Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 302, 2021
* * *
Неужели, Господи, кончается отчаяньем?
Ночью, что чернее нефти и острее, чем игла?..
Отпущением грехов особым совещанием?
Все прощают… пристрелив из-за угла.
Кто б предупредил тебя… Собою двери вышиби –
Липкую, тоскливую вину ничем не превозмочь.
Знаешь, даже «вышка» не была собою выше бы,
Чем бескрайняя, болезненная ночь.
Да, кончается всегда вот этим… этим в точности.
А на что надеялся?.. И кто другое обещал?
Неустойчивым балансом духа и порочности,
Шатким равновесьем этих двух начал.
Выскочить во тьму – что там за жуть триасовая,
Точно заживо в могилу оплывающую лечь,
По карманам шарить, лишнее выбрасывая…
…Жалкая… совсем бессмысленная речь.
Из «Философических посланий»
Многие спрашивают, что с ними будет «после»?
Очень немногие – а где они были «до»?
Вопросами этими я задавался возле
Самого края проблемы… И нес всякий вздор.
Искрою между двумя безднами – по Паскалю…
Или еще столь же причудливо как-нибудь?..
Если кого мыслями этими опечалю,
Я убежденно скажу ему так: Позабудь!
В чем я точно уверен, что и забудет сразу,
Вычеркнет он и меня, и мою болтовню.
Вряд ли кому охота передавать заразу,
Лучше пресечь ее решительно, на корню.
О «после», возможно, хоть что-то ответят в церкви,
А с этим «до», как говорится, ни встать ни лечь.
Истерся вопрос, буквы выцвели и померкли –
Большинство не врубается, о чем же здесь речь?
Лучше безногим быть… рыжим, слепым, альбиносом,
Даже совсем не дружить со своей головой,
Чем задаваться нелепым, дурацким вопросом:
Что все-таки до рождения было с тобой?
…Из никуда в никуда – вот, что всё это значит.
Типа: гейзер, фонтан, а потом – пропасть, обвал.
Этот стишок мною был утром сегодня начат…
Подумав, на этой строчке его оборвал.
* * *
…И будут ходить от моря до моря
и скитаться от севера к востоку…
Амос, 8, 12
Продвигаясь медленно от севера на восток,
Подчиняясь чему-то, вроде законов Ману,
Похожие на ползущий ледниковый поток,
Мы припали телом к Великому океану,
За спиною оставив гнездо, родовой очаг,
Полуостров Кольский, древнюю Гиперборею.
И здесь-то наш железный порыв иссяк и зачах,
Уподобившись громадному старому змею.
Оттолкнувшись мощно узорным хвостом от Хибин,
Головой упираясь в полуостров Дауркин,
Мы в любое время и не бодрствуем, и не спим.
Иерархия наша проста: вохра и урки.
В бесконечной тундре, извечной полярной ночи
Бронзовели кожей, и стали глаза раскосы.
Мы забыли места, где, как в сказке, слезли с печи,
Нам чужды все этносы – чукчи и эскимосы.
Говорил нам Господь: «Наступают те дни, когда…»
Не для нашего слуха… Вот эти дни настали.
Меркнет свет для меня лишь…
как будто в глазах слюда.
…А в словах ни угрозы не было, ни печали.
* * *
Первым по двору проходит дворник,
Сам-то он не местный, и не знает,
Что весной всегда бывает грязно.
С этим и бороться бесполезно…
Непонятное под нос бормочет,
Грязью возмущается бессвязно.
День потом мелькает быстротечный,
Люди бредут туда и обратно,
Глядя друг на друга без улыбки.
Ясно, что они совсем чужие,
Что им слова о любви и о братстве?
Все надежды и мечты их зыбки…
Днем детей во двор гулять выводят.
Матери бегут за ними с криком.
Любят, но чересчур осторожны.
Дети убегают и смеются,
Тоже непонятное бормочут…
Но они не совсем безнадежны.
Поздно-поздно на детской площадке
Бомжи потихоньку распивают,
Без разносолов всяких, закусок.
…………………………………………..
Утречком прилетают вороны,
На помойке тюкают пакеты,
Долго поделить не могут мусор.
* * *
Полны этой верою те христиане:
И Марк, и Лука, и Матфей,
Что время Суда уже не за горами,
Что день сей у самых дверей.
И род не прейдет, – говорят они хором.
Томительно тянутся дни…
В возмездии этом – ужасном и скором
Находят отраду они.
А Павел уже не уверен, пожалуй:
О сроках – нужды нет… – писал,
Себя ощущая песчинкою малой.
И я – разве тоже не мал?
Но день тот чудесным казался подарком
Им всем – и слова их просты.
Что день тот неведом, с Матфеем и Марком
Я здесь соглашаюсь… а ты?
Не знает о дне том и часе ни ангел,
Ни даже – замрем – Иисус.
А ты, доверяясь Нотрдаму и Ванге,
Не самый последний ли трус?
* * *
Я о телом и духом скорбящих
Не хочу… и не смог бы о них.
Я страданий не знал настоящих,
Права нет говорить за других.
Тех страданий, подобных ожогу,
Гнущих даже железных в дугу.
Бог не дал мне таких… слава Богу,
А домысливать вряд ли смогу.
Но помыкавшись всласть по больницам,
Много видел и сам перенес.
Замечаю по малым крупицам
Те следы от невидимых слез,
На земле незаметных… и выше,
Смысл которых пока не пойму,
О которых ни книг не напишешь,
Да и песни слагать ни к чему.
* * *
Так ли банально зло? Скажу, что, пожалуй, да.
Но тем привлекательней оно, как ни странно.
Оно ведь понятно, как льющаяся вода,
Свободно струящаяся в кухне из крана.
В этой банальности – большой соблазн и искус.
Такое, как все мы, – ясное и простое.
Оно – смельчак в такой же степени, как и трус,
Но ежечасно смелеет и без простоя,
Глядя в наши глаза и не встречая отпор,
Ясно каждому: знает о нас всё буквально.
В ситуации этой может быть честный спор?
Это так банально… Думаете, банально?
* * *
Я родился под знаком прошедшей жестокой войны,
Вырастал я под знаком последней войны – предстоящей.
Был и сам я, и страхи мои никому не нужны –
Не нужны они жизни – жестокой, суровой, кипящей.
Настоящие люди потребны таким временам,
И о них новый Кампов напишет большие полотна.
Я всегда доверял своим детским безжалостным снам,
В коих вымысел с правдой внахлест были пригнаны плотно.
Было в воздухе явственно слышно дрожанье струны
Во дворовом колодце, под питерским солнцем согретом.
Слабаки не бывают воспеты на кромке войны,
Не бывают, поверьте, – кому они на фиг нужны?
Или всё же бывают?.. Ответьте, кто знает об этом.
Санкт-Петербург