, постсоветской реальности. Не случайно книга имеет подзаголовок «ГУЛАГ в головах». Еще одна «предыстория» масштабного труда о Никите Хрущеве, о российской истории и русской литературной и философской мысли последнего столетия, эмигрантской в том числе.
В книге Imagining Nabokov: Russia between Art and Poltucs (2008; также вышла на русском «В гостях у Набокова») Нина Хрущева не только и не столько анализирует творчество Владимира Набокова, сколько поднимает «проклятые вопросы» отечественной истории. Двуглавый орел, направляющий свой взор в противоположные стороны, на Восток и на Запад, птица-тройка, которая мчится вдаль, – и оказывается, движется по кругу, маятник истории, который, кажется, обречен двигаться от одной крайности к другой, от полюса к полюсу, никогда на задерживаясь надолго в благополучной нейтральной точке, – эти образы будут многократно повторяться в последующих книгах автора, прежде всего в вышедшей в США книге-эссе In Putin’s Footsteps: Searching for the Soul of Empire Аcross Russian Eleven Time Zones (2019, совместно с Jeffrey Taylory) и, конечно, в публицистических статьях и многочисленных выступлениях политолога и культуролога, профессора университета New School Нины Хрущевой в американских и российских СМИ. Ее неповторимый голос, ее парадоксальный, часто повергающий в ступор собеседников анализ представлен и в последней книге.
Есть в новой книге и нестандартный образ – Колобок, сказочный персонаж, который выкатывается из избы, следуя собственной непредсказуемой логике. Итак, в книге отчетливо прослеживаются три основные составляющие – три нарратива. Первый – биографический. Масштабный исторический материал, партийные документы и свидетельства очевидцев, аналитические выкладки исследователей российских и зарубежных, – всё это подкрепляет рассказ о жизни и деятельности вполне обычного молодого человека, окунувшегося, как многие в те годы, в революционное движение; жизнь юноши, которому суждено было стать одним из вершителей судеб не только страны, но и мира. Нельзя не отметить строгой приверженности автора к точности деталей, документальной выверенности исторического нарратива, а также количества ссылок на материалы. Автор следует американской академической традиции, стараясь предоставить читателю как можно больше источников, при этом оставаясь максимально « невидимым» и беспристрастным. Научный аппарат, бесспорно, порадует «понимающего» читателя.
Вторая составляющая, которая определенно отличает книгу Хрущевой от всех биографических изданий, – это «текст курсивом»: здесь звучит множество голосов родных и близких главного героя, фрагменты неопубликованных мемуаров и воспоминания самого автора, которая девочкой запомнила отдельные фразы и настроения деда, его похороны и атмосферу вокруг этого события, воспоминания матери, заметки писателей и художников, приезжавших к «пенсионеру союзного значения» на дачу… Хор несхожих голосов, который создает масштабную картину эпохи. Это не просто воспоминания, это плотная проза, причем проза женская, в том смысле, как ее определяла Светлана Алексиевич (ее влияние на стиль Хрущевой несомненно): женщины иначе, чем мужчины, воспринимают судьбоносные и рутинные события, они запоминают иные детали, цепляются за мимолетные перемены настроения, нюансы, иначе видят цвета, обоняют запахи… Внимание к деталям – к оброненным фразам, будь то замечание домработницы о похоронах или реплика случайного прохожего-колхозника, комментарий выращивающего помидоры отставного Первого секретаря о введении войск Варшавского договора в Прагу или вопрос Высоцкого (нельзя ли вам, Никита Сергеевич, снова?..) – всё это создает многомерную и очень живую картину отдельного существования самого героя и его окружения, и общего существования страны. Причем автор не стремится возвести героя на пьедестал, она подчас – это ощущается – готова его почти возненавидеть и ужасается вместе с читателем многими делами, в которых он участвовал…
И, наконец, третий пласт – это непосредственно голос Хрущевой-аналитика, нашей современницы, которая пытается понять, что же происходит со всеми нами сегодня и сейчас. В чем логика развития общества, у которого за спиной – революции, террор, война, «оттепель» и десталинизация, Карибский кризис, полет Гагарина, брежневский застой, Афганистан, перестройка и 2000-е, всё более и более тревожные…
«Сталин понятен – сильная рука. Брежнев тоже понятен – развитой социализм, стабильность и хорошо на плакате выглядит. Даже заруганный Горбачев понятен: его перестройка – это недостроенная интеллигенцией оттепель. А сегодняшнему человеку особенно хочется определенности. В открытом и разобщенном мире после Холодной войны, когда белое вдруг стало не всегда белым, а черное, может быть, и серым, человеческие понятия стремятся к упрощению, – отсюда бесконечные мемы и эмодзи. Упрощается и Хрущев. И всё же, противоречивый и забытый, он одновременно – автор незабываемой эпохи и политических последствий. Сколько же было Хрущевых и почему они сменяли друг друга: от восторженного сталинца к отрицателю сталинизма, от пламенного борца за рабочее дело к стремительно бронзовевшему партийному бонзе 1960-х – а потом к автору беспрецедентных тогда для СССР мемуаров? Как он смог возглавить супердержаву и потом был свержен бывшими сторонниками, превратившись в изгоя и персонажа анекдотов?»
Какова роль личности в истории – и в истории огромной страны? Главный вопрос, который автор пытается разрешить: как получилось, что один из активнейших участников сталинских проектов, у которого, по его собственному определению, как и у всех приближенных тирана, «руки по локоть в крови», стал не просто реформатором системы, но ее принципиальным деконструктором, вынесшим из Мавзолея и из публичного пространства «вождя народов» вместе с практикой массовых репрессий. Как – наряду с прорывом в космос – стране удалось начать движение от тоталитарного прошлого к демократизации во всех сферах жизни? Как, несмотря на сопротивление системы, снесшей ее деконструктора с вершины власти, «оттепель» продолжилась в перестройку и почему не смогла довершить начатое?
«Говорят, судьба человека – это его нрав. Хрущева создали его инициатива, работоспособность и доходчивость, а погубили торопливая скоропалительность, эмоциональность и даже зазнайство. Моя мама Юлия, внучка, воспитанная как дочка, и дочь Нины и Никиты, Рада, вспоминали, что после 1961 ‘с отцом уже было невероятно трудно. Его почти невозможно было переубедить, потому что власть и лесть – это страшные вещи, безнаказанные и беспощадные’. Когда в 1954 году его поздравляли с шестидесятилетием, он на речи похлопал быстро и сказал: ‘Спасибо, ну и хватит. Пошли работать’. А в 1961 году уже получал удовольствие от почти культ-личностного фильма ‘Наш Никита Сергеевич’.
Признаюсь, мне иногда самой трудно понять, как один и тот же человек мог кричать на поэтов и художников и, одновременно, дать толчок духовному обновлению системы. Его правильные, демократические инстинкты страдали от таких же естественных для него регрессивных импульсов. Андрей Вознесенский, которого Хрущев однажды жгуче разнес за недостаточный патриотизм, тогда заметил с искренним сожалением: ‘Хрущев был нашей надеждой. Я потом долго не мог уразуметь, как в одном человеке сочетались мощный размах преобразований и тормоза старого мышления.’».
Это очень нелегкое чтение, дело не только в объеме материала. Первые главы биографии героя проливают свет на логику его некоторых уже поздних решений, в том числе – неприязнь к религии, спекулянтам, интерес к техническому прогрессу и безоглядная вера в него… Главы, посвященные времени «большого террора», повергают даже подготовленного читателя в шок, прежде всего из-за конкретных событий и поступков и поведения конкретных людей в конкретных обстоятельствах. Вызывающие традиционно острую реакцию главы, связанные с работой на Украине, с Крымом, Венгерскими событиями 1956-го, расстрелом в Новочеркасске, – они также открывают много ярких и не известных широкому читателю подробностей. Главы о поездке в США и, вообще, о международной повестке, переходе от воинственной изоляции к открытости и разрядке читаются почти как авантюрный роман. Глава о взаимоотношениях вождя с интеллигенцией – одна из центральных, автору особенно важно зафиксировать лица и положения всех участников событий. Интеллигенция, создавшая культуру «оттепели», бесспорно, является важнейшим участником всего повествования. «Порой мне так за него стыдно, что хочется кричать, – остановись, послушай, дай сказать, – но разделить их невозможно. Поэтому в истории он фигура траги-комическая, весь в этом тире: есть тезис, есть антитезис, но дефицит синтеза. Эрнст Неизвестный, скульптор, которого Хрущев громил на выставке в Манеже в 1962 году и который потом стал автором его черно-белого памятника на Новодевичьем кладбище, однажды назвал его «Контра-пунктом». В истории Хрущева, пожалуй, лучше, чем во многих других, видна история и характер России».
Многоликий Хрущев, один из сонма «тонкошеих вождей», преданный сатрап, мечтатель и новатор, самодур и фантазер, ускользающий, как сказочный Колобок, от множества опасностей и искушений, но не выдержавший искушения длительной властью, так или иначе остается в сознании думающих людей и потомков прежде всего деконструктором тоталитарного колосса. Взращенный системой, он восстает не только против предшественника-тирана, но против самой системы, которая проходит катком по советскому пространству, круша и ломая страну и ее людей. Он выкатился из системы, как тот самый сказочный персонаж. И продолжает будоражить современников. Не случайно каждая новая дата, связанная с его именем, вызывает бурные споры и новые витки мифологических конструкций, в которых Хрущеву достается роль виновника во всех бедах России. Автор, кстати, подробно рассказывает о том, как антихрущевская мифология, возникшая в период ХХ съезда партии, возрождалась в перестройку и расцветает сегодня, подпитывая ползущую нео-ресталинизацию.
Тень этой мифологии накрыла и саму книгу, точнее, ее путь к читателю. В недрах издательства, заказавшего масштабный труд, начались дискуссии, об обложке (автор предложила уникальный портрет работы Нади Леже, никогда не публиковавшийся, – он был отвергнут), документах, сопровождающих текст, и т. д. Издание всё откладывалось. В этой ситуации «Дилетант» предложил автору выпустить книгу в первоначальном оформлении. Первый же тираж немедленно исчез из Интернет-магазина и с прилавков; в магазине «Москва», продававшем книгу, неожиданно отменили первую презентацию издания – поступили угрозы «от народа». Презентацию всё же провела партия «Яблоко», прошла очень живая дискуссия. Потом последовала презентация в Санкт-Петербурге. «Дилетант» выпустил второй, потом и третий тираж. Тем временем и первое издательство завершило работу над книгой, которая оказалась, несмотря на высокую цену, тоже востребована и стремительно раскупалась. Однако легкой судьбы ей и автору не было уготовлено. Екатеринбургский «Ельцин-центр», пригласивший Нину Хрущеву на встречу с читателями, куда потянулись люди и из других сибирский и уральских городов, неожиданно отменил выступление после жалоб «озабоченных активистов». «Активисты» тем временем обратились в силовые структуры с требованием привлечь к ответу «клеветницу» и поддерживающий ее рассадник «вражеских идей» и инспирировали настоящую травлю автора в СМИ и социальных сетях – вполне в духе тех самых кампаний против «врагов народа», о которых рассказывала книга. За это время, кстати, издание стало уже почти раритетом. Что подтверждает еще раз: разговор о советском прошлом, о последствиях террора и о «ГУЛАГе в головах», о жизни советских людей и деятельности советских вождей, об «оттепели», схлопнутой советской системой, и не успевшей решить все свои задачи демократизации в краткий период горбачевской перестройки, о роли интеллигенции и непредсказуемости хода российской истории – такой разговор очень важен и нужен сегодня читателю. А значит, есть надежда.
«Когда я думаю о Никите Сергеевиче, я думаю о трагедии талантливого, одаренного русского человека, о трагедии реформатора, давшего своему народу и своей стране самое главное – глоток свободы; человека, который обречен был умирать под улюлюканье бывших холуев, улюлюканье прессы и неблагодарной интеллигенции. И телефоны отключали… Чего там только не было! И эстафета в этом плане до сих пор работает. Но еще в большей степени, я думаю, – это трагедия страны, это трагедия нашей истории: уничтожать, и унижать, и растаптывать своих реформаторов…»
И тем не менее. Хрущев был. «Оттепель» не вычеркнуть из истории. Она ждет своего продолжения, как и горбачевская перестройка. «После каждого Сталина неизменно появится свой Хрущев», – так Нина Хрущева завершила одно из своих московских выступлений. Ее книга как раз об этом.