Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 311, 2023
* * *
За окнами топот и выстрелы,
И что-то, чего не узнать…
Пожалуйста, пальцами быстрыми
Ты струны у скрипки погладь,
И тремоло, тремоло, тремоло,
Как отблеск дрожащий огня.
Играй же, играй же, Авремэлэ,
Ты будешь счастливей меня.
Пусть пальцев набухли подушечки,
И ноет, напрягшись, плечо,
Но снова глотни чая с кружечки
И в ноты смотри горячо.
Земной шар уносится в лузу, как
Направленный кием «свояк»,
А всё-таки выжила музыка,
Хотя вся цена ей – трояк,
Хотя, что творится – не лечится
Прекрасной сонатой ха-моль,
И лист лишь допросный замечется,
Храня неизбывную боль.
Я столько видал, что уже малó
Вместилище кожи моей.
Играй же, играй же, Авремэлэ,
Спасай нас от смерти скорей.
Ах, это бредовый сон узника
Тюрьмы, чье названье «Земля»…
И всё ж почему снится музыка?
Об этом не ведаю я.
* * *
Знаешь, на улице нашей
Взрывами всё размело.
Помнишь ли тетю Наташу?
Дом, где бьет солнце в стекло?
Помнишь футбол меж портфелей?
Пшёнки той сказочный вкус?
Наш палисад разметелен,
Тяжек разбросанный груз –
Кровь и тела, блеск осколков,
Сахарно-белая кость…
Мы уже видели столько,
Что и отцам не пришлось.
Пусто и тихо нежданно,
Слышен лишь гаснущий крик.
И на углу неустанно
Плачет согбенный старик.
Что он твердит не по разу,
В небо глядящий старик?
«Гиб мир абысале мазл,
Гиб мир абысалэ глик…»
Нету ответа от Бога,
Стих голос ангельских лир.
Бог, наклонившись немного,
С ужасом смотрит на мир.
* * *
Алексей Петрович ну как там небо
Как амброзия лучше чем Джонни Уокер
Повидали там ли Бориса и Глеба
Что Булата не встретили я просто в шоке
Нам без вас хреново поймите это
Перестала светиться отсчета точка
Наплевав на нас подкатило лето
И всё тверже моя стала оболочка
Лёша знаешь такое вокруг творится
Впрочем и при тебе было вряд ли лучше
Что залиты кровью очки и лица
Рагнарёка страшней светит слово «Буча»
Да ты в курсе но сил нет у строчек с рифмой
Рассказать про это – не хватит взгляда
Алексей Петрович возьмем за гриф мы
Чтобы спеть заплакать завыть как надо
Как приличные люди в бессилье воют
Понимая что жизнь напрочь просвистели
Мы у той стены простились с тобою
Только нынче дошло что осиротели
MEMORIES
Вот небольшой концерт в ползала
Неподалёку от вокзала,
Где потихонечку вползала
В сердца и души благодать.
Трясутся люди в ритме шейка,
Не расплещи, еще налей-ка!
Эх ты, безрукий неумейка…
Тебе б ногой под жопу дать.
Фанфурь, заглоченный на пару,
Задорный крик: «Давай шизгару!»
И завтрашнего перегара
Не родился еще туман.
Да, жизнь моя – не кружка рома,
И я забыл, что я не дома,
А рядом Лена, Света, Тома
И Генриэтта Перельман.
Я понял, медленно хмелея:
Россия, Лета, Лорелея,
Что гений – Дмитрий Менделеев,
Амброзией снабдивший нас,
Звучит музы́ка из колонок,
И Сашка Расин гулк и звонок,
Играя песней, как ребёнок,
Еще не знавший первый класс.
Ночь, полумрак, в подъезде дует,
И вкус ночного поцелуя
Плывет во мне, как «Аллилуйя»,
И ты белеешь в темноте
Внезапным ангелом небесным,
И мне в моей одежде тесно,
И всё на свете неуместно,
И все слова – уже не те.
Потом – Свердловск в рассветной неге,
Трамвай искрит в привычном беге,
Мчат на работу печенеги
С глазами плещущего сна.
Как в песне – холодок за ворот,
Невесел мой рабочий город,
Хотя вокруг, смотри сквозь морок –
Не сглазить чтоб, идёт весна.
Люблю свои воспоминанья!
Они не требуют старанья,
Они хлестки, как веник в бане,
Они – любимое дитя.
В них окунусь, имея смелость
Сказать, что жил я, как хотелось,
Пил, что пилось, и пел, что пелось,
И веселился не шутя.
ТВОЙ МИР
Открой же дверь скорее в коридор,
Где бурый пол порос половиками,
Да, на душе лежит огромный камень,
Но это говорю я не в укор.
Ты дверь открой в заплеванный подъезд,
Ну кто б посмел назвать его парадным?
Смотри не поскользнись, тут всё неладно,
Но нету тяги к перемене мест.
Затем открой-ка дверь на снежный двор,
Где снег черней в дни плавок комбината,
Где за вину не следует расплата,
Где каждый третий – непременно вор.
Осталось только выйти, как на мост,
На улицу в честь памяти кого-то,
Где ждёт тебя в одном конце работа
И ждёт тебя в другом конце погост.
На шахте люди добывают кокс,
Их ждёт самодовольный цвет заката.
Земля, поверь, по-прежнему поката,
Но не богата, вот в чём парадокс.
Открой же дверь в далёкие миры,
Пускай до них бессчётные парсеки,
Но жизнь сама разложит всё в отсеки
По правилам задуманной игры.
Пусть жизнь наполнит для тебя стакан
За то, что мир твой – плох, но нет роднее.
Сидишь молчишь? Ну что ж, тебе виднее.
В колонках плачет Джерри Маллиган.
ЧЕЛОВЕК С БОРОДОЙ
Человек с бородой никогда никуда не торопится,
Он смешлив, но серьезен, беспечен, но всё-таки строг,
И во взгляде его что-то вечное медленно копится,
И в планиде его принимает участие Бог.
То, что мерим мы метрами, он измеряет лишь саженью.
И всегда он «на ты», с чем все люди обычно «на вы».
«Суетишься всё» – скажет, неспешно ладонью оглаживая
Чуть кудрявый поток с полысевшей уже головы.
Человек с бородой – он, наверно, приблизился к сути,
Он и смотрится словно воскресший библейский пророк.
Как им стать – никогда не научат тебя в институте,
Лишь незримая молния пустит в тебе корешок.
Побредёшь средь людей, помогая на спуске не гробиться,
И, как клочья тумана, пройдут сквозь тебя города.
И закончится враз бесконечная междоусобица,
И, сама по себе, отрастёт на щеках борода.
* * *
Чтоб быть достойным всех законов кармы,
Чтоб не смотреть в нагрянувшую хмарь –
Пойми, поэт, вокруг тебя жандармы,
А наверху – глумливо смотрит царь,
И бьют под дых смешливые холопы,
И темнота на будущем лежит.
И отблеск есть на сумерках Европы,
И вновь пророк на паперти блажит.
А жизнь идет, скребет февраль по стеклам,
И иней не протаять пятаком.
И в небе длинном и уже поблёклом
Узор созвездий чужд и незнаком.
Не обижайте прикасаньем снег,
Сверкающий, пушистый и невинный.
И вечер вам покажется недлинным,
И умным – к вам пришедший человек.
И мы пройдем через печали сеть,
Сквозь надолбы, и рвы, и контрэскарпы,
И на просторах очень точной карты
Места отметим, где пришлось гореть.
Тиран свою не чувствует вину,
А ведь причина, собственно, простая –
Чрезмерно он перетянул страну,
Та лопнула, всех кровью заливая.
И нам придётся через всё пройти,
Как много раз уже когда-то было.
Лети же, жизнь! Прошу тебя, лети!
Я буду стоек, охраняя с тыла.
Кибуц Кфар Масарик, Израиль