Стихи
Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 283, 2016
Городское трио и вальс
ВОДА
Воды смеющиеся рты,
кипенье пены у причала…
Как по-русалочьи влекли
твои дразнящие черты,
пока ты рябь себе вязала.
Вбирать в себя и отпускать –
живая жадность отраженья,
учись умению ласкать
без присвоенья и вторженья.
Твое всему и вся – люблю,
твоя отзывчивая влага
искрящаяся, бытию
быть зеркалом, какое благо!
Когда, как жук ползущий, жуть
на гладь реки наводит катер,
вскипает недовольно муть
и небо комкает, как скатерть,
но, наградив в сердцах гранит
пощечинами в переплеске,
вновь успокоившись, лежит,
как женщина, в зовущем блеске.
В ней город нянчит свой портрет,
чтоб люлька ломкая канала,
кроша на корм дрожащий свет,
осколки сумерек качала,
пока не догорит дотла
закатная змея ползучая.
Подруга хаоса и случая,
работает всю ночь вода,
выбалтывая мысль текучую.
ВЫХОДНОЙ
Анатолию
Заславскому
Бежит солдат по переулку
на долгожданную прогулку,
он матерщинник без затей;
он завернет, пропустит кружку,
обнимет скорую подружку
и разведет протяжный клей.
Стоят бездымные заводы,
на них холодный дух природы
шершавой изморозью сел.
На самолет неторопливый,
звенящий точкой комариной,
разинув рот, глядит пострел.
Морозный запах апельсинов,
упорство дивное спортсменов,
в избытке заселивших край;
кривые стекла магазинов,
за ними лица манекенов
и скачущий по ним трамвай.
Майор сдувает пену с кружки,
обходит спящего пьянчужку
и гордо думает о том,
что он умрет не пьяным вором,
не как собака под забором, –
в уюте, созданном трудом.
Иди и знай, как повернется…
В квартирах медленно живется
большим количествам людей.
Они выходят на прогулку,
солдат бежит по переулку…
Таков пейзаж воскресных дней.
ПРОВОДА
Пересеченье проводов, ломтей небесных блюдо,
кривая песня городов, косой нарезки чудо.
Густая арфа гулких крыш, линейки нотной невод,
когда взметнется ветер: «кыш»! – и голубь прыснет в небо.
Сигая смело сверху вниз, убившись в крышу склада,
он черным животом провис и режет тело взгляда,
зато мелодия легка его подъема-спада,
когда под дудочку столба он пляшет до упада.
Путепроводы проводов, столбов немая свита,
в побеге белой ночи снов из склепа лабиринта,
держа спасительную нить влюбленной Ариадны,
по набережным побродить, где люди бродят стадны,
где изувеченный закат течет расплавом в вены, –
так золотом в глазах горят мозаики Равенны,
так в путанице проводов, водой каналов морщась,
лаокооны городов встречают утро, корчась.
ВАЛЬС
Вот Ничто,
вот в начале Ничто проступает,
полым светом тебя пеленает
на обочину жизни кладет, –
все придет.
Все придет,
все придет и себя раскроет
в силу силы – чего оно стоит,
превращаясь, вращаясь, любя
в тесном мире тебя.
В тесном мире тебя
звук течет изнутри, расширяясь
до кустов и деревьев, вплетаясь
в молодые побеги листвы
той весны.
Той весны,
той весны сны и сны, и подруга
водит сердце по глупому кругу:
раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, –
все сотри.
Все сотри,
все сотри до последней картинки,
настоящего мелкие льдинки
письмена высекают морщин –
ты един.
Ты един,
ты един, выходя на поклоны
ветки в ветреный вечер, на склоне
жизни видишь: а вот и лицо,
вот Ничто.
Вот Ничто,
вот Ничто через все проступает,
тонкий занавес жизни снимает,
в тайничок во Вселенной кладет –
там схоронится, не пропадет.
Санкт-Петербург