Часть 2
Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 280, 2015
Продолжение. См. Часть 1. От Окунцова до Вейнбаума. – НЖ, № 279, 2015.
Часть 2. Андрей Седых
В контексте рассказа о личности Марка Ефимовича Вейнбаума
нельзя еще раз не упомянуть о его деятельности на посту президента Литфонда (Litfund), или Литературного фонда поддержки русских
писателей и ученых в изгнании («Fund for the Relief
of Russian Writers and Scientists
in Exile»). С момента
своего основания в
На фирменном формуляре Литфонда в
Кончина Вейнбаума совпала с уходом из жизни большинства старейших авторов НРС. Одновременно в 1970-е гг. на Запад хлынула третья волна эмиграции, принесшая с собой новые громкие литературные имена, нового читателя и новые конфликты. На посту главного редактора НРС и президента Литфонда Марка Вейнбаума сменил его заместитель Андрей Седых.
Про литератора Андрея Седых, в миру звавшегося Яков Моисеевич Цвибак (1902–1994), хорошо разбиравшийся в людях и весьма сдержанный в своих оценках Марк Алданов писал: «Цвибак очень честный и порядочный человек, – я, слава Богу, знаю его тридцать лет»6. Не менее лестную оценку личности А. Седых дает известная литератор и издатель Русского Зарубежья Софья Юльевна Прегель (1897–1972). В письме на имя Ф. Даманской7, датированном 20 декабря 1956 года, она, например, писала: «В отзывчивости А. Седых не сомневаюсь – это хороший человек и отличный товарищ»8. Подобного рода характеристики А. Седых, вкупе с не менее позитивными эпитетами «энергичный», «увлеченный», «компетентный», «талантливый», можно найти и у других «свидетелей времени».
Яков Моисеевич Цвибак, писатель, журналист и
общественный деятель русской эмиграции, «родился 1-го августа 1902 года в
Феодосии9. Там же он окончил гимназию. Его
отец был журналистом10, писал корреспонденции для газет ▒Южные
ведомости’ и ▒Крымский вестник’; маленький Яша еще в раннем детстве знал, что
пойдет по стопам отца. Свои юные годы автор описал в некоторых крымских
рассказах, вышедших отдельной книгой11 в 1977 году. Есть там
автобиографическое, полное юмора повествование о том, как маленький
феодосийский гимназист чуть не попал на цирковую арену, случайно став
▒учеником’ борца-тяжеловеса чемпиона Украины Стыцуры.
От циркового выступления будущего редактора ▒Нового русского слова’ вовремя
спас отец»12. В
Затем Яков Цвибак через Италию переехал во
Францию и в 1921 году появился в Париже. Здесь он обратил на себя внимание
видного российского государственного деятеля Михаила Михайловича Федорова15,
который курировал дела русских студентов-эмигрантов. По его направлению молодой
человек поступил в Высшую школу политических наук в Сорбонне, которую окончил в
Литературный дар молодого эмигранта обратил на себя внимание видных
писателей Русского Зарубежья – М. Алданова, Н. Тэффи,
А. Ремизова, И. Бунина и др., с которыми А. Седых вскоре сблизился, и
богатейший материал этого периода отразился впоследствии в
его мемуарных произведениях17. Продолжая
работать в прессе, Седых выпустил две книги рассказов: «Там,
где была Россия» (Париж,
В
Андрей Седых с
После кончины Вейнбаума Андрей Седых, по сути, оказался последним представителем поколения эмигрантов первой волны, определявших лицо «Нового русского слова». В плане общественно-политическом он твердо проводил антикоммунистическую линию своего предшественника и коллеги, но все, что касалось литературной проблематики и стилистики публикаций, претерпело существенные изменения. С началом третьей волны эмиграции из СССР в Русское Зарубежье пришло новое поколение, с принципиально иными художественными вкусами и задачами. Хотя сам Седых был глубоко укоренен в Серебряном веке, внешние обстоятельства заставляли его идти в ногу со временем. Поэтому он широко открыл двери НРС бывшим советским литераторам из числа новых эмигрантов. В НРС публиковались практически все известные литераторы новой волны, и среди них В. Аксенов, Ю. Алешковский, И. Бродский, П. Вайль, В. Войнович, А. Ге-нис, Ф. Горенштейн, С. Довлатов, И. Ефимов, К. Кузьминский, Л. Лосев, Э. Лимонов, Ю. Мамлеев, Саша Соколов, А. Солженицын, А. Цветков и др. Благодаря притоку свежих сил газета продолжала активно развиваться.
Сам Андрей Седых рассказывал о своей жизни и редакторской деятельности в НРС следующее21:
Пока я не стал главным редактором, я никогда не был так занят. Я ведь из тех людей, которые любят делать все сами. Я даже конверты заклеиваю и марки клею сам; прихожу в редакцию к восьми утра, раньше всех. Дома работаю до одиннадцати вечера. Встаю в шесть. В субботу читаю журналы и газеты, их у меня скапливается целая гора, готовлюсь к «Заметкам редактора». А в воскресенье пишу. Правда, пишу я недолго, два-три часа. И так уже много лет, изо дня в день. <…> Я очень люблю газету. Я считаю себя журналистом, не писателем. Это у меня в молодости был период, когда хотелось писать беллетристику. Ну, я написал несколько книжек рассказов. Но это ничего не доказывает. По-настоящему я – журналист, и мне этого вполне достаточно. Газета – мое призвание, моя любовь. Я отдал этому делу всю жизнь. Расскажу вам историю из своего детства. Я родился в Феодосии. Мой отец был профессиональным журналистом. Каждый вечер он писал свои корреспонденции на узких длинных полосках бумаги, которыми тогда пользовались журналисты. Мне было три года, я еще не умел писать, но устраивался рядом на стуле, брал такую полоску и начинал выводить на ней каракули. На вопрос отца, что я делаю, я отвечал вполне серьезно: «Я пишу корреспонденцию в газету» – именно «корреспонденцию», не статью, не очерк. <…>
Эмигрантская газета, конечно, отличается от любой другой. Сюда люди идут за помощью, как к бесплатному адвокату, советчику, ходатаю по чужим делам. Почему-то приходит очень много сумасшедших. <…> История «Нового русского слова» вообще очень тесно связана с историей всего эмигрантского движения. Первая эмиграция была неповторима во всех отношениях. Это была эмиграция элиты – художественной, музыкальной, литературной. <…> Словом, это были сливки общества, знаменитые, но пожилые люди, которые довольно быстро стали уходить из жизни. Началось движение вниз. Это напоминает движение биржевого курса. Когда он падает очень низко, снова начинается повышение. Пришла вторая волна эмиграции. Это были военнопленные, те, кто ушел на запад вместе с немцами, остатки власовской армии. Это была военная эмиграция. Как и первая, она была очень антикоммунистическая. Как и первая волна, вторая продолжалась лет тридцать – естественный срок. И вот в семидесятых годах, когда снова стало довольно трудно, хлынула третья волна. Новые эмигранты очень быстро освоились с «Новым русским словом» и нашли тут сочувственное отношение и поддержку. <…>
Особых сложностей у нас нет, но порой мы сталкиваемся с непониманием того, какие трудности здесь ожидают людей. Они попали в совершенно чужой мир. Это люди с другой планеты. То, что нам кажется чудовищным и ненормальным, они всосали с молоком матери. Будем откровенны – только немногие руководствовались, уезжая из СССР, политическими мотивами. Я считаю, что третья волна – это наиболее аполитичная эмиграция из всех. Это эмиграция людей, которые хотели жить по-человечески, воспитывать детей, ездить, куда они хотят, не зависеть от чьих-то разрешений, от всяких комитетов. Словом, быть свободными в бытовом и духовном смысле слова. Что ж, в этом отношении Америка – прекрасная страна… Эта эмиграция оказалась очень живучей, очень крепкой, она привыкла в России ко многим испытаниям… Талантливый, энергичный народ! Но вот что меня поражает: новые эмигранты (даже те из них, кто преуспел материально) никогда не жертвуют деньги на благотворительные нужды. Я всю жизнь занимаюсь благотворительностью. В Париже придумал «голодную пятницу». Мы отдавали в страстную пятницу стоимость своего обеда в фонд специальной помощи. В первый же день перед редакцией выстроилась огромная очередь людей, сдающих деньги. Когда я приехал в Нью-Йорк, сразу же организовал фонд срочной помощи, потому что стариков было много, социального страхования не было никакого. Вот недавно прошел очередной сбор в фонд срочной помощи. Должен сказать, что на наш призыв откликаются в основном представители первой и второй эмиграций – третья, как правило, не жертвует. Я объясняю это тем, что в Советском Союзе нет частной благотворительности. Там это не принято. А здесь, в Америке, все построено на частной благотворительности. На пожертвования создаются оперные театры, симфонические оркестры, библиотеки, концертные залы. <…> К сожалению, русские артисты вообще не жертвуют. И во Франции было то же самое. Я никогда не получал денег от больших артистов. Меня это огорчает, потому что они очень многим обязаны прессе – рекламой, интервью, рецензиями. А когда надо помочь этим людям, которые им же создавали популярность, внести свою лепту в Литературный фонд, – вы встречаете глухое молчание. Какой-нибудь пенсионер-старик присылает свои пять долларов, оторванные от пенсии. А люди, которые получают по 10-15 тысяч долларов за каждое выступление, не платят ни копейки. Иногда обещают, но не выполняют обещанного. <…> А за свои статьи я не получаю ничего. Я пишу, потому что люблю писать. За 30 долларов я бы не стал писать. Я всегда предупреждаю, что с гонораров Н[ового] Р[усского] С[лова] жить нельзя, это случайный заработок. Я никогда не притронулся к газетным деньгам, к основному капиталу. Очень часто его не хватает. Особенно летом, когда падает подписка, я всегда одалживал газете свои собственные деньги. <…> Когда я умру, весь капитал останется в газете. Так и Вейнбаум поступил. У нас большие расходы – гонорары за статьи, аренда помещения, штат 150 человек. И так далее.
А вот что воспоминает о «Новом русском слове» и его редакторах художник Сергей Голлербах22 – эмигрант из второй волны:
В начале 50-х годов редакция находилась на втором этаже небольшого здания на 56-й улице и Восьмой авеню в Манхэттене. Внизу работала типография и издательство Мартьянова, выпускавшее открытки и отрывные календари и существующее и по сей день. Длинное помещение редакции было в конце отгорожено, и там, направо, находился кабинет главного редактора Марка Ефимовича Вейнбаума, а слева – его помощника Якова Моисеевича Цвибака, он же – Андрей Седых. Марка Ефимовича я еще застал в живых. После его кончины главным редактором стал Яков Моисеевич. Под его руководством газета расцвела. Из маленькой газетки в восемь страниц «Новое русское слово» превратилось в солидное периодическое издание. Оно стало источником информации и увлекательным чтением для всех живущих в Америке русскоговорящих. Газета не имела определенного политического направления, но, как говорил Андрей Седых, не признавала двух «измов» – коммунизма и фашизма. В ней печатались статьи, рассказы, поэзия, имелся отдел хроники, крестословиц и отдел юмора. <…> Яков Моисеевич <…> возглавлял в Нью-Йорке наш эмигрантский Литфонд, помогавший писателям и поэтам, оказавшимся в эмиграции во многих странах и находившимся в стесненных обстоятельствах. Собрания Литфонда, на которых присутствовал и я, проходили на его квартире на 70-й улице около Бродвея. Яков Моисеевич любил искусство, <…> знал лично Марка Шагала, который подарил ему несколько своих литографий. Они были впоследствии проданы, и вырученные деньги пошли в Литфонд.
<…> Шли годы, Яков Моисеевич старел и начал искать себе помощника в среде новоприбывших из Советского Союза эмигрантов. Однако найти подходящего по уровню культуры, эстетическим пристрастиям и убежденииям человека оказалось делом нелегким. Помню, я как-то позвонил Якову Моисеевичу, и на мой вопрос, как он поживает, престарелый редактор ответил: «Сижу и правлю поступившие рукописи, слово ▒Бог’ пишу с большой буквы, зачеркиваю слово ▒ж…’»… В конце 70-х годов в типографии «Нового русского слова» произошел взрыв, но злоумышленников так и не нашли. Впрочем, газета переехала, в результате этого, в лучшее помещение на 34-й улице. <…> Кончина Евгении Иосифовны была для Якова Моисеевича тяжелым ударом, от которого он не оправился и вскоре последовал за нею.
Попав в другие руки, газета «Новое русское слово» изменила свой облик, и не к лучшему. <…> Конечно, времена и люди меняются. Но все же… все же… те, кто помнит старую газету, оплакивают ее исчезновение и с теплым чувством вспоминают ее старого редактора Андрея Седых23.
В высказываниях С. Л. Голлербаха без труда можно уловить нотки «межволнового» отчуждения. Особых комментариев тут не требуется. Новые эмигранты не встретили в кругах старой русской эмиграции ни понимания, ни сочувствия. А по-иному здесь быть и не могло. Слишком различными оказались амбиции и велики различия – возрастные, ментальные и культурные – между представителями отдельных «волн» в Русском Зарубежье. По сути, здесь встретились даже не «отцы и дети», а «дети разных отцов».
Андрей Седых, как питомец Серебряного века, новую эмигрантскую литературу не понимал и не признавал. Валерий Вайнберг вспоминает, например, такой анекдотичный случай: «Я помню, когда Андрей Седых пришел и рассказал историю его знакомства с Иосифом Бродским. Он сказал мне: ▒Я подошел к Бродскому и сказал ему: Иосиф, я не печатаю Вас только потому, что я Вас не понимаю’. Иосиф посмотрел и сказал: ▒Ну, все в порядке’. Накануне получения Нобелевской премии я напечатал произведения Иосифа Бродского разворотом в ▒Новом русском слове’»24.
Впрочем, будучи человеком по природе доброжелательным и глубоко интеллигентным, Седых старался как мог интегрировать у себя в газете «третью» волну. Первое время многие из новоприбывших мастеров пера подвизались именно в «Новом русском слове». Людмила Кафанова25, например, вспоминает: «Первый визит в Нью-Йорке – (в 1975 году, прямо через несколько недель после того, как мы приехали. Я с ними сотрудничала, наверное, до 80-го года или до 82-го) – я нанесла редакции газеты ▒Новое русское слово’. Помещалась она тогда на 256 улице, в старом, полуразвалившемся домике, пережившем свою молодость, скорее всего, в годы Войны за независимость. На первом этаже располагалась типография, точная копия типографии в филиале Музея Ленина в Москве, около Бутырской тюрьмы, где, якобы, в первые годы ХХ века печаталась большевистская ▒Искра’. Сама редакция, редакторы и переводчики новостей, корректоры, отдел подписки, отдел рекламы и бухгалтерия ютились в большой комнате на втором этаже, где был выгорожен закуток для главного редактора и владельца газеты Андрея Седых, он же Яков Моисеевич Цвибак. Мне, после ультрасовременных редакционных кабинетов и типографий комбината ▒Правда’, где помещался и печатался ▒Огонек’, было странно видеть в Нью-Йорке редакцию и типографию старейшей в мире за рубежами СССР ежедневной антисоветской газеты на русском языке в столь допотопном состоянии. Но, что есть – то есть, другого не дано. Вошла в закуток главного редактора, представилась, Яков Моисеевич встретил меня весело и любезно, взял принесенную статью, убей бог не помню о чем, посмотрел и сказал: ▒Нам подходит, будем печатать’. После чего завел со мной очень милый разговор о том о сем»26.
Евгений Рубин27, с
В конце 1970-х в газете были опубликованы четыре острополемические статьи Э. Лимонова29, который затем посчитал для себя за лучшее самым хамским образом рассориться с НРС и ее главным редактором А. Седых лично. Да и с большинством других ведущих литераторов из числа новоприбывших у НРС, в целом, не возникло прочных дружеских отношений. Об этом прискорбном факте впоследствии многие писали, в том числе и главный «бузотер» Сергей Довлатов30, основатель еженедельника «Новый американец»31.
Здесь следует подчеркнуть, что в отличие от второй, послевоенной, волны, третья волна была вполне сопоставима с первой по количеству представителей советской интеллектуальной элиты, вымытых из «исконного национального очага»: Аксенов, Алешковский, Войнович, Галич, Гладилин, Коржавин, А. Кузнецов, В. Максимов, В. Некрасов, Солженицын, – так и ее андеграунда: Бродский, Лимонов, Мамлеев, С. Соколов… Как уже отмечалось выше, в начале 1970-х в Русском Зарубежье встретились не просто разные поколения, а представители разных эпох, сформировавшиеся как личности в различных культурно-социальных условиях. Единственное, что их объединяло, был антисоветизм. В остальном, и в первую очередь в плане художественной проблематики, они являлись непримиримыми антагонистами. Очень четкой представляется в этом контексте такая формулировка: «Взаимоотношения между волнами эмиграции как культурная проблема»32.
В середине 1980-х гг. между «Новым русским словом» во главе с Андреем
Седых и «Новым американцем» развернулась жаркая полемика33. В № 65
«Нового американца» от 10-16 мая
<…>Мы досадили Вам фактом нашего существования. До 70-го года в эмиграции царил относительный порядок, отшумели прения и споры, распределились должности и звания, лавровые венки повисли на заслуженных шеях. Затем накатила Третья волна. Как и всякая человеческая общность, мы разнородны, среди нас есть грешники и праведники, светила математики и герои черного рынка, скрипачи и наркоманы, диссиденты и работники партаппарата, бывшие заключенные и бывшие прокуроры, евреи, православные, мусульмане и дзэн-буддисты. При этом у нас много общего – наш тоталитарный опыт, болезненная чувствительность к демагогии, идиосинкразия к пропаганде, неверие в риторику. И пороки у нас общие: нравственная и политическая дезориентация, жизнестойкость, переходящая в агрессию, то и дело проявляющаяся неразборчивость в средствах. В нас густо замешано хорошее и плохое, как и в любой человеческой общности. Мы не хуже и не лучше старых эмигрантов, мы решаем те же проблемы, нам присущи те же слабости, те же комплексы чужестранцев и неофитов. Мы так же болеем душой за нашу ужасную родину, ненавидим и проклинаем ее тиранов, вспоминаем друзей, с которыми разлучены. Мы не хуже и не лучше старых эмигрантов. Просто мы другие. <…> Мы поняли одну чрезвычайно существенную вещь: советская власть – не форма правления, советская власть есть образ жизни многомиллионного государства, а следовательно, она живет в каждом из нас, в наших привычках и склонностях, в наших симпатиях и антипатиях, в нашем сознании и в нашей душе. А значит, главное для нас – победить себя, победить в себе раба и циника, труса и невежу, ханжу и карьериста. <…> «Новый американец» заговорил своим языком, правда, с легким еврейским акцентом, на свои темы, в своей оптимистической манере. И началась паника в старейшей русской газете. <…> Мы признаем заслуги Вашей газеты, мы также признаем Ваши личные заслуги, господин Седых, однако мы сохраняем право критиковать недостатки газеты и требовать от администрации честного делового поведения в рамках федеральных законов34.
Не вдаваясь в подробности, следует отметить, что в развернувшейся дискуссии поколений восьмидесятилетний Андрей Седых выглядел куда благородней, чем нещадно критиковавшие его молодые «новоамериканцы», часто позволявшие себе грубые выпады, а вскоре перессорившиеся и друг с другом. Впрочем, молодость, как известно, и беспощадна, и безрассудна, и в этом залог ее успеха в борьбе с охранительским благородством уходящих поколений.
Андрей Седых, который в качественном отношении вытянул «Новое русское слово» на уровень парижских «Последних новостей», где сам он плодотворно работал до войны и которые в его глазах являлись вершиной русской периодической печати, ушел на покой, когда СССР приказал долго жить. С его уходом закончил, к сожалению, свои дни и Литфонд, не нашедший достойных руководителей, которые смогли бы изыскать средства для продолжения его деятельности в новых условиях бытования Русского Зарубежья.
При новом руководстве НРС – главный редактор Георгий Вайнер35 – газета, кардинально сменив формат и тематику, достигла к середине 1990-х гг. пика своих тиражей. Вот как об этом вспоминали очевидцы: «Тогда газета имела самый большой тираж среди иноязычной прессы США (150 тысяч), опережая даже испаноязычные издания. <…> Какое-то время газета даже попадала в продажу в Москве. Под это дело для офиса были сняты дорогие апартаменты. <…> Из номера в номер шли статьи писателей из Москвы, Ленинграда и прочих городов необъятной России. Это были наилучшие из лучших. [Однако вскоре] флагман русской прессы на Западе стал тонуть. Ведь все большие расходы по гонорарам русских гениев, по содержанию офиса с его ▒оргтехникой’, с главным офисом в Нью-Йорке не где-нибудь, а на фешенебельной 5-й авеню <…>, на зарплату штатных журналистов и всякие представительства уходило очень много. А доходы падали: Нью-Йорк заполонили русские газеты, которые раздавались бесплатно. Они жили за счет местной рекламы, которая стоила для бизнесов дешевле, чем в НРС»36.
В
– Я сделал все, что мог; кто может, пусть сделает лучше.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Вильчур Марк Ефимович (1883–1940),
российско-американский журналист. Учился в Миргородской
художественно-промышленной школе им. Н. В. Гоголя. Публиковал статьи по
политико-экономическим вопросам в «Вестнике Юга», «Приднепровском крае», «Утре
России», «Вокруг света», «Одесском листке» и других, напечатал ряд брошюр, в
том числе «О партии мирного обновления» (Мариуполь, 1906). С начала 1910-х
годов жил в США. С
2. Авксеньтьев Николай Дмитриевич (1878–1943), российский
общественно-политический деятель, публицист, масон. Член Государственной думы,
член ЦК партии эсеров. С
3. Уральский Марк. Илья Маркович Троцкий: публицист и общественный деятель Русского Зарубежья // «Новый Журнал», № 277, 2014. Сс. 241-265.
4. Уральский Марк. «Нетленность братских уз». // «Новый Журнал», № 277, 2014. Сс. 266-306.
5. Троцкий Илья Маркович (1879–1969), журналист, общественный
деятель. В эмиграции с
7. Даманская Августа Филипповна (урожд. Вейсман) (1877–1959), писательница, переводчик. В эмиграции
с
8. «Вы делаете прекрасное дело» (Письма С. Прегель к Р. Чеквер) / Публикация, вступ. статья и примеч. В. Хазана // РЕВА под ред. Э. Зальцберга. Кн. 10 // Торонто – СПб., 2015. С. 78.
9. В Феодосии сохранился родительский дом писателя – на улице Митридатской.
10. Моисей Ефимович Цвибак был владельцем магазина игрушек на Итальянской улице в Феодосии, биржевым маклером и журналистом, редактором «Бюллетеня Феодосийской биржи» (1910–1913), членом правления еврейской общины города. Дядя будущего писателя владел известной в городе типографией Цвибака.
11. Седых А. Крымские рассказы // Н.-Й.: «Новое русское слово», 1977.
12. Синкевич Валентина. Пути-дороги Андрея Седых. В кн.: Мои встречи: русская литература Америки: URL: http:// russianemigrant.ru/2014/07/1380
13. Седых А. Звездочеты Босфора: URL: http://www.rulit.net/books/zvedochyoty-s-bosfora-read-180230-2.html
14. Синкевич Валентина. Указ. соч. URL: http:// russianemigrant.ru/ 2014/07/1380
15. Федоров Михаил Михайлович (1859–1949), государственный и общественный
деятель, управляющий Министерства торговли и промышленности (
16. Общество «Я. Поволоцкий и Ко» – парижское книжное издательство, основанное в
17. Седых Андрей. Далекие, близкие // М.: Захаров. 2005 (первое издание – Н.-Й.: «Новое русское слово», 1962).
18. Синкевич Валентина. Указ. соч. URL: http:// russianemigrant.ru/2014/07/1380
19. Липовская (в замужестве Цвибак)
Евгения Иосифовна (1902–1988), актриса, певица (меццо-сопрано), общественный
деятель. Играла в спектаклях 2-й студии Московского Художественного театра.
После революции эмигрировала во Францию. В 1931–1932 гг. играла в Париже в
Русском зарубежном камерном театре, давала сольные концерты. С
20. Пешкова М. Линн Виссон – переводчик-синхронист ООН. Воспоминание о русской эмиграции // «Эхо Москвы», 06.07.2008: URL: http://www.echo.msk.ru/ programs/time/525462-echo
21. Езерская Белла. Андрей Седых. В кн.: Мастера: Интервью и эссе. Кн. 2 // Н.-Й.: Эрмитаж, 1989. Сс. 84–85.
22. Голлербах Сергей Львович (род.
23. Голлербах Сергей. Нью-Йоркский блокнот // «Новый журнал», № 264, 2011.
24. Валерий Вайнберг на RUNYweb.com: Энциклопедия Русской Америки: URL: http://www.runyweb.com/era/persons/valeriy_weinberg.html. После выхода в свет второго американского сборника стихов И. Бродского «Остановка в пустыне» (Н.-Й: Изд. им. Чехова,1970 г.), в НРС «один из старейших литераторов эмиграции Аргус (М. К. Эйзенштадт. – Авт.) приветствовал книгу как свидетельство сопротивления молодой интеллигенции советскому режиму, то есть, по существу, не заметив лирики»; других критиков, писавших в газете (напр., Коряков М. Листки из блокнота: Издательство им. Чехова, или Андреев Г. Под маской эмиграции // НРС, 25 июня и 14 июля 1970), «возмутило как не аргументированное, по их мнению, сопоставление И. Бродского с классиками русской литературы». – См.: Лосев Л. В. Иосиф Бродский: опыт литературной биографии // М.: Молодая гвардия, 2008. Сс. 135-136. В эмигрантской периодике Бродского печатали, главным образом, в «Новом американце» и «Русской мысли».
25. Кафанова Людмила В. (1929–2012), советский
театральный критик, публицист. В эмиграции с
26. Толстой Иван. «Новое русское слово» – конец легенды: http://www.svoboda.org/content/transcript/1740312.html
27. Рубин Евгений Михайлович (род. 1929), известный российский спортивный
обозреватель (работал в газете «Советский спорт») и американский журналист. В
эмиграции с
28. Толстой Иван. Указ. соч.: http://www.svoboda.org/content/transcript/ 1740312.html
31. «Новый американец» – нью-йоркская еженедельная газета эмигрантов третьей волны (1980–1984). – См.: URL: http://community.middlebury.edu/ ~beyer/ratw/novyiamerikanets.htm
32. Богомолов Н. Взаимоотношения между волнами эмиграции как
культурная проблема. Всб.: Ent-Grenzen / Запределами:
Intellektuelle Emigration in der
russischen Kultur des 20. Jahrhunderts // Frankfurt аm
34. И. Толстой. Указ. соч: http://www.svoboda.org/content/transcript/1740312.html
35. Cоветский писатель
в жанре детектива Георгий Александрович Вайнер
(1938–2009), с
36. Лебедев В. Долгая смерть «Нового русского слова» (Апрельские тезисы) // Лебедь, № 653, 22.04.2012: URL: http://lebed.com/2012/art6000.htm
37. Гуткин Михаил. Старейшая русская газета отметила вековой юбилей в Нью-Йорке // Голос Америки: URL: http://www.golosameriki.ru/content/novoe-russkoe-slovo-100-2010-04-20-91660909/251446.html
Веселовский Алексей. Русскоязычная диаспора Соединенных Штатов в эти дни отмечает юбилей своего самого главного периодического издания // НТВ. Ru: URL: http://www.ntv.ru/novosti/191118
Брюль – Ростов-на-Дону