Стихи
Документ без названия
АДРИАТИЧЕСКОЕ
Выпита желтая чашка солнца,
Дождь Адриатики рот раскрыл.
Сколько со мною, любовь, ни ссорься –
Тянется этот потешный пир.
Жизнь неплоха? Хороша конкретно!
Но одинока, как звук трубы
В старом CD. Заливай дискретно
Море, и берег, и букву «ы».
Были бы жабры – метнулся б в море,
С рыбой и лобстером корешил,
Нечто уместное местной мойве
После полуночи говорил.
В легкой туманности не Андромеды…
(Вот многоточие нанесло…)
Рыбам и тварям – мои респекты,
Чайкам со мною в стихах везло.
Дождь прибавляет волненья морю,
Пляжный Могрен в керосине туч,
Влага штурмует дома и флору,
Башню Марии и башню кущ.
…Жизнь разбивает меня ночами:
Смерти в лицо посмотреть могу,
И позвенеть налегке ключами,
И засветить, как свечу, строку.
Я почитаю, а ты послушай,
Всё остальное – за кадром дня.
Смотрит бельем застиранным суша,
Море глотает дождинки для…
Джонку, фрегат, никакую шхуну,
Словно любовь, не увидеть за…
Море колотит волной в лагуну,
Смотрит свинцовым в мои глаза.
БЫСТРОНОГОЕ МОРЕ
Ялики в море и два самолетика над
Морем, которое – Будва, Могрен, Сутомóре…
Чайки ленивей, чем хочется чайкам, парят,
Рыбой сибас обдает быстроногое море.
Море, которое всё – как соната в раю,
Ангелы с лютнями в южной тональности тонут…
Жизнь понимаю как счастье, которое пью,
С грушевой ракией падаю в солнечный омут.
Облако в мыс прорастает корнями с утра,
Не одинокие женские груди по волнам
Типа дрейфуют в сонату… Смеется жара,
Лупит прямою наводкой по мальчикам вольным.
Ялики в море и два самолетика над…
Ангелы с музыкой в смертной тональности тонут.
Ялики, яхты, кораблик «Веселый пират»…
С грушевой ракией падаю в кубовый омут.
Море Ядранское, кажется, даже в паху…
Остров Николы по грудь в крестоносцах* заразных,
Лютни и ангелы здесь или там – наверху?
Здесь или там? Всё равно. Охерительный праздник!
Праздник воды поднимется Господом над…
Все самолеты и ялики – братья по крови!
Ангелом с лютней, создателем слепленный бард
Нежится в этом зеленобутылочном слове.
…Не опоздать бы туда, где Господь в облаках,
Облако в скалы сильней прорастает корнями…
Я обнимаюсь с прибрежною музой в стихах,
Не становясь (становясь!) золотыми словами.
Слышат меня крестоносцы в могилах своих,
Облачко, что превращается в скалы и бухты.
Жизнь прорастает в глаголах и рифмах простых,
Видимо, это необщая заповедь Будвы.
__________________________________
* На острове похоронены умершие от чумы крестоносцы.
* * *
Мертвецы из лонгплея являли знакомые рты,
Труп врага проплывал с головой афоризма-китайца,
И чернели кусты, как монахи, с монахом «на ты»
Говорила Косая и слышалось: то ли «кидайся»,
То ли «прыгай в мешок», и стишок про слезливый Коцит
Скоро выучишь ты в сводном хоре под знаменем Стикса…
Это я говорю потому, что забыт айболит,
Чаще слева болит и, как будто пред смертью, подстригся.
Уточнять ни к чему. Только радовать «нежных» друзей,
Деревянное небо в ЖЗ раздирающих жадно.
Мне бы небо живое, как в детстве, увидеть полней
И скормить тишину принимающим жизнь безоглядно.
Жизнь, как смерть, хороша, потому что и смерть – это жизнь,
Черной птицей апокриф над сонной речушкой взметнулся,
Старый куст на библейском другому кусту: «поклонись» –
Прошептал почему? Почему старый ветер проснулся?
Жизнь, как смерть, – хороша, потому что и смерть – это жизнь,
Это хор мертвых душ над стигийским горланит недаром!
Ветер крутит кольцо: то стихает, то трогает высь,
Поправляет листву и глядит индивидом усталым.
В ОКРЕСТНОСТЯХ МАЯКА
Зимний день бесследней дыма
Над фатерою… Тоска
По глотку искоренима
Бренди тающим. Строка
Веет высью островною,
Как положено тому.
Закуси морковкой злою,
Кушай жирную симу.
Хорошо тайфуна после,
Снег едва не голубой,
Осень спит в брусничном морсе,
Чай заваренный с лихвой
Блазнит мглою золотою…
Мнемозиной, словарем –
Жизнь, что дышит тишиною,
Островистым февралем.
Логотипом моря – айсберг –
Бывший шельфовый ледник
Вижу в мельтешенье чаек,
Как чудесный беловик.
…Зимний свет заливу Круза
Скажет что? И стянет мглой.
Добровольческая муза
Зарифмует с глубиной
Жизнь, стекающую к Фебу…
Месяц меткою-клеймом
Что-то быстро пишет небу,
Становясь моим письмом.
ДЕВУШКА С ТАТУИРОВКОЙ ДРАКОНА
В парке Чаир распускаются розы…
Павел Арский
Красный дракон и зеленые змеи любви –
Это я видел, когда попадал в твое пламя…
Хочешь – гадай по иероглифам, хочешь – язви,
Как научила тебя азиатская мама?
Девушка в ярко-зеленом, как чай в чайхане,
С музыкой из Поднебесной – январское диво
В твердой Москве, в изумрудном и синем огне
Бьющих реклам… На закуску тайваньская слива
И карамбола экзотикой тает во рту.
Сколько любви вырастает в округе Тайбэя?
В белой постели не спутать твою наготу:
Делала нежно, и делала нечто, смелея…
Я бы поплыл за тобой по реке Сюгулан
Мимо бамбука, тайваньской сосны, эвкалипта,
Выпей, подруга, проклятый московский обман:
Линия счастья – от эроса до недосыпа.
Остров Тайвань обнимаю не раз и не два:
Тай или вань я твоими глазами увижу?
Где-то к рассвету густеет в предгорьях трава,
Солнце ласкает какую-то ветхую крышу…
В парке Тайчжун (в сновидении) я окажусь,
Что мы вдвоем натворим в этих скрытых беседках!
Сколько подарков вручу я дракону. И – пусть.
Птицу счастливого Будды примечу на ветках.
Так ты врасплох сновиденьем забрала меня,
Желтый Тайвань – Гумилева неспетая песня!
В жирной Москве нам хватает по горло огня,
Линия жизни – от эроса до поднебесья.
Линия в полночь – зеленые змеи любви,
В парке Тайчжун распускаются розы? – промашка.
Хочешь – гадай по иероглифам, хочешь – язви,
Женщина из… Недопита последняя чашка.
Хочешь, тебе расскажу, кто такой Гумилев?
Хочешь, целуй нараспашку от рая до ада.
…Так вдохновенье плывет от твоих берегов
Древнекитайского сада.
Москва