Переписка Л. К. Долгополова с редакцией «Краткой литературной энциклопедии» (Публ. – В. Э. Молодяков)
Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 280, 2015
История изучения в России русского символизма, бóльшая часть которой хронологически пришлась на советский период, является одной из наиболее интересных, поучительных и трагических страниц русской филологии ХХ века. Интерес к Серебряному веку постепенно распространяется и на его исследование, проходившее в идеологически и политически неблагоприятной обстановке, но несмотря на это продолжавшееся практически без перерывов и заложившее основу современного знания о русском символизме. Обобщающих работ по истории его изучения пока не появилось, но в научный оборот введены и продолжают вводиться важные источники, включая эпистолярию ученых (отмечу переписку И. С. Зиль-берштейна с В. Н. Орловым об издании писем Блока к жене в «Литературном наследстве» и публикации писем Д. Е. Максимова).
Разнообразные материалы, связанные с изучением русского символизма, сохранились
в архиве
Девятитомная «Краткая литературная
энциклопедия» (КЛЭ), выпущенная издательством «Советская энциклопедия» в
1962–1978 гг., не нуждается в представлении (ее полный текст доступен в
интернете). Ее подготовка и издание – это история большого компромисса авторов
и редакторов с литературным и идеологическим начальством и с цензурой. Сейчас
легко критиковать многие из ее статей и особенно из
оценок, но следует помнить, в каких условиях она готовилась. Многие статьи КЛЭ
и сегодня не выглядят «памятником ушедшей эпохи». Одна из них – статья о
русском символизме. Руководивший редакцией литературы и языка
Владимир Васильевич Жданов (1911–1981) в
Переписка ученого с редакцией, в которой его визави выступал в основном Николай Пантелеймонович Розин (1929–2013), заслуживший благодарную память не одного поколения авторов и читателей, представляет интерес по нескольким причинам. Во-первых, она показывает редакционную «кухню» КЛЭ: энциклопедию готовили люди, знавшие и любившие свое дело и старавшиеся делать его как можно лучше – с учетом специфических требований энциклопедического издания. Во-вторых, становится ясно, через какие «препоны и рогатки» прошла статья о символизме – но ведь прошла же, причем почти без потерь! К сожалению, в архиве ученого не сохранились рукописи ни одной из редакций статьи – только гранки с замечаниями главного редактора КЛЭ А. А. Суркова и «реакцией-минимум» со стороны редакции (см. письмо 9); текст гранок почти не отличается от окончательного.
Наконец, переписка ярко характеризует корреспондентов. С одной стороны – принципиальный и настойчивый «нечиновный» автор, не готовый к уступкам даже ради публикации столь важной для него статьи в столь престижном издании. С другой – доброжелательные и внимательные редакторы, стремившиеся не только обойти «препоны и рогатки», но и привести статью уважаемого ими автора в соответствие с энциклопедическими нормами, о соблюдении которых Долгополов не всегда задумывался.
Все письма публикуются впервые и без купюр, за исключением адреса автора. Для удобства чтения все знаки выделения (подчеркивания одной или двумя чертами, разбивка в машинописи) заменены курсивом.
Василий Молодяков
10. Н. П. РОЗИН– Л. К. ДОЛГОПОЛОВУ
(Даты нет)
Глубокоуважаемый
Ваша ст[атья] «Символизм» прошла первую стадию редакционных мытарств, «усохнув» и обретя «денежное выражение». Для дальнейшего хождения (по рецензентам и членам редколлегии) она нуждается в Вашем просмотре: быть может, редактура была не идеальной… Пожалуйста, исправьте, дополните, замените.
С нашей стороны есть ряд пожеланий:
1. Шире приведите конкретные философские, этические, исторические, социальные проблемы, решаемые символистами в самих художественных произведениях. С различной трактовкой у разных групп символистов. Кстати, они освещены в Вашей ст[атье] в «Истории русской поэзии» (напр., личность и обстоятельства, личность как средоточие роковых историч[еских] стихий, трагич[еская] тема «страшного города» и «железного века», закат бурж[уазной] цивилизации, метафизика зла, поиски религиозной «основы», приятие и неприятие бытия, «мессианство» России, революция и культура, тема «возмездия», поэтика Тютчева, Фета, а с др[угой] стороны – Н. Некрасова). Серьезность и глубокость самой проблематики «подкрепит» разграничение декадентства и С[имволизма].
2. В начале ст[атьи] у Вас была цитата А. Белого, подводившая всех символистов под «субъективизм». Мы ее сняли (отчасти потому, что наше высшее начальство пугается цитат «немарксистов»). Но сказать дифференцированно о субъективизме и индивидуализме (как тенденциях!) С[имволизма] надо.
3. Отчетливее сказать о «старших» и «младших» символистах.
4. Нужен абзац о марксистской критике символистов (М. Горький, А. Луначарский, В. Воровский). С акцентом: дифференцированная оценка С[имволизма] у марксистских критиков. Без этого абзаца – не пройти через НКР (научно-контрольная редакция, она же – внутренняя цензура). Напишите его отдельно (а там – посмотрим)1.
5. Сказать о прозе символистов (Д. Мережковский, А. Белый, Ф. Сологуб, б[ыть] м[ожет] Ремизов).
_____________________________
Автограф.
1. В окончательный текст статьи такой абзац не вошел; был ли он написан –
неизвестно.
2. И. Б. РОДНЯНСКАЯ1 – Л. К. ДОЛГОПОЛОВУ
(Даты нет)
Будучи, волею судеб, соредактором Николая Пантелеймоновича по Вашей статье, решаюсь присоединить к его соображениям некоторые свои.
Когда речь пойдет о размежевании «старших» и «младших» символистов, очень важно сказать, что последним было свойственно стремление вывести свое творчество за «границы искусства» (человек, личность – выше художника, символист должен быть таковым в жизни, т. е. пророком, а не только поэтом; теургическая утопия, социально-политическому действию противопоставляется «богодействие», а отнюдь не индивидуалистическая прихоть и пр.). Мне кажется, что фигурировавшая ранее в преамбуле статьи цитата из Андрея Белого связана с разочарованием и ослаблением этого «соборного» и этического импульса в период «подведения итогов», но вовсе не может служить прокламацией первоначальной установки младших символистов. В том же 1910 году подведения итогов А. Блок, конспектируя доклад Вяч. Иванова «Заветы символизма» (которого очень желательно было бы коснуться в статье!), пишет: «<…> ▒Стихи о Прекрасной Даме’ – уже этика, уже общественность. Поэзия – только часть целого». И в каком-то, пусть «мистифицированном», смысле он прав. Осн[овные] тезисы доклада Вяч. Иванова: символизм умер – да здравствует символизм!; символика вместо символизации; жажда канона столь же жизнеспособного, как, в прошлом, традиц[ионно]-культовые каноны искусства и пр., – вообще очень любопытны. Русские символисты выступали против психологического индивидуализма за персонализм (если воспользоваться позднейшей идеалистической терминологией), за общезначимость и «вселенскость» своего поэтич[еского] переживания. Они все это сказали раньше, чем западные неосимволисты с их борьбой против психологизма за общезначимую традицию (прежде всего, Т. С. Элиот). Погружение в лирический хаос «Незнакомки» и «Снежной маски» нередко воспринималось самим Блоком как падение и измена «заветам». Причем вся эта тема обернулась в сознании Блока очень неожиданно: «нам не совладать с этим желанием (не свершать подвига), а с ним совладает НАРОД», что определило дальнейшую судьбу (творческую) Блока. Но важно, что это – именно трансформация коронной символистской мысли.
В связи с этим стоило бы сказать о сути полемики акмеистов и символистов хотя бы в нескольких словах. Конечно, «вещная» критика символизма была отчасти справедлива, но какие-то нравственно-гуманные утраты были, как следствие ее, неизбежны (о чем потом писал Блок). Недаром и Гумилев, и Мандельштам, и Ахматова фактически пришли в конце жизни к «неосимволизму». И даже первоначально отталкивавшийся от Блока (в духе зощенковских насмешек) Заболоцкий (я как раз потихоньку занимаюсь этой последней темой). Но эти выводы, судя по первоначальному тексту статьи, близкие Вам, – можно дать лишь в очень завуалированной форме.
Короче говоря, хотелось бы, чтобы Вы вошли в круг этих тем более обстоятельно и провели грань между символизмом и романтическим субъективизмом (зачеркнуто: психологизмом. – В. М.) 19 в. Разумеется, будет принята такая трактовка этих тем, какую Вы считаете правильной (сколь угодно критическая – или, напротив, мягкая).
С глубоким уважением
И. Роднянская
P. S. Мне кажется, критика «буржуазности» у символистов тотальна и принципиальна и выходит за рамки частной «темы капиталистического города».
И. Р.
______________________________
Автограф
1. Роднянская Ирина Бенционовна (р. 1935), историк русской литературы, критик, многолетний сотрудник редакции литературы и языка издательства «Советская энциклопедия»; возглавляла отдел критики ж. «Новый мир»; лауреат премии А. Солженицына (2014).
Октябрь 1969
Обрубив мне руки и ноги, расквасив нос и обрезав уши, вы все-таки ухитрились каким-то чудом сохранить мне голову. Посылаю вам свою глубокую признательность, хорошо понимая, что в нынешних условиях столь милосердный акт должен расцениваться не иначе, как геройский подвиг. Если вам суждено обогнать меня на нашем общем пути к вечному покою, я отмечу этот факт словами на соответствующем камне.
Однако, отдавая должное вашей самоотверженности, я все-таки не могу отделаться от ощущения некоторого членовредительства. Поэтому появляться на страницах Лит[ературной] энциклопедии (хотя бы и краткой!) в описанном выше виде мне не очень хочется. Сидеть бы мне где-нибудь на вокзале в Уфе или Курске, с кепкой в протянутых зубах, сочиняя в свободное время повесть о настоящем человеке.
Отсюда – и характер работы, которую мне пришлось проделать и которая свелась к тому, что я ползал по полю битвы, собирая собственные члены и пытаясь приставить их к соответствующим местам. Что-то приставилось, а что-то, простите, нет.
Я пытался сохранить общий рельеф модели, созданный вами – это надо признать – с полным совершенством. Я только постарался вернуть ей содержание и в некоторых случаях развить и дополнить его. Сделал это, как мог, лучше не могу, но и вас прошу больше не пробовать. Вы меня чрезвычайно бы обязали, если бы на посылаемом варианте период редакционно-издательской подготовки завершился.
Спасибо за письма. Как вы заметили из текста статьи, я вполне разделяю ваш тон по отношению к предмету разговора. Большую часть замечаний (среди которых есть очень ценные) я постарался реализовать. Но есть среди них реализации не поддающиеся – напр[имер] пожелание Ник. Пант. Розина шире раскрыть «философские, этические, исторические, социальные проблемы, решаемые символистами в самих художественных произведениях. С различной трактовкой у разных групп символистов». Будь в моем распоряжении коллектив сотрудников ИМЛИ, и то я вряд ли взялся бы за такую тему.
Что касается предложений И. Роднянской, они мне показались столь же интересными, сколь и спорными. Поэтому, как вы увидите, я отнесся к ним с вниманием, но и с осторожностью, которая, как известно, является мудростью дипломатов и полководцев. Если автору придется излагать эти свои соображения в специальной статье (не энциклопедической!) – я с несомненным удовольствием ознакомлюсь с ними подробней, хотя бы и в рукописи.
Я вполне присоединяюсь к мнению Е. Эткинда относительно того, чтобы библиография к статье печаталась раздельно, и вообще чтобы это были две разные статьи – его и моя1.
Меня очень порадовали ваши уместные слова о сорока процентах (гонорара – В. М.) – но, к сожалению, до сих пор нет даже одного. А на дворе уже зима.
С искренним приветом, уважением и расположением
_____________________________
Машинописная копия без
подписи.
1. В итоге статья
«Символизм» осталась единой; Е. Г. Эткиндом написана ее первая часть
«Зарубежный символизм». Библиография к статье напечатана раздельно.
24 января 1970
Многоуважаемый и бесконечно дорогой
Николай Пантелеймонович!
Боясь не успеть к указанному Вами сроку (30 октября
Будьте добры, откликнитесь хотя бы на это письмо.
Заодно ставлю Вас в известность о том, что адрес мой изменился (я переехал в центр) и отныне он имеет такой вид <…>.
Искренне уважающий Вас
Л. Долгополов
_____________________________
Машинописная копия.
5. Н. П. РОЗИН
– Л. К. ДОЛГОПОЛОВУ
Глубокоуважаемый
Ваши извинения совершенно «извинительны» на фоне энциклопедических претензий – и научных, и «конъюнктурных». Полагаю, что Вам слегка поднадоело «самоусовершенствоваться», но надеюсь на Вашу «добрую волю» помочь нам преодолеть всевозможные препятствия, и дельные, и субъективно-пристрастные.
Посылаю Вам: экземпляр с карандашными пометками Д. Е. Максимова; отзыв на статью (автора [главы. – В. М.] о франц[узском] символизме в «Истории франц[узской] лит[ерату]ры») Н. И. Балашова, частично затронувшего Ваш раздел; перепечатанный (первые 5 стр.) экземпляр после Вашей правки.
Кроме того, настоятельная просьба чл[енов] редколлегии Л. И. Тимофеева, к[ото]рый остался статьей неудовлетворен, и В. В. Жданова расширить конкретную проблематику творчества символистов за счет теории. Еще раз подумайте о композиции.
В заключение – приношу извинения, что не сумели одновременно и гораздо раньше организовать отзывы.
Еще раз прошу прощения и надеюсь на Вашу добрую волю.
Розин
P. S. Править можете или на своем, или на «максимовском» экземпляре. Отзыв возвращать не обязательно1.
Всего доброго. Привет Вам от В. В. Жданова.
______________________________
Автограф.
1. В архиве Долгополова
отзыв не сохранился.
21 мая 1970
Многоуважаемый и дорогой Николай Пантелеймонович!
За такую работу добрый хозяин в старое время платил чистым золотом. Я понимаю, что и Вы готовы поддержать эту традицию, но у Вас нет золота. Я ничего и не требую. Я только прошу и прошу очень немногого: хватит. Я больше не могу. Посылаю Вам последнюю свою редакцию, и: 1) либо вы ее принимаете и печатаете в том виде, в каком она находится сейчас, 2) либо заказываете статью другому автору, – помилуй бог, тем же Балашову и Максимову. Куда как будет здорово: они все знают, у них весь материал находится в стройном порядке, вот и пусть изложат его на бумаге. И князю слава, и себе там что-то такое тоже, не помню уже что именно. Я не против рецензий и переделок, я против психиатрической лечебницы. Правда, это будет первый случай помешательства на почве символизма, но пусть в роли новатора выступит кто-нибудь другой. У меня, видите ли, дети.
Я сделал всe, что я мог сделать на данном, очень несовершенном, я понимаю, этапе своего развития. По возможности учел сделанные замечания. Кое на что не обратил внимания. Кое с чем я просто не согласен (сюда следует отнести очень заманчивую, но и очень плоскую теорию о «преодолении» символизма крупными художниками, Блоком и проч. Никакого преодоления не было, была естественная эволюция течения, которое изменялось в соответствии с изменением эпохи, времени; символизм, скажем, 1910-х гг. – это не то, что символизм 1890-х гг., но и там, и здесь символизм. И меньше всего что-то там преодолевал Брюсов – это же смешно говорить, что Брюсов преодолел символизм!). Я и хотел показать эволюцию течения. Получилось плохо? Пусть кто-нибудь сделает лучше.
Посылаю Вам рукопись такой, какой она написалась (а писалась она в больнице, из которой я только что вышел, поэтому имеет неряшливый вид: писать приходилось, сидя на кровати). Не могу ни исправлять, ни перепечатывать, потому что не могу ее видеть. Поэтому прошу Вас прислать мне один экземпляр из тех, что вы будете перепечатывать на машинке. Там есть у меня кое-какие находки, мне хотелось бы иметь их под рукой.
Мой искренний привет моим дорогим рецензентам, а также В. В. Жданову и Л. И. Тимофееву.
С уважением, Ваш
Л. Долгополов
_____________________________
Машинописная копия,
подпись-автограф.
7. Н. П. РОЗИН
– Л. К. ДОЛГОПОЛОВУ
18 октября 1970
Глубокоуважаемый
Ваш горький, если не сказать черный, юмор мы оценили всей редакцией 5 месяцев тому назад. И не только «всей редакцией»: стенгазета упрашивала меня «позабавить» всех авторов и редакторов издательства. И если бы Вы слышали этот смех, то согласились бы просто на «серебро» за Ваш труд, а может быть, даже и на «полновесный» советский рубль. Но… но, к сожалению, хоть Вы и «работник», да я не «хозяин», а скорее всего – временно «управляющий» и, уж конечно, не «своя воля – закон»1.
Единственное, чем я себя тешу, это «самомнительной» надеждой, что пока статья не ухудшалась и что я стремился «управлять», то бишь «править», статью, оберегая Ваши мысли. И вот теперь – ради Бога не сердитесь – посылаю еще раз, т. к. гранок и верстки у нас не будет, и рукопись 30 окт[ября] уйдет в типографию – для Вас навсегда2. К ней приписан конец: если он Вас не шокирует, то мы оставляем Вашу подпись на месте, т. е. в конце статьи, а если он, по Вашему разумению, противоречит Вашей т[очке] зр[ения], то ставим подпись до него (см. сам текст)3. Это в правилах энциклопедии и отнюдь не ущемляет авторских интересов. Пожалуйста, поскорее пришлите Вашу «последнюю волю». Надеемся, что очередной праздник Вы проведете в семье, а не в психбольнице. Простите эту шутку, навеянную мотивами Вашего последнего – майского – письма.
С уважением
Н. Розин
Поклон Вам от В. В. Жданова и нашего второго – параллельного – начальника-«комиссара» А. Ф. Ермакова.
Экземпляр статьи для Вас лично я вышлю попозже, а данный, пожалуйста, верните.
_____________________________
Автограф.
1. Подчеркнув слова в
кавычках, Долгополов написал рядом: Бунин?
2. Согласно выходным
данным, том сдан в набор 30 октября
3. Данный фрагмент,
видимо, не вошел в итоговый вариант, поскольку фамилия автора стоит в самом
конце, после библиографии.
8. Н. П. РОЗИН
– Л. К. ДОЛГОПОЛОВУ
(Даты нет)
Глубокоуважаемый
Грустно, что я доставил (и м[ожет]
б[ыть], еще доставлю) Вам столько хлопот, забот и
треволнений. Еще грустнее, что перипетии «схватки» (или «драчки») за Вашу ст[атью] не кончились. За нас «крепко»
взялся (так. – В. М.) А. Г. Дементьев и А. А. Сурков (наш главный
редактор). И милостей ждать от них не приходится. Для них – в лучших традициях
постановления
А пока: 1. Посылаю Вам верстку, в которую вошли почти все Ваши пожелания (вошли, можно сказать, на пути от издательства в типографию). Ваш последний экземпляр цел и сохранен, но вышлю я Вам его чуть позже: мне надо его изъять у производственников – раз; второе – я должен предъявить его В. В. Жданову в качестве доказательства Вашей последней воли.
Как только будут замечания А. А. Суркова и А. Г. Дементьева, я их Вам вышлю (вместе с Вашим посл[едним] вариантом) или передам по телефону.
И буду просить Вас (сознавая, как Вам это всe надоело) ответить на замечания (быть может, учтя частности) прямо и непосредственно Владимиру Викторовичу Жданову, который Вас «завербовал» и который Вас чтит как автора. К сожалению, он в творческом отпуске и бывает в редакции редко (раз в неделю). Простите меня и не сердитесь. Вам, наверное, уже не до юмора, а мне уже даже и не до эмоций (по крайней мере, успокаивающих). Но стоит ли «махать рукой на все» перед самым финишем? Впрочем, я могу только просить…
Всего доброго.
Н. Розин
___________________________
Автограф.
9. Н. П. РОЗИН
– Л. К. ДОЛГОПОЛОВУ
18 марта 1971
Глубокоуважаемый
Разделяю (как всегда) Вашу тревогу. Пока есть просветы в судьбе статьи, но тучки еще мрачноваты.
Итак, посылаю Вам статью, на которой: а) простым карандашом – все пометки А. А. Суркова (подчеркивания прямые, волнистые в тексте, на полях и замечания); б) наша внутриредакционная реакция-минимум на пометки А. А. Суркова – синими чернилами. Мое мнение – наши поправки не портят сути, концепции и мыслей статьи (но судить, конечно, Вам).
Сказать твердо, что это конец мытарствам, – я не могу. За Вашу статью и В. В. Жданов, и А. Г. Дементьев, и наш новый начальник А. Ф. Ермаков. Но очень скептически, наряду с А. А. Сурковым, к ней относится гл[авный] редактор изд[ательст]ва Лев Ст[епанович] Шаумян. И он, и Сурков еще не видели нашей правки, но пока согласились, чтобы редакция продвигала статью в производство, оговорив, что они еще будут смотреть и правку, и отзывы рецензентов на статью.
Единственное, что я могу сказать твердо, – Бог не выдаст, свинья не съест (но и это ведь апокрифическое, а не каноническое изречение).
Если в нашей – вынужденной! – правке относительно всe терпимо, то нам (и Вам, и нам) остается пока ждать «начальственного соизволения». Если что-то Вас очень не удовлетворит – реагируйте. (Кстати, за Вас и Эткинда – также Д. С. Лихачев, что он непосредственно высказал А. Ф. Ермакову – нашему новому шефу).
Хорошо бы Вас больше не тревожить: поверьте, что мы приложили к этому немало усилий. А Вам, конечно, надоела эта редакционная «кухня».
Всего доброго.
Розин
Правку можете делать прямо в тексте.
______________________________
Автограф.
Приводим сл. текст в
качестве приложения к письму:
Замечания А. А. Суркова
на полях верстки
К словам «К 1910-м гг. С.
в России становится одним из наиболее значит. факторов духовно-культурной жизни»: Для узкой
интеллигентской «элитарной» верхушки + толстосумы-меценаты.
В окончательном варианте текст оставлен без изменений.
К словам: «На себя
символисты смотрят как на последних носителей ▒старой’ культуры
<…> которую им суждено сохранить для будущих поколений»: Как же они
думали сохранить старую культуру для нового мира, если встречали гимном тех,
кто их уничтожит? В верстке последние слова исправлены редакцией на: «▒хранить’
в эпоху потрясений»; в окончательном варианте придаточное предложение опущено.
К словам: «С сов. паспортом жили за рубежом Минский, В. Иванов»: Что упоминание о «сов. паспортах» объясняет [?]. И Ходасевич, и Бальмонт и др. уехали тоже с сов. паспортом, что не мешало им [стать] эмигрантами по существу. В верстке фраза вычеркнута редакцией. В окончательном варианте опущены эта и следующая фразы: «Активными эмигрантами из числа символистов оказались Мережковские, увидевшие в революции торжество ▒грядущего хама’».
10. Н. П. РОЗИН
– Л. К. ДОЛГОПОЛОВУ
27 апреля 1971
Глубокоуважаемый
Ваша бескомпромиссность приносит благие плоды1. («Шишки» будем чесать по выходе тома.) Хотелось, чтобы Вы спокойно встретили весенние праздники. Простите, что опаздываю с ответом: был в отпуске, а В. В. Жданов пребывает много месяцев в творческом отпуске (но он косвенно влияет на доброе решение судьбы Вашей статьи). Правка Ваша войдет, надеюсь, бескомпромиссно.
Всего доброго
Розин
_____________________________
Автограф.
1. Долгополов не принял
ничего из предложенной редакцией правки, за исключением реакции на два
замечания Суркова. Согласно выходным данным, том подписан в печать 26 апреля
Публикация – В. Э. Молодяков