Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 281, 2015
Ночь –
долгая, хмурая, волчья,
Кругом все
леса и снега,
А в доме
лишь мы да иконы
Да жуткая
близость врага.
Иван Бунин
В
1940-х годах, когда в Европе бушевала самая страшная в ее новейшей истории война,
один благородный человек, Иван Бунин, помог выжить нескольким замечательным
людям из числа своих друзей – литератору Александру Бахраху и музыкантам
Александру и Стефании Либерман. Многочисленные буниноведы, по самым разным
причинам, забыли об этом. Настоящая статья, ставя своей целью с благодарностью и надеждой напомнить
современникам о человеческом подвиге выдающегося писателя, патриота и
гуманиста, одновременно воскрешает память о замечательном пианисте-педагоге
Александре Либермане и его музыкальной деятельности.
22
августа 1950 года М. А. Алданов пишет из Ниццы письмо И. М. Троцкому с просьбой
подключиться к кампании по оказанию помощи больному Бунину, который в то время
сильно нуждался1. Рисуя материальное положение четы Буниных: «Денег
у них нет. Я от себя делаю что могу (иначе не имел бы и права обращаться к
другим). Нобелевская премия за 16 лет проедена Буниным. Он всегда в эмиграции и
зарабатывал мало, а в годы оккупации прожил остатки», – Алданов делает особый
акцент на его в высшей степени достойном поведении в годы войны: «Не только ни
одной строчки при Гитлере не напечатал, но и кормил и поил несколько лет других
людей, в том числе одного писателя-еврея, который у него все эти годы жил».
Говоря про «одного писателя-еврея», Алданов имеет в виду близкого Бунину по
жизни в эмиграции литературного критика и мемуариста Александра Бахраха.
Александр
Васильевич Бахрах (3 сентября 1902, Киев – 23 ноября 1985, Париж, пох. на клад.
Хиетаниеми в Хельсинки) являлся весьма авторитетным в кругах русской эмиграции
литературным критиком, мемуаристом и общественным деятелем. В 1920 г. он с
родителями эмигрировал в Варшаву, затем в том же году переехал через Берлин в
Париж, где уже обосновался его дед. В 1922 г. Бахрах поселился в Берлине, где
активно участвовал в литературной жизни русского эмигрантского сообщества –
писал критические статьи для газеты «Дни», состоял секретарем берлинского
«Клуба писателей» (1922–1923). В 1923 г., когда вектор эмигрантской культурной
жизни стал постепенно смещаться из Германии, он навсегда перебрался в Париж.
Здесь Бахрах, хотя и пошел учиться на юридический факультет Сорбонны,
по-прежнему продолжал литературную деятельность. Он подвизался в качестве
секретаря у И. А. Бунина, был постоянным участником литературных собраний «Кочевье»
и «Зеленая лампа» (1927–1939), в 1928 г. входил в инициативную группу по
организации «Русского художественного цеха», участвовал в работе парижского
Союза русских писателей и журналистов. В 1939 г. Бахрах добровольцем пошел во
французскую армию, а после ее капитуляции и оккупации немцами Парижа бежал на
юг Франции и поселился в доме у Буниных в Грассе, который, по сути, и стал его
убежищем.
После
Второй мировой войны Бахрах недолгое время был близок к движению советских
патриотов. В 1947 г. вместе с Буниным и целым рядом литераторов из бунинского
окружения он вышел из Союза русских писателей и журналистов (СРПЖ). Поводом для
этой протестной акции большой группы писателей, симпатизировавших в первые
послевоенные годы СССР, послужило решение правления Союза об исключении из него
лиц, принявших советское гражданство, и игнорирование их требования исключить
из СРПЖ коллаборационистов, т. е. тех его членов, кто сотрудничал с фашистами в
годы войны2. Конфликт, в котором не было ни правых, ни виноватых, ибо
с обеих сторон над доводами разума преобладали личные обиды и внутренние
склоки, довольно быстро затух. А развернувшаяся в СССР кампания против
Ахматовой и Зощенко вкупе с другими репрессиями в отношении представителей
творческой интеллигенции – так называемая ждановщина – охладили просоветские
эмоции среди литераторов Русского Зарубежья. Большинство из них, в том числе и
А. В. Бахрах, поняв, что к чему и почему, покинули финансируемые Москвой
издания и стали печататься в сугубо
антисоветской газете «Русская мысль».
В
1950–1960-х гг. Бахрах проживал в Мюнхене, возглавлял русский литературный
отдел радиостанции «Свобода», печатался в «Русских новостях», «Новом русском
слове», журналах «Новоселье», «Мосты», «Континент», «Новом Журнале». Издал две
книги воспоминаний, имевшие большой резонанс: «Бунин в халате» (США, 1979 г.) и
«По памяти, по записям. Литературные портреты» (Париж, 1980 г.). В наши дни,
несмотря на то, что книги А. В. Бахраха переиздаются, личность этого
незаурядного литератора и деятеля культуры Русского Зарубежья тем не менее
остается мало проясненной в биографическом и историко-литературном контекстах.
Вот
что сам Александр Бахрах писал о годах своего вынужденного пребывания «под
бунинской кровлей» в Грассе: «Одной из
больших удач моей жизни я считаю встречи, а иной раз – говорю это без
преувеличения или желания прихвастнуть – и очень дружеские отношения с рядом
людей, которых принято называть ‘людьми выдающимися’. Одним из них был Иван
Алексеевич Бунин, которому я очень, очень многим обязан (кто знает, может быть,
даже жизнью).
Под
бунинской кровлей я прожил свыше четырех страшных лет – с момента демобилизации
в октябре 1940 года вплоть до освобождения Франции, то есть до конца 1944 года.
Я хотел было сказать, что этот период, пожалуй, самый страшный в моей жизни, я
провел под бунинской ‘гостеприимной’ кровлей, но в данном случае такой эпитет
звучал бы фальшиво. Нет, бунинский дом был не ‘гостеприимной кровлей’, а чем-то
несравненно большим. Своего гостя или, вернее сказать, жильца, чтобы не
говорить приживальщика, Бунин как бы приобщал к своей семье, и хотя за глаза
нередко на него бурчал и в письмах мог над ним едко иронизировать, а то и
красочно ругать, он готов был всячески его опекать, в критические минуты
вставать на его защиту и не хотел с ним расставаться»3.
Андрей
Седых, тоже бежавший из оккупированного немцами Парижа на юг Франции, который
до 1943 г. «считался свободной зоной, [где] еще могли жить русские эмигранты,
почти не опасаясь ареста. Почти – потому что время от времени французская полиция, дабы ублажить немецкие власти, все же делала облавы в
поисках коммунистов и евреев»4, вспоминает, что когда в 1942 г. он
встретился в Ницце с Буниным, тот ему жаловался: «Плохо мы живем в Грассе,
очень плохо. <…> Живем мы
коммуной. Шесть человек. И ни у кого гроша нет за душой – деньги Нобелевской
премии давно уже прожиты. Один вот приехал к нам погостить денька на два…
Было это три года тому назад. С тех пор вот и живет, гостит. Да и уходить ему,
по правде говоря, некуда: еврей. Не могу же я его выставить…»5
В
своем письме Милице Грин6 от 2 декабря 1954 года, хранящемся в РАЛ,
Леонид Зуров7, рассказывая о перипетиях своей жизни в годы войны,
пишет: «Во время немецкой оккупации на бунинской вилле скрывался наш общий
знакомый журналист, еврей (его даже Вера Николаевна Бунина перевела из
лютеранства в православие8) и бежавший из Канн во время арестов
[евреев – М. У.] один пианист с женой
(сейчас они в Америке)»9.
Укрывательство
Буниным от нацистов Александра Бахраха – заметной фигуры на литературном
горизонте Русского Зарубежья – факт известный10, хотя никак особо не
акцентируемый буниноведами11, а потому редко упоминающийся в текстах
биографии великого писателя. А вот то, что Бунин укрывал некоторое время в
своем грасском доме пианиста-еврея Александра Либермана и его жену Стефу, и
вовсе выпало из поля зрения его биографов. Впервые об этом поведал А. Бабореко12
и мимоходом упомянул Юрий Мальцев13. Потонула в волнах Леты и память
о самом А. Б. Либермане – личности отнюдь не заурядной, оставившей след в
музыкальной жизни Европы и США14.
Вера
Николаевна в письме к М. С. Цетлин в Нью-Йорк, посланном, по-видимому, в конце
апреля – начале мая 1942 года, сообщает: «Из новых приятных знакомых:
Либерманы. Очаровательные люди, а он такой редкий талантливый человек, что я не
встречала. Всегда ему хочется своей музыкой доставить удовольствие. Редкая
простота при таланте. Но сейчас его жена только что перенесла серьезную женскую
операцию, вероятно, дорого им это обойдется. Жаль, что здесь он не может применить
себя. Вот кому следовало бы отдохнуть у Шурочки15. Мы с ними
встречали Новый Год по старому стилю. Было очень приятно и вкусно, кое-что у
нас оказалось, а кое-что они привезли, с ними была одна наша общая знакомая из
Швейцарии, и она могла достать вкусных вещей, от которых у меня утром был
припадок, но я тогда еще ничего не подозревала об язве»16.
В
это же время, 22 января 1942 года, Бунина писала своей близкой французской
знакомой Т. Д. Логиновой-Муравьевой17: «Мы очень мило встретили
Новый Год по старому стилю. У нас были наши каннские новые друзья, Анна
Никитишна Ганшина и супруги Либерман. Он пианист. Было мясо (на счастье),
водка, посильная закуска, каннцы привезли пирог,
бульон, торт, пряник, я достала gâteau du roi*, печенья. Словом, поужинали так, как давно не ели, затем
в салоне перед камином сначала просто сидели, а затем пили чай с вкусными
вещами, а в промежутке Леня сварил глинтвейн. Часть ушла спать в полночь, и мы
– m—me Ганшина, Либерман, Леня и я – просидели до 2-х часов,
ведя очень интересные разговоры, и чего-чего мы не касались. Много говорили о
музыке, литературе. Либерман умный и тонкий человек. Спать гости легли
по-вагонному, сняв только верхнее платье. Настроение весь вечер было у всех
хорошее, дружеское. Я, кажется, после родного дома никогда приятнее не
встречала Нового Года. И, не сглазить, с этих пор и дома хорошая атмосфера»18.
Вот
что по поводу спасения Буниным А. Либермана и его жены сообщает А. Бабореко:
«Бунин прятал у себя людей, подвергавшихся фашистским преследованиям. Он спас
от карателей пианиста Александра Борисовича Либермана и его жену <…> А.
Б. Либерман писал 23 июня 1964 года (Бабореко – М. У.): ‘Да, мы хорошо знали Ивана Алексеевича и Веру Николаевну.
Во время войны они жили в Grasse, а мы недалеко от Grasse – в Cannes, на юге Франции. Иван Алексеевич часто бывал в Cannes и заходил к нам, чтобы потолковать о событиях дня. Как
сейчас помню жаркий летний день в августе 1942 года. Подпольная французская
организация оповестила нас, что этой ночью будут аресты иностранных евреев
(впоследствии и французские евреи не избежали той же участи). Мы сейчас же
принялись за упаковку небольших чемоданов, чтоб скрыться ‘в подполье’. Как раз
в этот момент зашел Иван Алексеевич. С удивлением спросил, в чем дело, и, когда
мы ему объяснили, стал настаивать на том, чтобы мы немедленно поселились в его
вилле. Мы сначала отказывались, не желая подвергать его риску, но он сказал,
что не уйдет, пока мы не дадим ему слова, что вечером мы будем у него. Так мы и
сделали – и провели у него несколько тревожных дней. Это как раз было время
борьбы за Сталинград, и мы с трепетом слушали английское радио, совершенно
забывая о нашей собственной судьбе… Пробыв около недели в доме Бунина, мы
вернулись к себе в Cannes. В это время Иван Алексеевич был стопроцентным русским
патриотом, думая только о спасении Родины от нашествия варваров’»19.
В
дневнике Бунина имеется запись за вторник 01.09.1942 г.: «Еврейские дни дошли и
до нас. В Париже, говорят, взяли 40000. Хватают по ночам. 10 минут на сборы. И
мужчинам и женщинам бреют головы – и затем человек исчезает без следа. Детей
отнимают, рвут их документы, номеруют – будет без роду-племени, где-то
воспитают по-своему. Молодых евреек – в бардаки, для солдат.. У нас взяли уже,
говорят, человек 700-800»20 – и продолжает: «<…> 25-го
авг[уста] до Cannes доехал с какой-то блядью, в такси,
заплатил 50 фр[анков] (она – 250). Зашел к Л[иберманам]. Вечером они к нам»21,
– и среду 02.09.1942 г.: «Евреям (взятым) не дают пить»22.
Сведения
о пианисте А. Б. Либермане, наличествующие в открытом информационном
пространстве, крайне скудны. Как артист он оказался в тени своего более
молодого земляка, тезки и однофамильца Александра Семеновича Либермана –
знаменитого франко-американского художника, скульптора, денди, поэта, «русского
царя» Нью-Йорка, создателя эталона глянцевой журналистики ХХ в. Тем не менее,
общую картину жизни А. Б. Либермана удалось, в конечном итоге,
реконструировать.
Согласно
документам, обнаруженным в берлинском Отделе компенсаций Государственного
агентства по вопросам гражданского регулирования23, и, в частности,
его собственного, сделанного под присягой, заявления на немецком языке (Eidesstattliche Erklärung) от 1957 года24, Александр Борисович Либерман
родился в г. Стародуб Черниговской губернии 31 июля 1896 года, в еврейской
семье. Там же в 1914 г. с отличием закончил местную гимназию (в документах
имеется копия аттестата зрелости № 508 от 2 июня 1914 года), после чего продолжил
образование в Киевской консерватории, где учился искусству игры на фортепьяно у
профессоров Беклемишева и Блюменфельда.
Киевская
консерватория, преобразованная в 1913 г. из Киевского музыкального училища,
ранее официально именовавшегося «Музыкальное училище Киевского отделения
Императорского Русского Музыкального Общества», была в учебно-образовательной
системе Российской империи на редкость либеральным заведением. В училище,
причем с самого начала его основания, принимались без ограничения «лица обоего
пола, всех наций, сословий, вероисповеданий». Жесткая «процентная норма» при
приеме в училище (10% в черте оседлости, 5% – вне черты, 3% – в Москве и
Петербурге) отсутствовала, и по этой причине евреи составляли более 50% от
общего числа студентов. Однако и училищу, и консерватории все время приходилось
сталкиваться с антисемитскими проявлениями, например когда в соответствии с
законом от 1912 г. учиться в нем могли только евреи, имевшие «вид на
жительство» в Киеве25. Можно полагать, что данный закон в свое время
больно ударил и по иногороднему студенту А. Либерману.
24
июня 1920 г. А. Либерман был «удостоен диплома на звание свободного художника»
на основании свидетельства Художественного совета Киевской консерватории за
подписью ее директора Рейнгольда Глиэра, в котором указано, что он с отличием
«выдержал публичное испытание по установленной для получения диплома программе»
как в «главном, избранном для специального изучения предмете игре на фортепьяно (по классу профессора
Беклемишева)», так и во второстепенных обязательных предметах». Тем не
менее в списке выпускников Киевской консерватории26 его имя не
значится. Впрочем, в нем нет и имени Владимира Горовица, окончившего ее в том
же году, с которым, по свидетельству профессора Сан-Францисской консерватории
Элинор Армер – ученицы и впоследствии ассистентки А. Б. Либермана, ее учитель
был лично знаком.
А.
Либерман всегда называл себя выпускником Киевской консерватории, а в своем
американском интервью 1950 г.27 рассказывал, что работал в ней
ассистентом профессора. Этот факт находит косвенное подтверждение в «Прошении
Художественного совета Киевской консерватории на имя Исполнительного комитета
Совета рабочих депутатов», где А. Б. Либерман упомянут как председатель
учительского совета28.
После
окончания Киевской консерватории Либерман работал на факультете фортепьяно
ассистентом. В 1921 г. пианист вместе с женой Стефанией («Стефа»), своей бывшей
студенткой, посчитав за лучшее уехать из Советской России, перебрались на
жительство в Берлин. Здесь Либерман шлифует свое мастерство у Ф. Бузони –
выдающегося итальянского композитора, пианиста и музыкального теоретика,
большую часть своей жизни проработавшего в Германии. На одном из концертов
Либерман познакомился с Эгоном Петри – также одним из учеников Ф. Бузони, в то
время уже бывшим его ближайшим сотрудником, ставшим впоследствии пианистом с
мировым именем29. По всей видимости, тот не только оценил Либермана,
но и почувствовал к «Саше» («Sasha») – так он и его окружение звали молодого музыканта,
обладавшего открытым и дружелюбным характером
– искреннюю симпатию. В вышеуказанном газетном интервью говорится
следующее: «Два музыканта подружились, и Либерман стал совершенствовать свое пианистическое искусство у Петри. Вскоре
Либерман был приглашен Петри на должность его ассистента в берлинскую Высшую
музыкальную школу»30, где на основании выданного ему прусским
министерством науки, культуры и народного образования разрешения работал как
«внештатный профессор» в 1925–1926 гг.31 Получить разрешение на
работу и должность в именитом государственном учреждении для молодого, никому
не известного беженца, без гражданства, несомненно, было удачей, граничащей с
чудом!
Интересно,
что, согласно выпускному свидетельству, сохранившемуся в бумагах А. Либермана,
он с осеннего семестра 1921 г. по летний семестр 1925 г. изучал правоведение в
Берлинском университете им. Фридриха Вильгельма. Однако и тогда, и впоследствии
зарабатывал он себе на жизнь исключительно как преподаватель игры на
фортепьяно. На этот счет, помимо его собственных заявлений, имеются указания в
американских газетных статьях о нем 1950–1970-х гг. и в одиозной книге Тео
Штенгеля и Херберта Геригка32 «Лексикон евреев в музыке. С реестром
еврейских произведений. Составлено по поручению имперского руководства НСПГ на
основе официальных документов, проверенных ответственными партийными
работниками»33.
Эта
книга, неоднократно переиздававшаяся в нацистской Германии в расширенном и
дополненном виде, являлась пособием для выявления «чуждых в расовом отношении»
музыкальных деятелей, а также «недопущения к исполнению их произведений». В
лексиконе с немецкой пунктуальностью означены представители самых разных
музыкальных профессий и жанров – от всемирно знаменитых композиторов и
исполнителей, таких, например, как Арнольд Шёнберг, Курт Вайль, Дариус Мийо,
Грегор (Григорий) Пятигорский, до частных учителей музыки еврейского
происхождения и бар-пианистов. Важно отметить, что книга была составлена и
впервые издана уже в 1939 г., т. е. задолго до Ванзейской конференции, на
которой, как считают многие историки, нацистское руководство приняло
постановление об «окончательном решении еврейского вопроса»34.
Сегодня во многих библиотеках мира и в интернет-магазинах можно без труда
отыскать этот опус двух сотрудников ведомства Розенберга, а также их труды по
истории музыки, в том числе и написанные в послевоенную эпоху. История создания
и факты использования в Третьем Рейхе данной книги подробно рассмотрены в
научной монографии Евы и Лилиан Вайссвайлер «Искоренить! Лексикон евреев в
музыке и его убийственные последствия»35.
Более
ранней, тоже крайне антисемитской публикацией, в которой упомянут Александр
Либерман, является изданная впервые в 1935 г. (позднее были два переиздания)
книга Христы Марии Рок «Еврейство и музыка – с перечнем еврейских и неарийских
музыкальных деятелей»36, возможно, послужившая основой для
официального нацистского «пособия» Тео Штенгеля и Херберта Геригка. Но, как
говорится, нет худа без добра. В этих опусах приведены сведения о многих
незаслуженно забытых музыкантах, в том числе и справка об Александре Либермане.
Краткие документальные свидетельства о дате и месте рождения музыканта можно
найти также в немецкой «Энциклопедии музыкантов, преследовавшихся при нацизме»37,
в американском «Регистре умерших»38 и в списке пассажиров парохода,
на котором А. Либерман прибыл из Гавра в Нью-Йорк39, сведения в
который заносились непосредственно с его собственных слов.
В
настоящее время г. Стародуб, находящийся в 330 км от Киева, относится к
Брянской области Российской Федерации, но до революции он входил в состав
Черниговской губернии (Стародубский уезд), по которой проходила восточная
граница черты оседлости. Однако в статьях и коротком некрологе о А. Б.
Либермане40 указывается, что он родился неподалеку от Киева, ибо становление
его как личности и музыканта неразрывно связано с этим городом.
В
1926 г. Эгон Петри ушел из ВМШ и уехал в Закопане (Польша). Вслед за ним Школу
покинул и Либерман, который, добившись в 1930 г. от прусского министерства
науки, культуры и народного образования официального звания «преподаватель
музыки», получил неограниченную возможность иметь частную преподавательскую
практику, вести занятия в консерватории и на музыкальных семинарах. По
утверждению А. Либермана, его имя было широко известно в берлинских музыкальных
кругах, где он пользовался высоким авторитетом и имел большое количество
учеников41. Судя по одному из документов 1950-х гг., подтверждающих
эти сведения, подписанному двумя бывшими ученицами музыканта со звучными
дворянскими фамилиями – Гизела фон Фоллер и Нанни фон Теобальд, – как учитель
игры на фортепьяно он был вхож в самые высокие слои берлинского общества.
Годовой заработок А. Либермана в 1930–1933 гг. составлял 18000 рейхсмарок, что
значительно превышало доход среднего служащего или квалифицированного рабочего
(примерно 3600 рейхсмарок в год42). Счастливая и весьма обеспеченная
жизнь четы Либерманов закончилась с приходом к власти Гитлера в 1933 году.
Из-за проводимых нацистами планомерных акций бойкота евреев во всех областях общественной
жизни А. Либерман потерял большинство своих учеников, а летом 1935 г. его и
вовсе лишили права заниматься преподавательской деятельностью.
В
этом же году благодаря помощи известного хирурга В. И. Маршака супруги Либерман
перебрались во Францию43, в Париж, где получили вид на жительство,
но – без права работать в стране, и два года, по утверждению Либермана,
существовали только на собственные сбережения. Однако известно44,
что в 1936 г. он читал лекцию «О технике фортепьянной игры» в парижском Русском
музыкальном обществе, а в предисловии к книге А. Либермана «Комплексный подход
к фортепиано» ее редактор и составитель Элинор Армер пишет, что «Саша
концертировал и преподавал вплоть до разгрома Франции в 1940 г., из-за которого
Либерманам пришлось бежать на юг страны, в сравнительно доброжелательную (по
отношению к евреям. – М. У.)
итальянскую зону оккупации. Русский эмигрант Нобелевский лауреат писатель Иван
Бунин был одним из друзей, которые предоставили им убежище»45.
Итак,
когда немцы оккупировали Париж и северную часть Франции, супруги Либерман
перебрались на Лазурный берег, где давно уже существовала русская диаспора.
Здесь Александр Либерман, как утверждает Михаэла Бенедикт, при посредничестве
Артура Рубинштейна46 открыл в Ницце собственную музыкальную школу. С
прославленным пианистом А. Либерман, возможно, впервые познакомился еще до
революции, во время его концертов в Киеве47, а затем сблизился в
Париже в 1930-х гг. Известный деятель Русского Зарубежья Алексей Гольденвейзер,
сумевший эмигрировать из нацистской Германии в США, где во время войны его
«главным делом <…> была работа по вызволению русских евреев из Европы»,
пытался достать Либерманам визу для въезда в США, но безрезультатно48.
Ницца,
вместе с другими близлежащими юго-восточными городами средиземноморского
побережья Франции – Каннами, Грассом, Ментоной, входила в итальянскую зону
оккупации, где итальянские военные отказывались подчиняться приказам об арестах
и депортации евреев. Тысячи французских евреев бежали сюда после ноября 1942
г., дабы избежать преследований в вишистской Франции49. Однако
вишисты, как отмечалось выше, проводили тем не менее акции по отлову и
депортации евреев, особенно лиц, не имевших французского гражданства. В
сентябре же 1943 г., после капитуляции Италии, немецкие войска, заняв
департаменты, входившие ранее в итальянскую зону оккупации, приступили к ее
тотальной «зачистке». Повальные облавы, аресты и депортации евреев в лагеря
смерти продолжались вплоть до освобождения Франции союзниками в июне–августе 1944
г.50 В течение пяти месяцев
приблизительно 5000 евреев было схвачено и депортировано51.
«Когда
итальянцев сменили немцы, условия жизни ухудшились, и Стефа сняла специальную
комнату, в которой прятала Сашу.»52 (Согласно объяснению самого
Либермана, Стефа достала фальшивые «арийские» документы, по которым числилась
одинокой женщиной. – М. У.) И далее:
«Он прятался в ней до конца войны, носил специальные мягкие тапочки, чтобы
посторонние люди не могли слышать его шагов, не выходил на улицу в дневное
время, а Стефа, находясь постоянно под угрозой (быть арестованной. – М. У.53), выполняла все его
поручения»54.
С
сентября 1943 по сентябрь 1944 супруги жили в условиях постоянной смертельной
опасности – и нищеты. «Естественно, было совершенно невозможно как-то зарабатывать.
Мы жили в это время на выклянченном мороженом картофеле и гнилой моркови. И при
этом в постоянном страхе, что нас в любой момент может обнаружить гестапо во
время проведения очередной облавы. Вполне понятно, что мы не имели возможности
получить медицинскую или зубоврачебную помощь», – свидетельствует А. Либерман.
В
эти страшные годы на Лазурном берегу Франции были арестованы нацистами,
депортированы и погибли в лагерях уничтожения многие представители русского
еврейства, например, выдающийся русский и французский ученый-физиолог Г. А.
Воронов55. По счастью, супругам Либерман, благодаря помощи И. А.
Бунина и других мужественных и добросердечных людей, удалось выжить.
После
освобождения Франции супруги в сентябре 1944 г. вернулись в Париж. Три года они
перебивались с хлеба на квас – с работой было как никогда плохо. Наконец,
списавшись со своим другом и учителем Эгоном Петри, преподававшим с начала
1940-х в калифорнийском Mills College, Либерман занимает у знакомых несколько тысяч долларов
и, оставив жену в Париже, отправляется за океан. Летом 1947 г. он приезжает в
Окленд, где живет Петри, с надеждой на то, что старый друг и учитель устроит
его на работу. В статье «Эгон Петри и ‘петриоты’» со слов одного из петриотов рассказывается следующая история:
«Эгон Петри, пригласив в свое время Либермана приехать в Окленд, впоследствии
из-за повседневной бытовой суеты об этом совсем забыл. Либерман, практически не
говоривший тогда по-английски, имея на руках из имущества только несколько
чемоданов, пересек всю Атлантику и 3000 миль континентальной части Соединенных
Штатов и прибыл в Калифорнию. Когда же он наконец появился в доме Петри, тот,
открыв дверь, в ответ на приветствие воскликнул: ‘Что случилось, Саша, что ты
делаешь здесь?’» 56
Этот
анекдот, по свидетельству Михаэлы Бенедикт, рассказал ей ее учитель, один из
первых выпускников класса Э. Петри – А. Либермана в Mills College, профессор Роберт Шелдон57. «Забывчивость»
Эгона Петри, являлась, конечно, не более чем шуткой, до которых знаменитый
пианист, по отзывам знавших его людей, был весьма охоч. Как явствует из
последующей судьбы Либермана, его старый друг выказал себя человеком
благородным и ответственным. С лета 1947 г. Александр Либерман, практически не
владевший английским58, стал преподавать вместе с Эгоном Петри в Мills College – престижном музыкальном учебном заведении в Калифорнии.
Первые годы из-за отсутствия средств Либерман жил в Окленде очень скромно и
даже не имел собственного инструмента в квартире. Он выписал из Парижа жену, но
Стефа, не владевшая английским языком, не смогла прижиться в чуждом для нее
окружении провинциального американского города, затосковала и вернулась обратно
в Париж.
Однако
мало-помалу жизнь стала налаживаться, материальное положение Либермана
улучшилось, он снял новую, более просторную квартиру, где была комната с
инструментом, и вновь вызвал к себе жену. Стефа приехала и на этот раз уже
осталась навсегда.
Несмотря
на все трудности новой жизни, Либерманы не забывали об Иване Бунине, доживавшем
свои дни в Париже. Вплоть до кончины писателя они поддерживали с Верой
Николаевной регулярную переписку. Помимо писем Александра и Стефы Либерман к В.
Н. Муромцевой-Буниной59 в РАЛ хранится набросок свидетельства В. Н.
Муромцевой-Буниной на французском языке о тяжелой подпольной жизни Либерманов в
Ницце, датированный 1958 г. По всей видимости, документ такого рода понадобился
Либерманам как свидетельское показание третьего лица при оформлении ими
компенсации у правительства ФРГ. Где находятся ответные письма Бунина, неизвестно,
т. к. архив А. Либермана до сих пор не обнаружен.
В
первой статье-интервью с А. Либерманом от 1950 г. сообщается: «Новым
сотрудником музыкального факультета Мills College станет Александр Либерман, который хорошо известен в
студенческом городке, поскольку уже преподавал здесь три летних семестра. Он
получит постоянный статус на факультете этой осенью. Соединенные Штаты являются
четвертой страной, в которой работает г-н Либерман. Родившийся в России, он
учился в Киевской консерватории, а после ее окончания работал в ней ассистентом
профессора. Там же он познакомился со своей будущей женой Стефанией, которая
была студенткой в его классе. В 1921 г. супруги Либерман перебрались в Берлин
(Германия), где на одном концерте г-н Либерман впервые услышал игру Эгона
Петри. Два музыканта стали друзьями, и г-н Либерман учится фортепьянному
мастерству у Петри.
Вскоре
г-н Либерман становится ассистентом Петри в Берлинской Высшей музыкальной
школе, где он проработает много лет. Затем, после жизни в Париже, наполненной преподавательской
и успешной концертной деятельностью, А. Либерман по настоянию г-на Петри решил
приехать в Соединенные Штаты. Он прибыл сюда в 1947 г., зная очень плохо
английский, но блестяще разбираясь в том, что такое музыка и фортепьянное
исполнительское искусство. С этого времени он работает в Мills College. ‘Музыкальный факультет Мills College является в буквальном смысле слова изумительным местом,
– уверяет г-н Либерман. – Петри и Мийо создали здесь исключительно
стимулирующую атмосферу для работы преподавателей и студентов.’ Здесь в
студенческом городке у г-на Либермана пятнадцать студентов, кроме того он дает
уроки еще в Сан-Франциско и Окленде. Как педагог он убежден, что любой студент
является интересной личностью независимо от уровня его или ее технических
навыков, и утверждает, что ‘научить новичка – столь же захватывающая и
вознаграждающая преподавателя работа, как и подготовить мастера к выступлению
на концертной сцене’.
В
настоящее время он подготавливает своего самого продвинутого ученика Джеймса
Гровса60 к его дебютному выступлению в Сан-Франциско в следующем
феврале. Недавно его ученик Самуэль Липман61 – юное чудо искусства
фортепьяно в Сан-Франциско – дал сольный концерт, который был оценен критикой
как ‘удивительная демонстрация исполнительского мастерства’.
Сольные
концерты других учеников г-на Либермана можно будет услышать в следующем
семестре у нас в Мills College»62.
Читая
эту статью, нельзя не умилиться простодушной американской отстраненности от европейских
событий второй половины ХХ в.: французский период жизни Либермана преподнесен
читателям как «наполненный преподавательской и успешной концертной
деятельностью», без малейшего намека на совсем недавно окончившуюся войну и
ужасы фашизма, пережитые музыкантом.
Сам
же Либерман, называя Мills College «изумительным местом», где он ощущает «исключительно
стимулирующую атмосферу для работы преподавателей и студентов», говорит эти
слова отнюдь не из приличия. В Мills College он действительно обрел
наконец все, о чем только мог мечтать: творческую атмосферу, достойно
оплачиваемую работу, любимых учеников и общественное признание. В 1950 г.,
когда Александр Либерман был зачислен постоянным преподавателем в штат (в этой
должности он проработал 12 лет, а после 1962 г. имел только частную
преподавательскую практику), у него было уже более 20 учеников, как в самом
колледже, так и в Сан-Францисской консерватории.
Гонимый
по миру еврей-космополит Александр Либерман – ди-пи, человек без гражданства63,
обрел в Калифорнии свою новую родину (он стал гражданином США 8 апреля 1953
г.), где в обстановке почета и уважения и скончался после тяжелой
непродолжительной болезни64 в 1977 г. Урны с прахом Александра
(Саши) и Стефании (Стефы) Либерман, которая пережила его на шесть с лишним лет,
покоятся в колумбарии The Chapel of the Chimes г. Окленд (Калифорния, США).
Как
писала Berkley Daily Gazette, в Калифорнии Александр Либерман «был чрезвычайно
популярен как учитель и лектор, который всегда подчеркивал нераздельное единство
техники с музыкальной интерпретацией <…>. Он учил, что музыка
‘возникает в голове и сердце, а не в руках’»65, и что любой студент
является интересным учеником, независимо от того, какими техническими
возможностями он располагает.
Элинор
Армер, которая после окончания Мills College была одним из ассистентов Либермана, пишет: «Он уже
тогда чувствовал, что я по своему предназначению не концертный исполнитель, а
преподаватель. Тем не менее, впоследствии я все же сделала несколько концертных
программ. <…> Он был тем, кто положил начало моей карьере в качестве
преподавателя фортепиано. Ему также принадлежит курс лекций о том, как надо
играть, упражняться и учить игре на фортепиано, которые стали легендарными. Он
читал свой курс несколько раз, и люди стекались отовсюду, чтобы прослушать эти
его лекции. Я <…> записала все эти лекции на магнитофонную пленку.
Затем транскрибировала их в письменной форме, изложила на хорошем английском
языке и отредактировала. Когда Либерман умер, некоторые из нас собрали деньги и
профинансировали публикацию этих лекций. Это издание, вышедшее под моей
редакцией ограниченным тиражом, называется ‘Комплексный подход к фортепиано’.
<…> Это очень, очень хорошая книга, причем для учителей любого
музыкального инструмента» 66.
В
некрологе «Александр Либерман» в Berkley Daily Gazette от 07.02.1978 писалось:
«Окленд
– Александр Либерман, именитый учитель фортепьяно, многие годы преподававший в
регионе залива Сан-Франциско, скончался в воскресенье после непродолжительной болезни…
Он прибыл в США в 1947 г. при содействии известного немецкого пианиста Эгона
Петри, который преподавал тогда в Мills College в Окленде. Либерман присоединился к коллективу
сотрудников факультета Мills College в 1950 г. и работал там все время, вплоть до своего
ухода на покой в 1962 г. Затем, вплоть до недавнего времени, он давал частные
уроки, и многие концертные исполнители перед своим выступлением приходили к
нему на репетицию, чтобы отточить свое мастерство. Он жил вместе со своей женой
Стефанией. По просьбе семьи никаких прощальных церемоний проводиться не будет».
Изложенные
выше истории из жизни Александра Бахраха и супругов Либерман являются не только
фактом биографии Бунина, но высвечивают глубоко интимные качества его личности.
По воспоминаниям современников, И. А. Бунин был на редкость сложной,
артистически-изменчивой натурой. Вот, например, отзыв о нем Максима Горького:
«он – сухой, недобрый человек, людей любит умом, к себе – до смешного бережлив.
Цену себе знает, даже несколько переувеличивает себя в своих глазах,
требовательно честолюбив, капризен в отношении к близким ему, умеет жестоко
пользоваться ими» 67.
Горький,
с которым Бунин был весьма близок до
революции, конечно же сильно сгущает краски. Однако и другие свидетели времени,
рассказывая о Бунине, отмечают, что всегда и во всем характер его проявлялся в
самой широкой гамме эмоций. Помимо естественных для художника тщеславия и
эгоцентризма, он неизменно выказывал искреннюю отзывчивость на чужое горе,
живую готовность прийти на помощь своим ближним68.
Сказано:
«На мытарствах проверяются и грешные, и праведные души»69.
Предоставив гонимым евреям в качестве убежища свой грасский дом, Бунин, по
словам одного из своих современников, повел себя «неожиданно и прекрасно»70.
Ведь сами-то Бунины жили во время войны «на птичьих правах»: в оккупированной
зоне, без гражданства, в чужом доме, принадлежавшем тому же «врагу»,
практически без средств к существованию71. Бог миловал, пронесло!
Возможно,
настоящее и не изменяется к лучшему от нашего постижения истории, но – и в этом
пишущий эти строки глубоко убежден – знание прошлого придает обыденности стиль,
форму и содержание, а значит – делает повседневную жизнь ярче и интересней.
Потому так важно противостоять тьме забвения, с благодарностью и надеждой
сохраняя память о Праведных мира сего72.
С
6 марта 2013 года по постановлению Европарламента отмечается Европейский день
памяти Праведников народов мира.
ПРИМЕЧАНИЯ
1.
Уральский Марк. «Нетленность братских
уз»: Переписка И. М. Троцкого, И. А. Бунина и М. А. Алданова // «Новый Журнал»,
2014, № 277. С. 268.
2.
Ibid. Cс. 261-263; Чернышев
А. А. «Как редко теперь пишу по-русски…»: Из переписки В. В. Набокова и
М. А. Алданова // «Октябрь». – 1996, № 1. Сс. 121-146.
3.
Бахрах Александр. По памяти, по записям. Бунин в халате. – НЙ:
Товарищество зарубежных писателей. 1979. C. 9.
4.
Никоненко Станислав. Свидетель
истории / В кн. Бахрах Александр. По памяти, по
записям: URL: http://www.darial—online.ru/2004_5/bahrah.shtml
5.
Седых, Андрей. Далекие, близкие. –
М.: Изд-во «Захаров». 2005. С. 212.
6.
Грин (ур. Гартье, в замуж. – Гринберг,
в эмиграции – Грин), Милица Эдуардовна (14 февраля 1912, Петербург – 28 февраля
1998, Эдинбург, Шотландия), юрист, доктор философии, исследователь и хранитель наследия
Ивана Бунина.
7.
Зуров, Леонид Федорович (18 апреля (1 мая) 1902 – 10 сентября 1971), писатель,
мемуарист. Во время войны жил под «бунинской кровлей» в Грассе. Наследник
архива И. А. и В. Н. Буниных.
8.
По-видимому, это было сделано, чтобы создать легенду об исконно христианском
происхождении А. В. Бахраха.
9.
Heywood Anthony J. Catalogue of the
I. A. Bunin, V. N. Bunina… – MS. 1068-2542.
– С. 319. РАЛ
– Архив русской эмиграции в Университете г. Лидс (Leeds Russian Archive – LRA), в котором хранится собрание документов, принадлежащих
И. А. Бунину, В. Н. Муромцевой-Буниной, Л. Ф. Зурову и Е. М. Лопатиной –
«Бунинский архив в Лидсе», см. Heywood
Anthony J. Catalogue of the I.
A. Bunin, V. N. Bunina, L. F. Zurov
and E. M. Lopatina Сollections
/ Edited by R. D. Davies, with the assistance of D. Riniker.
– Leeds: Leeds University Press. 2011.
10.
См., например: Хазан, Владимир.
«Отблеск чудесного» прошлого, Переписка М. А. Осоргина и А. В. Бахраха// «Новый Журнал», № 262, 2011: URL:http://magazines.russ.ru/nj/2011/262/ha13.html
11.
Милица Грин, например, исключила из опубликованной ею в 3-м томе книги «Устами
Буниных» записи от 01.09.1942 г. эпизод, касающийся посещения Буниным А.
Либермана в Каннах, которая приводится ниже в данной статье по автографу.
12.
Бабореко Александр Кузьмич (1913–1999), российский литературовед,
правозащитник.
13.
Мальцев, Юрий. Бунин. – Frankfurt/Main: Посев. 1994. С.324.
14.
Первой и единственной на сей день публикацией об А. Б. Либермане является
статья: Уральский М. Спасенный
Буниным: Александр Борисович Либерман / В сб.: РЕВА, ред.-составитель
Э. Зальцберг. – Кн.10. – Торонто, СПб. 2015. Сс. 170-188.
15.
Имеется в виду художница Александра Николаевна Авксентьева (Прегель,
1907–1984), дочь М. С. Цетлиной от первого брака, в 1940 г. перебравшаяся с
мужем на жительство в США и тоже проживавшая в Нью-Йорке.
16.
Письмо хранится в рукописном архиве Иллинойского университета в Urbana—Champaign (США) в собрании С. Ю. Прегель и В. В. Руднева. Датировка
письма принадлежит С. Н. Морозову (ИМЛИ, Москва).
17.
Художник и литератор Татьяна Дмитриевна Логинова-Муравьева (Loginoff—Mouravjeff; 1904–1993) входила в ближайшее окружение семьи Буниных.
Впоследствии написала воспоминания о писателе, сопроводив их рисунками тушью, и
передала их в Бунинский фонд Государственного музея И. С. Тургенева в Орле. В
ноябре 1973 г. она стала инициатором проведения дней Бунина в Грассе. Благодаря
ее усилиям в Грассе была установлена мемориальная доска в честь Буниных.
18.
Письма Буниных к художнице Т. Логиновой-Муравьевой. – Paris: YMСA—Press. 1982: http://az.lib.ru/b/bunin_i_a/text_1860-1.shtml
19.
Бабореко А. К. Бунин: Жизнеописание.
– М.: Мол. Гвардия. 2004. Сс. 344-345.
20.
Устами Буниных /Дневники Ивана Алексеевича и Веры Николаевны и другие архивные
материалы, под редакцией Милицы Грин. Том 3: URL:http://az.lib.ru/b/bunin_i_a/text_1810-3.shtml
21. Heywood Anthony J. Catalogue of the I.
A. Bunin, V. N. Bunina… – MS. 1066-535. С. 19.
22.
Устами Буниных: URL:http://az.lib.ru/b/bunin_i_a/text_1810-3.shtml
23. Entschädigungsbehörde des Landesamtes
für Bürger— und Ordnungsangele-genheiten (Berlin): Alexander Libermann, Akten Reg. 315 884.
24.
Либерман ходатайствовал о получении денежного возмещения от правительства ФРГ
как лицо, преследовавшееся при нацистах. Ходатайство было удовлетворено.
25.
Зильберман Ю., Смилявская Ю. Киевская
симфония Владимира Горовица. – Киев. 2002. Cс. 116-117.
26.
URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/ Категория: Выпускники Киевской консерватории.
27.
Вырезка этого интервью «A ‘Weekly’ Interview A. Libermann», напечатанного в Berkeley Daily Gazette от 12.07.1950, хранится в архиве калифорнийского
музыкального колледжа Mills College в г. Окленд (Oakland, U.S., California). Mills College – престижное художественное и музыкальное учебное
заведение на юго-западе США, основанное в 1852 г.: URL: http://www.mills.edu/about/facts.php
28.
Зильберман Ю., Смилявская Ю. Указ.соч. – С. 155.
29. См., например, «Classics Online»:
www.classicsonline.com/artistbio/ 1202.htm#disco.
30. О Берлинской государственной академической Высшей музыкальной школе (ВМШ), которая в настоящее время входит в состав Берлинского университета искусства (Universität der Künste Berlin), см.: Schenk Dietmar Die Hochschule für Musik zu Berlin. Preußens Konservatorium zwischen romantischem Klassizismus und Neuer Musik, 1869–1932/33// Stuttgart: Franz Steiner Verlag, 2004.
31.
Согласно удостоверению ВМШ от 7 декабря 1929 года, находящемуся в архивных
документах А. Либермана, он с 15 февраля 1924 года до 26 мая 1926 года (с
перерывами) замещал профессора Э. Петри во время гастролей последнего в
Советской России.
32.
Нацистские «музыковеды» Stengel, Karl Theophil (1905–1995) и Gerigk, Herbert (1905–1996) после войны жили в ФРГ, по-прежнему
подвизаясь на музыкальном поприще.
33. Stengel Theo, Gerigk
Herbert. Lexikon der Juden in der Musik. Mit einem Titelverzeichnis jüdischer Werke. Zusammengestellt
im Auftrage der Reichsleitung der NSDAP auf Grund behördlicher, parteiamtlicher
geprüfter Unterlagen.
– Berlin: Bernhard Hahnfeld Verlag.
1940. Эта книга выдержала 5 переизданий в 1940–1943 гг. и
находится в фондах 105 библиотек разных стран мира: URL: http://www.worldcat.org/identities/lccn—no99-41723
34.
Ванзейская конференция – совещание представителей министерств и ветвей власти
нацистской Германии, состоявшееся 20 января 1942 года на озере Ванзее на вилле
«Марлир» в Берлине, расположенной по адресу: ул. Ам Гросен Ванзее (нем. Am Großen Wannsee), д. 56-58. На этой конференции было принято решение о
путях и средствах воплощения в жизнь «окончательного решения еврейского
вопроса» – программы геноцида еврейского населения Европы. – См.: Михман Д. Ванзейская конференция. Катастрофа европейского еврейства. – Тель-Авив: Открытый
университет Израиля. 2001; Browning Christofer
R. The Origin of the Final Solution: The Evolution of Nazi Jewish
Policy, September 1939 – March 1942 (Comprehensive History of the Holocaust). –
Bison Books. 2007; Залесский К. А. НСДАП. Власть в Третьем
рейхе. – М.: Эксмо. 2005.
35. Weissweiler Eva, Weissweiler Lilliand. Ausgemerzt! Das Lexikon der Juden
in der Musik und seine mörderischen Folgen. –
Köln: Dittrich-Verlag. 1999.
36. Rock Christa Maria, Brückner Hans. Judentum und Musik – mit
einem ABC jüdischer
und nichtarischer Musikbeflissener.
– Köln: Dittrich-Verlag. 1999:
URL:http://www.lexm.uni-hamburg.de/object/lexm_lexmperson_ 00004117; jsessionid=5265C7C779AAAC12D336E306549EB942? wcmsID =0003&XSL. lexmlayout.SESSION= lexmperson_all
37. Lexikon verfolgter Musiker und Musikerinnen der NS-Zeit: URL:
http://www.lexm.uni-hamburg.de/object/lexm_lexmperson_00004117; jsessionid=512BF67FF37D4B112CE31AB7BF5C8292?wcmsID=0003
38. URL:
http://www.death-record.com/l/174086680/Alexander-Libermann
39.
Ancestry.com: New York, Passenger Lists, 1820–1957, July 12, 1947.
40.
Эти материалы, опубликованные в разные годы в Berkely Daily Gazette, любезно предоставлены автору библиотекой Mills College.
41. См. выше: Eidesstattliche
Erklärung von A. Libermann.
42. Die wirtschaftliche und soziale Lage der Angestellen.
Ergebnisse und Erkentnisse aus der grossen
sozialen Erhebung des Gewerk-schaftsbundes der Angestellen. – Вerlin.
1931. S. 106.
43. Libermann, Alexander. A Comprehensive Approach to
the Piano / Elinor Armer Ed.– Berkeley. The Arif Press. 1984. В предисловии к этой книге, написанном Элинор Aрмер, также сказано, что супруги Либерман переехали во Францию «после
прихода Гитлера к власти». Маршак (Marchak) Виктор Акимович
(1908–1966), французский врач-хирург, масон, общественный деятель русской
эмиграции. Принял активное участие в движении Сопротивления. Награжден
Военным крестом с золотой звездой и медалью Сопротивления.
44.
Русское Зарубежье. Хроника научной, культурной и общественной жизни. 1920–1940 / Под общей редакцией Л. А. Мнухина. Т. 3. – М: Эксмо. 1996. С. 143.
45. Libermann Alexander. A
Comprehensive Approach to the Piano. С.
5.
46.
Элинор Армер в письме к автору отметила: «Я уверена, что он действительно
говорил мне, что знал Рубинштейна».
47.
Зильберман Ю., Смилявская Ю. Указ. соч. – Сс. 252-257.
48.
Будницкий О. В., Полян А. Л.
Русско-еврейский Берлин (1920–1941). – М.: «Новое литературное обозрение». 2013.
Cс. 302-303.
49. Rodogno Davide.
Fascism’s European Еmpire: Italian occupation during
the Second World War. – Cambridge: University Press. 2006.
50.
Франция. Мировая война и Катастрофа // Электронная еврейская энциклопедия: URL: http://www.eleven.co.il/article/15504
51. Varley, Karine.
Between Vichy France and Fascist Italy: Redefining Identity and the Enemy in
Corsica during the Second World War//Journal
of Contemporary History, 47:3 (2012). Pp.
505-527.
52. Alexander Libermann
// Berkely Daily Gazette. – 1968. 02.03. P. 2.
53.
Согласно утверждению Элинор Армер в письме к автору статьи, «Стефа
не выглядела как ‘типичная‘еврейка, возможно, именно поэтому она
осмеливалась выходить».
54. Libermann Alexander. Указ. соч.
– P. 6.
55.
Воронов, Георгий Александрович (Абрамович; 1873 – не ранее 7 октября 1943).
Доктор медицины, физиолог, масон. Во Францию переехал в конце XIX в. Занимался проблемами
омоложения, проводил гормонные эксперименты на обезьянах. Член ложи «Действие»
(1920–1931 гг.), член Совета Ордена Великого Востока Франции, в 1938–1940 гг.
его вице-председатель. Основатель (1936) и почетный президент Foyer Philosophique «Великого Востока» Франции. Награжден
орденом Почетного легиона и орденом «За заслуги». В сентябре 1943 г. был
арестован гестапо в Ницце, депортирован в лагерь Дранси под Парижем, оттуда в
лагерь Аушвиц, где и погиб. На католическом участке ниццкого кладбища Кокад на
памятной доске выбиты его имя и фамилия.
56. Michaele Benedict. Egon
Petri and the Petriots: URL: http://
www.rodoni.ch/busoni/cronologia/Note/petri.html.
57.
Шелдон (Sheldon) Роберт – американский пианист и композитор, ученик Э. Петри и А.
Либермана в Mills College. Автор книги Sheldon, Robert. Petri—Libermann Notes on the Art and Technique of Pianoforte Playing (Заметки Петри-Либермана,
касающиеся искусства и техники игры на фортепьяно), 1958: URL: http://www.worldcat.org/title/petri—libermann—notes—on—the—art—and—technique—of—pianoforte—playing/oclc/18388806.
58.
По свидетельству Э. Армер, А. Либерман в совершенстве владел русским, немецким
и французским.
59.
Heywood Anthony J. Catalogue of the
I. A. Bunin, V. N. Bunina… –
MS.1067/3853-3867–MS.1067/3868. – С. 260.
60.
Сведений об этом музыканте найти не удалось.
61.
Липман (Lipman), Самуэль – пианист,
музыкальный и художественный критик. В детстве был признан
пианистом-вундеркиндом. См.: Kramer Hilton. Samuel Lipman. 1934–1994 // The New Criterion. 1995. 01.:
https://www.newcriterion.com/articles.cfm/Samuel-Lipman—1934–1994-5070
62. Alexander Libermann
// Berkely Daily Gazette. – 1968. 02.03. P. 2.
63.
В списке пассажиров парохода, на котором А. Либерман
прибыл из Гавра в Нью-Йорк, в графе «Nationality» указано «Indetermined», т. е. лицо без гражданства.
64.
У А. Либермана была диагностирована неоперабельная злокачественная опухоль
мозга, которая в считанные недели свела его в могилу. После смерти мужа Стефу
разбил паралич, и остаток жизни она провела в инвалидной коляске в одном из
калифорнийских санаториев. Эта информация получена автором из частной переписки
с одним из друзей супругов Либерман, доктором Эрнстом Вольфером (Ernst Valfer).
65. Alexander Libermann
// Berkeley Daily Gazette. –1968. 02.03. – P. 2.
66. Armer Elinor // San
Francisco Conservatory of Music Library & Archives. Oral
History Project. Chapter 2: Mills College: URL:
http://my.sfcm.edu/elinor —armer.
67.
Нинов А. М. Горький и Ив. Бунин.
История отношений. Проблемы творчества. – Л.: Советский писатель. 1973. С. 5.
68. И. А. Бунин: pro et contra. Личность и
творчество Ивана Бунина в оценке русских и зарубежных мыслителей и
исследователей / Сост. Б. В. Аверин, Д. Риникер, К. В.
Степанов. – СПб.: РХГИ. 2001.
69.
Василиадис Н. Таинство смерти. –
Сергиев Посад: Издательство «Свято-Троицкая Сергиева Лавра». 2012.
70.
Характеристика поступка Бунина в отношении А. Бахраха, данная писателем и
публицистом Василием Семеновичем Яновским (1906–1989): Яновский В. С. Поля Елисейские: Книга памяти: URL: http://www.litmir.co/ br/?b=82191&p=36.
71.
Военные годы Бунины безвыездно провели на юге Франции, в Грассе, на вилле
Жаннет (Villa Jeannette), принадлежавшей одной англичанке, уехавшей в начале
войны на родину. Собственных денежных средств, как и доходов, у них практически
не было, и они существовали в основном за счет материальной помощи, приходившей
от друзей и почитателей.
72.
Согласно израильскому Закону о «Памяти Катастрофы (Шоа)» иерусалимский Институт
Катастрофы и героизма Яд ва-Шем присваивает неевреям, спасавшим
евреев в годы нацистской оккупации Европы, звание «Праведник народов мира» («Хасидей умот ха-олам»), в соответствии
со следующими критериями: 1. Активно участвовал в спасении одного или
нескольких евреев от опасности немедленного уничтожения или депортации в лагеря
смерти. 2. Спаситель осознавал и подразумевал именно спасение еврея. 3.
Действия спасителя не были мотивированы получением денежного вознаграждения или
другой компенсации. 4. Существовала реальная опасность для спасавшего и его близких. 5. В особых случаях принимается во внимание
экономическое и общественное благополучие спасителя. Все вышеперечисленное
подтверждается свидетельствами выживших, тех, кому была оказана помощь, или
наличием подходящих документов, подтверждающих факт спасения и его обстоятельства.
Брюль, Германия