Русские писатели в статистике интернета
Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 316, 2024
В статье проанализированы частоты ссылок на русских писателей за разные годы, отражающие уровень их известности в русскоязычном и англоязычном сегментах интернета. Популярность каждого писателя (список из 41 имени) оценивалась как его относительная значимость внутри всего множества ссылок («вселенной культуры») и как количество ссылок на одного пользователя интернета («интенсивность знакомства»). Мы также сравнивали свои наблюдения с оценками значимости выдающихся исторических личностей у Чарльза Мюррея1. Наши наблюдения позволяют откорректировать некоторые устоявшиеся стереотипы восприятия знаковых писателей и размер их символического «капитала» в двух языках. В статье опущены многие технические подробности, но проведен культурологический анализ полученных результатов и сделан общий обзор ситуации за последние 70 лет. Мы учли и результаты активного обсуждения данного иссследовательского материала на презентации в апреле 2024 года2. Проведенное исследование может послужить примером для дальнейшего более глубокого статистического исследования «мыслей в числах» и «жизни людей в интернете» – того, что называется у философа М. Эпштейна гуманетикой (humanetics)3.
В 2006 году М. Эпштейн в статье «Мысли в числах. Россия и Запад в зеркалах интернета» ввел понятие «гуманетики» как науки об изучении электронной сети Internet с позиции извлечения гуманитарных знаний. В ней он привел множество примеров того, как по-разному воспринимается мир с точки зрения «условного Запада» и России, если судить по количеству ссылок Google на различные запрашиваемые слова. С тех пор, конечно, многое изменилось, да и сам Google создал такие продвинутые системы, как Google trends и Google ngrams, позволяющие обрабатывать ссылки под разными углами зрения. Но тот далекий уже эксперимент с интернетом на ранней стадии его развития представляет собой некий «слепок времени», с которым интересно сравнить некоторые современные данные. В частности, в работе Эпштейна проводилось сравнение русских писателей в русскоязычном (Рунет) и англоязычном (Ангнет) сегментах сети, что позволило сделать достаточно любопытные выводы. В 2010 году И. Мандель провел анализ более широкого круга писателей, но не касался вопроса разницы рейтингов в разноязычных сегментах4.
В данной статье мы попробовали сделать более широкий анализ поставленных ранее задач, концентрируясь только на русской литературе (Эпштейн рассматривал и философию, и политику, и пр.). Очевидна насущность такой проблематики. Два года идет жестокая война в Украине, радикально изменившая образ России для мира. Страна, заслуженно гордившаяся своими цивилизационными достижениями, среди которых литература, безусловно, занимала первое место в общественном сознании, стремительно и, возможно, необратимо теряет престиж фактически во всех областях, включая, безусловно, и сферу культуры. Идут жаркие споры относительно репутации русских писателей, судеб русского языка и вообще всего русского. Авторитарная система правления, установившаяся в Российской Федерации (так называемый шизофашизм, по определению М. Эпштейна)5, именно в силу своей природы постоянно подпитывает эти споры, создавая симулякр «русский мир» со свойствами антимира, антисистемы и нагнетая апокалиптическую угрозу всему человечеству. В таких условиях сделать еще один «слепок времени» нам представляется целесообразным – кто знает, что останется от всей этой культуры через несколько десятков лет…
Сравнивать популярность какого-либо феномена в разных культурах можно как минимум двояким образом. Предположим, в культуре-1 и в культуре-2 «присутствуют» писатели А и Б. Присутствие может измеряться по-разному: количеством выпущенных книг; количеством людей, знающих об этих писателях, количеством ссылок на них в интернете и др. При первом подходе мы можем посчитать суммарный интерес к обоим писателям в каждой из культур и установить относительную значимость писателей внутри данной культуры (определить доли А1/(А1+Б1) и А2/(А2+Б2) и сравнить их между собой). При таком подходе сумма А+Б характеризует «общий интерес» к данному феномену в соответствующей культуре, или, иными словами, «размер культурной вселенной», а дробь показывает долю данного автора в ней, его влиятельность. Например, А составляет 70% общего интереса в культуре-1 и всего лишь 40% в культуре-2.
Ярким примером очень значимого явления в одной культуре и практически «неприсутствия» в другой является феномен Владимира Высоцкого. В России он до сих пор, через полвека после пика своей невероятной карьеры и более чем сорока лет после смерти, широко известен даже среди молодежи. В Америке его известность несопоставимо ниже. Количество упоминаний его имени в русскоязычном интернете (2.8 миллиона) уступает только упоминаниям Льва Толстого, опережает Пушкина (2.7), Достоевского (1.1) и других, тогда как в английском интернете скромные 0.3 миллиона не идут в сравнение с 8.3 млн у Гоголя, 7.1 млн у Достоевского и 4.7 млн у Чехова… Если эти цифры пересчитать в проценты общего интереса к русской культуре в двух сегментах (когда сегмент заполнен только писателями и поэтами), то доля Высоцкого в русскоязычном культурном пространстве будет выше его доли в культурном пространстве англоязычного мира в 11 раз. И это еще не самая яркая диспропорция – скажем, у Василия Аксенова разница равна 28! Однако такое положение существует далеко не для всех авторов.
Особенностью описанного подхода является то, что он никак не зависит от «размера» культур, т.е. А1 и Б1 не сравниваются непосредственно с А2 и Б2, хотя одна из анализируемых культур может быть заведомо масштабнее другой.
Второй подход, наоборот, рассматривает эти «культурные размеры» и, соответственно, отвечает уже на другой вопрос. Возьмем, к примеру, культуры N1 и N2. Как и ранее, масштаб каждой из них может измеряться по-разному: числом носителей данной культуры, распространенностью языка, общим количеством всех произведений внутри данной культуры и т.п. Тогда можно посчитать величины А1/N1, А2/N2 и сравнить эти удельные показатели между собой. Каждая такая дробь будет показывать «интенсивность присутствия писателя». Если, скажем, N – это общее количество говорящих на данном языке, А – количество выпущенных писателем книг, то А/N характеризует знакомую статистику «количество книг писателя на душу населения». Если А – количество ссылок в интернете, а N – размер языкового сегмента интернета, то А/N отражает частоту упоминаний писателя на данном языке.
Например, Эпштейном в указанной статье оценки делались следующим образом. После измерения количества употребления писательских фамилий на английском и русском просчитывалась их доля относительно общих объемов Ангнета и Рунета, которые определялись исходя из числа самых частотных слов в двух языках (артикль «the» и предлог «в») в наиболее мощной поисковой системе Google. Объем Ангнета тогда примерно в 25 раз превышал объем Рунета, сейчас это соотношение близко к 10:1. В анализе мы использовали на этот раз статистику обоих типов. Начнем с первого.
Данные рассчитывались следующим образом. В поисковое окно Google вводилось слово и записывалось, сколько раз оно встречается. Слово вводилось в кавычках, то есть учитывалась только буквальная встречаемость (что особенно важно, когда запрашиваются два или несколько слов – например, имя с фамилией). Проверялись только фамилии, без имен. В английской версии могли быть разночтения в написании – например, Dostoevsky или Dostoyevsky; проверялись подобные варианты, а затем частоты складывались. Например, для Пушкина его доля в русском интернете равна 2,682,000/36,614,545, т.е. 7.3%, a в английском «Pushkin» – 3.2%. Для сохранения преемственности с исследованием 2006 года сравнивалось всего двенадцать писателей и количество упоминаний оценивалось только по фамилии (без имени): Толстой, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский, Чехов, Булгаков, Мандельштам, Пастернак, Ахматова, Цветаева, Маяковский.
В 2006 году половина всех рассматриваемых авторов была более значима в Ангнете. Безусловный лидер (здесь и во всех других сравнениях далее), Лев Толстой, занимал около 24% (!) в англоязычном сегменте интернета против 17% в русскоязычном; Достоевский – 16% против 7%. Особенно отличался Мандельштам: 13% против 3%. Аналогично, но с более близкими долями, ведут себя Чехов, Гоголь и Пастернак. Всё это формирует группу, скажем так, «западных любимцев».
Кого же любят в России? Больше всего Пушкина – 8% в Ангнете против 23% в Рунете, а также знаменитых поэтов: Ахматову, Цветаеву, Лермонтова, Маяковского. Но поскольку доли поэтов в двух языках не так велики (от 3 до 7%), то и расхождения несильно заметны. Единственный прозаик в группе «российских любимцев» –Михаил Булгаков, занимающий всего 2% в Ангнете и 7% в Рунете.
В целом, такое распределение как-то отвечает интуитивному представлению о том, кого знают и кого не знают на Западе. «Толстоевский» уверенно лидирует; Чехов и Гоголь любимы в англоязычном мире уже более сотни лет; Пастернак, безусловно, известен там, в первую очередь, после скандала с Нобелевской премией и нашумевшего фильма – мирового бестселлера. Некую загадку представляет собой очень высокая доля Мандельштама: он почти равен по популярности Чехову, намного опережая Гоголя и всех остальных. Но тут срабатывает, скорее всего, эффект неточности измерения: если, по счастливой случайности, фамилии всех остальных писателей более-менее уникальны (особенно в английском мире), то оценка Мандельштама может быть завышена просто потому, что в Америке это весьма распространенная фамилия. Разница между оценками слов «Mandelstam» и «Osip Mandelstam» составляет примерно шесть раз, тогда как «Dostoevsky» и «Fyodor Dostoevsky» – всего 3 раза; «Tolstoy» и «Leo Tolstoy» – лишь полтора раза. То есть русские фамилии обычно куда сильнее идентифицируют конкретного человека (писателя), чем еврейско-немецкая фамилия Мандельштама. К относительной известности Осипа Мандельштама добавляются еще несколько факторов: его еврейская самоидентификация, гораздо более артикулированная, чем у Пастернака; его открытый вызов Сталину и история его преследований и гибели, драма поэтического мужества, а также воспоминания его вдовы, Надежды Мандельштам, создающие экспрессивный образ поэта в трагическом контексте времени.
В 2024-м Пушкин и особенно Толстой почти не изменили свои позиции по отношению к 2006 году; вся группа поэтов (вместе с прозаиком Булгаковым) тоже осталась практически там же, где была, в интервале от 4% до 8% по двум языкам. Наиболее радикально поменяли положение Чехов (повысил свою долю в русском и понизил в английском), Гоголь (сильно повысил долю в английском), Мандельштам (резко понизил долю в английском), Пастернак (повысил в английском). Но самое неожиданно случилось с Достоевским: его доля в английском (около 16%) упала со второго места (после Толстого) до 7%, сохранив свое устойчивое положение в русской среде (тоже около 7%). В целом, вместо шести из двенадцати исследуемых имен в 2006 году только трое писателей по-прежнему заметно популярны в англоязычном мире: Толстой, Гоголь и Пастернак. Технически, Мандельштам тоже попадает в эту категорию, но он (как и Достоевский) находится в «нейтральной зоне», очень близко к уровню равного интереса в обоих сегментах.
Проведенный «блиц-анализ» по лекалам 2006 года уже дает представление о ситуации с некоторыми знаменитыми писателями, но у него есть вполне очевидные недостатки. Рассматривалось всего 12 человек; этого явно недостаточно. Использовались фамилии без имен, что порождает высокую вероятность ошибок в данных. Одних Толстых-писателей существует как минимум трое, не считая многих других людей с этой фамилией. Фамилия «Булгаков» весьма популярна в жизни, да и в русской культуре, где и Пушкиных немало. Кроме Осипа Мандельштама была его жена Надежда, мемуары которой широко известны на Западе. Словом, добавление первого имени, хотя сильно снижает частоту, повышает надежность идентификации личности. Oпыт показывает, что измерения, проведенные даже примерно в те же часы или дни, могут выдавать весьма различные результаты (такие флуктуации, очевидно, свойственны всем поисковым машинам, которые постоянно меняют ракурс поиска – как направление прожектора, чтобы осветить всё сетевое пространство). Необходим какой-то анализ вариабельности и усреднение данных. Проводя свой расширенный анализ в 2024 году, мы старались минимизировать эти недостатки.
На первом этапе надо было составить список тех писателей, которые «адекватно» представляют русскую литературу. Это, конечно, нетривиальная задача, сама по себе требующая, в принципе, целого исследования. Но в какой-то мере такая работа уже была проделана: в 2004 году была опубликована замечательная книга Чарльза Мюррея6, в которой он собрал по определенной методике данные о 4002 «значительных личностях» (significant figures) мировой истории, разбивая данные на двадцать один «регистр»: астрономия, физика, медицина, наука в целом, западная философия, китайская литература и т.д.7 Интересующий нас регистр называется «западная литература» и содержит 835 имен, из которых 53 относятся к русской литературе. Временнóй точкой отбора для Мюррея был 1950 год: к тому времени либо кандидат для рассмотрения должен быть мертв, либо ему должно было исполниться не менее 40 лет. По этой причине многие знаменитости более позднего времени не включены в списки.
Мы не будем подробно останавливаться на описании процедуры оценки, лишь заметим, что они основывались на том, как много пишут о человеке профессиональные исследователи в наиболее известных солидных изданиях разных стран, вроде «Энциклопедии математики». Внутри каждого регистра оценки менялись от 100 (наивысшая) до единицы. В западной литературе, например, Шекспир получил 100, Гёте (следующий в списке) – 81, а самые знаменитые русские писатели Толстой и Достоевский – 42 и 41. Писатели оценивались только по зарубежным источникам, чтобы избавиться от естественного искажения в пользу национальных предпочтений: в оценке Гёте не участвовали немецкие энциклопедии, а в оценке Пушкина – русские. Конечно, всё равно искажение в пользу «своих» будет в любом регистре, но только в литературе оно имеет радикальную природу, ибо сам ее предмет есть язык, который не может быть адекватно воспринят при переводе, особенно в случае поэзии.
Мюррей говорит о совершенно определенных лицах, у него нет проблемы с «ложной идентификацией», которая, к сожалению, возникает у нас и во всех других автоматизированных подходах, как отмечалось выше. Некоторым ограничением его подхода был, так сказать, «научный уклон» в оценках. Из того, что кому-то посвящено много страниц в серьезных научных справочниках, вовсе не следует, что его больше всего читают, любят и ценят. В любом случае, оценки в иссследовании Мюррея являются наиболее надежным ориентиром для понимания «качества» того или иного персонажа. Мы взяли за основу его список, лишь отбросили некоторые имена, добавив другие (не включая, как и Мюррей, ныне живущих). Получился список из 41 персоналии. (В Приложении к данной статье мы приводим сокращенный список из 20 имен.*)
Оценки среднего значения количества ссылок проводились за 8-10 дней в период с 7 до 22 февраля 2024 года – как вручную, так и с использованием специальной программы на языке Python (авторы благодарны др. А. Шошитайшвили за имплементацию). Как видно из Приложения, в целом оценки весьма стабильны, с коэффициентом вариации 10-20%. Это дает возможность относиться к ним с достаточно высокой степенью доверия. У троих – Гоголь, Евтушенко и Чернышевский – колебания существенно выше. Рационального объяснения высокой вариабельности именно у этих писателей не стоит искать; возможно, расширение периода наблюдения приведет к снижению ее уровня.
По сравнению с оценкой по одним фамилиям Толстой и Гоголь свои места радикально не поменяли, но Чехов и Достоевский «восстановили» свое интуитивно ощущаемое положение писателей, широко популярных на Западе: Достоевский занимает 14% общего внимания в англоязычном мире (против всего лишь 3% в русскоязычном), а Чехов – 9% против 5%. У обоих авторов их англоязычные оценки примерно близки к таковым за 2006 год (по одним фамилиям), в то время как русскоязычные сильно понизились. Очень высокая популярность Бориса Пастернака (около 16%) в Ангнете (третья после Толстого и Гоголя!) к 2024 году сменилась на куда более скромную оценку – около 3%, при сохранении примерно такого же уровня (3%-4%) в Рунете. Но самое, наверное, существенное, что Пушкин уже выглядит не так значительно ни в русском, ни в английском сегментах, занимая, соответственно, около 7% и 3% общего интереса (против 20% и 15%, если судить только по фамилии, в 2024 году). Остальные писатели – очевидно, неплохо идентифицируемые только по фамилиям, – примерно сохранили свое положение.
Все остальные рассмотренные в 2024 году писатели имеют оценки ниже 5% в каждом языковом сегменте. Все поэты (ожидаемо) имеют более высокую долю на своем родном языке, чем на чужом; нобелевские лауреаты (Бунин, Пастернак, Шолохов, Солженицын, Бродский) – тоже. Кого же из этой группы англоговорящие люди любят больше, чем русскоговорящие? С определенностью можно сказать о трех писателях, из которых только один не вызывает удивления – Тургенев, традиционно воспринимаемый как западник; Лесков, наиболее виртуозный мастер русского языка, но и наименее ангажированный, пожалуй, из всех гигантов 19-го века, выглядит здесь не очень «уместно» (хотя и в оценке Мюррея его ранг сравнительно высок – 6%). Чернышевский, напротив, хотя эстетически весьма заурядный автор, но выдающийся идеолог и публицист революционного толка, всё еще почитается в широких кругах западной левой интеллигенции. Но все эти выводы вряд ли можно строго защитить в силу небольших значений оценок: у Тургенева – 2.7% в английском и 2% в русском; у Лескова – 1.6% и 1%; у Чернышевского – 1.4% и 0.2% (при высокой вариации оценок, напомним)… У остальных «любимцев» Запада (Замятин, Гроссман, Бабель) предпочтения также не очень выражены.
Представляет безусловный интерес ответ на вопрос о том, насколько вообще количество упоминаний корреспондирует с «золотым стандартом», предложенным Мюрреем. В обоих языках общие корреляции положительны и статистически значимы. Толстой задает тон, как и ранее, – он имеет максимальное значение и по Мюррею, и по количеству упоминаний на любом языке в нашем исследовании. Но есть некоторые знаменательные исключения. В русской версии, как уже отмечалось, очень заметно резкое падение статуса Достоевского: по Мюррею, он почти равен Толстому, но в интернете уступает многим другим писателям по встречаемости. В каком-то смысле это может отражать тот факт, что ученые обожают писать о Федоре Михайловиче, но люди читают его всё меньше, – хотя в английском этот феномен выражен существенно слабее. Аналогично, по-русски мало читают Тургенева и, пожалуй, Гоголя, по сравнению с их очень высокими рангами по Мюррею.
В английской версии тоже есть сильный контраст между высокими рангами Пушкина и Тургенева и сравнительно низким их присутствием в интернете. Но самое интересно – очень высокая популярность Набокова, пятого среди всех, хотя его ранг у Мюррея очень низок. Звезда Набокова в английском мире неуклонно растет, тогда как звезда Достоевского (которого Набоков, как известно, мало ценил) в русском – закатывается. Гоголь выступает как более значимая фигура, чем Достоевский, в английском восприятии; Лесков и Чехов занимают бóльшую долю в англоязычной «вселенной», чем в русской, и т.п.
В целом, если судить не по самым популярным писателям, а по всему списку, то корреляция оценок Мюррея с упоминаниями в русской версии равна 0.73, а в английской – 0.81. Однако в первом случае на корреляцию сильно влияет Лев Николаевич Толстой (нетипичное значение, outlier); если его убрать, корреляция оценок упадет до 0.64. В то время как в английском варианте нетипичным является Набоков; без него она вырастет до 0.86. Квадрат коэффициента корреляции является характеристикой качества аппроксимации одной переменной посредством другой. Если, например, корреляция между ростом и весом людей равна 0.9, то, зная рост, можно сказать что мы описываем 81% вариации веса (0.9^2=0.81). Это наиболее интуитивная величина, говорящая о том, хорошо или нет построена какая-то модель данных (если, скажем, рост стопроцентно описывал бы вес, то и весов не надо было бы). И выходит, что если отбросить нетипичные значения, то связь рангов Мюррея с оценками встречаемости в интернете существенно выше для английского сегмента: зная наблюдаемые значения, можно описать почти три четверти вариации индекса Мюррея (0.89^2=73.7%), тогда как для русского – лишь 41%. Интересно отметить, что и в упомянутой уже работе Манделя корреляция между регрессионной оценкой тех лет (2010) и индексами Мюррея была примерно того же порядка (0.86). Однако не будем в это углубляться; в целом ясно, что два вида оценок отражают разные аспекты рассматриваемого феномена, но не так уж противоречат друг другу. Это весьма важное наблюдение, которое частично легитимизирует использование столь грубого инструмента, как подсчет частот для оценки такой трудноуловимой субстанции как «значимость» или «популярность» того или иного писателя.
Рассмотрим теперь вкратце статистику популярности второго рода, характеристики интенсивности. Существует несколько способов оценить размер интернета; можно попробовать это сделать на основе следующего простого приема: посчитать частоту встречаемости самого популярного слова в соответствующем языке (как отмечалось, это было предложено в работе М. Эпштейна «Мысли в числах»). В 2024 году самое популярное слово в английском – определенный артикль «the» – встречалось около 25 млрд раз, а самое популярное русское слово – союз «и» – около 2.5 млрд раз, то есть разница в 10 раз (конечно, сами эти слова имеют разную частоту в своих языках, но мы берем грубую аппроксимацию). Это очень близко к оценке объемов Ангнета и Рунета в Википедии – соотвественно 52% и 4.4%. Примерно тот же коэффициент (10) получается при сравнении оценок пользователей Ангнета (1,186,451,052) и Рунета (116,353,942), данные за 2020 год8, но пропорции уже устоялись. Самый простой способ понять интенсивность – посчитать количество упоминаний на одного пользователя интернета на каждом языке и сравнить их между собой. Например, Лев Толстой упоминается 57 раз на тысячу пользователей в русском языке и лишь 9 раз на тысячу – в английском. Отношение интенсивностей, соответственно, равно 57/9 = 6.36. Если список писателей упорядочить по этому показателю, то для пяти из него (Чернышевский, Гоголь, Достоевский, Гроссман и Набоков) дробь будет иметь очень небольшую величину, от 1.3 до 2. Можно сказать, что «средняя душа» англоговорящего человека получает ненамного меньше информации об этих писателях, нежели «средняя душа» русскоговорящего, – их знают почти одинаково хорошо на двух языках. А меньше всего распознают на Западе таких писателей из нашего списка, как Салтыков-Щедрин, Некрасов, Зощенко, Блок, Мережковский и Аксенов, с коэффициентами от 52 до 202. Заметим, что этот взгляд на популярность, хотя частично и совпадает с рассмотренным ранее, но дает другое представление о понятии «известность». Однако не будем пытаться совместить разные картинки. Индикаторы имеют различный смысл, а возможности анализа культуры безграничны (весьма любопытно в этом контексте исследование 2022 года «Expanding the Measurement of Culture with a Sample of Two Billion Humans»9, в котором проводится анализ миллиардов наблюдений).
Еще одно замечание. Коэффициент вариации оценок у первой двадцатки писателей в русском интернете (без Толстого) равен 39%, тогда как у них же в английском интернете – 107%, намного выше (подобное наблюдается и для всего списка в 41 имя). Это означает, что в целом в русской аудитории интересы распределяются между писателями более равномерно, в то время как в английской бóльшее внимание уделяется «звездам». По этой причине, когда популярность писателя в английском мире значительно больше, чем в русском, – причину логичнее искать в числителе дроби (т.е. доли в Ангнете), нежели в знаменателе (доли в Рунете).
Таким образом, после всех этих рассуждений можно говорить о том, насколько различно восприятие русской литературы в двух сегментах интернета. Какие общие выводы можно сделать? Проведем следующий простой расчет: отсортируем писателей по частотам их встречаемости в русском языке (рассчитанным как доля в общей «русской вселенной», как описано в самом начале статьи), возьмем первые двадцать самых популярных имен и посмотрим, как они корреспондируют с популярностью этих же писателей в английском. (В Приложении все эти имена отсортированы по их долям в русском сегменте.) Общая корреляция оценок на двух языках, 0.63, не такая уж высокая, но всё же положительная. Если, однако, удалить «объединяющую» фигуру Льва Толстого, корреляция резко падает практически до нуля (0.14), а для первых десяти писателей становится вообще отрицательной (-0.08). Налицо явная рассогласованность популярности писателей в двух мирах. Остановимся на наиболее заметных фигурах из первой двадцатки писателей – по русской версии, по которым популярность в английском мире сильно превышает таковую в русскоязычном мире.
Поэзия исторически куда хуже воспринимается в переводе, и наличие в нашем списке большого числа поэтов могло бы исказить популярность прозаиков. Но, оказывается, нет, серьезно не исказило (пожалуй, за исключением Тургенева, который и так наименее контрастный из всех). Например, среди всех писателей популярность Гоголя в англоязычном мире в 4.58 раз выше, чем в русском, а среди прозаиков – в 3.23; у Достоевского – 4.55 и 3.21. Так что разница сохраняется даже при более аккуратном рассмотрении (в котором, конечно, есть свои проблемы – например, с многожанровыми авторами, вроде Андрея Белого или Бориса Пастернака).
В этом контексте рассмотрим пять писателей, чья популярность на Западе существенно превосходит российскую. Ниже попытаемся обьяснить полученные нами статистические результаты особенностями творчества данных писателей и их перцепции в англоязычном мире. Эти размышления, с одной стороны, представляются достаточно очевидными, а с другой стороны, должны восприниматься только как гипотезы, призванные хотя бы отчасти объяснить наблюдаемые закономерности. Более глубокий детальный анализ требует обширных дополнительных исследований.
Иван Тургенев (2.0% в Рунете, 2.8% в Ангнете, английская популярность выше русской в 1.37 раза). Известность Тургенева в Европе всегда была крайне высока. Он был одним из очень немногих идейных западников, его тексты наиболее «рациональны» и понятны зарубежному читателю; в них часто обсуждаются важные для западного мира общественные идеи, причем фундаментально значимые и для своего времени, и для современности (скажем, явление «нигилизм»). Он говорил на французском как на родном, знал немецкий, английский и был «своим» в европейских интеллектуальных кругах, общаясь с самыми знаменитыми их представителями. Можно предположить, что Тургенева просто и любят как «своего», тем более что его романы практически в одно и то же время сразу появлялись как минимум на двух языках. Именно благодаря Тургеневу русская литература начала восприниматься как органическая часть европейской.
Антон Чехов (5.1%; 9.3%; разница в 1.84 раза). Чехов удивительным образом смог нащупать в самом начале 20 века то, с чем мы столкнулись в современной истории, – с проблемой одиночества и дискоммуникации, с экзистенциализмом и даже с постмодернизмом; он показал человека без ясных целей, без силы воли, без возможности прожить яркую и насыщенную жизнь. Причем сделал это «в серых тонах», с грустью и юмором, без педалирования и нажима, в привычном западном «сдержанном» стиле. Он отказался от стереотипов в изображении соотечественников и расширил образ русского человека, особенно интеллигентного, сблизил его с западным еще до того, когда этот самый западный тип выкристаллизовался; укрепил идею, что Россия – всё же Европа.
Владимир Набоков (2.5%; 8.6%, разница в 3.44 раза). Столь большая разница в популярности имеет, наверно, рациональные объяснения. Вспыхнув своей «Лолитой» (да еще и усиленной фильмом Кубрика 1962 года) как один из первопроходцев новой эротической открытости, он сразу же занял яркое место в интеллектуальной культуре Запада. Даже его малочитаемые романы поздних лет не поколебали авторитета – только расширили его ареал в среде интеллектуалов. Набоков прочнейшим образом попал своим двуязычием и уникальным талантом в критическую литературную обойму англоязычных стран. В то же время Владимир Набоков более, чем кто-либо другой, олицетворил вечную трагедию и, одновременно, силу русскоязычной диаспоры, противопоставив своей неизбывной любви к родине еще бóльшую любовь к свободе.
Федор Достоевский (3.1%; 14.0%, разница в 4.55 раза). Этот факт, наверно, наиболее удивительный: Достоевский интуитивно воспринимается как самый русский писатель, он должен, по идее, занимать высокое место в русском пантеоне, сразу рядом с Толстым (что и отражается в оценках Мюррея – 42 у Толстого и 41 у Достоевского), но современная картина совершенно другая. Он не только резко уступает Толстому (19.1%) и Пушкину (7.7%), но и девяти другим именам, включая Маяковского и Пастернака. Попробуем рассмотреть феномен Достоевского в современной культуре чуть подробнее.
В первую очередь имеет смысл проверить, действительно ли популярность Достоевского существенно упала с некоего «общепринятого» высокого уровня, не являются ли приведенные выше числа просто-напросто плохими индикаторами. Судя по анализу частот упоминаний не в интернете, а в книгах, – безусловно, популярность писателя куда ниже, чем у Толстого, причем так было многие десятилетия: в русских книгах разница в частотах 8.5 раз (!), в английских – в 3 раза (в последнем доступном 2019 году). На основе этого определенно сказать, какова разница в популярности писателей на двух языках, затруднительно (в силу сложностей вычислений в Google Ngrams и закрытости некоторых аспектов алгоритма), однако несимметричность отношений (8.5 против 3) косвенно, но свидетельствует о меньшей популярности Достоевского в русском сегменте. Аналогично, если использовать оценки, полученные с помощью системы Google Trends, в которых приводятся не частоты упоминаний в интернете, а частоты вопросов пользователей, – картина похожая. Некий средний индикатор популярности у Толстого был выше в русском интернете в 2023 году в 11 раз, в то время как в английском языке два индикатора практически равны. Три разных источника подтверждают: популярность Достоевского в России куда ниже, чем в англоязычном мире, несмотря на сравнительную близость «интенсивности потребления» на душу населения, о чем шла речь выше.
Мы отдаем себе отчет, что «объяснять» столь сложные культурные феномены – задача практически безнадежная; достаточно лишь упомянуть, что мнения выдающихся людей о творчестве Достоевского варьировались от безгранично высоких до предельно презрительных, а количество книг и статей о нем составляет целую библиотеку. Но всё же наметим некоторые возможные линии рассуждения с позиций каждой из двух культур.
Достоевский вобрал в себя настолько разные аспекты «русской души», что построенное им отражение ее не могло не получиться искривленным, как некая изысканная функция Веерштрасса, не дифференцируемая ни в какой точке. Он не только ввел в обиход микроскопическую «слезу ребенка» и макроскопическое «красота спасет мир» – концепции, которые расширили привычный психологический континуум до колоссальных размеров, но и сам предложил сузить то, что расширил. На Западе же созданную им картину мира восприняли (безусловно, наивно) как аутентичную, отражающую ту самую «загадочную русскую душу», и приняли бесподобное психологическое мастерство писателя за точность в описании некоего сложного понятия – «русский народ». Чудеса изображения никогда не виданных персонажей, изысканные терзания, эпатажность заявлений и поступков героев, грандиозность иррациональных скандалов с подчас глубочайшими проникновениями в ранее недоступные области подсознательного, – всё это притягивало к себе. И, главное, – во всё это не надо было вглядываться как в зеркало; можно было брать лишь отдельные грани, приемлемые сейчас, в эту эпоху, в эту личность; при этом сохранялась безопасная дистанция от автора и отстраненность от героя, которые норовили втянуть читателя в воронку саморефлексии (это втягивание в небезопасную зону грозило именно русскоязычному человеку, но оно не универсально, вопреки мнению, высказанному в очерке И. Липковича10).
Лишь в последнее время среди славистов намечается некоторый пересмотр отношения к творчеству Достоевского. Например, профессор Ева Томпсон, которая еще в 2000 году опубликовала книгу «Imperial Knowledge: Russian Literature and Colonialism», предвосхищая столь популярную ныне у исследователей тему империалистического нарратива в европейских литературах, в интервью 2022 года довольно подробно остановилась на этом вопросе11. Вере Толстого в универсальность человеческой природы Достоевский противопоставляет исключительность «русского текста». Кошмары нынешней войны, длящейся третий год, заставляют людей на Западе как-то иначе взглянуть на «всемирную отзывчивость русской души», декларируемую Достоевским в его знаменитой Пушкинской речи. Где-то в этой злополучной лингвистике, в зазоре между «мир» и «peace», «мир» и «world», и лежит одна из разгадок разницы в восприятии жестокого гения в двух современных вселенных.
Николай Гоголь (3.8%; 16.5%; разница в 4.58 раза). Такое ощущение, что любовь к Гоголю у западных читателей вызвана причинами, противоположными тем, которые порождают их любовь к Достоевскому. Как и Достоевский, Гоголь установил флажки на психологических крайностях, но окрасил их такими яркими цветами, что они и воспринимаются как безусловные маркеры, а не рвы без ограждений. Его Акакий Акакиевич – беспримесный символ английского humiliation, и так он и понимается англоязычной аудиторией. Его Хлестаков, Чичиков, городничий и прочие герои – логическое завершение европейских традиций плутовского романа в обворожительной сатирической форме. «Ревизор», построенный по идеальным лекалам сценического мастерства, до сих пор входит в список лучших пьес мировой драматургии. Его фантасмагорический юмор – более понятная, жизненная ипостась великого эксцентрика Стерна. Гоголевский наивный национализм, бесшабашно переходящий от украинского к великорусскому, – тоже узнаваемый штрих из размашистой картины становления государств.
Но почему всё же такой контраст с российскими оценками? Тут, может быть, есть смысл взять «статистическую паузу». Доля писателя в Рунете, 3.6%, не так уж сильно отличается от других, более высоких (кроме Толстого и Пушкина), – они меняются от 5.9% у Горького до 3.9% у Ахматовой. Гоголь входит в десятку наиболее популярных писателей, несмотря на то, что много новых имен появилось со дня его смерти (Достоевский, к примеру, лишь двенадцатый). Так что необычная популярность Гоголя на Западе оказывается важнее, нежели его «стандартно высокая» популярность в России.
Можно ли теперь сделать какие-то общие заключения о тенденциях в восприятии писателей во времени, помимо тех ограниченных сравнений, о которых шла речь выше? Простое сравнение встречаемости имен не срабатывает; Google Trends имеет нижним пределом 2004 год и, к тому же, анализирует популярность запросов (очень популярное имя вполне может иметь малое число запросов, т.к. «все и так знают»). Только система Google Books Ngram позволяет что-то понять в широкой временной перспективе. Но она фиксирует не количество упоминаний слова или выражения в интернете, а частоту встречаемости выражения только среди книг, отсканированных Google. Это делает ее, в принципе, более близкой к оценкам Мюррея по своей логике, хотя, конечно, есть разница между «всеми книгами» и «наиболее авторитетными изданиями» (к тому же, в понятие «книга» входят не только тексты об авторах, но и сочинения самих авторов). Большое достоинство системы в том, что она позволяет давать оценки за длительные интервалы времени. Некоторым недостатком является то, что последний год отступает от текущего времени на 5 лет (сейчас доступен 2019). Мы провели анализ тенденций за 1950–2019 годы (используя имя и фамилию).
Разница между русской и английской динамикой бросается в глаза. Но самая яркая деталь – это всплеск интереса к процессу чтения начиная примерно с 1980 года, кульминация этого интереса к 2005 году и затем к 2019 году падение – более-менее до уровня начала 1980-х годов. Это интуитивно понятный интерес к некоторым писателям в период перестройки и сразу после нее. На пике находились полузапрещенные ранее писатели. Можно также заключить, что после пика в 2000–2005 годах самым печальным образом интерес к чтению классики на русском языке в целом резко упал. Этот тезис не следует понимать категорически: речь идет, скорее, о возврате к доперестроечному времени, нежели о полной утрате интереса. Но характерно, что поток новой информации о давно известных писателях и поэтах, полученный в перестройку, привел не к стабильному росту интереса к ним, а к падению после насыщения. Конечно, тому может быть множество причин, в том числе рост интереса к новым именам, но мы оставляем этот вопрос открытым.
Другая картина в англоязычном сегменте. Всё это – признаки здорового культурного развития: писатели оцениваются публикой и критикой по их мастерству, а не под влиянием каких-то привходящих обстоятельств. Отчасти это не может не удивлять: ведь частоты вычисляются как процент к некоему корпусу текстов, размер которого непрерывно растет. И тем не менее доля участия иностранных писателей в этом корпусе не падает, как это наблюдается в русскоязычном сегменте. И очень сомнительно, что текущая война и всегда с ней связанное одичание изменят что-либо в будущем.
Отметим в заключение, что изучаемые в статье частоты есть следствие огромного количества факторов, которые невозможно учесть в столь простом исследовании, как наше. Даже попытка разложить их на какие-то простые составные части – например, региональные, – уже дело высокой сложности. Скажем, «английский сегмент интернета» обычно ассоциируется с США, Британией, Канадой – с тем, что размашисто называется в статье «Западом». Но есть еще примерно 150-200 миллионов англоговорящих в Индии и 30 миллионов в Индонезии, а всего в мире полтора миллиарда людей пользуются английским как родным или «вторым» языком. Культурные традиции в этих регионах отличны и от американских, и от русских. Проникновение русской культуры туда происходило совсем не так, как в Европу и в Америку.
Кроме региональных, есть и другие обстоятельства, такие как влияние на популярность не только книг писателей как таковых, но и фильмов, театральных постановок, разнообразных политических факторов. Чтобы всерьез ответить на вопрос «почему», нужно было бы провести еще огромную дополнительную работу. Пока же мы представили читателю только одну из возможных интерпретаций на заданную тему. Гуманетике еще многое предстоит сделать для понимания того, что происходит с символическим капиталом русской литературы в разных странах.
ПРИМЕЧАНИЯ
* Таблица имен двадцати наиболее популярных писателей в русском интернете (февраль 2024 года) опубликована в бумажной версии НЖ, №316, 2024.
- Murray, С. Human Accomplishment: The Pursuit of Excellence in the Arts and Sciences, 800 B.C. to 1950. Harper Perennial, 2004.
- Мандель, И., Эпштейн, М. Русские писатели в интернете: статистический анализ. Презентация в клубе IntLex, 04/24/2024. https://studio.youtube.com/ video/m53HZpkQYUA/edit
- Эпштейн, М. Мысли в числах. Россия и Запад в зеркалах интернета. «Звезда», 2006, № 10. С. 204-213.
- Мандель, И. Реквием по всему с последующим разоблачением. Альманах «Лебедь», 2010. С. 612.
- Эпштейн, М. Русский антимир. Политика на грани апокалипсиса. FrancTireur USA, 2023.
- Murray, С. Human Accomplishment… Указ. издание.
- Там же. С. 143.
- Languages used on the Internet.https://en.wikipedia.org/wiki/Languages_used_ on_the_Internet
- Özak, Ö., Martín, I., Ortuño-Ortín, I., Awad, E., others. Expanding the measurement of culture with a sample of two billion humans. J.R. Soc. Interface 19:20220085, 2022.
- Липкович, Илья. Этюды о Достоевском. Заметки читателя. 2019, https:// 7i.7iskusstv.com/y2019/nomer6_7/lipkovich/
- Thompson, E. Imperialism in Russian literature. Interview. The Review of Democracy, June 2022.