Стихи
Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 296, 2019
* * *
Я знал его неплохо, можно сказать хорошо.
В мою аптеку он заходил часто.
Всегда брал экстракт корней одуванчика
(«печень надо чистить каждый день, как зубы»),
аспирин («от моей любимой мерцательной аритмии!»),
пачку темно-кровавого боярышника
(«для бодрости»).
Он относился к клиентам,
которых я называл про себя «реакционными романтиками».
Любил вспоминать, как мать в детстве
ставила ему горчичники на пятки,
и тогда-то он понял, что душа и вправду в пятке.
Еще с любовью говорил о кислородных подушках
(«прежде были пузатые цвета хаки, а теперь синие и плоские,
как постельные подушки»),
жалел, что не испытал на себе силу пиявок
и зелья из шпанской мушки,
рододендрона ржавого,
сушеной крови крота и летучей мыши.
После он куда-то исчез, и когда появился, я едва узнал его:
тусклые глаза, серая кожа, лыжная шапка на голове.
Он вяло поздоровался и протянул мне рецепт.
Я взглянул на рецепт и сразу всё понял.
Больше я его не видел.
* * *
Вы находитесь здесь:
в этой точке книги.
На карте легко найти
несколько могил моих близких.
Для этого надо полистать другую книгу –
«Смерть в лучшем смысле этого слова».
Есть на карте и мой маршрут в аптеку,
куда я захожу не реже раза в неделю.
Старость на карте изображена
в образе пригоршни пилюль:
морщинистая ладонь и разноцветные таблетки
разной формы и величины.
Вон там, на краю, нарисована картинка:
это я в аптеке разговариваю с провизором.
Он знает меня куда лучше,
чем жена и сын.
Практически он знает обо мне всё.
Ну почти всё.
Кое-что я от него скрываю.
Афродизиаки –
порошок из бородавчатого гриба
или экстракт яичек кенгуру –
я покупаю в другой аптеке,
точнее в разных,
чтоб у меня была хоть одна тайна.
С виду карта моей жизни
выглядит как иллюстрация на форзаце
приключенческого романа,
но наполовину свёрнутая.
Там, в свёрнутом рулоне,
есть стрелка, ведущая к зарытому кладу
т. е. к могиле с датами моей жизни и смерти.
Даже мне не под силу развернуть рулон.
Пока.
* * *
В Праге у меня есть любимая аптека –
при монастыре Св. Агнессы.
Рядом течет Влтава.
Ветерок уносит вниз по реке
городской смрад.
В аптечном саду монастыря свое хозяйство:
белладонна, полынь, арника.
Однажды в июне 1712 года
я зашел в аптеку за беленой
для гниющего зуба.
Передо мной стоял старик лет сорока.
Он в голос спросил
порошковую серу для окуривания.
Монах принес.
Что-то меня насторожило,
сам не знаю что.
Разве мог я знать,
что через месяц
грянет чума и унесет жизни
тысяч пражан, трех десятков тысяч!
Но старик-то знал, готовился:
иначе зачем пришел к Св. Агнессе за серой?
* * *
Лекарство от птахокардии? Без рецепта?
Но какой птах завелся в вашей грудной клетке?
Голубь? Тогда лечитесь Хлебниковым:
«Он прилетел, осенне-зябкий.
Он у товарищей в опале».
Ворон? Ну, сами знаете.
Лучше по-английски.
Нет, не Эдгара По.
Это уже каменный век фармацевтики.
Одну столовую ложку Теда Хьюза.
Ваш приятель его переводил на русский?
«Ворон, раскорячившись и опустив голову,
роется в приморском мусоре
в поисках недоеденного мороженого»*.
Приятель умер? Ему не помогло?
Но у вас другая околосердечная сумка.
И, пожалуйста, осторожней с аортой.
Один из ваших отошел в вечность
от ее разрыва.
Подозреваете, что стервятник?
Тогда Шевченко:
«А на спину
Стерв’ятник сів і хижим дзьобом
Довбе в потилицю щосили…»
Да, вы знаете побочный эффект лечения?
Утрата голоса.
Куда же вы? Еще зайдете?
Cьек-сьек-сьек!
Цы-цы-цы-сссыы!
Пьяк, пьяк, пьяк!
Ку-ку! Ку-ку!
Прынь!
_____________________________
* Crow spraddled head-down in the beach-garbage, / guzzling a dropped ice-cream. (Ted Hughes. Crow and the Birds. Русский перевод А. Парщикова)
* * *
Повезло!
В антикварной лавке купил уринометр.
Настоящий, старинный:
реторту из чистейшего стекла
с узким горлом.
Вспомнил, как бабушка
собирала мою мочу натощак,
взбалтывала, ждала,
когда урина уляжется, и долго рассматривала,
причмокивая, на просвет.
– Хороша! А цвет – аккурат пшеничная солома.
А букет – чик-в-чик цветики степные!
Вот что значит микояновский паёк!
Как бы обрадовалась бабушка покупке.
Жаль, Богу душу отдала. Или черту?
* * *
«Аптекарь! Эй, аптекарь!» – кричит Ромео
и просит яду на пятьдесят дукатов.
Аптекарь у Шекспира – бедняк из бедняков.
Но это вздор! Аптекарей страшились, хотя и почитали.
Их выбирали в муниципальные советы,
процентщики охотно ссужали их деньгами.
Если город захватывали оккупанты,
то аптекари представительствовали от имени землячества,
и часто от них зависела судьба заложников.
Кем был Ромео? Курьером эликсира смерти?
Заложником любви?
Аптекарь! Ты получил бы «Оскара»
за роль второго плана.
Но! Одумайся и вышвырни щенка!
Клянусь Асклепием,
за мной не заржавеет!
* * *
Старая проститутка (diobolaris)
собирает травы для травника.
Больше она ни на что не годится.
Травник заплатит ей один медный асс.
Она собирает и бормочет названия трав
на языке, который очень скоро –
спустя четыре-пять столетий –
испустит дух:
belladonna, artemisia, arnica.
Она не знает, что вносит посильный вклад
в развитие фармакологии.
В это же время в Риме
аптекарь Гален врачует раны гладиаторов.
Он экспериментирует над ними,
как над морскими свинками или белыми мышами.
Да, старая проститутка, Гален
и окровавленные гладиаторы
стоят у истоков
современной фитотерапии
да и всей фармацевтики,
стоят, как бронзовые памятники
эпохе разложения
рабовладельческого строя.
* * *
Незадолго до ухода
она начала путать таблетки,
забывать какую, когда,
и я купил семь коробочек
на каждый день недели,
и на каждой написал название дня:
читать она не разучилась.
Надо сказать, помогло –
в краткосрочном плане.
Да, в краткосрочном.
А коробочки я сохранил:
ПОНЕДЕЛЬНИК, ВТОРНИК и т. д.
* * *
Не знаю, можно ли назвать его аптекарем,
но фабрика по производству лекарств
в пригороде Буэнос-Айреса у него была.
Во время войны особую слабость он питал к близнецам:
сшивал их и расшивал, отрезал пальцы на руках и ногах,
карие глаза менял на голубые нордические.
Справедливости ради надо сказать,
что карликами и монголоидами он тоже не пренебрегал.
Но лично меня больше всего волнует
его интерес к близнецам.
Да, у меня это личное, можно сказать семейное.
Справедливости ради надо сказать,
что в Магаданской области
тоже проводили подобные эксперименты,
правда, на взрослых.
Но снова-таки: ну какой он аптекарь?
Так, уже после войны производил лекарства
в пригороде Буэнос-Айреса:
помогал кому-то, спасал, облегчал.
* * *
После тяжелой и продолжительной
выкарабкался.
Что помогло? Лыжная шапка?
Я ее и в жару не снимал.
Св. Агнесса?
Но она католичка.
Зелье из шпанской мушки?
Зашел в свою аптеку.
Спросил молоденькую аптекаршу,
когда будет господин провизор.
С кем мне еще поговорить
о сушеной крови крота и летучей мыши?
Она отвела глаза и сказала:
– Вы больше его не увидите.
Прага