Стихи
Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 281, 2015
* * *
    Каждый отвечает за себя.
    И оставьте родину в покое
    До конечной – в поезде судьба:
    Квинс или платформа Бологое.
    Над полями темными летит
    тень ее в безвременном пространстве.
    Заспанно мерцают на пути
    города – фантомы постоянства.
    В городе зайдет в безвестный бар.
    Подружившись с барменом навечно,
    выйдет приютиться до утра.
    Как и всем, ей хорошо прилечь бы.
    Утром, не простившись, в путь идти
    в поисках неведомого дома.
    Жизнь души проходит на пути
    от реки до озера и дыма.
    Там, где нет ни родин, ни границ,
    мертвенным луна зияет светом.
    И душа с звездою говорит,
    никогда не ведая ответа.
* * *
    Черный ветер подул, и последние листья слетели.
    По глубоким оврагам ржавеет надежда души.
    Русский будущий снег – летаргия покойной постели.
    Я спокоен, я знаю – ничего мне уже не решить.
Да и что там решать?
    Разбирать, что сказала душа, улетая?
    На каком языке? Отплывает беззвучно душа.
    И кириллицы звук постепенно в пески истекает.
    И, следя за полетом, я теряю слова не спеша.
* * *
    Я из леса уйду, выйду на полотно.
    Полоса отчужденья, безвременный пояс.
    Никого я не жду, только знаю одно:
    остановится здесь местный медленный поезд.
Подождет и уйдет в плоскодонную степь.
    У меня и билет тот потерян.
    Словно в зеркало гляну в небесную твердь.
    Все, что знаю, – что жребий измерен.
Но до города я никогда не дойду:
    холм высок, всюду проволока и барьеры.
    Я в заброшенном тихом прилягу саду,
    где ночной ветерок с дальним привкусом веры.
* * *
    Слово никто не расслышал.
    Времени не существует.
    Дверь в пространство – за лазерным облучением.
    Где-то кукушка в пустой избе кукует.
    Волки воют на дрон беспричинно.
Вот такая у нас идет катавасия.
    Только погода неизбежно меняется.
    Тянет лямку до смерти бедный Савраска.
    А умный все так же сосет из пальца:
Гной с сиропом, серу с меркурием. Падаль
    легко распадается на элементы почвы.
    Что гекатомбы? Экая невидаль!
    Пока живем, смерть-то – она заочна.
Как институт в коридоре с портретами страшными.
    Их именами мы все клянемся.
    Лишь костер последний шевелится непогашенный
    на другом конце города на пустом погосте.
ОСТРОВ
Мой остров утром покрывает туман.
    Изморось проникает в трещины обызвествлённой жизни.
    Он – самый необитаемый из дальних и безымянных стран.
    Где-то рядом дыхание дымной бездонной бездны.
    Впрочем, бездна эта сродни синему океану.
    витийствует где-то близко и по умолчанию,
    я вроде бы вижу: архетипы, символы, ну а, в общем, –  пену.
    В свисте ветра из бухты слышится обещание.
    Никто мой остров не видит на звёздном своём пути,
    но тревожатся. Тут зияют дороги, тропинки, двери.
    Средь озерных кривых зеркал себя с огнем не найти.
    Но моим теплом питаются ночью звери.
    Была тут одна, так тоже – и след простыл.
    То серьгу найду, то невпопад и вскрикну
    во сне… да и кто это сном назвал? Быль – не быль.
    В снах жизнь обычно бывает смазана и безлика.
    Но наяву по острову я иду один
    в ежедневный обход, от сырой зари до полуночи.
    А что обходить-то: чертовщина, бурелом да дым,
    и вдали давно погасли призывы о помощи.
Нью-Йорк