Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 282, 2016
Вот такая печаль – постыдная, неживая.
Вот такая тьма за окном, и в ней – трамваи
С промежутком в четыре м., хоть умри, хоть тресни,
Хоть Христос воскресни, и сами-то мы не местны…
Вот такие лица. И чем бы тебе не в жилу?
Ничего не снится? Помилуйте, быть бы живу.
И язык, что жернов, ворочается в гортани,
Наступает грядущее, видимы очертанья.
Вот такие мысли, такие вот, значит, вехи.
Вот такие, значит, будем латать прорехи.
Вот такая жизнь, сама за собой в погоне,
Хоть никто не гонит, никто ведь ее не гонит.
Berlin, 31 мая 2015
* * *
Город Б. встречает тебя дождем,
Ржавым листом, прижатым фонарным светом
К каменной мостовой, вбившей его в окоём.
А дождь тянет за руку, говорит: «Пойдем!»
И припускает вовсю, не дождясь ответа.
Ты отличаешься здесь выраженьем глаз,
Чем-то в походке, не свойственным местным же.
Ты из контекста здесь выпадаешь враз,
Даже когда ты вне видимости уже,
Даже когда так одна, как одна сейчас.
А дождь ближе к дому обрушивается стеной,
И я, промокая совсем до последней ни,
Помня, сколько таких за моей спиной,
Чувствую, он солидарен сейчас со мной
Больше, чем кто-либо в эти дни…
Berlin, ноябрь 2013 – Москва, август 2014
ОХОТНЫЙ РЯД
Ветер морозный ёжит мир за стеной.
Надо готовиться, все же, к жизни иной.
Днесь на часах настенных недобрый час.
Надо, хотя б постепенно, хотя б сейчас.
Лепишь, давно не рада, дом-быт-уют…
Надо готовиться, надо – пока дают.
Надо… В тоннеле (помнишь «Охотный Ряд»?)
Вот уж который, видимо, день подряд
Нищий профессор, глядя куда-то вниз,
Бледную лапку тянет, смущаясь, из
Драного рукава, как будто вовсе и не его.
Вот тебе и минута, данная для того,
Чтоб невзначай припомнить, зачем ты здесь:
Надо себя готовить, какая есть.
Неповторимый миг!.. – и, подхваченная толпой,
Ты проплываешь мимо, с поднятой головой.
Ты, голубая кровь моя, кто иной?
И остаются вновь за твоей спиной,
В мутном стекле вагона отражены,
Все, кто отвержены и обижены.
Прежде, чем все прервется, увидишь ты:
Жизнь в пустоту несется – из пустоты,
Ангелы в толпах рыщут, народ спешит.
Плачет профессор нищий, рука дрожит.
Москва 2012 – Berlin 2015
* * *
Cередина июля, пахнет осенью,
Небо только изредка взрежет просинью,
И знакомый луг затянулся охрою
Переспелой, мокрою.
Ты вдыхала сырость, считала дни
Год за годом заново, а они
Между тем прошли своим чередом.
Едва ли на месте том
Нынче пусто: скорее, подходит срок
Запасаться впрок да палить в сорок,
Что взвились, растерянно стрекоча,
Над опрятным домиком палача.
Salzburg, 2002 – Berlin, октябрь 2015
ЦАРЬ ДАВИД
I
Снова и снова, вéтрами опален,
Мелех стоит над городом, видит сон:
Отражена, другими окружена,
Невыносима, нежна… Вопрошает он:
Дева? Жена?
Блики, играя, меняют его лицо.
Что это? Слезы? – Видимо, суховей.
Сжалься, Господи. Только не подлецом.
Лучше убей.
II
Господи, Господи, что же я говорю!
Данов Аспид лежит на моем пути:
Не проехать ведь там. Точно уж – не пройти.
Царь опускает взгляд, видит Урию.
Говорит ему: Победи!
Как же мало воздуха после лжи!
Верно, она не приходит к тебе извне,
В глубине живет, где-то на самом дне…
Как же теперь – жить?
III
Встань, Бат Шева. Со мною пойдешь назад.
Кто-то ведь должен, а муж не вернется, нет.
Делает жест рукою, отводит взгляд:
Красота застилает свет.
Б-г нас с тобой не погладит по голове,
Болью спаяет нас, но не даст упасть.
Только ночами теперь – не уснуть. И не стать
Прежним. И не простить себе.
IV
Но суховей не внемлет его тоске,
Он шелестит тихонько: «Спасен, спасен!»:
Чертит что-то палочкой на песке
Отрок царственный – Соломон.
Berlin, 19 ноября 2015