Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 290, 2018
ЗАБЫТЫЕ СТИХИ
Спрятанные книжных листков между,
Живыми были и часто дышащими.
Теперь же, со склеенными веждами,
В корешках тускнеете выцветших.
К жаждущим свежей озерной ряби
От вялотекущего общего места
Строфой блеснувшей, одной хотя бы,
Извернувшись, выпрыгнуть из контекста!
И живцом, напитавшись первоосновы,
Соскользнуть, впадая в сердечное устье,
За пороги, с течением быстрой крови,
Прямо в чувство.
* * *
– Вам… мятных? – и в один кивок
Ныряет за борт маленький совок,
Потрескивают бусины-стекляшки,
Дрожит зефир – нежнее нимфы ляжки,
И лентой ловко схвачен коробок.
Кренится от ванильных волн
Калиф-халвы слоистый холм,
Бриз на желе, мурашки маршмэллоу,
Испуг суфле и стынет фарш лиловый
В потеках шоколадных смол.
Кулечки с миндалем, как времени расчет,
Где через площадь серый шелк течет.
Не прячьтесь далеко, лакричные тянучки,
И если луч блеснет сквозь эти тучки,
Он в леденцах спасение найдет.
* * *
– где была? не отвечает. ложка бродит в горьком чае,
ворот шелковый на блузке чуть подрагивает пульсом.
воздух комнатный питает лилий цапельную стаю,
за стеклянной мутной стенкой ноги ломкие в коленках.
облетают. пруд в тарелке прорисованный с гребцами,
рядом нож веслом и вилка позабыта вниз зубцами.
где была? скользнет улыбкой в уголке буфетной дверки,
вбок от кобальтовой белки промелькнет и возродится
за посудной вереницей, расслоившись канет в лету.
притворятся, как обычно, равнодушными предметы
за зеркальным пересветом. – где была уже там нету.
станет все таким привычным, как разученные гаммы.
так разглаживают руки скатерть ровными кругами.
* * *
Окно, над которым сыреет венец,
от дуг, загогулин из круга почета,
до плоти прихваченной шторы, колец,
продетых в карниз, измусоленных четок.
Чьи мутно глаза застревали в распорке
отчаянных накрест газетных полос,
и кто лишь мечтал о весенней уборке,
края кисеи зацепив за откос?
У неба ночами испрошены дни,
стекло половинит щиток «отселенка»,
где глубже бездомные прячут огни,
у стока водянкой раздута коленка.
Кому подоконник теперь как порог,
с которого сухо сползают скрижали?
Плюща уцелевший ютится горшок,
хотя и не боги его обжигали.
* * *
Так память тяжела, как бабушкин сервант.
Из темных ящиков отпущены на волю:
Шинковка грозная и пуд баварской соли,
Задерживавший плату квартирант.
Непримиримость, гордая на вид, –
Бюст мраморный, с прожилками эфедры,
Английский адмирал, державший нос по ветру,
В две дырочки сквознячные сопит.
Тарелок пенятся волнистые края
В колоннах, что едва удерживали руки,
Всего лишь две руки, и все столпы науки –
Энциклопедий синие тома.
Свинцовая судьба неласкового брата
По щедрым завиткам растрескала багет,
И, скованный кукушкой, вдовий след
По гнутому оставлен циферблату.
Раскрыты ящики. А после них – потоп,
Тряпичные везде стекают водопады.
С порядком мировым не зная сладу,
Канаты спутанные парашютных строп.
Киев