Главы из поэмы
Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 298, 2020
СЫНОВНЕЕ ПОСЛАНИЕ
Поэма «Всем матерям российским» была создана в Сибири – в Белом Яре Верхнекетского района Томской области, в режимной ссылке, куда Николай Николаевич Браун был этапирован в 1976 году из политлагеря на Урале, после семилетнего срока[i].
В поэму включены также стихи, написанные ранее: во внутренней тюрьме КГБ на Шпалерной (в тогдашнем Ленинграде, улица Воинова) и в спецполитлагерях: Барашево (в тогдашней Мордовской АССР) и Кучино (в Чусовском районе Пермской области).
Обращенная автором к своей матери, поэма является одновременно посланием ко всем тем матерям, которые были разлучены с сыновьями, вставшими на путь сопротивления или борьбы с безбожным чужеродным режимом, – только что арестованными или уже отбывающими срок.
Короткая, как воззвание, по духовной глубине она охватывает трагедию всероссийского масштаба.
Рукописный экземпляр поэмы был отправлен из Белого Яра, минуя негласный почтовый контроль, с надежной оказией – для «питерских единоверцев» – и был ими сохранен. Являясь документом времени, поэма, предельно сжатая по форме, как будто предназначена автором для устного запоминания.
Поэма состоит из 36 стихов-глав, написанных в разные годы заключения и в режимной ссылке. Мы предлагаем ряд глав из нее.
Георгий Ермаков[ii]
1
Запретное сыновнее послание,
Что наизусть затвержено в предание,
Как бы колючей проволоки моток,
Распутываю тайно – видит Бог!
3.03.78
2
Не от себя лишь одного –
От тех, кого давно уж нет,
И тех, чье скорбное родство
Молчит в тисках тюремных лет…
3.03.78
3
Стихи, что в лагере, в тюрьме
Твердил я часто наизусть,
Как в тайнике, хранил в уме,
Чтобы не стерла скорбь и грусть;
Чтобы при обысках тоски
Она их не смогла изъять
И заглянуть в черновики,
Где лишь в разлуке – сын и мать;
Стихи с этапов, что, молясь,
Я от забвенья уберег,
Призвав к ним вдохновений власть, –
Ведь был их вес в пути жесток!
Стихи – что все с одним клеймом,
Как бы с нашивкою бушлат, –
Лишь с верой, что, вернувшись в дом,
Сын все их вслух прочтет подряд…
23.10.77
4
Всем матерям российским,
Ждущим своих сыновей,
Словно теней стигийских –
Из тюрем и лагерей;
Тем, что их не дождались
И не дождутся вовек
Из подневольной дали,
Где годы кружились как снег;
Тем, что ждать только будут
Не взятых еще никем
Детей, что на воле покуда –
Бессонного сердца причуда –
Тень эха изустных поэм!
5.11.77
6
Сыну – допрос, а матери – сон,
Как будто вышел он на балкон,
Мальчиком – лет пятнадцать назад,
А за ним пришли, увести хотят,
От перил отрывают руки, а он
Кричит, словно с собственных похорон…
И кто там погиб и кто тут спасен?
И сон как допрос, но допрос – не сон.
28.10.77
11
Душно за двойною рамой
В камере моей,
Потому что нет от мамы
Из дому вестей,
Потому что слов стихия
Стала мне тюрьмой…
Ах, как душно жить в России,
Боже, Боже мой!
12.10.69, Санкт-Петербург.
Тюрьма на Шпалерной
12
Как самый благостный сигнал
Для утреннего часа, –
Проснулся я и услыхал
Колокола от Спасо-
Преображения, и вот
Увидел мглу сырую,
И к центру площади народ,
Идущий врассыпную.
А в храме – выдачу просфор
И праздничное пенье,
И прихожан нестройный хор,
Молящий о спасенье
Всех гибнущих от нищеты
И страждущих от горя…
И вижу вдруг, как входишь ты
И, постояв в притворе,
Припоминаешь, как хочу
Я быть с тобой, на воле,
И ставишь за меня свечу
Угоднику Николе!
1.10.69, Санкт-Петербург,
Тюрьма на Шпалерной
14
Не падайте, матери, в ноги мучителям!
Не стойте ни в очереди к прокурорам,
Ни писем не шлите… ко их заместителям!
Надежду не тешьте бесчестящим вздором!
Что будет – то будет! Лишь сделайте главное:
Найдите в себе материнские силы
Молчать и не славить расправы бесславные,
Когда сына тронула тень от могилы!
30.10.77
15
Не ходите на Красную площадь!
Не взывайте к рубиновым звездам!
Если сын ваш расстрелян – всё проще,
Если жив – то для муки был создан…
Пусть в Кремле правды нет – и не надо!
Пусть холоп воцарился на хаме –
Будьте чистыми, тепля лампаду,
Сердце слезно омойте во храме!
30.10.77
16
Не ищите спасенья у Спасской башни,
Прошений не суйте зазря часовому,
Живите торжественней и бесстрашней,
Лишась вашей прежней семьи и дома!
И всё-таки новому сыну – без злобы –
Правду откройте, хотя бы вкратце,
С кем ему жить придется бок о бок,
И за какое счастье сражаться!
30.10.77
17
Когда-то лампада у врат тюрьмы,
Теперь – передача в канун зимы.
Здесь горько с неволею рядом стоять,
С одной лишь виной, что российская мать!
30.10.77
19
Дома не были откровенны…
Как теперь сказать, что не так?
Между нами замки и стены,
Разгляди сквозь них, кто здесь враг!
Ведь и в каждом почти семействе
Так привыкли друг другу лгать,
Что лишь в правде, не в фарисействе,
Обвинить может сына мать!
Ну, а если, не обвиняя,
Что-то знать захочет о нем –
Звезднобратия приказная
Заградит этот путь огнем…
9.11.77
20
Не сорок мучеников – более того!
Не тысячи младенцев избиенных,
А миллионы, запертые в стены
Из лжи и ненависти – братьев пленных,
В безвестьи гибнущих обыкновенном,
Как будто не случилось ничего, –
Десятки миллионов, ныне тленных,
Нашедших с почвой кровное родство…
3.03.78
22
Говорю для тех, кто способен
Вопреки всему – воспринять
В сверхъязыческой мира утробе,
Что такое без сына мать,
Мать-вдова, от сына безвинно
Отделенная – не навек? –
Полосой огнестрельной, трясиной
И забором, где дождь или снег.
Мать, виновная, что родила,
Прикоснувшись к судьбе-тюрьме,
Ту частицу недетской силы,
Что сломила тюрьму в уме.
12.11.77
23
Листовки, винтовки, бомбы…
О, сколько слегло сыновей,
Воюя с совдеповской пломбой,
Не сорванной с лагерей.
Но тот лишь духом сильнее,
Кто знает – понятно и мне! –
Что всех здесь виновней Идея,
С наручниками извне.
11.11.77
24
Мелькнут года, пройдут десятилетья,
На всё есть свой – земной и Божий суд.
Но всё ж из лагерного лихолетья
Скуёт эпоха цепь скупых минут…
По звенышкам, как чётки, пальцев между
Переберут и вкованные в ней
Мерцанья звезд в решетках, как надежды
Молящихся российских матерей!
3.11.77
25
О Мачеха-Родина!
С диким упрямством
Ты сына, как пасынка, вновь проклянешь:
С Великим безумством,
Единым тиранством,
Где в Зле Неделимом повсюду есть ложь!
5.11.77
26
На суде, со скамьи подсудимых,
Скажут дети мне ваши при вас
То, что вы, в согласьи лишь мнимом,
Так боялись открыть напоказ;
Так боялись побоев и пыток,
Пораженья в псевдоправах –
Звездно-молотно-серпный избыток
Вам внушал суеверье и страх!
А теперь, словно вмиг воскрешенный
Или вынутый вдруг из петли, –
Зазвучит детски-кровно-исконный
Голос молча казнённой земли…
19.11.77
27
На скамье несвободы, в зале суда,
День рожденья однажды отметил свой.
Помню, мать мне приветно кивнула тогда.
Мой ответ – в пару слов – не прервал конвой.
И, кивнув, показала жестом она,
Как когда-то держала меня на руках…
А теперь лишь тюремная держит стена
Крепко так – на неласковых замках!
Кто тюрьмой, кто любовью, кто смертью пленён,
Но не всякому мачехою-судьбой
Дан был день, где, как сын, он от Духа рожден…
Будь от века день благословенен такой!
24.11.77 В день рождения
28
В день именин Заступницы Марии
Увенчан я желанием одним:
Да сохранят тебя мольбы мои ночные,
Как я твоей любовью был храним!
9.08.73, Кучино.
Политлагерь на Урале
29
Есть на Руси издревле почитанье
Священных богородичных икон.
В них образ материнского страданья
С младенцем – чаще всех запечатлен.
Есть среди них икона «Умиленье»
И «Утоли моя печали» есть,
«Всех Радосте скорбящих» – их значенье
И вспоминать некстати всуе здесь.
Но образ, где в страданье безымянном
Целительная скрыта благодать, –
Пребудет самым ревностно-желанным
Везде, где есть страданье, сын и мать!
3.11.77
30
Свиданье с матерью – всего на час.
В тюрьме, перед этапом, под конвоем.
Сиянье ласковых, усталых глаз,
Прикосновенье любящей рукою
Через барьер казенного стола,
И собственный порыв – навек прижаться
К единственной, что в муках родила
Меня, в эпоху лжи и святотатства,
И детское сознание вины
Перед морщинкой каждой меж бровями –
Над яблоками, что принесены
И стали здесь запретными плодами.
И боль за всех таких же матерей,
Что на беду себе, среди страданий,
Растили нас для тюрем, лагерей,
Для множества смертельных испытаний.
И тяга на прощание в дверях
Перекрестить до встречи облик милый,
Как, может быть, она меня в слезах
У колыбели по ночам крестила…
23.06.70, Барашево, Политлагерь в Мордовии
31
За решеткой вагона в окне – полустанок,
Автоматы конвойных и пасти собак,
Пар морозный – и вольный перрон спозаранок,
Жесты тех, кто хотел бы нам бросить табак.
И с младенцем грудным на руках между ними –
Темноокая мать, что нам машет вослед…
Я, конечно, не стал бы речами пустыми
Тормошить эти призраки лагерных лет,
Если б только не вспомнилось, как на Урале,
Вместе с матерью – детскому ль впору уму? –
Мы вагонам таким же рукою махали,
И смотрел я им вслед, как себе самому.
28.05.70, Барашево, Политлагерь в Мордовии
33
Если вдруг ты на подвиг идешь –
и смертельна расплата,
Если вдруг неудача, тюрьма,
смрадных пыток часы, палачи –
Передай свою жизнь, как записку,
еще не погибшему брату,
Вспомни мать, помолись,
в остальном – до конца домолчи!
2.03.78
36
Молитесь, матери, молитесь!
За всех, погибших в тюрьмах,
Умерших на этапах,
Замученных в лагерях,
Насмерть залеченных
За стремление к познанию
Ликов Истины.
Молитесь, матери, молитесь!
За всех, умерших в ссылке,
Без вести пропавших,
Застреленных при побеге,
Не вынесших испытаний –
Пропащих душою самоубийц,
За всех, за кем охотится неволя,
Как сыновья в разлуке молятся о вас –
Молитесь, матери, молитесь!
1.11.78
Санкт-Петербург
[i] Подробно о Н.Н. Брауне см.: НЖ, № 276, 2014. С. 378.
[ii] Ермаков Георгий Иванович (1931–2015) – публицист, мемуарист. Родился в Брянской области, из крестьян. Семья была разорена коллективизацией. Во время войны после 1943 года. Ермаковы были вывезены на работу в Германию, в лагерь под Аугсбургом. По окончании войны вернулись в СССР. Георгий учился в ремесленном училище, служил; в 1960-м закончил Высшее инженерное морское училище. По специальности – корабельный радиоинженер. 20 апреля 1974 г. был арестован КГБ в Ленинграде. Осужден по статье 70 УК РСФСР «Антисоветская агитация и пропаганда». Узник уральских политлагерей дважды: с 1974 по 1978 и с 1981 по 1986. В 35-м политлагере втайне сконструировал радиоприемник, по которому можно было слушать свежие новости по «Голосу Америки» и радио «Свобода». Режимную ссылку после срока отбывал в Кара-Калпакии. В 1986-м был освобожден в связи с пересмотром дела. После освобождения проявлял политическую активность, выступая за декоммунизацию страны, за люстрацию, в конце 1980-х вступил в НТС, с 1992-го – активный соратник Российского Имперского Союза-Ордена. В 1990–2000-е годы принимал участие во многих массовых общественных мероприятиях, митингах, маршах протестов, подписывал правозащитные документы. В июле 1992 года участвовал в Сахаровской конференции узников политлагерей в Чусовом Пермской области, в открытии памятной доски на бывшем бараке 35-го политлагеря на Урале: «Отсюда уходили на волю последние политзаключенные коммунистического режима». Публиковал статьи и мемуары. Предисловие к поэме Николая Ник. Брауна «Всем матерям российским» было написано им в 2007 году. До конца жизни проживал в Санкт-Петербурге, похоронен на Северном кладбище.
Санкт-Петербург