* * *

Знаешь, какой фразой мне хочется завершить

Последний стук сердца в моей груди,

Когда ничего ни поправить, ни сшить:

Самое интересное – впереди.

 

И не потому, что верю в загробную жизнь –

Это не так… совершенно не так.

Но… ты хоть год во тьме меня продержи,

Ни за что не поверю в посмертный мрак.

 

Право, нечто, вроде просвета, мелькнет и там,

И в темноте этот проблеск видней.

Я за него всё, что угодно, отдам,

За поворот этот новый… там… за ней.

 

 

* * *

Вот что шепчет ночная река

Умершему мотыльку:

«Не торопись… полежи пока,

Ты не влезаешь в строку.

 

А знаешь, сколько небесных труб

Конец твой могут воспеть!

Твой маленький, неприметный труп,

Твою незаметную смерть.

 

Для этого надо переложить

Маленький опыт –  в большой.

Перетекает малая жизнь

В другую… с бóльшей душой.

 

Для этого нужно много сил,

Я к устью спешу – не трусь:

Хотя меня никто не просил,

Но я за тобой вернусь.

 

На океан я гляну мельком,

Приду – ибо я не лгу –

За тобой, маленьким мотыльком,

Лежащим на берегу».

 

Это река мотыльку поет,

Дорога так далека…

Она отправит его в полет

На крыльях, мертвых пока.

 

 

* * *

Крылатою силой Воды и Огня

И Воздуха легкою силой

Тебя заклинаю. Послушай меня…

Земли тяжкой силой бескрылой.

 

И Лесом шумящим, и Небом над ним,

Растительной силой гремучей.

Послушай… Еще мы тебя охраним

Грозою, и Ливнем, и Тучей.

 

И Радугой в светлом сиянии дня,

И Звезд среди ночи мерцаньем,

И шелестом Трав… Ты послушай меня:

Поверь мне с моим заклинаньем.

 

Отсюда прозрачней, ясней и видней,

Что можно заклясть Мирозданьем…

Всей краткою силою жизни моей

С любовью ее и страданьем.

 

 

* * *

Да, я – часть трудового народа.

Может, даже – не худшая часть.

Это чувство во мне год от года

Укреплялось всегда, не таясь.

 

Да, я – сын трудового народа.

Ну, не лучший, наверное, из них.

К мыслям этим… подобного рода

Негативный оттенок возник

 

У властей со времен Хаммурапи

До теперешних всяких властей.

Любят в дурке, на зоне, этапе

Безответных и сирых детей.

 

Как им пасынок люб одинокий

Вне связующих нитей… корней…

Щедро сыпали длинные сроки –

С ним, таким, управляться верней.

 

И поэтому мне так понятна

Страсть запачкать всех в общей вине,

Эти белые… черные пятна

В историческом их полотне.

 

Даже будь я цыган или немец,

А евреем и так был всегда,

Не страдал бы, что я отщепенец…

Муравейник… ватага… орда.

 

 

* * *

Не терзаюсь всесилием тьмы,

Неохватностью разумом мрака.

Даже лучшие в мире умы

Отступали… А я-то уж всяко

 

Этот мнимый и страшный тупик

Не пытаюсь рассматривать в споре.

Что уж мне обсуждать? – Я старик,

Мне откроется истина вскоре.

 

Но уйду, эту тайну храня.

Не поведать о ней эсэмэской…

Так что вы уж простите меня

По причине достаточно веской.

 

Отдаляются дом и друзья.

Так должно быть…

                        в конечном-то счете.

Укрепляется стойкость моя

Лишь в страданиях духа и плоти.

Нет, не верует в силу клинка

Ненадежный и шаткий мой разум –

Только в то, что не сломлен пока

И ничем никому не обязан.

 

 

* * *

Господь, сделай меня Твоей армии рядовым,

Спали этот мир небесным огнем… развей, как дым,

Но что-нибудь сделай, ибо Твое молчание

Приводит меня и прочих других в отчаянье.

 

В этом нет мудрости, смысл особый не заключен…

Я хочу быть замкóм, что Ты отпер Своим ключом.

Запер зренье и слух – Тебе доверяюсь слепо….

И верую я, потому что это нелепо.

 

В это начали верить две тысячи лет назад,

Благими намереньями… дальше что-то про ад,

Но тут всё зависит от глубины прочтения…

Мир так переполнен мерзостью запустения.

 

Подумай те, первые, что это всё на века, –

Да своими руками распяли бы чудака,

Что явился и обнадежил алчущих сдуру,

Забыв про презренную тварную их натуру.

 

Прав был великий Дарвин: именно что от макак.

Посмотри на их игры, как мы похожи и как

Преуспели в развитии самых мерзких качеств…

Но это – отвлекшись от всяких мелких чудачеств,

 

Что раз в столетие случается с кем-то из нас,

Типа того, что он и под пытками не предаст,

Добровольно взойдя на костер вместо другого…

Это помимо идеи единого Бога.

 

Господи, ты ведаешь, насколько я уязвим,

Отошли в толпу рассуждающих про ихний Крым,

Соглашусь, среди них распоследнего хуже я…

Но и там не вложи в мои руки оружия.

 

 

* * *

Край света, за которым, не ведаем, тьма ли

Или новый… конечный, как и эта строка.

Собственно, нас и сюда-то не очень звали,

И взашей нас отсюда, надеемся мы, не гонят пока.

 

Новый свет… со своим небом, концом и краем,

И где всё поднимать придется с начала… с нуля.

Это знанье неподъемно… а что мы знаем?

Может, наше явленье туда, как прибытие короля,

 

Обнесшего свое королевство стеною

И сбежавшего, остановив дыханье в груди…

Оставившего гаснущий свет за спиною

И встречающего разгорающийся – там… впереди.

 

                                                           Санкт-Петербург