Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 279, 2015
Елена Агина (Вагина Елена Александровна) автор нескольких поэтических сборников и многочисленных публикаций в периодике. Постоянно публикуется в журнале «Новая Немига литературная». Живет в деревне Старые Дятловичи Гомельской области.
ПУТЬ
Еще им идти и идти домой
Проселком в ночных полях.
Туда, к огням за метельной тьмой,
Забыв усталость и страх.
А нам брести до конца времен.
Дорога. Кресты обочь.
И бред. И морок. И жуткий сон.
Россия. Глухая ночь.
Будет слепить снеговая муть.
И в дальнем поле огни
Едва ль засветит нам кто-нибудь,
И мы под небом одни.
Сквозь всю коросту убогих лет
Уже не проглянет Бог.
И лишь Россия нас крестит вслед
Крестами своих дорог.
И будет длиться нелепый путь,
Как скудный напев без слов.
Одно осталось — в снегу уснуть,
Уснуть… И не видеть снов…
* * *
Поверивши судьбе и все начав сначала,
Построим тихий дом в деревне у Глушца.
Там будет жить любовь, мой пес, твоя гитара,
А рядом будет сад и сосны у крыльца.
И потихоньку жизнь наладится, и снова
Нас станут навещать из города друзья,
И я забуду боль, и призраки былого
Не потревожат нас, по памяти скользя.
И, может быть, когда над кромкой леса ало,
И вечер спустится, заиндевело-сед,
Увидев свет в окне, снег отряхнет устало
И к нам зайдет на чай задумчивый сосед.
Я разолью вино домашнее в бокалы,
Вы будете курить, присев пред очагом.
Гитару ты возьмешь. И ночи будет мало
За чаем и вином, шансоном и Сайгё…
И много дней пройдет. И сменит зиму лето.
И много минет лет. И станет взрослым сад.
Состарится сосна, что над крыльцом воздета,
И память заболит, как жизнь тому назад.
И в этот самый день, сама того не зная,
Я больше не смогу тебя, мой друг, любить,
Уже не захочу ни ласки, ни вина я,
Ослабнет, задрожав, невидимая нить.
И в этот самый день все песни станут стáры,
И я не подниму уже усталых век,
И тихо кану в ночь под перебор гитары
Послушать, как идет по Дятловичам снег…
* * *
На окраине города, где зарастают озера,
Где глядится округа в осколки стоячей воды,
И сутулятся вербы, и берег пестреет от сора,
На окраине города, где одичали сады,
Странно колокол слышать, что глухо роняет удары,
Созывая к вечерне панельно-бетонный приход.
Пес залает бродячий, трусящий за пьяницей старым,
Да червивое яблоко под ноги в пыль упадет.
На окраине города в сны прорастает усталость,
Переходят кварталы в пустырь, гаражи и бурьян,
За которыми ветер да неба немного осталось…
На окраине города ветер простужен и пьян.
И невзрачная осень, придя босиком по асфальту,
Занавесит все окна завесой косого дождя.
И озябшие галки на мусорных баках. И сальто
Пожелтевшей газеты… Но жаль и того, уходя…
На окраине города сердцу легко заблудиться.
Прогрохочет состав и закатится эхо в траву.
Гаснет вечер. И гаснут когда-то знакомые лица.
На окраине города поздние яблоки рву…
* * *
Ивану Бисеву
Брат мой сентябрь, зачем это странное время?
Кануло лето, а снегу еще рановато.
Сад по ночам отрясает сладчайшее бремя
Яблок последних с июльским густым ароматом.
Память светлеет. И ближе прозрачные дали.
Кажется, шаг лишь – и жизнь до конца прояснится.
Но холодеет. И астры почти что увяли,
А у листвы опадающей запах корицы.
Брат мой сентябрь, беззвучный хорал листопада
Трогает больше, чем Бах в кафедральном соборе.
Жизнь паутинкой трепещет на солнце и рада
Мелочи каждой, уже не стесняясь, что вскоре
Время наступит, когда не покажется странным
Сон предпочесть неоконченным строкам сонета…
Слышишь, в саду осторожные бродят туманы
И оседают на яблоках перед рассветом.
Брат мой сентябрь, к чему все слова укоризны?
Осень все явственней в звуках пастушьей жалейки.
Хлеб на столе. И всего-то осталось от жизни –
Несколько яблок на синей садовой скамейке…
* * *
Ох, какая тоска здесь бывает в предзимнюю пору…
Будто сон, и кричишь, и не можешь проснуться никак.
И захочешь уехать, но мимо проносится скорый –
Этой станции нет. Осыпается грохот в веках.
И зайдется душа не своей, небывалой виною…
Боже, как голосит воронье на бесхозных церквах!
А вагоны летели тугой колеею степною,
И полынною пылью состав поседелый пропах.
Вот тогда и настигло в том давнем, почти что не бывшем –
Босоногие дети, в степи безымянный разъезд…
Дождь слепой барабанил по гулким пропыленным крышам,
И летели вагоны куда-то, где станция есть…
Таково расписанье, и все происходит, как надо,
И не может состав на конечный свой пункт опоздать.
И не надо кричать, и махать вслед вагонам не надо –
Просто в этой степи никогда не стоят поезда.
Отчего же душа так пощады опять запросила
Под немыслимой ношей чужой и кромешной вины?
Разве есть где-нибудь в самом деле на свете Россия?
Этой станции нет… Верстовые столбы не видны…
Этой станции нет… Очень просто – была и не стало.
Расписанье диспетчер исправил спокойной рукой.
И ослепшее время бушует в стропилах вокзала,
Поезда не уходят в Россию – нет больше такой.
Только кто вам позволил решать за мильоны грядущих
Не наставших веков из-за ваших безумных затей?
Кто позволил безродным пустыню устраивать в душах
У моих, не рожденных под вашей звездою, детей?..