Стихи
Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 284, 2016
ПЕРЕЛЕТ
Еще 50 лет назад это были корабли, как на рубеже новой эры.
Последние несколько десятилетий – самолеты.
Но они приближаются к берегам Святой Земли – тоже со стороны моря.
И есть ощущение перехода: от одной стихии к другой.
Самолет из Рима, на котором я прилетел в Израиль,
приземлился ночью. Духота и влажность,
семейственность и простота нравов. У таксиста,
везущего в гостиницу, вместо салфеток – рулон туалетной бумаги.
Ночной портье, похожий на сапожника-ассирийца
в московской подворотне, – угостил крепким кофе.
Вошел в номер, принял душ, но все равно словно блин в масле.
За окном – море, чернота и прозрачность, глубокие, как обморок.
Это мой новый дом, на песке, в буквальном смысле.
Жесткий, будто волна, если к ней не повернуться боком.
Что это уходит из-под ног? А, это прошлое. Золотое детство
в шапке-ушанке под латунным небом. О’к, всему свое время.
Для того, чтобы выжить, – стóит умереть, и потом воскреснуть, если
это, конечно, получится. Хочется верить.
Как потом выяснилось, в этот день на шоссе под Иерусалимом
террорист повернул руль пассажирского автобуса в пропасть.
Но я узнал об этом только через несколько месяцев,
когда начал читать газеты и слушать новости –
Какая связь
между приземлением самолета с сотней репатриантов,
мной в том числе, – и терактом? Похоже, закон сохранения энергии,
в данный момент, в данном месте. Смерти нет, а «просто»
переселение душ. Если ведешь себя хорошо, окажется,
что это – репатриация.
* * *
Голова в полосе отлива. Воздух сед и скрипит, как кровать.
Расскажи мне, Иосиф Флавий, об умении выживать
Слева пальма, а справа ибискус. Небосвод – сухой водосток
Это выход – по кругу и наискось переход из стекла в песок
Я свидетель почти бесплатно, но никак не пойму в чем здесь суть
Объясни мне, Иосиф Флавий, как слепить прозрачный сосуд
Золотому уменью все бросить и в другом измереньи собрать
Научи, хитроумный Иосиф, – фарисейству не умирать
Новый день – как пакет для мусора чист бесцветен и пуст пока
Слева пальма, а справа ибискус. Голова затекла как рука
КАСТЕЛЬ
1
Каждый день, забирая сына из детского сада,
я вез его в ближайший парк на склоне горы Кастель,
на своем древнем «Пежо», блекло-голубом,
как выцветшие глазки старушки из дома напротив.
Время от времени она встречалась на улице:
сидит на каменной оградке под кряжистой фигой
и в ответ на детский «шалом»
выдает прохожему ребенку
горстку орешков, леденцов и тянучек
из целлофанового мешочка.
Он это принимал как естественный
порядок вещей, вроде как с дерева упало.
Правда, когда-то и мне в Москве году в 1964
у метро «Павелецкая» один пьяный дядечка
тоже купил мороженое,
до сих пор помню – пломбир.
2
Парк на месте легендарного боя
за стратегическую высоту во время Войны за Независимость
(история в жанре «300 спартанцев», но с героями «Одесских рассказов»
и бюджетом «Белого солнца пустыни»).
Здесь всегда висели сторожевые крепости на подъезде к Иерусалиму,
и сейчас над изгибом долины, с обзором на юг и на север,
на своем аутентичном месте – сидит, как железобетонный пес,
дот времен Британского мандата в полной боевой готовности:
свежая краска, запах смазки.
Но пока
из-под шкуры политики не вылез череп истории
и очередная война не подвела черту под прежней жизнью,
давай собирать камни и шишки,
бегать наперегонки до ближайшей мусорной урны,
карабкаться по камням на верхнюю детскую площадку,
а потом, сидя на валуне в тени под эвкалиптом, –
пить воду из одной бутылочки
и тихо обсуждать твое будущее и мое детство.
3
Сколько мы проковыляли вдвоем,
после яслей, детского сада, после школы,
один с камнями и палками, другой с сигаретой в зубах,
в Кастеле, Эйн-Кереме, в соснах под Театроном…
Гравий детских плошадок, усыпанный листвой вязов,
высохшие стебли пальм – гигантские рыбьи скелеты,
варраны, шуршащие в пакетах из-под чипсов,
вороны, протестующие против холода в 40-градусную жару
(«кар» – значит «холодно» на иврите). И это длилось годами.
Осень сменялась весной. Лето выжигало травы
и нагревало воду в питьевых фонтанчиках.
Потом опять приходила осень – время первых дождей,
где-то в октябре, после Нового Года…
На самом деле перманентное лето прерывалось на время
сезоном дождей, как терпенье слезами.
И мы брели через время, пока оно текло в нас.
Один – маленький – впереди. Второй – взрослый – следом.
С одинаковым видом капризной сосредоточенности
на потоке самоотдельных бессвязных мыслей.
Иерусалим