Поэтесса Татьяна Штильман (1908–1984)
Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 281, 2015
Еще
Баратынский писал, что поэзия есть цельное ощущение мгновения. Познать тайну и
глубину этого мгновения дано не каждому. Многие познавшие остались в
благодарной памяти поколений, но сколько тех, кто
незаслуженно забыт, чьи имена стерты временем, исчезли в катаклизмах истории!
Юрий Мандельштам, поэт и критик, чье имя хорошо знала межвоенная русская
эмиграция, в статье «Письмо молодому поэту»1 писал: «Поэт не имеет
права выбирать легкий путь, ибо только труднейший – правильный и праведный».
Легкого пути у поэтов «потерянного поколения» не было. Путь был трудный – через
города и страны, из послереволюционной, разрушенной России; спасая свое
искусство, многие из них направлялись в центр европейской культуры – в Париж.
В
той же статье Юрий Мандельштам продолжает свою мысль: «Главное же, в любых
условиях не отрываться от глубокого душевного течения, от природы и избегать
лишних, засоряющих сознание человеческих отношений. Надо уметь быть одиноким,
ибо только в одиночестве корень всякого творчества. Впрочем, мы не властны выбрать одиночество или оттолкнуть его: мы рождаемся
одинокими, одиночество и есть душа человека. Понять это – вначале очень
страшно, зато победив страх, мы во многое лучше вникаем». Одиночество стало
одной из ведущих тем поэтессы Татьяны Штильман.
Одна, по улицам, в бреду.
В лицо – туман и ветер
хлесткий.
Куда иду? Зачем иду?
Дрожат углы и перекрестки.
Устала. В жизни – как в пути.
Быть может – поздно? Или – рано.
О, только бы идти, идти,
В завесу пыльного тумана!2
Татьяна
Владимировна Штильман (Мандельштам-Гатинская),
поэтесса первой волны эмиграции, незаслуженно забыта современниками так
же, как и ее брат, Юрий Владимирович Мандельштам, погибший в 1943 году в Явожно
(Польша), в одном из подразделений немецкого концлагеря Освенцим.
Биография
ее была похожа на биографии многих беженцев из русской пореволюционной России.
Татьяна родилась в Киеве в 1904 году в семье секретаря
правления Соединенного банка Владимира Арнольдовича Мандельштама (1872,
Могилев – 1960, Париж). Род Мандельштамов считался древним. В роду были
выдающиеся поэты: Рахель3, Осип Мандельштам, Юрий Мандельштам и
Роальд Мандельштам4. Один из членов семьи
составил генеалогическое древо с ХI века и выяснил, что они – потомки РАШИ (Рабби Шломо
Ицхак). Он был величайшим интерпретатором Талмуда и писаний Царя Давида.
Легенда семьи рассказана во вступительной статье Ури Мильштейна к книге
известной русско-еврейской поэтессы Рахель.
В
1920 году в возрасте 16 лет Татьяна вместе с родителям и братом Юрием покидает Россию. Путь в Париж лежал
через Турцию. Сначала семья прибыла в Константинополь, где уже находилась
большая русская община беженцев. Константинополь превратился в те главные
ворота, через которые покидали Россию остатки белых армий и беженцы из центральных
и южных районов страны. Экзотический, живописный город – купола византийского
собора Святой Софии, пышный дворец последнего султана, богатые красочные сады –
все это могло произвести на Татьяну и Юрия неизгладимое впечатление. Беженцы
селились в основном в европейской части города, где находилась большая русская
колония.
В
парижской газете «Возрождение» за 1925 год указывается, что к тому времени в
Турции находилось более 6000 беженцев из России. Чрезвычайно тяжелым было
правовое положение апатридов, так как изданные турецким правительством правила
передвижения по стране создавали для русских невыносимые условия существования.
«Будучи прикрепленным к определенному месту жительства, беженец не может ни
оставить его, ни поехать на работу в другое место», – писал автор той же
статьи. Вскоре семья Мандельштамов покидает Турцию и переезжает в Париж.
В
Париже отец, Владимир Арнольдович, чтобы поддержать семью, работал бухгалтером.
Дети получили прекрасное образование. Юрий Владимирович Мандельштам окончил Сорбонну
и занялся литературной деятельностью. Татьяна Владимировна получила диплом
художника-декоратора и так же, как и брат, стала писать стихи и прозу. Татьяна
Владимировна печаталась сначала в парижской периодике под фамилией матери –
Штильман, позже – под фамилией Мандельштам-Гатинская (Гатинский – фамилия мужа,
поэта Леонида Гатинского, псевдоним – Леонид Ганский). В книге «Поля Елисей-ские» Василий Яновский вспоминает, что
Мандельштамы-родители были «милейшие люди» и души не чаяли в сыне и дочке. И брат,
и сестра начали рано писать стихи. Сохранились ранние стихи Юрия, посвященные
матери, и длинные детские поэмы.
Татьяна
Владимировна принимает активное участие в богатейшей культурной жизни русского
Парижа. Она становится членом Союза молодых поэтов и писателей (с 1931 г. –
Объединения поэтов и писателей), а затем и членом правления. Одно время Татьяна
исполняла обязанности секретаря Союза. Уже с конца 1920-х она выступала на
вечерах Союза (Объединения) с чтением своих произведений. Участвовала в литературных
вечерах объединения «Перекресток» (1930). В 1930-х она печаталась в парижских
изданиях «Перекре-сток», «Сборник стихов», изданный
Союзом молодых поэтов и писателей (Париж, 1930); в газете «Возрождение»,
«Сборнике Союза молодых поэтов и писателей в Париже» (1931, кн. 5); она также
входила в Объединение поэтов и писателей (Париж, 1931–1940).
В
«Перекрестке» Татьяна опубликовала стихотворения «Все дружней с бессонницей и
скукой…», «Ни к чему бессонные мечтанья…», «Слепые дни и серенькие
ночки…» и «От этих слез, бессильных и усталых…». В 1931 в журнале
«Содружество» она опубликовала отрывок из оставшегося не напечатанным
сюрреалистического романа «Ультрафиолетовые лучи»5. Опубликованный
отрывок назывался «Прогулки с Бодлером».
Татьяна
часто выступала на поэтических вечерах вместе с братом. Так, например, 11
октября 1930 года состоялся один из вечеров «Перекрестка». В первом отделении
И. Голенищев-Кутузов читал о «Пафосе и риторике»; Ю. Терапиано – о «Смерти и
умирании»; Ю. Мандельштам – о «Ядовитых примесях». Во втором отделении читали
свои стихи И. Голенищев-Кутузов, Д. Кнут, Ю. Мандельштам, Г. Раевский, В.
Смоленский, Ю. Терапиано, Е. Шах, Т. Штильман.
Местом
встреч русской интеллигенции были литературные кафе на Монпарнасе. В обзорном
очерке «Литературные кафе»6 Юрий Мандельштам пишет: «Любопытно, что
последнюю пока что страницу в истории парижских литературных кафе вписала
русская эмиграция: наши поэты и до сегодня собираются в том же ‘Пти Наполитен’,
ныне ставшем кафе ‘Наполи’. Возможно, однако, что литературные кафе – как
элемент общественной жизни – обречены на исчезновение. Но несомненно, что для
личных встреч и для одиноких сидений кафе по-прежнему останутся излюбленным
местом поэтов».
Татьяна
часто посещала кафе вместе с братом, выступала с новыми стихами. Кто-то хвалил
ее, кто-то ругал. Одним из критиков был Владимир Набоков, который в статье,
напечатанной в газете «Руль» за 28 января 1931 года, раскритиковал всех
женщин-поэтесс, включая и Татьяну Штильман: «Усеченная мужская рифма, которая
последнее время, слава Богу, вымирает, – по крайней мере, в эмиграции, – еще
держится в бодрых стихах Юрия Софиева (‘Сборник’) и Ник. Станюковича
(‘Сборник’). Этот последний, вместе с двумя поэтессами Софьей Красавиной
(‘Сетью четких ватерлиний ты все моря избороздил’) и Татьяной Штильман (‘Спор,
крики, шум в портовых кабаках…’) входят в категорию
тех, которые черпают свои образы в модной области морского, мореходного,
матросского (О, гумилевские капитаны!)».
Критика
огорчения приносила, верно, немалые. Так и Георгий Раевский в газете
«Возрождение»7 жестко отозвался о стихах Бориса Поплавского:
«…наряду с настоящими ‘мужающими’ стихами Божне-ва, за которыми чувствуется
напряженная поэтическая работа, мы находим очень дурные, смазанные стихи
Поплавского, тем более непростительные, что автору нельзя отказать в какой-то
хотя бы примитивной музыкальности». Сейчас трудно поверить, что Поплав-ского можно было критиковать за отсутствие
музыкальности.
Татьяна
Владимировна дружила со многими поэтами, привлекала к себе людей своими
человеческими качествами – застенчивостью, тонким чувством юмора, веселостью
характера. Друзей было много, терять их было больно. 17 декабря 1929 года в
возрасте 29 лет умирает от аппендицита в американском госпитале в Нейи поэт
Владимир Диксон8. За десять дней до смерти, как бы предчувствуя
печальный исход, поэт писал:
Да будет легка дорога к теням,
Да будет милостив ко мне
Господь…
Татьяна Штильман откликнулась на смерть Владимира
Диксона. Это одно из ее лучших стихотворений:
Памяти В. Д.
Безумие – везде одно,
Все тот же сон об избавленье
скором.
Тяжелым камнем – в илистое дно,
В пустое небо – звонким
метеором.
Спор, крики, шум в портовых кабаках,
Вино на скамьях, выбитые
стекла.
Лицо – в подтеках, тело – в
синяках,
Фуфайка грязная насквозь
промокла.
– Товарищи! Что было до сих
пор?
Нам этих стен, нам этой жизни
мало!
И крики звонки, как церковный
хор:
– Товарищи! Для Интернационала!
–
Любовь… Но разве есть теперь
любовь
И дружба без упрека, без
предела?
– Все для тебя: моя живая
кровь,
Моя душа, избитая как тело.
В часы ночные страшной пустоты
Я слепну от щемящего бездумья.
Все – для тебя, но разве знаешь
ты
Мрак моего высокого безумья.9
Судя
по сохранившимся семейным фотографиям, Татьяна Штильман была очень похожа на
мать – тоненькая, миловидная, невысокого роста, с большими печальными глазами.
Вот что писали в письме ко мне ее дочери, Нина и Александра, живущие во
Франции: «Татьяна была очень активной, всегда смотрела на жизнь позитивно,
обладала хорошим чувством юмора. Была она натурой творческой – не только писала
стихи, но и прекрасно рисовала, изготовляла ювелирные украшения, расписывала
косынки».
На
одном из поэтических вечеров она знакомится с поэтом Леонидом Ганским (Леонид
Гатинский10). Леонид был полной противоположностью Татьяны. Из
письма дочерей поэта: «От природы отец был пессимистом. По натуре – человеком
очень спокойным. Сестра его оставалась в России и
поддерживать с ней отношения было практически невозможно. Леонид этот факт
очень переживал, что и отражалось на его характере и в его стихах». В 1932 году
Татьяна стала женой Леонида Гатинского, с которым прожила до его кончины в 1970
году.
Насыщенная
поэтическая жизнь предвоенного Парижа помогала творчеству. Несмотря на свой
оптимизм, жить Татьяне было тяжело. Две дочери, пожилые родители… Глубоко
волновала ее и судьба брата, у которого в 1938 году умирает от туберкулеза
жена, Людмила Стравинская (Мика), старшая дочь композитора Игоря Стравинского.
На руках у Юрия осталась маленькая дочь.
Стихи
Татьяны по своему настроению близки к «парижской ноте». Юрий Иваск многократно
писал, что «парижская нота» не была школой в обычном смысле, но «лирической
атмосферой»11. Поэт и критик Юрий Терапиано отмечал: «Незаметно, в
течение нескольких лет, на Монпарнасе вырабатывалось и создавалось то новое
поэтическое мироощущение, которое выявилось потом под именем ‘парижской ноты’»12.
Это «мироощущение» заметно сказалось на литературе русского Парижа. В поэзии
«парижской ноты» часто доминировала тема смерти. «Сущность искусства, как
всякого подлинного искусства, трагична… Сознание трагизма нашего положения
явилось зерном, из которого выросло новое поэтическое мироощущение, так
называемая ‘парижская нота’», – писал там же Юрий Терапиано.
День за днем, за годом год.
Ничего теперь не ново.
Без оглядки жизнь пройдет
Шаткой поступью слепого.
Прежних мыслей не буди,
Прежней совести не слушай!
Оглянись – а позади
Только каменные души.
Остановится в груди…
Без оглядки – в воздух синий!
Без оглядки – впереди –
Ледяная гладь пустыни.13
Эти
стихи Татьяны Штильман перекликаются со стихами В. Ходасевича:
Впрочем – так и всегда на
средине
Рокового земного пути:
От ничтожной причины – к причине,
А глядишь – заплутался
в пустыне,
И своих же следов не найти.
Да, меня не пантера прыжками
На парижский чердак загнала.
И Вергилия нет за плечами, –
Только есть одиночество – в
раме
Говорящего правду стекла.
«Это
поколение поэтов находило дневниковость, исповедальность, установку на
простоту, скупость словаря, темы безжалостности мира, бесприютности,
обреченности на поражение в жизненной борьбе. И в том и в другом источнике
поэты находили мотив жалости, романтизм, скептицизм», – пишет поэт и
литературовед Вадим Крейд14. В стихах Татьяны мы слышим отголосок
трагедии того поколения молодых русских поэтов.
ОКНА
Есть окна раскрытые в поле
Иль в темно-сиреневый сад.
Есть окна – как двери на волю,
Где синие звезды горят.
Есть окна с решеткой чугунной –
Слепые прорезы стены,
Как песни в гитаре бесструнной,
Как предрассветные сны.
Есть окна, как черные чётки,
Как голос безумья и тьмы.
Есть окна совсем без решетки
И все-таки – окна тюрьмы.15
Николай Волковыский писал об упаднических настроениях
парижских поэтов, включая стихи Татьяны Штильман: «Стихи Поплавского – дно того
распадочного и гибельно-парижского, от чего так упорно отмежевываются даровитые
русские люди с Дальнего Востока, из Калифорнии, из тех далеких уголков земли,
по которым глаза парижских редакторов сборника так невнимательно и так незорко
пробежали. Из стихов своих варшавских друзей парижские редакторы вырвали те,
которые ближе к парижским настроениям: ‘Дни мои… я в них вселяю страх –
Взгляд мой мертв, мертвы мои слова’ (Л. Гомолицкий). И еще: ‘От тоски ледяными
ночами бегу… Только белою смертью сейчас умереть’ (Татьяна Штильман, Париж)»16.
Эта бледная туча бела и низка,
Но белее ее ледяная тоска.
От тоски ледяными ночами бегу.
Но следы остаются на белом
снегу;
И любви – не забыть, и следов –
не стереть,
Только белою смертью сейчас
умереть.17
Ее настроение созвучно и чувствам брата, Юрия
Мандельштама:
Случайный сон, уже почти не
сон:
Тупое дуло, выстрел, я сражен,
Я падаю в отчаянье несмелом,
А сам расту над распростертым
телом.
И бытие – уже не бытие,
Уже чужое – и навек мое.
Бессмертие…
Но
самое страшное время их ожидало впереди. 10 мая 1940 года фашистская армия
переходит границы Бельгии и Нидерландов и оккупирует часть Франции. 14 июня
1940 года парижане проснулись под грохот немецких танков, входящих в город. В
городе был введен комендантский час. 22 июня Франция подписывает перемирие с
Германией, согласно которому оккупированной оказывается северная часть страны и
все атлантическое побережье; в южной части Франции устанавливается
коллаборационистский режим со столицей в Виши.
Когда-то
насыщенная эмигрантская жизнь русского Парижа затихает – люди прячутся в
квартирах, мучает нужда, страх за родных, за завтрашний день. Огромный город
притаился, продолжая жить таинственной внутренней жизнью. В книге «Встречи»18
Юрий Терапиано так характеризовал тогдашнюю жизнь: «В голодном Париже,
оккупированном немцами, во время необыкновенно холодной зимы, когда в России
бои шли под самой Москвой, русские литературные круги были разобщены и
подавлены заботами материальной жизни. Русских газет в Париже тогда не было. О
событиях в эмигрантской жизни узнавали случайно от знакомых, изредка – из
французских газет, часто с большим опозданием».
Около 2 миллионов французов отправились с началом
оккупации на юг Франции, где было безопаснее, особенно еврейскому населению, на
которое начались облавы после опубликования указа от 27 сентября 1940 г. о
проведении переписи всего еврейского населения. 3 октября 1940 года был выпущен
первый антиеврейский закон, запрещавший евреям занимать должности, «открывающие
доступ к власти» – в выборные, государственные и преподавательские органы,
работать в кино, на радио, в
театре. Ограничивался доступ евреев к обучению в университетах и занятиям
свободными профессиями. 4 октября был принят закон, позволявший без ордера и
предъявления обвинения арестовывать евреев-иностранцев. В результате к декабрю
1940 года в лагерях неоккупированной зоны, в том числе и расположенных в
Северной Африке, насчитывалось 55000 заключенных евреев. К ноябрю 1942 года
немцы оккупировали всю Францию.
Татьяна
вместе с мужем, детьми и родителями покидают Париж и уезжают на юг Франции, где
было пока безопаснее. Пытались уговорить и Юрия покинуть с ними Париж, уезжать
без него не хотели, но он отказался. С тяжелым сердцем оставляла Татьяна брата,
на душе было тревожно. И не напрасно. 10 марта 1942 года Юрий
Владимирович был схвачен гестапо и переправлен сначала в пересыльный лагерь
Компьен под Парижем, потом в Дранси. 31 июля 1943 года немецкие эшелоны увезли
французских пленных в Польшу, в Освенцим. 15 октября 1943 года в одном из
филиалов лагеря в Явожне (Польша) и погиб Юрий Владимирович Мандельштам.
А
Татьяне с семьей выпала другая судьба. Закончилась война, и постепенно Париж
возвращался к жизни. Впереди – неясность, тревога, поиски пропавших родных,
многие из которых так никогда и не вернутся… До последнего дня ждали родители
и Татьяна возвращения Юрия Владимировича – не верили в его гибель. Ждали и
надеялись, хотя на руках уже было свидетельство о его трагической гибели.
Не
вернулись в Париж многие поэты и писатели – как и Юрий
Мандельштам, погибли в немецких концлагерях поэты Раиса Блох и ее муж Михаил
Горлин, поэты Евгений Гессен и Мать Мария, а также Л. Райсфельд, Н. Фельзен.
Поэт Илья Британ был расстрелян немцами как заложник, погибла поэтесса Л.
Скрябина, помогая спасать еврейских детей, был расстрелян организатор
французского Сопро-тивления Борис Дикой, французская
писательница русского происхождения Ирина Немировская (автор 15 романов на
французском языке) погибла в Освенциме в возрасте 39 лет, и другие. Многие из
тех, кто остался в живых, покидали Францию навсегда, спасаясь уже от красной
угрозы.
Гибель
Юрия семья переживала мучительно. Памятником ему и погибшим друзьям стало
стихотворение Татьяны Владимировны:
Моему
брату Ю. Мандельштаму
Я все еще не научилась
Не возмущаться и не лгать.
И верить только в Божью милость
И в Ангельскую благодать.
И все еще забыть не в силах
Самум нахлынувших страстей,
Все имена навеки милых,
Из жизни вырванных
моей.
И крематорных труб колодца –
Смертей ненужных никому –
Пока живое сердце бьется
Жестокость эту не пойму.
Во мне смиренья дух лишь замер
–
Как трудно с этим духом жить!
Но газовых ужасных камер
Мне не забыть – и не простить.19
После
войны небольшая группа оставшихся поэтов еще продолжала собираться вместе –
иногда в доме Татьяны Владимировны, иногда на Монпарнасе в кафе «Le Dome» или других, расположенных на улице Вавен. Среди
собиравшихся были старые друзья Татьяны и Юрия, поэты Александр Гингер, Анна
Присманова, Виктор Мамченко, Юрий Терапиано, Валерьян Дряхлов, Сергей Шаршун.
Еще и в 1970-х годах продолжали устраиваться литературные вечера. Татьяна
Владимировна встречалась со своими собратьями по перу, в частности, по
«Перекрестку» – с Юрием Терапиано (как и брат, Юрий Мандельштам, она дружила с
Терапиано еще с 1930 года). В «Союзе молодых поэтов и писателей» собирались В.
Дряхлов, Б. Закович, а также И. Одоевцева, С. Прегель, Е. Рубисова, А.
Шиманская, А. Величковский. Вспоминали прошлое, ушедших, читали друг другу
стихи.
В.
Мамченко20
Не обмани меня в надежде,
О ветер вечности моей.
В саду моем совсем как прежде
Поет в сирени соловей.
И пахнут новой жизнью гроздья,
И молодостью, и весной,
И радостью, быть может,
поздней,
И крепкой патокой лесной.
Теперь не сомневаюсь в друге –
Поет как прежде соловей.
Ты возвращаешься на круги,
О ветер вечности моей.21
В 1975 году вышла единственная книга Татьяны Мандельштам-Гатинской
«Пламень жизни», которая осталась незамеченной. Татьяна Владимировна дожила до
80 лет, продолжая писать стихи, но печаталась редко. Она умерла в 1984 году в
окружении семьи. Бережно хранили домашние все эти долгие годы ее архив –
фотографии, стихи, наброски, книги. В своей статье «Перечитывая антологию»22
Юрий Терапиано пишет: «Задачи, которые ставят перед собой ‘парижские’ поэты,
сводятся к требованиям ясности и простоты, к отказу от внешних эффектов, от
игры образами и словами, – к честности и сосредоточенности, к поискам
внутренней правды и человечности». Именно этими словами и можно
охарактеризовать творчество забытой нами «парижской» поэтессы Татьяны
Владимировны Штильман (Мандельштам-Гатинской).
ПРИМЕЧАНИЯ
1.
Газета «Возрождение» (Париж), том 13, № 4094, 3 сентября 1937 г.
2.
Газета «Возрождение» (Париж), том 5, № 1738, 6 марта 1930 г.
3.
Рахель – Рахель (Блувштейн / Сэла / Рахель, Рая, Саратов, 1890 – Тель-Авив,
1931), еврейская поэтесса. Умерла от чахотки. По описанию друзей была женщиной
необыкновенной красоты.
4.
Роальд Мандельштам (1932–1961), ленинградский поэт. (Дед со стороны матери –
известный адвокат Иосиф Владимирович Мандельштам).
5.
«Ультрафиолетовые лучи», ненапечатанный роман Т. Штильман. 1-я часть романа
«Встречи с Бодлером» была напечатана в сборнике «Союз молодых поэтов и
писателей в Париже», том V, 1931 г.
6.
Газета «Возрождение», том 12, № 4066, 5 декабря 1936 г.
7.
Газета «Возрождение», том 3, № 1028, 5 апреля 1928 г.
8.
Владимир Вальтерович Диксон (1900–1929), поэт, прозаик,
переводчик, эмигрант «первой волны», основатель издательства «Вол» (Париж).
Его отец, Уолтер Фрэнк (Вальтер Франк) Диксон, был американцем, приехавшим в
Россию работать инженером-строителем на заводах Сормова в 1895, где в 1898 году
женился на обрусевшей польке Людмиле Ивановне Биджевской.
9.
Сборник стихов. Союз молодых поэтов и писателей в Париже. № IV,
1930 г. С. 31.
10.
Поэт Леонид Гатинский (псевд. Ганский,
1905, г. Лодзь – 1970, Париж). Учился в киевской классической гимназии,
затем жил и учился в Ленин-граде. В 1926 эмигрировал в
Париж. В 1932 году женился на Татьяне Мандельштам, сестре поэта Юрия
Мандельштама. Был членом Союза молодых поэтов и писателей (с 1930), членом
правления Объединения поэтов и писателей (с 1933). Выступал на вечерах этих
организаций с чтением своих произведений, участвовал в диспутах. До войны
печатался в журналах «Современные записки», «Числа», «Встречи», газете
«Возрождение». После войны выпустил в Париже сборники «На весу» (1962) и
«Слова» (1965). Похоронен рядом с женой на кладбище Пер-Лашез в Париже.
11.
Иваск, Юрий. О послевоенной
эмигрантской поэзии // «Новый Журнал», 1950, № 23. С. 196.
12.
Терапиано, Юрий. Встречи. – Нью-Йорк:
Изд-во им. Чехова, 1953.
13.
Газета «Возрождение» (Париж), том 5, № 1738, 6 марта 1930 г.
14.
Крейд, Вадим. В Россию ветром строчки
занесет… Поэты «парижской ноты». Антология. – Москва: Молодая гвардия, 2003.
15.
Цит. по Крейд, Вадим. Указ. соч.
16.
Волковыский, Н. Русские зарубежные
поэты // «Наше время». № 8 (1637), 1936.
17.
«Якорь». Антология русской зарубежной поэзии. Составители: Г. В. Адамович и М.
Л. Кантор. – Париж: Петрополис, 1936. С. 146.
18.
Софиев, Юрий. Синий дым. – Алма-Ата:
Изд-во Алматы, 2013.
19.
Терапиано, Юрий. Указ. соч.
20.
Из книги: Татьяна Мандельштам-Гатинская.
«Пламень жизни. Стихи». – Париж, 1975 г. С. 67, с. 15.
21.
Мамченко, Виктор Андреевич (1901–1982), поэт, один из организаторов Союза
молодых поэтов и писателей Парижа (1925).
22. «Журнал Содружества». Март, № 3 (39),
1936. Сс. 8-11.