К 90-летию Анатолия Зверева (1931–1986)
Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 305, 2021
На осенней выставке Анатолия Зверева в Harriman Institute, приуроченной к юбилею художника, 30-летнему юбилею Kolodzei Art Foundation и 75-летнему юбилею Harriman Institute, старейшего в США исследовательского и учебного центра по изучению России и стран Восточной и Центральной Европы (Columbia University), было представлено 21 произведение художника из коллекции Kolodzei Art Foundation – с 1950-х по 1980-е годы.
Анатолий Тимофеевич Зверев родился 3 ноября 1931 года в Москве. В этот юбилейный год мы вспоминаем его – легенду художественной жизни Москвы, уникальную личность в движении нонконформизма. Анатолий Зверев был выдающейся фигурой во всем, что он делал; жизнь и творчество художника стали настоящей иллюстрацией мифа о бродяге – «гении, способном создать шедевр одним движением руки». В 1948–1950 годах Зверев посещал занятия в художественно-промышленном училище, потом поступил в Московское художественное училище памяти 1905 года, но через несколько месяцев был отчислен «за внешний вид». Шел 1951 год.
Зверев изучал искусство, посещая различные студии и музеи. Многое у Анатолия Зверева связано с парком «Сокольники». В этом районе он занимался в художественном кружке, который вел Владимир Акимович Рожков, в клубе имени И. В. Русакова, построенном Константином Мельниковым, одним из лидеров авангардного направления в советской архитектуре в 1923–1933 годах.
Несколько работ Зверева в собрании Kolodzei Art Foundation нарисованы на разорванных программках «Городка пионера и школьника» (от 26.V.55 года), где, помимо «литературного утренника» «Гражданин А. Гайдар» и беседы «О чести и достоинстве молодого советского человека», были и «Великие мастера итальянского возрождения. Микеланджело» (Государственный музей изобразительных искусств). В парк «Сокольники» Зверев устроился на работу маляром, отучившись в ремесленном училище два года по этой специальности. В тот период в Сокольниках и в Измайлово Зверев писал этюды и много рисовал.
В 1954 году произошла встреча Зверева с известным коллекционером Георгием Дионисовичем Костаки (1913–1990). Костаки оказался одной из самых значительных фигур в биографии Зверева – именно он разглядел в молодом художнике талантливого рисовальщика. В 1957 году в Москве во время Шестого Международного фестиваля молодежи и студентов была организована знаменательная художественная выставка, представлявшая современные тенденции в изобразительном искусстве, где Анатолий Зверев получил первую премию. С 1959 по 1962 годы он участвовал во многих квартирных выставках и сотрудничал с коллекционерами Георгием Костаки, Александром Румневым, Игорем Маркевичем.
В середине 1950-х Зверев разработал свой собственный стиль, основанный на экспрессивной графике и быстрой импровизации. Иногда он рисовал, не глядя на бумагу, используя палец, окурок или хлебный мякиш, вспоминая абстрактных экспрессионистов, которые превращали свои работы в художественные действия и события. Он редко рисовал чистые абстракции, стремясь создавать портреты, пейзажи и натюрморты, сохраняющие фигуративные элементы. Наталья Костаки вспоминает: «Толя неистово рисовал, не уставая, без надрыва, никто не просил его это делать, тем более не заставлял. Он не мог жить без этой страсти. Рисунок и Зверев – это целое. За день он мог нарисовать десятки листов, в основном гуаши, акварели, темпера, иногда масло. Невозможно понять, как за короткое время он успевал создать такое количество потрясающей красоты работ. Во второй половине 50-х годов Зверев написал огромное количество прекрасных работ: целый цикл пастельных и масляных пейзажей, карандашных рисунков, акварельных и гуашевых портретов и другие сюжеты. Как-то раз отец (Георгий Дионисович Костаки. – Н. К.) подал идею, чтобы Толя попробовал нарисовать что-нибудь в супрематическом стиле. Звереву понравилась эта идея, и он с энтузиазмом принялся за дело. В результате появился ряд работ, написанных гуашью и темперой, а также рисунки тушью».
Зверев редко выезжал за пределы Москвы, никогда не был за границей, но его работы радуют зрителей в разных уголках Европы и Америки. В 1965 году прошли первые персональные выставки Зверева в Париже и Швейцарии. В Музее современного искусства в Нью-Йорке (MoMA) находятся шесть работ на бумаге Анатолия Зверева. Их история интригующе интересна. В 1956 году в Москву приехал Альфред Барр, первый директор Музея; он пришел в гости к Костаки, где и увидел работы Зверева. В 1956 году Музей включил гуашь «Яблоки» 1955 года (принадлежавшую ранее Костаки) в выставку, организованную Альфредом Барром, – «Новые европейские поступления». В 1957 году работа «Голова мальчика» была представлена на выставке новых рисунков из музейной коллекции (с припиской, что гуашь этого молодого художника выставлялась в 1956 году). Сам Костаки позже вспоминал: «Я был представлен Анатолию Звереву композитором Андреем Волконским в 1954 году, когда он принес мне массу рисунков и акварелей. Мой интерес к нему, начавшийся тогда, постепенно перешел в дружбу. Директор нью-йоркского Музея современного искусства Рене Д’Арнонкур и бывший директор музея Альфред Барр, которые были у меня в 57-м году, самым высоким образом оценили творческую деятельность Зверева, выделяя его особо из группы молодых художников послесталинского периода, чьи работы были выставлены у меня. Именно тогда они приобрели несколько его работ для музея».
В 1974-м, наряду с другими художниками нонконформистами – Дмитрием Плавинским, Эрнстом Неизвестным, Владимиром Немухиным, Василием Ситниковым (дар Джимми Эрнста), Вильямом Бруи, Дмитрием Шашуриным (дар Е. Евтушенко), Автандилом Варази – «Автопортрет» Зверева (работа 1955 года) был показан на выставке «Современное советское искусство из коллекции Музея современного искусства в Нью-Йорке». Эта временная выставка – с 26 сентября по 20 октября 1974 года – в Нью-Йорке (подготовленная в сверхкраткий срок) была реакцией на так называемую «Бульдозерную выставку» 15 сентября 1974 года в Москве, разогнанную советскими властями, реакцией на усиление советской цензуры и рост репрессий. Пресс-релиз к выставке в Нью-Йорке гласил: «Хотя официальная враждебность и догмат социалистического реализма как ‘утвержденного стиля’ многое сделали для подавления современного искусства в Советском Союзе, оно не было уничтожено. <…> Забота музея о творчестве современных советских художников является естественным продолжением его интереса к русскому модернизму предыдущих поколений. Коллекция под руководством Альфреда Барра пополнилась произведениями таких пионеров русского модернизма, как Шагал, Кандинский, Малевич, Лисицкий, Ларионов, Родченко, Габо и Певзнер. Многие из них можно увидеть в галереях на втором этаже». Зверев не участвовал в «Бульдозерной выставке» в Москве, его первая и единственная персональная прижизненная выставка, организованная Владимиром Немухиным, прошла в 1984 году в Горкоме графиков на Малой Грузинской улице в Москве.
В 1991 году американский художник Чак Клоуз (1940–2021) включил работу Зверева в выставку «Выбор художника» (Artist’s Choice: Chuck Close, Head-On / The Modern Portrait) в Музее современного искусства в Нью-Йорке.
Творческое наследие Анатолия Зверева насчитывает более 30 тысяч работ. Они создавались при разных обстоятельствах; художник рисовал на всем, что попадалось ему под руку, – старых афишах, плакатах, картонках, перфорированной бумаге, даже на старых фотографиях. На выставке в Harriman Institute в 2021 году были представлены два произведения, созданные на фотографиях из архива ИТАР ТАСС, где с обратной стороны стоит печать: «Авторское право принадлежит фотохронике ТАСС Москва», а поверх – рисунок Зверева.
Смешение стилей делает иногда затруднительным достоверную искусствоведческую экспертизу для отделения подлинных работ художника от подделок, присутствующих на рынке без подтверждения провенанса. Наследие Зверева многогранно – тысячи портретов, натюрморты и пейзажи, иллюстрации к мировой классике, от Апулея до Гоголя и Сервантеса, виртуозные графические циклы.
Моя мама, Татьяна Колодзей, познакомилась с Анатолием Зверевым в 1960-х годах в Москве. В нашей коллекции широко представлено творчество Зверева (более 70 работ) – живописными произведениями, рисунками, акварелями, гуашами и даже несколькими поэтическими листами. Татьяна Колодзей вспоминает, как создавался Зверевым ее портрет: «В 1969 году Толя пришел ко мне на Дорогомиловскую, где я жила в одной комнате коммунальной квартиры. Соседи недоверчиво на него посмотрели, так как на нем рубашка и серая фуфайка были надеты наизнанку. Это был Толин ‘фирменный’ стиль того времени. В то время не было материалов, Толя делал работы на мешковине без грунта, расстилая ее на полу. У меня была книга по технике живописи, которую он внимательно пролистал, особенно часть ‘грунты’. Мы с ним обсудили несколько великих мастеров прошлого. Толя был сведущ в истории искусств, и мне было с ним интересно разговаривать. ‘А хочешь, я напишу твой портрет?’ – спросил Толя. Зная несколько случаев, когда он писал портреты и все краски оказывались на потолке, я пришла в замешательство. Почувствовав это, Толя сказал: ‘Неси газеты и постели их на стол’. Вопрос стал, чем рисовать. У меня был только кусок серого выцветшего картона, но зато имелась баночка английской туши и настоящая японская кисть, что Толя очень оценил. Несколько виртуозных взмахов – и портрет был готов, мне он очень понравился. ‘Ты знаешь, чтобы никто ничего не подумал, я напишу: ‘В подарок за дельный совет. Ты мне очень помогла’. После портрета мы спустились пере кусить в пельменную в нашем доме. Ловя косые взгляды посетителей, Толя спросил: ‘Тебе, наверно, стыдно со мною сидеть?’ Он был очень чувствительным и трепетным человеком… Второй мой портрет Толя сделал в мастерской Владимира Немухина маслом на холсте, в 1985 году, когда я привезла грунтованный холст и масляные краски».
Портреты Зверева всегда являются действием-перформансом. Наталья Костаки вспоминает: «Шли годы. Отец опекал Толю, как собственного сына. Много сделал для его популяризации. Ему заказывали портреты иностранцы, друзья, наши родственники. Отец покупал краски, холсты, кисти. Поскольку у Толи не было мастерской, то его шедевры рождались также и в квартире отца на проспекте Вернадского. Живописные Толины действа всегда привлекали многочисленного зрителя. Все, кто находился в квартире, участвовали в этом перформансе. Комнату, которую отводили под мастерскую, тщательно готовили. Паркетные полы застилали клеенкой, поверх укладывали газетные листы в несколько слоев, также была укрыта мебель и всё, что находилось в комнате. На пол поверх газет помещали большой лист ватмана. Кто-то приносил ведра и кастрюли с водой, открывались многочисленные банки с гуашью различных цветов, доставались круглые малярные и обычные кисти, щетина и мастихины… Начиналось действо… Толя окунал большую малярную кисть, иногда и несколько кистей пучком, сначала в воду, как следует смачивал их, потом набирал из банки гуашь чистого цвета, плюхал всю эту красоту на лист ватмана, предварительно смоченный водой, затем он тщательно промывал кисть – в ведре, в одной, второй, третьей кастрюле, – добиваясь абсолютной чистоты кисти. После этого шел второй цвет, который частично ложился на предыдущий, затем третий, четвертый и т. д. Создавалось такое впечатление, что взмахом его руки руководит кто-то извне. Казалось, брызги ложатся не просто хаотично, а кем-то специально направляются на лист в нужном порядке. Это было какое-то волшебство, магия, абсолютно непонятная непосвященному человеку. Только сам Зверев понимал, что происходит. Периодически вода в ведре и кастрюлях становилась серо-черной. Кто-то хватал посуду с водой и бежал в ванную комнату менять воду. В это время весь пол залит водой, на клеенке образовались лужицы, газеты – мокрые насквозь, но прерывать творца никто не собирается – еще не сделан заключительный аккорд. Закончив разбрызгивать гуашь, он берет в руки маленькие кисти и мастихин и несколькими движениями собирает этот хаос в единое целое – сначала появляются глаза, нос, рот, губы, наконец абрис лица, и на нас смотрит изображение человека, позирующего ему. Это была фантастика. Ни один художник не мог так работать, как Зверев, ему не надо было часами выписывать детали, чтобы добиться сходства с людьми. Это сходство выявлялось в течение нескольких минут. Но вот портрет завершен. Мы собираем газеты, тряпками собираем и насухо вытираем пленку – и процесс повторяется. На смену одной модели приходит другая, третья и т. д. После этого действа все присутствующие, усталые от впечатлений и довольные, приглашались к столу хозяйкой дома, моей мамой Зиной, любимой женщиной отца, которую он боготворил и нежно называл ‘Золотко’».
Анатолий Зверев – неординарный художник-самородок, вне времени и направлений. При жизни оцененный лишь отдельными коллекционерами и друзьями-художниками, сегодня он занял важное место в истории искусства нонконформизма. В 2015 году был открыт частный Музей АZ (Анатолия Зверева), а в 2021-м музеем учреждена премия его имени – Zverev Art Prize.
Нью-Йорк