Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 316, 2024
Ami, si tu tombes,
Friend, if you fall,
un ami sort de l’ombre
à ta place…
Anna Marly, «Le Chant des partisans»
Друг, коль ты падешь,
Другой заступит за тебя –
товарищ, выйдя из тени…
Анна Марли, «Песня партизан»
ПРЕДИСЛОВИЕ
4 августа 2024 года – дата восьмидесятилетия смерти Веры Аполлоновны Оболенской (1911–1944), широко известной как «Вики», героини Французского Сопротивления, казненной нацистами на гильотине в немецкой тюрьме. По прошествии стольких лет, трудно себе представить, что была она не только исторической фигурой, а человеком из плоти и крови – молодой обворожительной женщиной, окруженной друзьями, любящей и любимой, женой князя Николая Оболенского.
Сразу оговорюсь, что подхожу к этой теме не как сторонний наблюдатель; мой интерес к Вики в значительной мере обусловлен семейными узами: она в браке приходилась тетушкой моему мужу Валериану Оболенскому. От него я и услышала впервые о подпольной работе супругов во время немецкой оккупации и про ее страшную кончину. К тому времени прошло десять лет с момента казни Вики. Я не была с ней знакома лично. Зато мы часто ездили в Париж, останавливались у Николая Оболенского, дяди моего мужа, который свято берег память жены. В своем доме он окружил себя ее фотографиями. В то время я была далека от мысли, что когда-либо буду писать о Вики; к тому же расспрашивать его мне было как-то неловко, боялась причинить боль. Но после смерти всех ее близких я стала наследницей семейных бумаг, документов, фотографий, писем, в которых многое касалось Вики. Тогда я поняла, что этому нельзя позволить пропасть. Однако одних бумаг оказалось недостаточно, чтобы воскресить память о Вики; следовало найти и другие ее следы и поспешить сделать это, покуда оставались в живых те немногие, кто ее знал и помнил.
Из собранных мною свидетельств, личных встреч и переписки, родилась книга «Вики, княгиня Вера Оболенская», вышедшая в 1996 году в московском издательстве «Русский путь». В 2010-м там же вышло ее исправленное и дополненное издание; теперь книга есть в Интернете. Но с тех пор мне стали доступны дополнительные сведения, связанные с деятельностью Вики в Сопротивлении, с ее пребыванием в тюрьмах Гестапо и об обстоятельствах страшной казни в Берлине. Эти факты помогли расширить рамки книги, подготовленной мною на английском языке, – «Vicky, A Russian Princess in the French Resistance»1 (NY: The New Review Publishing, 2022). Эта книга легла в основу нынешней публикации в авторском переводе на русский, с некоторыми дополнениями и изменениями.
Отмечу также, что в русской прессе и в сетях имя Вики-Веры Оболенской звучит и сегодня. Но пишут о ней часто всякие небылицы. Вот пример некоторых фантастических утверждений: был у нее якобы рано умерший сын (даже имя приводится!), или что тело ее «покоится на кладбище Сент-Женевьев»; что муж ее, принявший священство о. Николай Оболенский, был поэтом!.. Искажаются и причины ее вступления в Сопротивление, будто вызванные патриотическими побуждениями защиты ее родины – России – от фашистов. При этом оставляют без внимания существенную деталь: Вики и Николай Оболенские вступили во Французское Сопротивление почти за год до вторжения гитлеровской армии в СССР, то есть в то время, когда Германия и СССР были связаны пактом о ненападении и были союзниками. Лишь впоследствии борьба за Францию стала для русскмх эмигрантов делом, в том числе, борьбы за Россию.
Надеюсь, нынешняя публикация поможет рассеять домыслы и закрепить факты, связанные с личной жизнью и исторической ролью этой женщины, до конца остававшейся верной своей совести и чувству долга.
Людмила Оболенская-Флам
ГЛАВА 1.
Лето 1994 года. Я нахожусь за круглым обеденным столом на восьмом этаже дома № 125 на улице St. Dominique в Париже. В окне виден шпиль Эйфелевой башни. Здесь живет Мария Сергеевна Станиславская, для своих – Манюша. Эта милая женщина приходится тетушкой моей ближайшей подруге Наташе Майер-Кларксон. Мы вместе прилетели с ней на рассвете из Вашингтона. Она – чтобы навестить свою тетю, я – в попытке найти концы, ведущие к Вики. Что у Наташи в Париже имеется тетушка Манюша, я знала давно, но что эта Манюша была подругой молодости Вики, выяснилось только недавно – неожиданная и большая удача для моей парижской миссии.
За крепким, как деготь, кофе (очень кстати после бессонной ночи!), заговорили о Вики. Оказалось, не только Вики с Манюшей были подругами; их отцы, одноклассники по Училищу правоведения, тоже дружили с детских лет. Позже связь прервалась, но в эмиграции дружба возобновилась. И вот что любопытно: по словам Манюши (она об этом слышала от своего отца), отец Вики, Апполон Макаров, рассказал ему, будто Вики на самом деле ему не родная дочь, а внебрачный ребенок какого-то высокопоставленного лица, чуть ли не приближенного ко Двору, и что они с женой удочерили ее в младенчестве, назвав именем приемной матери, – Вера. «А знала ли это Вики?» – «Не знаю, – ответила Манюша, – мы об этом никогда не говорили.»
Ни в одном из документов я не нашла тому подтверждения. Всюду говорится, что Вера, родившаяся 11 июля 1911 года в Москве, была дочерью вице-губернатора Бакинской области Аполлона Аполлоновича Макарова и его супруги Веры Алексеевны, рожденной Коломниной. Если же пытаться найти какие-то косвенные признаки отсутствия родства с Макаровыми, то обращает на себя внимание письмо, полученное мною из Парижа от Викиного друга детства Александра Бильдерлинга. Он писал, что помнит Вики девятилетней девочкой, когда Макаровы, приехав в Париж, поселились в пансионе некой мадам Дарзан на бульваре Шато, где уже обитало несколько русских семейств. Вот отрывок из его письма о Вики: «Условия ее жизни тогда были особенно тяжелыми, даже в сравнении с жизнью многих русских. На что они жили – осталось загадкой. Мать и тетка ее были невзрачные, низкорослые особы, которые мало с кем общались. В отличие от матери, Вики была смешливой и жизнерадостной, быстро сходилась с людьми и пленяла их своим легким, веселым характером».
Кстати, сохранилось еще одно описание, какой Вики была в детстве. Оно принадлежит Александру Исаченко, профессору лингвистики, преподававшему на разных кафедрах в Европе и США. Его воспоминания вошли в сборник об эмигрантах в борьбе против нацистов2. Исаченко впервые увидел Вики в поезде, доставлявшем группу русских беженцев в Белград. Небольшой отрезок пути ему с отцом удалось провести в вагоне-ресторане поезда «Ориентал-Экспресс». Там Александр обратил внимание на девочку «ангельской красоты», примерно его же возраста, лет восьми-девяти. Ему навсегда запомнились ее каштановые волосы и белый бант. Ехала она в сопровождении двух дам. Говорили они по-английски. Мальчик решил, что знакомства не получится, так как в английском был слабоват: «Даже если бы с Божьей помощью мне удалось познакомиться с этой неземной мисс, я всё равно не мог бы сказать ей ничего умного», – читаем в воспоминаниях Исаченко.
Первой остановкой этой группы беженцев, ехавшей под покровительством Красного Креста, была София. Там их пересадили на товарный поезд. В набитый беженцами вагон подсадили в последний момент и этих двух дам с девочкой. Оказалось, они никакие не иностранки, а такие же русские. Одна из дам, мать девочки, и была мадам Макарова; другая, имени которой он так и не узнал, – ее тетка. Девочку они называли «Вики» (имя произносилось на английский лад, с ударением на первом слоге, не как по-французски – на последнем). В вагоне было тесно и душно. Ко всем запахам прибавился еще и едкий нашатырный. Он исходил от двух сиамских котов, которых везла с собой Викина незамужняя тетя. Когда она выпускала котов из их плетеной корзинки, те носились по вагону, вызывая всеобщее недовольство. Однако Исаченко вспоминает, что именно этим котам он обязан началу дружбы с Вики: когда один из котов умудрился удрать во время остановки поезда, Вики, обращаясь к нему на «Вы», попросила мальчика помочь его изловить. Так, преодолев застенчивость, завязалась их дружба. Вики оказалась отличным товарищем и готова была участвовать во всех его «порой рискованных эскападах».
Поезд тащился медленно, иногда подолгу простаивая на запасных путях. Так, во время длительной остановки у какой-то товарной станции они вскарабкались на водонапорную бочку, прокатились на турнике, забрались на паровоз и умудрились проехаться на дрезине. Дружба их продолжилась и в Белграде, где семьи поселились недалеко друг от друга. Там дети виделись почти ежедневно, и Александр всерьез заявил матери о своем намерении жениться на Вики, когда вырастет большой. Но Макаровы вскоре уехали в Париж, расстроив его матримониальные планы.
Однако вернемся к столу Марьи Сергеевны, Манюши. Какой ей запомнилась Вики, когда та девочкой появилась в Париже? – «Смышленой и смешливой. С ней всегда было весело.» По словам Манюши, Вики всё давалось легко. Когда она подросла, то много читала – «на разных языках и без особого разбора». Но вот наступила пора, когда Манюшины родители перестали поощрять их дружбу, считая, что, несмотря на свои незаурядные способности, Вики слишком легкомысленна и может оказать дурное влияние на их дочь.
«И действительно, в семнадцать лет, – продолжала Манюша, – ее больше интересовали танцы и молодые люди, чем науки.» А тут еще произошла некая история. Один молодой русский получил от своего дядюшки наследство. Вокруг него образовалась веселая компания, куда вошла и Вики. Обладатель неожиданно обретенного богатства обещал спустить всё на «красивую жизнь», а когда денег не станет – покончить с собой. Щедрой рукой деньги были потрачены на рестораны и ночные клубы, с музыкой и танцами. Когда средства истощились, молодой человек действительно застрелился. Вики была одной из тех, кто провожал его гроб.
История с молодым человеком не способствовала Викиной репутации. Те, кто плохо ее знал, не замечали других черт ее характера: отзывчивость, лояльность, работоспособность. А ведь Вики рано начала работать, взяв на себя заботу о семье. Первой работой стала профессия манекенщицы в парижском доме мод «Миеб». Но продолжалось это недолго: лет в двадцать Вики уже начала работать секретарем директора фирмы, принадлежавшей успешному предпринимателю Жаку Артюису. Ввиду того, что он вел широкую торговлю строительным материалом, думаю, там могло пригодиться ее знание языков. А знала она, помимо русского и французского, еще английский и немецкий. Видимо, Артюис ее очень ценил, так как на свой заработок Вики могла снимать небольшой дом, окруженный садом, в парижском пригороде Нейи (Neilly-sur-Seine, 2, rue de Lille). Теперь этот район – один из самых престижных, и на месте дома, где Вики жила с матерью и тетей, стоит обнесенная высоким забором и охраняемая стражем во внушительной форме большая современная вилла.
У Манюши вскоре появились дети – мальчик и девочка. Чета Оболенских, к их большому огорчению, оставалась бездетной. Не имея своих, они часто приходили к Станиславским, чтобы поиграть с их детьми. Но вот началась война. Париж был занят немцами. Однажды – Манюша это хорошо помнит – раздался телефонный звонок от Вики: «Знаешь, ты не сердись, но я к тебе больше не буду приходить». Манюша была озадачена. Обижена Вики, что ли? И только после войны, узнав о Викиной подпольной работе, Манюша поняла, что Вики боялась подставить под угрозу семью своей подруги.
ГЛАВА 2.
Круг Викиных друзей не ограничивался русскими; она чувствовала себя своей и среди французов. В 1950-м году Николай Оболенский издал в Париже небольшой сборник памяти Вики3. В нем, среди прочего, опубликованы воспоминания Жаклин Рише-Сушер (Jaqueline Richet-Souchèr), которая тоже входила в ряды Cопротивления. Ее встреча с Вики состоялась в доме общего знакомого. Хозяин представил Жаклин «высокую молодую женщину, немного угловатую, с выдающимися скулами и необыкновенно живыми глазами»4. Они почувствовали взаимную симпатию и стали часто встречаться. «В свои двадцать два года Вики была воплощением жизнерадостности; всё забавное ее смешило, она обладала редким даром имитации, уморительно подражая манерам людей. Но передразнивая других, она и себя не щадила, честно признавая свои недостатки», – писала Жаклин Сушер5. Наблюдая за своим более молодым другом, Жаклин подмечала ее «любовь к природе, ощущение принадлежности к ней, когда она подставляла лицо под дождевые капли или приникала всем телом к нагретому солнцем песку. Она обожала животных и детей, а те отвечали ей тем же». И еще Жаклин поражалась Викиной любознательности; всё ее интересовало, а если чего-то не понимала, то настойчиво добивалась ответа. Со временем Вики становилась всё серьезнее. По отношению к Жаклин она проявила себя душевным и отзывчивым другом, а в отношении себя самой – «человеком, который способен оценивать свои чувства и поступки с безупречной честностью. Когда же на ее долю выпали страдания и боль, она приняла это духовно просветленной», – свидетельствовала Жаклин6. Мы еще вернемся к воспоминаниям Жаклин Сушер; она была рядом с Вики до конца.
Сведения о Вики поступали порой из самых неожиданных источников, как бы помимо меня. Так, летом 1988 года я была послана в Москву в качестве корреспондента «Голоса Америки» освещать встречу президента Джорда Буша-старшего с Горбачевым. Перед отъездом из Вашингтона один из коллег попросил меня связаться в Москве с родственницей его жены. Что я и сделала, улучив свободный вечер. Это была московский врач Екатерина Трубецкая. Каково было мое изумление, когда, узнав мою фамилию, она назвала себя Викиной крестницей. В Москве? Викина крестница?!
Что же оказалось: ее мать, Мария Михайловна Муравьева, урожденная Родзянко, внучка последнего председателя Государственной Думы, в годы своего пребывания в Париже была закадычной подругой Вики. Ее старшая дочь Лиза была крестницей Николая Оболенского, а младшему ребенку предстояло стать крестницей Вики. Судьба распорядилась иначе: к моменту рождения Кати Вики уже была в немецком застенке. У крестильной купели ее заменила сестра Николая – Нина. Таким образом Вики стала «заочной» крестной.
В пятидесятых годах прошлого столетия Муравьевы решили получить советские паспорта и вернуться на родину. По рассказам Кати, которая очень переживала предстоящий отъезд из Парижа, Николай Оболенский всячески отговаривал ее родителей от репатриации, считая их решение безумным, «даже грозился лечь на рельсы перед отходящим поездом», – вспоминала она. Тем не менее отъезд состоялся. На родине семье пришлось нелегко. Кате удалось окончить медицинский институт, она вышла замуж, появились дети. Но теперь, когда приоткрылся железный занавес, она стала предпринимать усилия, чтобы получить разрешение на выезд и перебраться в США. Со временем ей это удалось. Наша следующая встреча состоялась уже в Вашингтоне. С собой она привезла рукопись воспоминаний своей покойной матери, где много места уделяется Вики в годы ее предзамужней молодости. Копию этой рукописи Катя подарила мне, дав согласие на ее использование.
Мария (Маша) Муравьева пишет, что познакомилась с Вики в автобусе, по дороге на работу. Оказалось, жили они чуть ли не в соседних домах; девушки стали часто встречаться и подружились. Вот как описывает подругу Муравьева: «Вики была необычный человек. Большого сердца и живого острого ума. Ко всему она подходила пылко, и с ней было очень легко и весело. Казалось, она понимала всё так, как надо. Будучи человеком честного, открытого характера, она не терпела никаких компромиссов. Работая секретарем, она содержала и мать, и тетю. Ее отец Аполлон Аполлонович уехал в Америку якобы с тем, чтобы впоследствии выписать туда жену и дочь. Так мне во всяком случае рассказывала Вики. Но он никогда этого не сделал. Уезжая, он поручил Вики на день именин матери преподносить ей букет роз, от его имени. Вики честно исполняла его просьбу, никогда не забывая».
Подруги всюду бывали вместе – в гостях, на балах, концертах, в театре и кино. У них образовалась веселая компания из русской молодежи. По воскресеньям после литургии в соборе на улице Дарю, построенном в качестве посольской церкви при Александре III, все шли закусить в ресторан «Петроград», который и сейчас находится рядом с собором. Потом вся компания отправлялась еще куда-нибудь.
В ту пору молодых увлечений и романов Маша переживала сердечную драму и делилась своими переживаниями с Вики. Человек, в которого она была влюблена, был женат, но в семье у него произошел разлад, и Маша полагала, что, разведясь, он на ней женится. Развод состоялся, но предложения не последовало. Наконец, Вики решительно заявила, что с этим пора кончать: «Садись и пиши ему письмо, а я, если разрешишь, с ним поговорю». Письмо было написано, Вики с ним поговорила со свойственной ей прямотой, и человек этот оставил Машу в покое.
Но и у самой Вики на сердечном фронте не всё обстояло благополучно. Об этом можно заключить из воспоминаний ее старого поклонника Александра Исаченко, приехавшего по делам в Париж. Вот что он пишет: «Встретились мы с Вики совершенно случайно, в 1932 году в Париже на рю Дарю. Нас представили, но мы моментально узнали друг друга. Она только что приехала из Страсбурга и пригласила меня к себе в Нейи. Созвонившись с матерью по телефону, она повела меня к автобусу и еще на автобусной остановке стала скороговоркой рассказывать о себе, расспрашивать меня. Теперь она была настоящей красавицей – рослая, идеально сложенная, крайне симпатичная. Мадам Макарова и ее (всё еще безымянная) сестра снимали особнячок в предместье Парижа. В большой комнате, куда можно было пройти прямо со двора, кишели кошки всех мастей и возраста. Ужинать в такой атмосфере было довольно неприятно. Но у Вики была своя комнатушка в мансарде, куда мы укрылись после ужина. У Вики, по-видимому, было горе; она только что пережила большое [любовное] разочарование, но наша встреча была очень сердечной, искренней и веселой. Мы вспоминали наши детские игры, хохотали весь вечер. К сожалению, на следующий день мне пришлось возвращаться в Вену».
На этом заканчиваются воспоминания Исаченко о подруге детства. Что за горе она пережила, почему ездила в Страсбург, – мне неизвестно. Не пишет об этом и Маша Муравьева.
Приехав на заработки из Белграда в Париж, Маша на первых порах работала официанткой в русском ресторане «Нет», но он прогорел, разделив участь многих недолговечных эмигрантских предприятий. Тогда Вики устроила подругу в канцелярию у того же Артюиса. Маша пишет, что Артюис был милейшим человеком. Ей запомнилось, что он изобрел аппарат «Элиос» – устройство, которое позволяло при помощи ртути и зеркал направлять солнечные лучи в помещения, куда солнце обычно не проникало.
У Маши, как и у Вики, сложились очень дружеские отношения с их шефом и его женой Ивонн. Именно в гостях у них Маша сообщила о предложении, сделанном ей Никитой Муравьевым: «‘Если он позвонит по телефону, – сказала она, – то я убегу с обеда, так как решила его предложение принять.’ Ивонн засмеялась и велела подать обед пораньше, чтобы я успела подкрепиться перед столь судьбоносным решением», – писала Маша и добавляла: «Почти одновременно со мной Вики стала невестой Николая Оболенского».
Артюисы встретили его сватовство настороженно: Николай был старше Вики на одиннадцать лет, он сильно хромал. Было известно, что он совершил в молодости попытку самоубийства, выбросившись из окна. По счастью, упал он не на тротуар, а на полотно навеса над первым этажом здания. Это спасло Оболенскому жизнь, но, сильно повредив ногу, он вынужден был ходить в специальном ортопедическом сапоге. Что довело Николая до такого отчаянного поступка – то ли несчастная любовь, то ли еще что, – для меня осталось загадкой.
Оболенский казался Ивонне человеком легковесным. Николай прослушал в Швейцарии курс по экономике, но постоянной работы не искал. В отличие от большинства эмигрантов, едва сводивших концы с концами, он мог позволить себе жить достаточно обеспеченно благодаря доходу от недвижимости, которую Оболенские когда-то приобрели в Ницце. Про него шутили, что «Ника – один из немногих русских, кто ездит в такси не за баранкой». Работа шофером такси была тогда источником заработка для многих русских, преимущественно бывших офицеров Добровольческой армии. Человек светский, он ходил по гостям, оставлял дамам цветы со своей княжеской визитной карточкой, и приносил к Артюисам все последние сенсации. Ивонн прозвала его «Новости светской жизни».
Короче говоря, (не предвидя дальнейшего хода событий, когда Ники станет ее близким другом) Ивонна считала, что Вики заслуживает лучшего мужа. Но воспрепятствовать их браку она не могла. «Свадьбы наши, – писала Маша, – были назначены на после Пасхи. Артюис временно лишался сразу двух секретарш, но это его не огорчило, и в качестве свадебного подарка он оплатил нам с Никитой поездку в Венецию, а Вики с Никой – во Флоренцию.»
Бракосочетание Оболенских состоялась 9 мая 1937 года. Торжественное венчание происходило в соборе Св. Александра Невского на рю Дарю, после чего молодожены со всей свадебной свитой, как полагается, позировали перед фотографом на ступенях собора.
ГЛАВА 3.
Викин муж, князь Николай Александрович Оболенский, принадлежал к старшей ветви рода, ведущего свое начало от Рюрика. Он считался главой семейного клана, насчитывающего целый ряд ответвлений, – недаром про Оболенских говорят: «не род, а народ». Подписываться главе полагается лишь фамилией, без имени, что Николай и делал, покуда не принял священства. Крестник вдовствующей Императрицы Марии Федоровны и Великого князя Константина Константиновича, Николай пошел по стопам отца, став воспитанником Пажеского Корпуса, который успел окончить перед самым крушением империи. Отец моего мужа, Александр Александрович, приходился Николаю младшим братом; у них было две сестры – Нина и Мия. Отец, в прошлом градоначальник Санкт-Петербурга, умер в Париже в 1924 году; мать, Саломия Николаевна, была дочерью Светлейшего князя Николая (Нико) Дадиани Мингрельского.
С Мингрелией и родом ее правителей связано много любопытного еще с давних времен: это та Колхида, куда герой древнегреческого эпоса Ясон отправился со своими аргонавтами в поисках золотого руна. Легенда о золотом руне возникла неслучайно: протекающая в Мингрелии река Риони – золотоносная. Местные жители издавна научились опускать в ее воды баранью шкуру, на которой оседала золотая пыль.
Род Дадиани ведет свое исчисление с 1046 года, став со временем одним из наиболее знатных, состоятельных и просвещенных княжеских домов Западной Грузии. Их замок в столице Мингрелии Зугдиди – подлинное хранилище редчайших грузинских книг, рукописей и археологических артефактов. В 1802 году, перед угрозой турецкого нашествия, Мингрелия – последней из грузинских княжеств – перешла под российский протекторат, при этом сохранив самостоятельность во внутренних делах.
В 1838 году владетельный князь Мингрелии Давид Дадиани женился на Екатерине Чавчавадзе, дочери поэта Александра Чавчавадзе и сестры Нины Грибоедовой, рано овдовевшей из-за варварского убийства ее мужа. Памятник, воздвигнутый ею на могиле писателя, по сей день привлекает посетителей. Он установлен на кладбище, которое находится в Тбилиси на горе св. Давида. Обе сестры славились своей красотой; Екатерину называли «черной розой Грузии». Безнадежно влюбленный в нее поэт Николо Бараташвили посвящал и дарил ей свои стихи. После смерти поэта Екатерина разрешила их напечатать, тем обеспечив Бараташвили посмертную славу одного из лучших поэтов Грузии. В переводе Бориса Пастернака, стихи Бараташвили, воспевавшие даму сердца, сделались достоянием и русских любителей поэзии. Вот начало одного из самых известных:
Цвет небесный, синий цвет,
Полюбил я с малых лет,
В детстве он мне означал,
Синеву иных начал,
И теперь, когда достиг
Я вершины дней своих,
В жертву остальным цветам
Голубого не отдам….
(Пер. Б. Пастернака)
Екатерина Дадиани прославилась не только как красавица и муза Бараташвили. Она выросла в Тбилиси в среде передовой грузинской и русской интеллигенции, владела в совершенстве грузинским, русским и французским языками; выйдя замуж за Дадиани, освоила и местный мингрельский. Князь Давид Дадиани скончался в 1853 году, оставив ее ответственной за судьбу детей и за дела княжества. А было это во время Крымской войны. На Мингрелию наступали турки. Российские войска, воевавшие против британских, французских и турецких сил, не смогли защитить Мингрелию. Екатерина, оставив без ответа предложение султана перейти под его знамена, проявила решимость: собрав кавалерию из лучших мингрельских наездников – мужчин и женщин – сама верхом на скакуне, впереди войска, успешно отбила наступление турок. Вскоре подоспевшая российская армия сумела закрепить победу.
Екатерина решила отказаться от своих прав Правительницы в пользу сына Нико. Тот же, достигнув совершеннолетия, передал свои суверенные права российскому императору, получив существенное денежное вознаграждение и титул Светлейшего князя Дадиани Мингрельского.
Своим героическим отпором туркам, как и отказом перейти под покровительство султана, Екатерина Дадиани сделалась фигурой легендарной. Как-то уже во время Второй мировой войны к Саломее Николаевне Оболенской явилась группа мингрельцев, попавших в немецкий плен и посланных на работы во Францию. Узнав, что в Париже живет внучка знаменитой спасительницы Мингрелии, они решили прийти к ней на поклон и в знак почтения по очереди поцеловали ее в плечо, чем очень ее смутили.
Иными словами, образ Екатерины Дадиани стал для Мингрелии чем-то вроде Жанны д’Aрк для Франции. Но если Орлеанской Деве было уготовано сожжение на костре, то жизнь Екатерины сложилась как нельзя более благополучно.
В марте 1856 года, после заключения Парижского мира, она получила приглашение на коронацию Александра II, куда прибыла с детьми и сестрой Ниной. Как свидетельствует мемуарист того времени К.М. Бороздин: «…она со свитою производила эффект чрезвычайный. Сохранившая блеск своей красоты <…> в роскошном и оригинальном костюме <…> она была чрезвычайно представительна, а рядом с нею все видели прелестную ее сестру, Грибоедову, дорогую для всего нашего русского общества по имени, ею носимому. Все были в восторге от мингрельской царицы, ее сестры, детей и свиты».
В Петербурге Екатерина создает свой салон. После пятнадцати лет столичной жизни она уезжает в Париж. Здесь, при дворе Наполеона III, ее дочь Саломия выходит замуж за принца Ашила Мюрата, внука наполеоновского маршала, которого Наполеон посадил на престол в Неаполе. Вскоре молодая чета Мюратов обосновалась с детьми в Зугдиди. Там их потомки проживали до тех пор, покуда не были вынуждены из-за революции покинуть Грузию и переселиться во Францию. Николай Оболенский рассказывал, что эти Мюраты до конца жизни говаривали друг с другом по-мингрельски. Что же касается замка Дадиани в Зугдиди, то в наши дни он был превращен в музей, где хранятся всевозможные семейные реликвии и где висит большой портрет Екатерины работы модного художника девятнадцатого века Франца Винтерхальтера. Екатерина выглядит на нем величественно; на ее темных густых волосах красуется алмазная тиара, выполненная по ее заказу лучшим парижским ювелиром. Находится в музее и посмертная маска Наполеона, оставшаяся там после отъезда Мюратов.
Сын Екатерины, Светлейший князь Николай (Нико) Дадиани Мингрельский женится в Петербурге на дочери министра Двора Марии Адлерберг. Бракосочетание состоялось в Зимнем Дворце. Свадебное путешествие молодоженов из Петербурга в Мингрелию красочно описано грузинским автором Серги Чилая7: «Добравшись до Кавказа, молодые были встречены горцами, которые сопровождали их верхом с грузинскими песнями… на каждом привале устраивался пир… Заранее прибывшая в Мингрелию Екатерина встретила новобрачных перед замком Дадиани в Горди. Присутствовавшие видели, как сын, преклонивши колено, поцеловал подол материнского платья, после чего Екатерина ввела молодых в собор, где их брак благословил митрополит. Вечером был устроен пир на 500 человек гостей, будто бы евших с золотых тарелок. Песни и пляски продолжались до утра, а разведенный на горе огромный костер возвещал на всё княжество о женитьбе сына его последнего властелина.»
Последние годы жизни Екатерина провела в Горди; место это славится своим здоровым климатом. Она скончалась в 1882 году в возрасте 66 лет. Там и находится ее могила.
Ее внучка Саломия, ставшая свекровью Вики, была богатой невестой. Выйдя замуж за князя Александра Оболенского, она блистала на придворных балах (говорили, что чулки на ней были из золотой нити). Присутствием Оболенских были отмечены торжества по случаю трехсотлетия Дома Романовых. А после прихода к власти большевиков, объявленные «классовыми врагами», они вынуждены были направиться в изгнание. После краткого пребывания в Финляндии Оболенские осели в Ницце. Уверенные, как и большинство эмигрантов, что власть большевиков долго продлиться не может, они вели великосветский образ жизни. Мия, отменная наездница, увлекалась верховой ездой. Для нее и Александра был нанят гувернер. Этот гувернер оказался проходимцем: он исчез бесследно вместе с драгоценностями Саломеи, которые могли бы надолго обеспечить семье безбедное существование. Оболенские перебрались в Париж, где стали вести более скромный образ жизни.
На этом можно было бы закончить рассказ о романтичной Мингрелии и ее правителях. Но нельзя обойти молчанием историю с «мингрельским золотом». Когда семья Оболенских обосновалась в Париже, в подземелье Государственного банка Франции хранились десять ящиков, принадлежавших семье Дадиани и вывезенных из замка в Зугдиди членами меньшевистского правительства Грузии при их эвакуации оттуда в 1921 году. В ящиках находились те самые золотые тарелки, отчеканенные к свадьбе Нико Дадиани, ювелирные изделия, а также редкие семейные реликвии и археологические древности. Я слышала, например, что там были туфли, принадлежавшие, по преданию, грузинской царице Тамаре. Нанятый в Париже адвокат считал, что права на всё это принадлежат Саломее Николаевне, прямой и единственной наследнице. Однако французские власти всячески оттягивали решение по ее ходатайству. К моменту женитьбы Николая на Вики ящики всё еще находились за семью печатями в подземелье банка, дразня Оболенских своей недосягаемой близостью к ним. К неожиданной развязке этой истории мы вернемся, когда речь пойдет о послевоенных годах.
ГЛАВА 4.
Вернувшись из свадебного путешествия, Вики возобновила работу у Артюиса. Маша тоже вернулась на работу, но ушла от Артюса перед рождением первого ребенка. В связи с прибавлением семейства Муравьевы стали искать себе подходящее жилье. Вики пришла им на помощь, уговорив хозяйку небольшого дома, примыкавшего к саду Макаровых, сдать его по сходной цене и сама участвовала в «операции» по истреблению обосновавшихся там крыс.
Копия прописки из мэрии в Нейи свидетельствует о том, что официальным адресом Вики и Николая продолжал быть дом, где она жила до замужества. На самом деле молодожены поселились отдельно от матери и тетки Вики. Отношения Николая с Викиной родней были сложные: с тещей корректные, но тетку с ее кошками он не выносил. Что касается Викиного отца, то о нем Оболенский никогда не упоминал, хотя, конечно, знал, что тот жил в Нью-Йорке, где, скажем, я с мужем могли бы с ним познакомиться. Вероятно, Николай был возмущен тем, что Макаров взвалил ответственность за семью на плечи еще совсем молоденькой Вики. Как мне удалось узнать, в Нью-Йорке Макаров работал на спичечной фабрике, принадлежавшей Борису Бахметеву8. Золотых гор нажить на такой работе было нельзя. Будущее же покажет, что Макаров отнюдь не остался равнодушным к Викиной судьбе, пытаясь разыскать ее затерявшиеся в гитлеровских застенках следы.
К началу Второй мировой войны Николай и Вики были женаты неполных три года. Напряжение в Европе нарастало по мере того, как Гитлер, нарушая Версальский мирный договор, расширял владения Третьего Рейха за счет всех территорий, где проживали этнические немцы. После присоединения Саарской области и Австрии на очереди стал вопрос Судет, населенных немцами пограничных областей Чехии. В сентябре 1938 года состоялась знаменитая Мюнхенская конференция, согласно которой Судеты отошли к Германии. А через полгода года, уже без чьего-либо согласия, Гитлер занял всю Чехию и Моравию, а также вернул себе литовский порт Клайпеда (Мемель). Критический момент наступил, когда Гитлер предложил полякам уступить Данциг (Гданьск) и так называемый польский коридор, ведущий к Данцигу, обещая не трогать остальной Польши. Поляки на это не пошли, а западные державы, наученные горьким опытом Мюнхенской конференции попустительства Гитлеру, обязались поддержать Польшу в противостоянии Германии.
Сталин так же мог бы тогда заключить договор с Англией и Францией – на два фронта в предполагаемой войне Гитлер не смог бы воевать. Но у Сталина был иной расчет: «Вмешательство Англии и Франции станет неизбежным, <…> [тогда] мы сможем надеяться на наше выгодное вступление в войну», – заявил Сталин на заседании Политбюро 19 августа 1939 года9.
После этого выступления немецкий министр иностранных дел Риббентроп был приглашен на переговоры в Москву. В результате 21 августа 1939 года в Берлине был подписан немецко-советский торговый договор, предоставляющий СССР крупный кредит, а два дня спустя Молотов и Риббентроп подписали в Москве Пакт о ненападении и секретный протокол о разделе сфер влияния10. Таким образом был «узаконен» раздел Польши: западная часть отошла к Германии, восточная – к Советскому Союзу. Пакт позволил Сталину ввести свои войска на территорию Литвы, Латвии и Эстонии, сфабриковать там принудительное «голосование» и ввести эти государства в состав СССР. Укрепив таким образом свой плацдарм, Сталин выжидал время, когда Германия достаточно ослабеет в своих военных походах, чтобы вступить с ней в войну. Диктатор до конца не верил, что Гитлер первым нарушит достигнутые договоренности. Вопрос о том, решился бы Гитлер напасть на Польшу, если бы Сталин примкнул к западным державам, до сих пор обсуждается историками, но взаимосвязь между Пактом Молотова-Риббентропа и началом Второй мировой войны очевидна: Гитлер напал на Польшу всего неделю спустя после подписания этого документа. Франция и Великобритания немедленно объявили Германии войну и стали проводить мобилизацию.
Жак Артьюис, воевавший против Германии еще в Первую мировую войну, как и большинство французских офицеров запаса, немедленно откликнулся на призыв правительства. В качестве добровольцев пошли воевать за Францию и многие русские эмигранты, даже не имевшие французского гражданства, в том числе отец моего мужа Александр Оболенский и Викин близкий друг князь Кирилл Макинский. Николай Оболенский не мог этого сделать из-за увечья.
Первые семь месяцев война протекала вяло. Французы надеялись на укрепления так называемой Линии Мажино, сооруженной вдоль границы с Германией, и, скучая на передовой, шутили над «сидячей войной». Но 10 мая 1940 года, в обход Линии Мажино, Гитлер предпринял массированное наступление на Бельгию и Голландию. Американский историк Матью Кобб пишет: «По численному составу войск обе стороны были примерно равны: на западном фронте у союзников имелось 144 дивизии; у Германии – 141, и обе стороны располагали примерно 2,900 танками. Но у немцев была усовершенствованная система коммуникаций, и они обладали критическим превосходством в воздухе»11. Под давлением гитлеровских полчищ западные силы англичан, французов и бельгийцев были прижаты к Дюнкерку, у пролива Ла-Манш. Дальше отступать было некуда, и началась массовая эвакуация войск, в которой приняли участие не только военные суда, но и гражданские, от частных яхт до рыболовецких лодок. В результате было спасено более 330 тысяч английских, французских и бельгийских военных, переправленных в Англию. Но и потери оказались большими: более двух тысяч солдат и моряков утонули при переправе; более 50 тысяч солдат и офицеров, прикрывавших подходы к Дюнкерку, попали в плен, не говоря уже об огромном количестве пропавшей военной техники.
Войну стали ощущать и в Париже. 3 июня 1940 года Маша Муравьева решила навестить свою подругу. Она напишет позднее: «Помню, 3 июня я поехала в гости к Вики и Нике, которые жили в центре Парижа у самой Сены, недалеко от автомобильного завода ‘Ситроен’. Кроме меня, Вики пригласила на обед Софку Носович, ее подругу и, как я впоследствии узнала, сотрудницу по Сопротивлению, глуховатую даму. Была также у них в гостях старая княгиня Оболенская. Только Вики успела поджарить котлеты и кое-кому разложить на тарелки, как неистово завыли сирены. Вики, обернувшись к нам, со смеющимися глазами, сказала: ‘Не пойдем в подвал, будем обедать’ – и мы согласились. Но тут началась такая бомбардировка, что мы, бросив недоеденные котлеты и захватив с собой Викину собачку Киджу, побежали в подвал. Распорядитель защиты гражданского населения любезным жестом пригласил нас войти в подвал, где уже сидели другие жильцы дома. Беспрерывно слышался сначала свист, а потом грохот разрывающейся бомбы. От напора воздуха закрытые двери подвала ходили ходуном. Княгиня всё шептала: ‘Господи, помилуй’ и истово крестилась. Распорядитель нас утешал, что над нами семь этажей и чтобы мы не беспокоились. ‘А что если все семь этажей на нас грохнутся’, – пыталась пошутить Вики. ‘Не беспокойтесь, дом крепкий’, – утешил он. Бомбежка кончилась, сирены завыли отбой. Мы вернулись к котлетам, но наш квартал имел весьма плачевный вид». В том воздушном налете приняло участие 300 немецких бомбардировщиков, целью которых были заводы «Ситроен» и «Рено»; погибло 254 человека12. Париж охватила паника. Опасаясь дальнейших налетов и артиллерийского обстрела столицы, люди ринулись вон из города. Массовый исход был стихийным. Бежали кто как мог: поездом, автобусами; на частных автомобилях и такси; на лошадиных фурах, велосипедах и, наконец, просто шли пешком. Считается, что Париж покинуло около трех миллионов жителей, запрудивших все окрестные дороги, а сверху их обстреливали с немецких самолетов13.
Вики и Николаю удалось сесть на поезд, идущий в Бордо, в котором ехал и Александр Бильдерлинг. В своем письме ко мне он писал, что Вики уже тогда была настроена воинственно, у него даже сложилось впечатление, что она старалась выяснить, готов ли он к сопротивлению.
Политическая ситуация во Франции приняла катастрофический оборот. Генерал Максим Вейган, назначенный президентом Рейно на пост главнокомандующего, оказался не лучше своего предшественника, на которого свалили вину за провал на фронте. Не лучшим было и назначение 84-летнего маршала Филиппа Петена на пост заместителя премьер-министра: «Ни тот, ни другой не считали, что германским силам возможно дать отпор, и оба пользовались большим влиянием в правительственных и военных кругах, настроенных в пользу капитуляции»14.
14 июня 1940 года гитлеровские войска, не встретив сопротивления, вошли в Париж. 16-го числа президент Рейно подал в отставку, маршал Петен стал премьер-министром. 17-го произошло два события. В полдень Петен обратился к французам по радио: «С тяжелым сердцем я вынужден объявить сегодня о необходимости прекратить противостояние. Военные действия будут остановлены». И в тот же день заместитель министра обороны генерал Шарль де Голль, категорически настроенный против капитуляции, самовольно покинул пост и улетел из Бордо, где временно находилось правительство, в Лондон для обсуждения возможностей французского сопротивления захватчикам вопреки решению Петена15. И то, и другое имело далеко идущие последствия. В потоке событий последующих четырех лет миллионы людей потеряют жизнь, изменятся границы государств, много имен будет внесено в черный список истории; светлыми войдут в нее те, кто нашел в себе силы и мужество противостоять оккупантам и насилию.
Для Вики и Николая Оболенских лето 1940 года ознаменовалось коренным изменением привычного образа жизни, заставив их сделать необратимый выбор – выбор, который выявил лучшие черты их характеров и то мужество, которого они, возможно, и сами в себе тогда еще не сознавали.
(Продолжение следует)
ПРИМЕЧАНИЯ
- Flam, Ludmila. Vicky – A Russian Princess in the French Resistance. New York: The New Review Publishing, 2022.
- Ященко, Александр. Русская эмиграция и движение Сопротивления в годы Второй мировой войны. Сост. М.Ю. Сорокина. М.: Дом Русского Зарубежья имени Александра Солженицына, 2021. – 228 с.
- Vicky. 1911–1944. Souvenirs et Témoinages (Memories and Testimonies. Воспоминания и свидетельства). Paris. 1950s. Private non-copyrighted publication.
- Там же. Р. 13.
- Там же.
- Там же. Р. 14-16.
- Чилая, С.Е. Екатерина Чавчавадзе. Ч. 1-2, 1966. Пер. на русск. 1969.
- Фабрика принадлежала Борису Александровичу Бахметеву (1880–1951), русскому ученому-эмигранту в области гидравлики, политическому и общественному деятелю русской эмиграции, послу Временного правительства в США, организатору и главе Русского Гуманитарного фонда. Его именем назван крупнейший архив русской эмиграции при Колумбийском университете. В межвоенный период для оказания помощи русским эмигрантам Бахметев покупает спичечную фабрику и основывает «Lion Match Company», на которой работали эмигранты; спичечная фабрика очень быстро становится одной из четырех крупнейших в США.
- Пушкарев, Б.С. Две России ХХ века. 1917–1993. М.: «Посев», 2008. С. 234-235.
- Там же.
- Cobb, Matthew. The Resistance: The French Fight Against the Nazis. London; New York: Simon and Schuster. 2009. Р. 15.
- Cobb. Р. 18.
- Яркое описание этого исхода содержится в посмертной книге Ирэн Немировски (Irene Nemirovsky), французской писательницы еврейского происхождения, эмигрантки из Российской Империи, – «Suite Francaise». Random House, 2009. – 528 р.
- Cobb. Р. 17.
- Там же. Р. 24.
В номере даются иллюстрации к публикации.