Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 311, 2023
* * *
Закат, разлился как сок граната,
разлился густо по плоским крышам.
Застыл прохожий в лучах заката,
ночные звуки едва услышав.
И шорох ветра, и звук цикады
слились едино в ночное пенье,
и мир затих, и пришло прозренье,
как Божий дар, как судьбы награда.
* * *
Нет, не рассеялся мираж,
и сон не крепче,
взбираюсь на восьмой этаж,
бегу от смерти.
Я от себя бегу, и – выше
звезды-блудницы,
уже видны в тумане крыши,
и рядом птицы
летят на юг, к теплу – погреться,
и я летаю,
бегу от смерти,
жизнь огибая.
Внизу – безмолвность
теплом омыта,
а здесь безвольность
в душе сокрыта.
Здесь – блюдо с яством,
бокал – в осколках –
путь мой неясный.
А жизней сколько
прожить осталось? –
вопрос извечный.
Быть может, малость,
а может – вечность?
* * *
Ноябрь мрачен. Ночью, как волна,
воскреснут звезды в сетке лучезримой,
взойдет луна, предчувствием больна,
и в лужах отразится светом зимним.
Повеет вдруг прохладой с дальних гор.
Встречая вновь ноябрьскую стужу,
затеют птицы птичий разговор,
и ветер в вальсе легкий лист закружит.
Мелодия осенних голосов
разбудит тишину, и как прозренье
из лунных бликов, из вчерашних снов
снег кружевами упадет на землю.
* * *
Закружились в оконном просвете
три снежинки в безумном фокстроте,
и замерзли в оранжевом свете
на фальшиво проигранной ноте.
Просочившись дыханием в щели,
воздух солнечным светом пронизан.
Он осел на раскидистой ели
и волной пробежал по карнизам.
А под вечер замерзнут в сугробе
голубые вчерашние лужи,
зимний ветер, уставший с дороги,
соберет музыкантов на ужин.
И начнут представление скрипки,
на ветвях, как на струнах, играя,
провода оборвутся, как нитки,
лунный путь в небесах зажигая.
* * *
В огне заката звезды тают,
и стрелы огненных дождей
на землю мирную слетают
и растворяются на ней.
Ночь черным зверем копошится
в углу, закутавшись в тепло,
закат, пытаясь с ночью слиться,
глядит задумчиво в окно.
Стих, четким словом, черно-белым,
врывается в спокойный сон,
а утром кажется, что не был
ни сон, ни звездный марафон,
ни стих, исчезнувший под утро,
ни жизнь в огне, как тот закат,
и только время поминутно
по стрелкам двигается в такт.
* * *
Когда наступили сумерки
и медленно день чернеет,
вокруг всё как будто умерло,
и с севера холодом веет.
Закат засыпает в сроки,
заходит солнце за морем,
а я, не справившись с горем,
пишу свои горькие строки.
Не справишься? Нет, не справлюсь,
в подушку кричать не буду,
как солнечный луч расплавлюсь
иль стану каменной грудой.
И в холоде будет душно,
а сердце – будто из стали
будет биться всё глуше.
Смирилась? Нет, просто устала.
Устала от лунной пыли,
от бликов в солнечной тени.
Когда-то нас вспомнят – мы были,
а кто-то всплакнет – уцелели.
А жить осталось так мало,
и краски ложатся густо.
Скажите, что с нами стало?
И отчего так грустно?
* * *
И ты не спишь, прозрачнее стекла
ночная тишина. И неслучайно
взметнулась птица, моего окна
крылом коснулась. Всё же нет печальней
молчанья звезд. Беззвездный календарь
страницы повернул. И в полномочье
вступил с утра, как строгий секретарь,
осенний листопад. И этой ночью,
прислушиваясь к шороху листвы,
вдруг понимаешь – жизнь прошла напрасно,
как эта осень, что тревожит сны,
как этот миг несбывшегося счастья.
Филадельфия