Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 299, 2020
* * *
Вдали промчался катер пробкой винной.
А подо мной прилив волною длинной,
Я в Борнмуте, где с окнами над морем
Под крики чаек, шум прибоя сплю,
Из воздуха и слов стихи леплю,
А дочь моя поет в церковном хоре.
Колокола. Аббатству век десятый.
Большие камни. От дверей правей
Нарциссы желтые стоят толпой лохматой
У этой церкви голубых кровей.
Всё то же здесь. И время не течет,
Оно, как воздух осени, густеет.
И можно, дверь открыв своим ключом,
Перешагнуть в столетие левее.
Я вырос из истории другой.
С монгольским игом и советской властью,
Еврейским гетто, плачем за стеной.
И как примерить счастие к несчастью?
Да, всё пройдет. Но, проживая век,
Всегда во что-то верит человек,
Он, выбрав символ – мирную голубку,
Придумал и стихи и душегубку.
Пока в себе раба и господина,
Молясь во имя и Отца и Сына,
Всё будем человечиной кормить,
Мы ни прощать не сможем, ни любить.
Всё разбивая, рвемся на чужбину.
В разбитом мире можно заменить
Осколки и свою сложить картину.
А можно и разбить и не сложить.
И не сложить. Как на блошином рынке,
В смешении антик и новодел.
Прохладной глины расписные крынки,
Серебряные ложки не у дел,
Державный Веджвуд, патина монет.
Пластмасса, поролон, картон, макет
* * *
Приехало прошлое с темным налетом от гари
И запахом сена подстилки в троянском коне.
И с воем сирены, как будто наряд на пожаре
Секретно пехоту везет погибать на войне.
И громко звучит, как звонок на большой перемене,
Наивный балет с лебедями про черную месть.
Ах, музыка эта – к предательству и перемене.
Что было, что будет и как разобраться, что есть?
И время раскатано шлангами блеклого цвета,
Они протекают, как мальчик по малой нужде,
И серые лебеди в форме уводят Одетту,
Она не одета, поскольку врасплох и в беде.
В пруду западня, и за длинным оврагом засада.
А в желтых кустах то капкан, то силок и ружье,
Крик: «Врешь, не уйдешь!». И зачем было прошлому надо
Вот так обложить это прошлое счастье мое
* * *
По дырявой воде до немытой дороги
Под нечесаным небом горбатой грозы
От молочных болот до причалов безногих
Между криками сов там где лисы борзы
Вдоль разбитой ограды сгоревшего сада
Сквозь туман паутины цветное белье
В старый дом где постель заросла виноградом
Хлев травой-муравой двор житьем и бытьём
В день восьмой понедельник нежданно-негада…
Со слезою блестящей как глаз на блесне
Под забытый напев племенного обряда
Всех родных и живых ты увидишь во сне
И рванешься на запах цветущего сада
С отражением солнца столкнувшись в окне
* * *
У нее счастливая душа,
Ей никто не должен ни шиша.
И она, от жизни взяв сполна,
Никому ни жеста не должна.
Неприметно ходит средь людей,
Как седой сутулый воробей.
Длинный столбик гениальных строк
Будит в ней признательный восторг.
А строка сквозь жизнь, как по камням,
Меж плитой и стиркой, и уборкой.
Месяцами не звонит ей сам
Аполлон, закрыв окошко шторкой.
А потом, как эхо тишины,
Долетит и в прошлое и после:
«Больше смерти не хочу войны,
Больше счастья, чтобы ты был возле,
Я хочу. И не терять родных.
Господи, от просьб, прости нас, жарко!»
И махнул рукою и затих
Аполлон: «Ну что возьмешь, кухарка!»
Молит о прощеньи за грехи,
Музы призовут, не отзовется.
Вырывает за душу стихи,
Как ведро веревкой из колодца
* * *
И запомнится толстый ковровый рисунок заката
И ковер на софе, слово новое, мебель стара.
Все мы к ходу событий прибиты, как буквы плаката,
Ну и флаги, их дворник на праздник развесил с утра.
Календарные даты – каморки, хранящие утварь
И касания к ней, память трещин, эмалевый скол.
В прошлых днях и без нас каждый день начинается утро
И семья, «С добрым утром!» включая, садится за стол.
Красной миской, которую мама из дома до Львова
Провезла сквозь Ташкент, Балашов от начала войны,
Как ключом, я открою те годы, в которые снова
Я вернусь, чтобы всё записать на запасные сны.
Это время листком, незаполненным прошлым, маячит,
По нему не отыщешь ни место, ни запах, ни звук.
Я, ребенок, тогда был для памяти пуст и прозрачен,
И беспамятством этим когда-то замкнется мой круг
* * *
Судьбе по рельсам путь от тупика до Бога.
Но ржавь не отодрать, и стрелки запекло,
Под общий наш вагон не стелется дорога,
Что было, не видать сквозь грязное стекло.
И график и тариф обведены нулями,
Глухая магистраль закрыта на засов,
Лег лагерный отряд шпал сбитых костылями,
Где стрелки на путях отстали от часов.
Ободранный состав, как вечный призрак, точен
В двенадцать даст гудок, пугая всех окрест.
Качаясь и скрипя, несет расстрельной ночью
Прочь будущее бывшее из этих мест.
На станции конца у старого вокзала
Вперед или назад гляжу до той черты,
Где рельсы, наконец, сливаются в начало,
Поля и города, туннели и мосты.
Там паровоз летит, не зная остановки,
И только стук колес вращается вдали,
Где пуля из ствола игрушечной винтовки
Навылет разнесла полглобуса Земли.
Там прошлое везут без права передачи.
Гудок и черный дым с осколками угля,
И мы поем с отцом, и проводница плачет:
«Едем мы друзья в дальние края».
Там общие места и ларь под нижней полкой,
И рыскает волчок-утащит за бочок,
Там спится вечным сном и зайчику, и волку,
Запрет не разглашать, он и во сне молчок.
Омытый помидор, лучок, яйцо вкрутую
И постук по столу, оранжевый желток,
Чекушка на двоих, и проводник пустую
Заменит за трояк и сделает глоток.
Ты прошлое свое расскажешь приключенье,
И будущим своим поделится сосед,
И каждому билет – его предназначенье,
Всё в прошлое уйдет, где будущего нет.
Побудка в пять. Плацкарт. Горячий подстаканник.
Пора сдавать белье. Бьет ржавый стык. В окне
Пустой буфет, титан, течет разбитый краник.
И проводник билет протягивает мне
* * *
Наизнанку снимая жизнь, как перчатку с руки,
шагом легким, взлетающим, так что мысли легки,
возвращается в прошлое, не спеша уходя,
там погода хорошая, не бывает дождя,
по ступенькам спускается, узнает поворот,
не грустит и не кается, улыбаясь, идет,
нет ни ветра, ни радуги, и не вспомнить, а жаль,
виды улиц на падуге повисают, как шаль,
так бредет без усталости и не смотрит назад,
возвращаясь из старости, но не знает, куда,
хоть закрой, хоть открой глаза, закрывает глаза,
то ли музыка слышится, то ли льется вода,
ни мороза, ни времени – старый мятый рассвет,
только слов для названия у него уже нет
Борнмут, Англия