Стихи
Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 282, 2016
ЭЛЕГИЯ СУМЕРЕК
Последний луч. Последний шанс.
Пространство пробивают фары,
И с сожаленьем, не спеша
Заката разбредутся фаны.
Теряет контур блудный дым
От барбекью, и сад напротив,
Соседний, с каплями воды
Взлетает и блестит в полете.
Все монотонней речь листвы,
Цикад беседы у порога
И отдаленный шум молвы,
Что разойдется понемногу.
Ведь можно жить, не торопясь,
И даже жить, не беспокоясь,
И зная, что отходит в пять,
Привычно опоздать на поезд.
Не видеть сумерек приход –
Все непременное случится,
И в час, когда зажгут восход,
Ландшафт банально оросится.
За горизонт прямая речь,
Сужаясь, в темень уплывает,
И все, что не готов сберечь, –
Не будет, ибо не бывает.
Все безразличию равно,
Все происходит самотеком, –
И бьются ангелы в окно,
И разбиваются о стекла.
ПАСТОРАЛЬ
Опаленные камни фасадов. Дождем
Здесь не пахнет – из бара, раскрытого днем,
Как из погреба, тянет запрелой рогожей,
И никто подышать не выходит наружу
Отразиться, хоть окна годами похожи,
Или вспомнить и плюнуть соседу в душу.
Тишина. Не обломится наглое «плиз»
От бродяги из местных; покато вниз,
Отделяясь от шкуры, змеей к райцентру
Проползает дорога – и будто бы карту
Видишь с улицей имени Клары Цеткин,
Или хуже, но с тем же уклоном покатым.
На часах на часовне почти уже три.
Проводил до автобуса внучку старик,
На скамейку надолго присев, и автобус
С полчаса как не виден, но мудрый Хоттабыч
Все глядит в пустоту, сомневаясь, что глобус
Так и будет вращаться, крутиться так бы.
И баранами стадо барашков вверху,
На бескрайней лазури, на свежем лугу
Разбрелись, продолжая привычно поститься,
А пастух смотрит вниз, что с любым может статься,
Наблюдая парящую желтую птицу,
И с полетом ее все не может расстаться.
СТАНСЫ К ПРОЖИТЫМ В АВГУСТЕ СУТКАМ
1
Остаток звезд вокруг и точки от росы –
Пуантилизм, рожденный в воздухе рассветом,
В гигантском контуре лица, верней, портрета,
Едва-едва сейчас колеблемого ветром.
И унесенного на крылышке осы.
2
В палящий полдень молча тень стоит внутри
Души любого освещенного объекта, –
И от Того, кого не назовешь субъектом,
Исходят свет, тепло, магнитый сполох, вектор,
Но не понять, кого из них душа творит.
3
Закат стирает отраженья наяву,
Начав с поверхностей, покрытых светлым лаком,
С таких же прочих бессловесных зримых знаков;
С движений – эха, чей предел не одинаков,
Коими часть рассветных звуков назовут.
4
В пределах долгой ночи вещи все равны,
Поскольку главное в себе теряют – вещность,
Как белый лист – петит, собой заполнив млечность,
Куда ты падаешь, оставшуюся вечность.
Где темнота – лицо незрячей глубины.
ВЕРШИНЫ ТРЕУГОЛЬНИКА
В высотах волоокий визави –
Внимания земного соискатель,
Что удален на расстоянье в катет
В бесполом треугольнике любви, –
Мертвецкого оттенка лишь двойник
Возможный – он, спустя тысячелетья
Лет световых, теперь на этом свете,
Тебе благодаря, внизу возник.
Удваивая и неся печаль,
Поскольку время – верный знак печали,
Он первым появляется ночами
Так, что его нельзя не замечать.
И две вершины, не сомкнув очей,
Не представляя, чем чревата встреча,
Всю ночь удалены, не видя третьей,
Удел которой: быть всегда ничьей.
Удел которой – быть везде, невесть
Откуда наблюдать всегда за нами:
Покуда выстлан небосвод слезами,
Пока с последней не иссякнет весь.
СРОДСТВО
Оттого, что вода безразлична к живому, и вглубь
Не пускает того, кто с собой говорит, оказавшись на суше,
Ты к ее неизменно тревожному шепоту глух,
И тебя не известно зачем ей, вне времени тонущей, слушать.
Из графина струя наполняет привычно стакан,
И всё уже ко дну перспектива, и в емкость, раскрытую сверху,
В час прилива бескрайним потоком впадает река,
Чтоб с отливом покрыть ледяную, как всё после смерти, поверхность.
Что, в конечном итоге, вода под названием Стикс:
Оттого, что когда-то был берег, даны ей и имя, и возраст, –
И соленой слезе, источившей щеку до кости,
И подкожным ручьям, заполняющим полости тела и возле.
Это Гера и Клио, привычней сказать – Гераклит,
Искушают тебя неизбежно входить в самоё себя дважды,
И листая с рождения данный тебе манускрипт,
Ты в конце «аш два о» прочитаешь как имя, что будет неважно.
Так впадают в имплювий дожди, так для русла реки
Путь закончен в горсти, зачерпнувшей случайно судьбу из потока,
Где шепящая пена, распаду ее вопреки,
На волне до песка добегает, целуя стопы у потомка.
Нью-Йорк