(Публ. – В. Ярмолинец)
Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 292, 2018
ДЕТСТВО
Видно, жить осталось недолго:
Все чаще вспоминается мне
Родина, детство, Волга.
Я вижу их даже во сне.
И сны эти ближе к правде,
Чем то, что наяву.
Да я и не знаю – явь где,
А где я в мечтах живу:
Не видел бы я иначе
Себя со стороны
То в скучном осеннем плаче,
То в буйном смехе весны.
ПЛОТЫ
Как острова из бревен, ровны, долги,
Плоты проходят с севера по Волге.
На них – теплушки и плотовщики;
Их голоса певучи и легки,
Разносятся над волжскими водами.
Косматые, с большими бородами,
Без шапок, босиком, без чапанов,
Они похожи то на колдунов,
То на лихих разбойников. Ночами
С плотов во мрак горящими очами
Глядят огни пылающих костров.
В котлах варят уху из осетров,
И вкусно пахнет в воздухе здоровом
Рекою, лесом и дымком сосновым.
Шуршит меж бревен, плещется вода, –
Отражена в ней каждая звезда
И месяца серебряный осколок.
Путь из Уфы до Астрахани долог,
Но песня им сподвижник и другарь,
Не знает скуки с песнею волгарь.
* * *
С любовно сладостною жутью
Любуюсь чуть не полчаса,
Как на листах капусты ртутью
Дрожит во впадинах роса.
Бока вилков покрыты матом.
Последним отблеском заря
По их отливам синеватым
Скользит улыбкой сентября.
И погасает… Божье око
Раскрылось и глядит – звезда,
И звон субботний издалека
Зовет усталых от труда.
Такая бедность вкруг, такая
Родной природы простота.
Но в чем же сила колдовская,
Чем эта кротость не свята?
И отчего я ей, как чуду,
Дивлюсь, молюсь душой без слов,
И до могилы не забуду
Звезду, как око, бедность всюду,
Росу и звон колоколов.
ПЬЯНЫЙ БОР
По-над белою Камой,
Есть высокий, крутой косогор.
До вершины до самой
От подножья вздымается бор.
При огнистом закате
Красным пламенем блещут стволы.
В дивной черни и злате
Их убор до последней иглы.
Буйно сосны и ели
Наклонились туда и сюда.
Разгулялись во хмеле,
Точно в Каме вино, не вода.
Снизу доверху пьяны,
Рвутся все вперебой, напролом
Колдуны великаны,
Чтобы Каме ударить челом.
Побродил я по свету,
Повидал я немало чудес,
А подобного нету
За пределами наших небес.
Да и сами сибиллы
Вряд ли знают ответ на вопрос:
От своей ли от силы
Пьян тот бор, иль от горя и слез.
ПЕСНЯ
В раннем детстве мать мне пела
Песнь. Но память не уздечка,
Песнь – не конь. Не уцелело
Ни напева, ни словечка.
Песен срок давно мне вышел.
Но минувшей ночью снова
Я во сне ту песню слышал
Всю, от слова и до слова,
Всю с ее напевом дивным
И таким простым, казалось,
Со словами неразрывным,
Что одно в одно вливалось.
А проснулся – тщетно память
Слово, звук родной ловила,
Все, как снег, ночная замять
Покрывала и кружила.
Верно так кружила дико
В эту ночь и на погосте,
Где от милого мне лика
Уцелели разве кости.
Все истлело. Не истлело
Только то, что стало мною,
Что поет во мне и пело
Этой ночью ледяною.
Все истлело: сердце даже,
Сердце матери, в котором
День и ночь любовь на страже
Пела вместе с Божьим хором.
И глаза ее истлели,
А ведь в них-то и таились
Те слова, что в сердце пели
И в зрачках ее светились.
* * *
В прощальные ласки заката,
Когда обмирают леса,
Нас осенью поздней куда-то
Зовут тишины голоса.
Зовут неизвестно откуда,
Неведомо новы и чьи,
Как тайн сокровенные чуда,
Как вечных жрецов литии.
Дорогой иду незнакомой
В далекой и чуждой стране.
Все сердце прощальной истомой
Сияет в закатном огне:
Не боль, не предсмертная мука,
А та же, что в каждом листе,
И в каждой былинке – разлука,
Причастье к иной красоте.
Публикация – В. Ярмолинец