Русская утопия князя С. С. Белосельского-Белозерского
Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 278, 2015
По материалам доклада «Prince Sergei Beloselsky-Belozersky and His ▒Dom Svobodnoy Rossii’ in New York», прочитанного на международной конференции славистов ASEEES, секция «Gone with the Wind: Russia Abroad as Utopia», Бостон, 2013.
Жизнь кн. Сергея Сергеевича Белосельского-Белозерского, как и история его «Дома Свободной России», – это удивительная история в жанре классической утопии. Но что есть утопия? Смысл греческого «τόπος» – «место» – лукаво меняется в зависимости от того, какое значение мы придаем маленькой приставке «ου»: то ли – «не», то ли – «благо»… Вот и получается, что любая утопия – это и «неместо», место, которого нет, – и, разом, «благословенное место», благое, заветное. Идеальное пространство (место, общество, государство), при создании которого не учитываются ограничения реального мира; недосягаемый социальный идеал, по которому человек выстраивает себя, – стиль жизни, цели и планы, поведение и нормы. Иногда человеку начинает казаться, что он уже почти достиг воплощения заветной утопии, но тут вмешивается властная рука реальности и расставляет все по своим местам…
Попытке реализовать утопию «Россия вне России» посвятил свою жизнь князь Сергей Белосельский-Белозерский, – пожалуй, один из самых выдающихся представителей первой волны русской аристократической эмиграции в США, – не мыслитель, но практик, не созерцатель, а деятель, блеск и слава которого в русской диаспоре при его жизни были непревзойденными, – и лишь сорок лет спустя его кончины имя его было предано потомками забвению, – впрочем, как и его мечта о воплощении Русской утопии.
Россия князя Сергея после Февраля-Октября 1917-го рухнула в пропасть. Потомкам старинного аристократического рода, корнями уходящего к Рюриковичам, пришлось бежать-спасаться вместе с рядовыми подданными Российской империи, числом в два миллиона. Разом сравнявшись под общим ярлыком «апатриды», они рассеялись по всем странам и континентам, пытаясь прежде всего – выжить, скрывая от самих себя горькую мечту «жить достойно» и в родных пенатах. Этот поток беженцев, вид двухмиллионной толпы в воображении не помещается, но обретает явно толстовский образ «мiра», космоса, вселенной, – по Далю: «вещества в пространстве и силы во времени» (как сказано!). Тем не менее факт остается фактом – бежали, и из тех, кто добежал, выстроилась Зарубежная Россия. Уникальное историческое государство без границ, точнее – поверх границ реальных, узаконенных, – опирающееся на связки не государственно-политические, а на культурно-языковые, именно те, что напрямую обращают нас к феномену «менталитета», погружающему в глубины человеческой психики, психологии, этики и эстетики. То есть к субстанциям, не поддающимся рациональному объяснению.
Некогда известный историк, исследователь русской эмиграции, проф. Марк Раев определил это сообщество как «Россия в миниатюре». Действительно, первая волна русской эмиграции представляла все социальные слои населения Российской империи, все ее нации, конфессии, культурные и политические группы. Разбросанные по миру, подданные этой исчезнувшей Атлантиды объединились в сообщество. До сих пор остается загадкой – почему они объединились? Здесь непонятно и то, как сумели объединиться столь разные – до враждебности – люди? Но главным остается все-таки: почему? И здесь, нравится это кому-то или не нравится, хорошо ли это для истории или не очень, но невольно обращаешься к идее «Москва (читай: Россия) – третий Рим», к идее мессианской, футурологической. В первом потоке русского беженства апологеты этой идеи и ее критики, ревнители-идеологи и простые обыватели – в изгойстве своем практически все (за малым, неинтересным для культуролога, исключением) роились вокруг этой идеи мессианского характера их родной культуры как единственного спасения и их самих, их родины, и – мира. Вольно или невольно первые русские эмигранты стали охранителями традиций русской культуры внутри европейской, приверженцами вполне миссионерской практики чуть ли не обращения мира на свой путь истины. Что уже являлось вполне утопической задачей, сформированной в недрах такого вот прочтения характера русской культуры. Ведь не только философы, но и простые офицеры – и кажется, более стойко, чем философы, – российские беженцы фанатично хранили свою родную культуру как некую самоценность, обрекая себя на служение порожденной ими Утопии. И спустя почти сто лет потомки первой волны эмиграции говорят на чистом русском языке, считают себя русскими при любом гражданстве, знают в приличных объемах историю России, во всем ищут «русский след» и болезненно сопереживают настоящему и будущему прародины – будто своему. Объяснить этот феномен земными, практическими мотивами невозможно. Потому что он основан на иррациональном, подсознательном, – и на религиозной составляющей в человеке. Даже при его полном атеизме. А вот пронаблюдать, как реализовывалась вполне конкретная – пусть и утопическая, вытекающая как следствие из мессианской парадигмы русской культуры и миссионерского мироощущения российского апатрида, – задача вернуть культуру, ее интеллектуальные, политические, эстетические знания и религиозную традицию в Россию, освобожденную от большевистской диктатуры, – пронаблюдать практику русской Белой эмиграции по выстраиванию своей Утопии, – это исследователю по силам.
Вот как формулировалась эта утопическая задача в книге «Во имя России» («In the Name of Russia»), изд-во «Зарубежная Русь» (!), в честь 20-летия общественной деятельности кн. С. С. Белосельского-Белозерского: «Уходя в изгнание из своей Великой Родины, порабощенной интернациональным коммунизмом, русская национальная эмиграция приняла на себя миссию сохранения религиозного, государственного и культурного величия России». В основу этой Русской утопии, государства поверх границ, был положен социально-культурный идеал Российской империи как сформированного в недрах мировой истории европейского государства, эволюционное развитие которого было насильственно прервано в 1917-м. Исторические рамки этой Утопии совпали с годами жизни и деятельности ее «каменщика» – князя Сергея Белосельского-Белозерского.
Князь Сергей – Сергей Сергеевич Белосельский-Белозерский – принадлежал, как уже говорилось, к одной из древнейших фамилий России. Род вел начало от кн. Глеба Васильевича Белозерского (12 колено от Рюрика), князя Ростовского и Белозерского, женатого на внучке Батыя (нач. 13 века). От Белого Села, коим владели предки, произошло удвоение фамилии. Один из Белосельских был стольником патриарха Филарета, отца первого русского царя Михаила Романова. При учреждении родового командорства Павел I повелел наименовать князя Александра Михайловича Белосельского, как старейшего в роду Белозерских, князем Белосельским-Белозерским; титул был потомственным. В роду были дипломаты, военные, литераторы.
Отец кн. Сергея, кн. Сергей Константинович, генерал-лейтенант Императорской армии, служил в Лейб-гвардии конном Его Императорского Величества полку, во время Первой мировой командовал 1-й бригадой 2-й Гвардейской кавалерийской дивизии, затем – Кавказской кавалерийской дивизией на Русско-турецком фронте. Женат он был на американке, что и определило путь его сына в эмиграции. Мать кн. Сергея, Сюзанна Виттер (Susan Tucker Whittier, 1874–1934, Англия), – родом из Бостона; она принадлежала к известной американской фамилии, была дочерью ген. Чарльза Виттера, участника Гражданской войны в США. Образование она получала в Европе, в Париже встретила кн. Сергея Константиновича. Юная, наивная Сюзанна последовала за мужем в Россию, где молодые рассчитывали на долгую и весьма благополучную жизнь, – к таким надеждам у них были все основания: Императорский Двор, родовые поместья удачно дополняли атмосферу взаимной романтической любви. У Белосельских было двое сыновей. Кн. Сергей родился в Санкт-Петербурге 23 июля 1895 года. Его детство прошло в семейном поместье «Крестовский остров». Дети получили домашнее начальное образование, затем кн. Сергей был зачислен в Пажеский корпус Его Императорского Величества и позднее – в Лейб-гвардии полк. Словом, жизнь шла чередом, что был уготован в Империи всем тем немногим юношам, равным ему по крови и положению.
Так и с началом Первой мировой войны – в Европе ее называли Великой, в России – Второй Отечественной (второй – после народной 1812-го), – жизнь молодого князя по-прежнему ничем не отличалась от жизни молодых корнетов его круга, баловней судьбы, горящих сердцем вступиться за честь Отечества и гордо – непременно гордо – погибнуть за родину. Корнет Сергей Белосельский-Белозерский воевал самозабвенно, жертвенно-романтично и окончил войну в ранге ротмистра, командиром 2-го дивизиона полка. Точнее сказать, война для русской Императорской армии закончилась сама по себе – с Февраля по осень 1917-го армия была разложена, офицерство низложено тем самым народом, для которого молодой князь решительно «не щадил живота своего» на фронте. И он, по-прежнему в общем потоке ему подобных по положению и убеждениям молодых людей, спасал Отечество уже в рядах Белого движения.
В составе Юго-Западной армии ген. Юденича кн. Сергей был начальником Команды связи, затем – начальником Оперативного отдела штаба 2-го армейского корпуса. Вторую свою войну он окончил командиром полка 2-й армии. Белые армии были разгромлены, Гражданская война закончена. Белосельский-Белозерский эмигрировал в Финляндию (выбирать не было времени), откуда он перебирается в Англию, затем – во Францию. В конце 1928 года кн. Сергей возвращается в Англию, где работает в трансокеанической компании The Cunard-White Star Line с 1930 по 1936 год. Затем он переходит на работу в шведско-американскую компанию Swedish-American Line и в 1940 году переезжает в США.
Князь Сергей селится в Нью-Йорке и в 1943 году женится вторым браком на Флоренс Крейн (Florence Crane), родом из Чикаго. Она принимает православие под именем Светлана. Под этим именем ее узнала и полюбила послевоенная русская диаспора.
Здесь надо сказать несколько слов о том, что представляла из себя Русская Америка в межвоенный период. Немного предыстории. Согласно переписи населения США 1910 года, в Америке проживало 1,7 млн. эмигрантов из России, с 1910 по 1917 в США переселилось еще около 300 тыс. российских граждан. Однако этнических русских из них было немного, процентов двадцать. Большинство, около восьмидесяти процентов, русских мигрантов составляли диссиденты – религиозные иммигранты: староверы, молокане, духоборы и т. д. Эмиграция была трудовая, бедная, – согласно данным за 1910–1914 годы лишь 5,3% выходцев из России привезли с собой более 50 долларов. Особую часть диаспоры представляли политэмигранты – социалисты, анархисты и пр. Как известно, уже с десятых годов ХХ века в Нью-Йорке издавалась русская всеамериканская газета «Новое русское слово», издавна существовала Русская Православная Церковь в Америке, работал приход Свято-Николаевского собора. Словом, жили и адаптировались в условиях нового отечества вполне удачно, подобно другим диаспорам. Однако та Русская Америка, та утопическая Зарубежная Россия, о которой мы говорим сейчас, сложилась лишь на гребне первой, послереволюционной, волны русской эмиграции. И растворяться в «плавильном американском котле» она не желала.
Среди ее представителей приятно называть имя Г. П. Бахметева, посла Императорской России. Большую часть своей судьбы дипломата он провел в США, начав в 1874 году с должности 2-го секретаря и закончив свою карьеру послом (1911–1917). Георгий Петрович Бахметев покинул американские берега в 1920 году, поселившись в Париже. Его место в качестве посланника исчезнувшей с карты мира Российской империи (на ее месте теперь значилась Социалистическая федерация, а затем – СССР) занял его «почти тезка» – Б. А. Бахметьев (позднее – Бахметев; фамилия была изменена как-то стихийно, подчинившись воле английского языка. На вопрос – не родственники ли они с Борисом Бахметьевым, бывший посол ответил: они такие же родственники, как Джордж Вашингтон и Букер Вашингтон, борец за свободы американских негров, сам – афроамериканского происхождения). Первый посол демократической России, представлявший Временное правительство, Борис Александрович Бахметев прибыл в Нью-Йорк из Петрограда 19 июня 1917 года. В течение почти пяти лет после большевистского переворота, до июля 1922 года, русское посольство в Вашингтоне продолжало сохранять свой полный дипломатический статус. Уже в 1920-е Бахметев возглавлял Совет директоров фирмы Lion Match Co, часть средств которой направлялась на поддержку русской эмиграции в США. Он был инициатором создания в США и многолетним председателем Российского гуманитарного фонда («Бахметевский гуманитарный фонд»). В этом же потоке эмигрантов прибыли и В. Зворыкин, И. Сикорский, Михаил Чехов, С. Рахманинов, А. Зилоти…
Особую часть первой эмиграции представляла белая аристократическая. Кто – сразу в США, как Оболенские, кто – более сложным путем, через Европу, но в межвоенный период в Америке складывается сообщество, представленное фамилиями Романовых, Воронцовых-Дашковых, Барятинских-Щербатовых, Шереметевых, Оболенских и др. Русское Дворянское собрание в Америке (Russian Nobility Associationin America) было основано в Нью-Йорке 22 декабря 1938 года. У истоков Собрания стояли кн. Оболенские – в частности, Алексей Александрович был в 1933–1938 гг. председателем Союза российских дворян в США. Возникают и многочисленные организации военной белой эмиграции – скажем, Общество бывших русских морских офицеров в Америке (позднее – Общество офицеров Российского Императорского флота в Америке), Всезарубежное объединение морских организаций, Общество русских инвалидов вне России, Пажеский корпус и др. Их с самого начала приняли очень хорошо – думаю, что бедствующий аристократ всегда вызывает невольный интерес и любопытство у преуспевающего буржуа. К тому же, никто не мог прогнозировать в те годы, как долго продержатся большевики, – имело смысл поддержать тех, кто тысячелетие был у руля Российской империи, – кто знает, куда дальше повернет история? И пока не иссякли фамильные драгоценности, зашитые в одежды беженца, и пока не грянул экономический кризис 1930-х (и возникла необходимость искать рынки сбыта и новых вложений капитала), первая волна русских эмигрантов из аристократов приветствовалась правящими мира сего.
Интерес к ней стал иссякать в конце 1930-х. С одной стороны, было уже понятно, что советский диктатор вполне созрел до экономического сотрудничества с «враждебным капиталистическим миром», – что в годы Великой депрессии было весьма кстати; с другой, эмигрант, будь он и голубых кровей, – всего-навсего эмигрант. Русский же апатрид, к тому же, повел себя непредсказуемо и малоприятно: с одной стороны, он – с головы до ног европеец – вполне адаптировался, подобно другим этническим эмигрантам, стал добропорядочным налогоплательщиком и приносил огромную пользу своему новому отечеству – вроде Зворыкина, Сикорского или Сорокина; с другой, по-прежнему дорожил своей русскостью – и эту гордыню его было нечем перешибить. И те же Сикорские–Северские, к месту и не к месту, подчеркивали «русскость» и принимали участие в самых рискованных и не имевших практического смысла прожектах, вроде деревни Чураевка в столь благопристойном Коннектикуте. Кого-то эта «несъедобность» русского апатрида прельщала своей экзотичностью – и вся Пятая Авеню одевалась исключительно у Валентины Шлее, с ее пышной косой вокруг шеи и небрежно-презрительно накинутым на плечо мехом… Но, признаться, в государственном восприятии эта «диковинность» явно прискучила и даже стала раздражать своей непредсказуемостью и неперебиваемостью (одно «э» в слове «эмигрант» – в нарушение всей логики английского языка – чего стоило! И ведь даже теоретически обосновали свое оборотное…). Это двойственное чувство, которое испытывала Америка в отношении русскоговорящей диаспоры, балансировавшее от циничного использования ее в своих политических интересах до раздражения неуправляемостью «материала», с тех самых пор и будет определять отношение власть предержащих к Зарубежной России.
Во Второй мировой войне русскоязычная диаспора в США служила своей новой родине, как говорится, «не жалея живота своего». Надо заметить, что русским американцам давалось это подчас труднее, чем русским европейцам, которые могли выбирать, с кем быть: с союзниками Сталина, погубившего их империю и их судьбу, или с другой стороной, немецкой, которая – возможно – могла бы принести освобождение от большевиков столь любимой ими России, хотя эта сторона идейно-нравственно была им совершенно чужда. При том, что исторически и этически такой вариант был сомнителен, если можно так выразиться, он существовал и нередко выбирался русскими европейцами. Затянувшаяся «тема Гражданской войны» была непонятна ни Европе, ни Америке, – но она определяла реальный сюжет жизни русской эмиграции в военные годы, который развивался не всегда исторически разумно, но, кажется, всегда искренне, по совести (что, кстати, тоже отдавало утопизмом). Так вот, перед русскими американцами этот вопрос – с кем вы, господа эмигранты? – не стоял. Люди слова, они верой и правдой служили Америке и следовали выбору, сделанному государством, которое дало им, прежде всего, возможность выжить.
Во время Второй мировой войны князь Белосельский работает в британском Министерстве военного транспорта (British Ministry of War Transport) – там же, в Нью-Йорке; он возглавляет Tanker Department до самого конца войны в 1945 году. Он и далее будет верой и правдой служить своей стране – и во время очередной войны, Корейской, в 1950 году кн. Сергей в звании полковника-лейтенанта (Lieutenant Colonel) военно-воздушных силах США отслужит в Отделе военнопленных (Prisoner of War Interrogation Section).
После войны кн. Сергей начинает играть все более влиятельную роль в жизни русской диаспоры. За свою жизнь он был главой Общества русских инвалидов вне России (Society for the Relief of Russian War Invalids Out side Russia, 1939); Общества Лейб-гвардии конного полка в США, членом правления Северо-Американской и Канадской епархии Русской Зарубежной Церкви, почетным членом американского Союза русских юристов – бывших ди-пи, и т. д. Был князь Белосельский-Белозерский и активным членом Республиканской партии. В этом содержался очередной – маленький, но важный – парадокс: был князь, естественно, монархистом, монархистом убежденным, а не просто по рождению; был последовательным апологетом национальных интересов русской эмиграции; был правым (в традиционном понимании этой политической позиции), был просвещенным консерватором (если кто-то еще помнит, что это значило в прошлом). И был он ярым антикоммунистом. В Соединенных Штатах в этом антикоммунистическом пафосе его и могла поддержать, конечно же, Республиканская партия. В каком-то смысле, князь пытался ее использовать в своей борьбе с большевиками. А она использовала его.
Надо здесь заметить, что после Второй мировой войны достаточно быстро русская диаспора в Америке вновь обратила на себя внимание сильных мира того – начинался новый виток истории, роль «союзника» уже была сыграна – на «бис» всего нормального человечества, – и пришла пора восстановить старый спектакль с традиционными в нем ролями. Мир был двуполярен, двузаряжен – и эти заряды отталкивались друг от друга по всем законам физики и совести.
Полезно вспомнить, что представляли из себя Соединенные Штаты, и в частности русская диаспора в Америке, в период военных и первых послевоенных лет. Я отмечу только те моменты, которые важны в контексте нашей темы. Их несколько. Во-первых, в этот период в США были сильны просоветские настроения. В ходе войны с нацизмом, в которой Советский Союз сыграл ведущую роль, и отрицать это глупо и безнравственно, его образ «борца с фашизмом» как-то слился с образом самого СССР как идеального государства социальной справедливости, – эта иллюзия была довольно распространенной уже в межвоенный период в развитых промышленных странах, а тем более – сразу после войны (вот и Франция на короткое время оказалась перед реальностью получить прокоммунистическое правительство, а испуганный популярностью социалистической партии в Англии Оруэлл напишет свой «1984»). В США же, куда издавна бежали все политические радикалы и оппозиционеры, включая социалистов всех мастей, старая теория об эволюции социалистической карательной диктатуры в «государство с человеческим лицом» приобрела особенно привлекательный вид. Ощущается некоторым избытком, смущающим довеском в этом контексте, реакция самого президента Рузвельта на мемуары Джозефа Дэвиса «Миссия в Москву» («Mission to Moscow», 1942). Дэвис был вторым по счету американским послом в Советском Союзе, с 1936 по 1938 гг., испытывавшим, судя по всему, некоторую симпатию к сталинизму как форме правления. Книга была издана тиражом в 700 тысяч экземпляров и переведена на 13 языков; по ней был сделан одноименный фильм «Миссия в Москву» (Warner Brothers, 1943, реж. Майкл Кёртис, режиссер знаменитой «Касабланки»; номинирован на Оскара). Критики окрестили в свое время фильм как «американское признание в любви Сталину ценой в $ 2 млн.» На своем личном экземпляре книги президент Рузвельт оставил надпись: «Эта книга – явление, она на все времена», – «краснее» пропаганду трудно себе представить. И нужна ли после этого иная иллюстрация всего творившегося в американских душах и умах в те времена?.. Нет ничего удивительного и в том, что эта увлеченность охватила и саму русскую диаспору во всем ее рассеянии, сила иллюзий которой лишь усугублялась тоской по родине и ощущениями неприкаянности, духовного и душевного изгойства внутри западного сообщества. Страшно сказать, но в какой-то мере маккартизм стал здоровой реакцией здорового социума на охватившее американцев «красное безумие». Правда, предпринятая «охота на ведьм» обернулась не меньшим безумием. Таким образом, перед русской белой эмиграцией в послевоенные годы с новой силой встала задача разоблачения СССР как идеократии и карательного государства.
Во-вторых, именно в эти годы США перед лицом нового мощного потока послевоенной иммиграции вынуждены начать разрабатывать новую концепцию своей миграционной политики. В США из Европы с общим потоком дипийцев вливается новая волна русской эмиграции. Послевоенная русская эмиграция состояла из послереволюционной, первой, волны эмигрантов, побежавших дальше из Европы перед угрозой нашествия Красной армии, и из «невозвращенцев» (т. наз. «второй волны») – бывших военнопленных, остовцев и всех тех, кто оказался на оккупированной территории, кто был «внутренним эмигрантом»-антикоммунистом, ушел вслед за отступающей немецкой армией и, естественно, противился насильственной репатриации (таких всего около полумиллиона человек). Таким образом, в русскую диаспору влились большие новые активные антикоммунистические силы. Русская диаспора в США в послевоенные годы представляла влиятельную и реальную антикоммунистическую коалицию.
В-третьих, уже в ходе развертывания «холодной войны» перед русской эмиграцией встала неожиданная новая для нее задача: борьба с русофобией. В угаре «холодной» политической борьбы американские политики достали из сундуков уже тронутую молью русофобию – и, парадоксальным образом, вдруг нежданно-негаданно из длинного списка «угнетенных коммунистами наций» была вычеркнута не просто угнетенная, а подвергнувшаяся геноциду со стороны коммунистов нация собственно русских, – едва ли не единственная из всех угнетенных, практически уничтоженная большевистским «красным террором», начиная от аристократии – и до крестьян, через академическое, военное, служилое и священническое сословия, – по вертикале: сверху и до самого низа. Этнически русской части русскоязычной диаспоры в США, таким образом, предстояла странная, с точки зрения здравого смысла, но острая задача: объяснить Америке, что Российская империя и Советский Союз – это разные государства, и русофобия мешает борьбе с коммунизмом.
Собственно, антикоммунистическая деятельность князя Сергея, включающая
все эти «составляющие», и определила его послевоенную жизнь и сделала его
ключевой фигурой русской диаспоры того времени. Огромная филантропическая
деятельность князя Сергея осуществлялась именно в этом контексте. Здесь следует
вспомнить, что община эмигрантов первой волны отсчитала уже четверть века и
сама нуждалась в поддержке со стороны своих влиятельных членов. Среди известных
пожертвований князя – $2000, подаренных им поселению ди-пи
в Марокко, $22.500 – Русскому Красному кресту для старческого дома в Париже; в
1952–1954 гг. князь Сергей покупает шесть усадеб с садами на Лонг-Айленде в
В 1954 году князь и княгиня Белосельские купили поместье в
К этой общей картине благотворительной деятельности князя Сергея и княгини Светланы стоит прибавить и чикагскую покупку поместья для Чикагско-Детройтской епархии, патронаж организации русских скаутов (возглавляемых тогда А. П. Волковым), поддержку русских школ в Бельгии, Германии, Бразилии и т. д. Подлинным событием в жизни русской диаспоры стало открытие Американо-славянского института (American Institute for Russian and Slavic Studies), русского свободного колледжа в Нью-Йорке. В 1964 году князь выделил дополнительные 50 тысяч на институт.
Особое значение имела деятельность Белосельского по поддержке Русской
Православной Церкви за границей, оплота и всей русской эмиграции, и
антикоммунистического ее движения. В 1951 году князь отдает свое поместье в
местечке Макопаг (в
Он всегда оставался бескомпромиссным борцом с коммунистической диктатурой и многие годы был первым среди тех, кто открыто выступал против любых просоветских заигрываний. Антикоммунистическая деятельность кн. Сергея того времени выполняла четко поставленные задачи: 1) немедленно, всеми возможными и невозможными средствами, остановить насильственную репатриацию русских в Советский Союз; 2) помочь «невозвращенцам» получить статус ди-пи и визу в США; 3) устроить новых эмигрантов на работу; 4) поддерживать Русскую Православную Церковь за рубежом в ее колоссальной подвижнической работе по отстаиванию прав «невозвращенцев»; 5) создать условия для русской эмиграции, препятствующие ее денационализации; 6) реализовать задачу воспитания новых поколений русской эмиграции в духе русских культурных традиций.
В 1945 году при участии князя Белосельского создается Русско-американский союз по защите и помощи русским вне России (Russian-American Union For Protection and Aidt o Russians Out side of Russia, Inc.). В обращение РАС в марте 1953 года к русскому сообществу с призывом вступать в члены Союза писалось: «Русско-американский союз родился в грозе и буре 1945 года, когда не улеглись еще страсти войны, родился в порыве русского сердца, которое не могло и ныне не может не проявлять себя там, где попирается достоинство человека, где грозит человеку опасность и нарушается его право на жизнь и свободу». Как щемяще-утопично читаются сегодня эти строки!
Русско-американский союз защиты и помощи русским вне России, созданный, чтобы осуществлять «правовую и моральную защиту русских в рассеянии сущих», возник в ответ на Ялтинские соглашения, которые по ряду статей получили резкую отрицательную оценку со стороны белой эмиграции, в том числе и за то, что «подорвали авторитет демократий» (из обращения Союза 1953 года).
А дело все в том, что Ялтинские соглашения включали, в числе прочих статей, положение о насильственной репатриации в СССР всех «невозвращенцев», живших на советской территории до 1939 года. В этом контексте хочется вспомнить удачно забытый факт выдачи правительством США 118 русских военнопленных, находившихся к тому времени уже в Форте Диксон в шт. Нью-Джерси. То были солдаты Армии Власова, попавшие в США вместе с немецкими военнопленными после высадки американского десанта на севере Франции. Статус их был, действительно, необычен, но никто особенно и не вдавался в нюансы. Угроза выдачи в СССР привела к самоубийствам военнопленных, восстанию в форте, его решительному подавлению американским правительством – с применением газа, и конечной высылке в Германию, где все они были, естественно, переданы СМЕРШу. Судьба этой сотни была предрешена. Протесты русской общины и обращения князя к американским видным деятелям всколыхнули США. Кн. Сергей, будучи дружен с директором ньюйоркского отделения Church World Service Роландом Эллиотом, заручился поддержкой этой организации. В «Информационном бюллетене» РАС (№ 6, 1958) подробно описана вся история, кроме самого конца. Русская диаспора какое-то время считала, что ей удалось спасти пленников форта Диксон, – их действительно вернули уже из порта под нажимом общественности. Однако когда страсти улеглись, 31 августа 1945 года обреченные были вывезены и тихо переданы советским репатрационным властям. Об этом пишет, в частности, Н. Толстой, замечая, что последняя глава этой трагедии, как и операции в Лиенце и Обер-Драубурге 30 мая – 1 июня, оказалась скрытой от глаз людей. Однако решимость, проявленная пленными 29 июня, потрясла Госдепартамент и, несомненно, повлияла на миграционную политику в дальнейшем.
Добавим, что в результате этой истории в том же 1945 году и был стихийно
создан Русско-американский союз. Вскоре князь Белосельский-Белозерский был
выбран президентом организации: «21-го октября 1945 года на чрезвычайном общем
собрании членов Русско-Американского Союза защиты и помощи русским вне России
было избрано постоянное Правление, выражена благодарность Н. П. Рыбакову и
председателем избран кн. С. С. Белосельский-Белозерский. С этого дня начинается
непрерывная, вот уже в течение более семи лет, забота о русских людях, где бы
они ни находились. За первые пять лет было израсходовано на нужды русских людей
свыше ста тысяч долларов и отправлено посылок весом
Секретарем и ближайшим помощником князя стал ген. Г. Д. Ивицкий; активное участие в Совете директоров принимали А. Д. Ден, С. И. Таптыков (к тому времени прибывший из Германии) – юрист, старый товарищ князя по Лейб-гвардии полку. Для начала он был назначен казначеем Союза. Организация открыла агентство по трудоустройству новых эмигрантов. Долгие годы директором агентства был проф. А. В. Зеньковский. Помнится очевидцам и П. М. Вязмитинов, в бытность его директором. Административным секретарем Союза в Доме работал Г. Г. Миткевич.
К 1949 году число индивидуальных прошений эмигрантов о помощи на имя кн. Белоселького-Безозерского достигло двух тысяч. По свидетельству Н. Н. Чухнова, редактора еженедельника «Знамя России» (кн. «В смятенные года», 1967), – хотя учет велся «по-русски», то есть плохо, – можно утверждать, что было выдано около одной тысячи аффидевитов (ручательств для получения американской визы). Во всяком случае, точно известно, что только в 1958 году Союз выдал 112 аффидевитов для русских беженцев из Китая.
Первоначально Союз размещался к одной маленькой комнате при храме Христа Спасителя в Нью-Йорке. Как рассказывал Михаил Ромаш, последний директор Дома Свободной России, в интервью автору, в 1951 кн. Сергей покупает у архиепископа Никона (Рклицкого) его личную резиденцию, пятиэтажное здание в Манхэттене (349 Вест, 86 улица и Риверсайт-Драйв). Это здание и стало центром всей белой антикоммунистической эмиграции – Домом Свободной России.
Чтобы продолжить рассказ уже о Доме Свободной России, нужно отметить следующее. По всем канонам жанра, Утопия должна кануть в лету, исчезнуть бесследно вместе со всеми свидетельствами ее существовании – кроме, разве что, косвенных. Вот и здесь жанр нарушен не был. Архив Дома Свободной России не сохранился. С большим процентом вероятности сегодня можно утверждать, что он был уничтожен как цельная коллекция архивных материалов, в основном, по беспечности потомков. Сегодня мы располагаем лишь сторонними свидетельствами о работе Дома Свободной России: документами и архивами организаций, которые арендовали помещения в Доме или проводили там свои мероприятия; отчетами в прессе, семейными фотографиями, связанными с Домом, и даже устными воспоминаниями свидетелей. Автору этих строк удалось взять несколько интервью, дополнивших весьма скудные, а главное, противоречивые сведения, которые содержатся в современных исследованиях об этом периоде. Как достойные дети своих отцов, потомки старой русской эмиграции старательно вспоминали, рисуя вполне субъективную картину, что естественно для «добросовестных свидетелей», поэтому полностью восстановить жизнь Дома за четыре десятилетия его работы вряд ли возможно. Попробуем воссоздать общую логику развития событий.
Дом Свободной России стал реальным центром для русского сообщества в его рассеянии. На этажах Дома работала не только Американско-русская ассоциация помощи эмигрантам – American-Russian Aid Association (Русско-американский союз был переименован в Американско-русский союз помощи при регистрации в шт. Нью-Йорк, правоприемником которого уже стало Представительство русских эмигрантов в Америке – Immigrants’ Representative Association in America, Inc.). Среди многочисленных организаций, разместившихся за все годы работы в центре, были Всероссийское зарубежное представительство (Russian Representative Association Abroad), Ассоциация русских императорских морских офицеров в Америке (Association of Russian Imperial Naval Officers in America), Русский корпус (Russian Corps), «Гарнизон № 267»; редакция газеты «Наши вести», организация Русских ветеранов армии, флота и авиации Америки (Russian Veterans of Army, Navy and Aviation USA); Ассоциация русско-американских инженеров в США (Association of Russian-American Engineers in the USA), Пажеский корпус, Организация русских скаутов и др. Залы Дома Свободной России использовались для собраний, конференций, лекций, литературных вечеров, концертов и т. п. Поскольку о Доме пишется впервые, а здание – хотя и стоит до сих пор в центре Манхэт-тена – перестроено не единожды и внутри трудно узнаваемо (к тому же, закрыто для посторонних глаз нынешним владельцем), то кстати будет описать его внутреннее устройство. На первом этаже размещался офис Американско-русской ассоциации помощи эмигрантам, по лестнице на второй этаж вы попадали в огромный конференц-зал и кухню. Кн. Владимир Голицын рассказывал в интервью, как некогда поднимался он с женой и гостями по уже шатающейся, угрожающе скрипящей лестнице на празднование своей свадьбы. На третьем этаже располагались офисы перечисленных выше организаций; редакция расположилась на четвертом, а пятый этаж гостеприимно принял семью управляющего Домом, Викентия Гетца, полковника Русской армии, участника Первой мировой войны и Белого движения. В Доме была библиотека, работали курсы английского языка, Дамский комитет (управлявшийся Л. И. Шупинской, Н. А. Таптыковой, М. И. Миклашевской и З. И. Высоковской). Оказывалась даже медицинская помощь неимущим, выдавались кредиты. Была достигнута, в частности, договоренность с магазином старого эмигранта Балаклицкого о кредите на выдачу продуктов новоприбывшим. Балаклицкий вспоминал, что его ни разу не обманули при оплате долгов. Бюджет ARAA, организации-владельца Дома, составлялся из доходов от мероприятий и арендной платы, и поддержки меценатов. Известно, к примеру, что в 1960 году общий доход ARAA составил $127,822.94, включая $51,958.51 от Дома Свободной России; остальные деньги ($75,864.43) были получены от кн. Белосельского.
В 1950-м под председательством князя Сергея был создан непартийный
Российский антикоммунистический центр, в состав которого вошли 62 организации
(в
Начиная с 1950-х силы кн. Сергея были направлены на
организацию политико-общественного Всероссийского комитета освобождения (ВКО, All-Russian Liberation Committee). 12-13 апреля
Еще в 1951 году – 28 сентября – Антикоммунистический центр в Нью-Йорке
устроил митинг протеста против новой ориентации американского правительства на
леволиберальную, а не на «национально мыслящую часть эмиграции», против
завуалированного «расчленения» России. В Брюсселе 19 октября
Комитет продолжал организовывать ежегодные антикоммунистические конференции. Делегаты голосовали за необходимость создания единой организации всей русской эмиграции – Всероссийского зарубежного представительства (Russian Representative Association Abroad). На 4-м конгрессе, проходившем 22-23 мая 1954 года, было положено начало этому собиранию русских антикоммунистических сил. Через русские эмигрантские газеты ВКО обратился ко всем эмигрантам с призывом создать Всероссийское зарубежное представительство. Согласно принятой резолюции Комитетом были начаты переговоры с представителями всех значительных русских организаций.
Конгресс российского общенационального объединения начал свою работу 18 ноября 1954 года в Сан-Франциско. Среди его участников были делегаты от Всероссийского комитета освобождения, Российского политического комитета в Нью-Йорке (the Russian Political Committee of New York, созданного в 1953 году при участии Б. В. Сергиевского и А. Л. Толстой), Ордена бывших русских военных (Order of Former Russian Military), Совета русских военных организаций (Council of Russian Military Organizations), Русского национального союза в Сан-Франциско (Russian National Unionin San Francisco.) Среди делегатов конгресса были кн. С. С. Белосельский-Белозерский, прославленный авиатор Б. В. Сергиевский; С. В. Юрьев, юрист, секретарь Всероссийского комитета освобождения; И. А. Поляков, атаман Войска Донского, создатель Фонда им. П. Н. Краснова; полковник С. Н. Ряснянский, помощник председателя Американско-русского союза. Было единодушно признано, что конгресс – это первый шаг на пути создания Всеэмигрантского представительства. Начал свою работу Временный организационный комитет (Provisional Organizational Committee) под председательством кн. Сергея, в составе Донского и Кубанского атаманов, председателя Российского политического комитета (до съезда – вышел), представителя РОВСа в Америке (до съезда занял позицию наблюдателя).
Всеамериканский конгресс русских эмигрантов был открыт в Доме Свободной России 4 мая 1957 года, в котором приняло участие 47 организаций и неорганизованная эмиграция. На нем, наконец, было создано Представительство российских эмигрантов в Америке (The Russian Immigrants’ Representative Associationin America). Князь Белосельский-Белозерский был избран председателем, ее штаб-квартира разместилась в Доме Свободной России. Перед новой организацией были поставлены задачи: 1) помощь правительству США в его идеологической борьбе против коммунизма как мира зла; 2) соединение всех сил, направленных на борьбу с расчленением России; 3) борьба против русофобии среди американцев путем подачи правдивой информации о предреволюционной России и доведения до западного сознания факта, что русские люди – первые жертвы международного коммунизма и что Россия не может быть отождествлена с Советским Союзом и его коммунистическими диктаторами; 4) отстаивание национальных интересов русских эмигрантов в США; 5) поддержка членов Ассоциации и русских эмигрантов в случаях болезни и невзгод; 6) публикация периодического «Бюллетеня» на русском и английском для информирования русской диаспоры о жизни Зарубежной России.
Очевидно, что пункт № 2 – «борьба с расчленением России» – требует хотя
бы короткого пояснения. Еще в
В № 2, май, «Информационного бюллетеня» И. Поляков писал: «Представительство российских эмигрантов в Америке не политическая партия и не союз», – это шаг «на пути к организации Российского зарубежного представительства». Членство в Представительстве было открытым для всех, начиная с 18-летнего возраста, – кто считал Россию своей родиной, вне зависимости от национальности, статуса, пола, гражданства и пр. Исключение делалось только для сепаратистов, марксистов, коммунистов. Эта организация не была партией или закрытым для общественности объединением; членом ее мог стать любой, кто был готов бороться с мировым коммунизмом.
Структура организации была вполне обычна: Совет директоров, исполнительный и ревизионный комитеты – все они выбирались конгрессом. Низовые должности организации столь же традиционны, так что не стоит на этом заострять внимание. В Совете директоров могло быть до 25 членов – не более. Бюджет ассоциации составлялся из членских взносов (3 доллара от члена организации, 10 долларов – от организации), от меценатов, доходов от лекций, благотворительных вечеров и т. д. И, конечно же, основная, большая часть бюджета определялась пожертвованиями князя Сергея Белосельского. Официальная регистрация была проведена (с получением лицензии) 23 августа 1957 года. В RIRAA вошло около сотни эмигрантских организаций, среди них – Ассоциация жертв коммунистического террора, Блок националов народов России, ВКО, Галлиполийское объединение, казаки, Союз политзаключенных, Комитет объединенных власовцев, Общество офицеров Российского Императорского флота, объединения Сумского кадетского корпуса, Российского Народного движения и многие другие.
Следующим шагом, который предпринимает кн. Сергей в своей антикоммунистической деятельности, было создание Всероссийского зарубежного представительства (Russian Representative Association Abroad) – организации, способной объединить все русское рассеяние. По миру были созданы филиалы Представительства – в Австралии, Англии, Австрии, Аргентине, Бельгии, Бразилии, Западной Германии, Франции, Чили, Японии и др. 26 февраля 1958 года князь Белосельский (президент ПРЭА) и Сергей Юрьев (ген. секретарь) обратились от имени Представительства к президенту Д. Эйзенхауэру с протестом против его встречи с Хрущевым, оценивая ее как измену демократии, мотивируя свой протест тем, что встреча будет направлена против русского народа, «главной жертвы коммунистических бандитов» (“the first victims of the communist gangsters ”).
14-15 ноября 1959 года собирается общий Конгресс русских эмигрантов. Конгресс проанализировал деятельность антикоммунистических организаций за весь период существования. Во время второго дня заседаний в Доме Свободной России, совместно с делегатами от ВКО (представителями от 156 организаций) рассматривался и вопрос о создании Всероссийского представительства. Постановили оргработу завершить к 1960 году.
Первый конгресс Всероссийского зарубежного представительства (Russian Representative Association Abroad) состоялся, как и планировалось, в ноябре 1960 года. Председательствовал князь Белосельский. 181 делегат от 15 политических и общественных организаций, 3-х военных, 3-х казачьих, и всех организаций-членов Представительства в Америке приняли участие в работе. Устав, программа, структура, задачи новой всемирной организации RRAA были идентичны прежним. Обе организации возглавлялись кн. Сергеем Белосельским-Белозерским. Созданная RRAA представляла не только интересы русской диаспоры в ее рассеянии, но и всей русской оппозиции за «железным занавесом».
Лидеры RRAA непосредственно были связаны с президентом США, Государственным департаментом, Пентагоном; с другими общественными и политическими организациями США, с американской прессой. В № 3 «Информационного бюллетеня» (июнь 1958) был напечатан «Призыв» организации, в котором советское правительство обвинялось в попытках разжигания Третьей мировой войны и объяснялись задачи антикоммунистического движения: 1) противопоставить коммунистической пропаганде антикоммунистическую пропаганду всех видов; 2) прокоммунистическим общественным организациям – антикоммунистические; 3) коммунистическим методам террористической деятельности – организованную самооборону; 4) коммунистическому «железному занавесу» – систему заградительных законов, пресекающих подрывную деятельность коммунистов, – «демократическим правам должны соответствовать демократические обязанности». До конца дней своих князь Сергей верил, что эмиграция не имеет права на эгоистический национализм и партийное доктринерство, она обязана объединиться во имя общей цели. Такое объединение требует временного самоограничения, отказа от обособленных «партийных» программ во имя общей задачи борьбы с коммунизмом. К концу 1960-го RRAA включала уже антикоммунистические европейские русские организации из Англии, Франции, Италии, Бельгии, Голландии, Дании, Зап. Германии, Австрии, Швейцарии, Испании, Ирландии; из стран Южной Америки, Канады, Австралии, Новой Зеландии; Туниса, Марокко, Ирака. Конференции RRAA проводились каждые два года, организация издавала журнал «Русское дело».
В 1962 году князь Сергей Белосельский принял участие в конференции Freedom House, американской организации, созданной в 1941 году для изучения проблем демократии, политических свобод и прав человека. Как делегат, он представил правительству США свои рекомендации, среди которых были и следующие: 1) невмешательство Соединенных Штатов в вопросы внутренней организации России после ее освобождения от коммунистической диктатуры; 2) облегчение процесса иммиграции в США для этнических русских; 3) использование общественной активности русских эмигрантов путем привлечения их на государственную службу.
Еще в 1959 году американское правительство принимает «Закон о порабощенных нациях», в котором признавалось порабощение коммунистами Китая, Тибета, Украины, Белоруссии и даже мифических «Казакии» и «Идель-Урала», – но отсутствовало упоминание о русских как порабощенном народе. «Закон» был принят единогласно Сенатом США, Палатой представителей и утвержден президентом Эйзенхауэром. Эмигранты называли его «антирусским законом». Принятие этого документа вызвало протестную реакцию со стороны русской общины. Как представитель одной из угнетенных наций, князь Сергей принимал участие в конференции американских этнических организаций (American Ethnic Groups), созванной организацией Free Europe Committee, американской антикоммунистической организацией, созданной в 1949 году для работы в Европе (первоначальное название National Committee for a Free Europe). Его выступление было посвящено России как первой жертве коммунизма, наиболее пострадавшей от коммунистической власти.
Оглядываясь сегодня на титанические усилия князя Сергея Белосельского-Белозерского, поражаешься не только мужеству, на которое способен человек, готовый ради справедливости стоять «голым» на площади и взывать к истине под насмешками и равнодушием площадной толпы, – поражаешься фривольности Истории, играющей человеком, нацией, памятью. Вот и сейчас, – еще не разрушены печи нацистских концлагерей, а от «пепла Клааса» ничего уже не осталось в сердцах современников, и в своих политических заигрываниях некоторые псевдоисторики высказываются: а участвовал ли русский «мальчик» в освобождении Европы во Второй мировой войне?.. А была ли среди угнетенных коммунистами наций – русская?.. Господь играющий… Сотворивший человека играющего – собой и миром. Или – не Господь. Оставим без комментария.
Итак, Представительство ежегодно проводило свои конференции в Доме Свободной России – к примеру, традиционный для русско-язычной диаспоры День непримиримости, 7 ноября по новому стилю, или 1100-ю годовщину основания Государства Российского и 350-летие династии Романовых. Согласитесь, что вне ощущения общегосударственной принадлежности – вполне утопической ввиду отсутствия самого государства – трудно объяснить это желание отметить столь официальные даты. А ведь Зарубежная Россия уже вступила к тому времени во вторую половину ХХ века и могла бы легко отметить свой собственный «государственный» праздник: в 1967 году ей стукнуло пятьдесят (например, как и созданной после 1-й Мировой войны, в 1917-м, – Югославии). Недостаток «государственной утопии» по имени «Зарубежная Россия» был почти библейский: отсутствие своей земли. Но ведь и библейский народ просуществовал тысячелетия, лишенный земли и скрепленный лишь единой религиозной памятью, – чем не удачное, победное завершение одной из утопий?..
RRAA продолжала реализовывать намеченную программу действий. И прежде всего, как было сказано, – борьба с антикоммунизмом и искаженным образом русской истории, в частности, – в американских учебниках. В Государственный отдел образования был послан специальный «Меморандум», объясняющий опасность искажения мировой истории и, в частности, истории России, для будущих поколений американцев. Назовем еще несколько меморандумов и петиций RRAA, разоблачающих советское правительство и КПСС, рассылаемых в госорганы США: Goverment Based of Enslavement of Its People; Our Concern about USA, Subversive Communist Activity и пр. Князь Сергей не раз выступал на эту тему в ведущих американских газетах – New York Herald Tribune, Washington Star и др.
Хочется в этом контексте напомнить – или рассказать незнающим – известный эпизод с проф. Н. Тимашевым, одним из основоположников современной социологии в США, человеком более либеральных взглядов, нежели князь Белосельский, – но ведь вся русская эмиграция были пассажиры с одного корабля.
Итак, в New York Herald Tribune (2 июля
20 июля, 1963
Г-ну Джону Витни, редактору Н.-Й. Херальд Трибюн.
Прочитав авторитетное заявление вашего редактора по вопросам образования, Терри Феррера, …я могу лишь со стыдом опустить голову, т. к. я не смею – невежда и варвар – оспаривать заявление, напечатанное одной из самых серьезных газет и читаемой миллионами.
Однако разрешите смиренно задать вам следующие два вопроса:
1. Какой был уровень образования в США после Первой мировой войны, если:
а) следующие лица оказались в лучших университетах Америки:
М. Ростовцев – археология – доктор honoriscausa; Институт для высших исследований, Принстон;
В. Ипатьев – химия, Чикаго (Чикагский ун-т);
С. Тимошенко – механик, заслуженный профессор, Стамфордский ун-т;
П. А. Сорокин – социология – создатель отдела социологии в Гарвардском ун-те;
Г. Вернадский – история – Йельский ун-т;
М. М. Карпович – история – Гарвардский ун-т (среди его учеников: Джордж Кеннан и Филип Мозли),
называю лишь немногих среди тех, которые получили образование в дореволюционной России и приехали в США,
б) следующие лица настолько выдвинулись:
Игорь Сикорский – изобретатель геликоптера;
майор А. Северский и кап. Б. В. Сергиевский, имеющие несколько мировых рекордов по авиации и являющиеся советниками американского воздушного флота;
В. И. Юркевич – изобретатель современного быстроходного парохода, принцип которого был впервые применен на французском корабле «Норманди»;
В. Зворыкин, который, работая в Камденских лабораториях, является одним из «отцов» телевидения;
Кусевицкий – дирижер Бостонского симфонического оркестра, основатель Ганглевудских фестивалей;
Сергей Рахманинов, Игорь Стравинский, которые признаны первыми мировыми композиторами их времени.
(Вышеупомянутые тоже получили образование в дореволюционной России).
2. Будьте так добры, назовите мне тех африканцев (усилия которых поднять уровень своей культуры я всецело оцениваю и уважаю), которые занимают подобные положения. Где они преподают в США? …(опять назову лишь немногих): Менделеев – химия; Лобачевский, Чебышев – математика; Павлов – физиология; Мечников – биология; Ломшаков – принцип высокого давления паровых котлов; Бердяев – философия и… Чайковский, Римский-Корсаков, Бородин, Мусоргский и т. д., и… Пушкин, Гоголь, Тургенев, Толстой, Достоевский, Чехов и пр., и тоже, ближе к нашему времени, но все же принадлежащий русской дореволюционной культуре – Иван Бунин (Нобелевская премия по литературе, 1933)…
Уважающий вас, «смиренный невежда» Н. С. Тимашев, доктор прав, заслуженный профессор Фордамского ун-та, Американского социологического общества; Почетный Председатель Н.-Й. отдела Американского католического социологического общества, бывший профессор права Петербургского Политехнического института, профессор Берлинского, Пражского ун-тов. Сорбонны, временный профессор Гарвардского ун-та, обменный профессор по закону Фулбрайта, посланный от США в Голландию. Также: автор 18 книг (в 16 переводах), нескольких сот научных статей и свыше 2000 газетных статей в разных странах и на разных языках…
До последнего дня своего существования RRAA занимала жесткую антикоммунистическую позицию, – иной раз и вопреки официальным играм американского правительства. Так, очевидцы хорошо помнят протестные кампании, организованные в 1959 и 1960 годах, направленные против визита Н. Хрущева в США: митинги, демонстрации, письма американскому президенту, госсекретарю, правительству Нью-Йорка и пр. Не чистой ли воды идеализм плещется в этих попытках промыть официальный мозг? На историческую обочину русскую антикоммунистическую эмиграцию выталкивала ее маргинальность; вмешательство этнической группы в продуманную крупную игру официальной политики было недопустимым. Ведь самостоятельная деятельность диаспоры должна лишь оттенять общую государственную линию. С русской эмиграцией так не получалось – слишком самостоятельна, слишком «себе на уме». Идеализм русского антикоммунистического сообщества перестал вписываться в общую парадигму. Но, по большому счету, политиков здесь не в чем и упрекнуть, они ведь – практики, а не философы. По всем законам жанра Утопия не может вести диалог с реальным миром.
Но вернемся в Дом Свободной России. И в конце 1960-х – начале 1970-х он еще принимал в своих стенах русских антикоммунистов. Так, 4-5 ноября 1967 года там проходил 6-й съезд СБОНР, который собрал делегатов из США, Канады, Австралии, Аргентины и Бельгии. Произошло слияние организации с подобными ей – и на основе «Пражского манифеста» была принята «Декларация освободительного движения», в которой подтверждались программные цели: 1) свержение диктатуры, роспуск КПСС и КГБ, 2) создание свободной демократической федеративной России, 3) установление частной собственности, 4) ликвидация колхозов, 5) рабочее законодательство, независимые профсоюзы, 6) ликвидация цензуры, 7) свобода религий, 8) освобождение политзаключенных, 9) обеспечение пенсиями и пособиями, 10) прекращение политики агрессии и подстрекательства; прекращение гонки вооружений.
По-прежнему проводились митинги – не столь массовые, но проводились; читались лекции, праздновался День непримиримости… Но помимо внутренних процессов, определяющих жизнь нашей Утопии во главе с ее князем, как-то: увеличение русской эмиграции после войны, укрепление ее социального статуса, накопленный диаспорой опыт культурного строительства и ведения политической борьбы, – помимо внутренних процессов, как любая другая Утопия, наша также зависела и от внешних сюжетов, которые переживал остальной мир. Реальность встала на пути Утопии. И если в послевоенные годы векторы внешних и внутренних движений удачно совпадали, то к 1970-м ситуация изменилась. Без анализа изменений во внешней политике США и в международной жизни, остановимся на ситуации внутри русской диаспоры.
Главное, произошла смена поколений. Старшее поколение ушло в мир иной. Со смертью самого князя Сергея естественно возник вопрос о новых лидерах, которые могли бы продолжить его дело в созданных им организациях. Безусловной, единственной кандидатуры не было, договариваться оказалось сложно. Начался обратный, диффузный, процесс перевода объединенной социально-политической практики эмиграции под начала отдельных организаций. Начался и процесс сворачивания собственно политической активности эмиграции, рассеяние энергии. Государства ведь, по Льву Гумилеву, тоже стареют и умирают. Постарела и наша Утопия. Пусть это и звучит странно – но разве в отношении Утопии работают рациональные механизмы? – разве утопия не есть фантом? Пусть и затянувшийся во времени… Ведь вдумайтесь, какими категориями мы оперируем: утопия, время, история, идея… руками не пощупаешь, «умом не объять». Причем обвинять в этом саму Зарубежную Россию нельзя. Русская Утопия, как любая другая, должна была быть поглощена историей. Считать ли это политическим фиаско? Да ни в коем случае!
Уже в 1930-е гг. ведущие мыслители Русского Зарубежья говорили о том, что освобождение России не может быть достигнуто путем интервенции, а станет результатом освободительного движения внутри России. Да, они вели антикоммунистическую пропаганду, распространяя соответствующую литературу в Советском Союзе, некоторые занимались даже террором; активизм был на гребне русских волн; все работали с западными правительствами с одной целью: активизировать антикоммунистическое движение внутри стран проживания – для поддержки внутреннего процесса разложения Советского Союза. При этом подчеркну, что Зарубежная Россия, вопреки обстоятельствам, не отказалась от главной, вполне жертвенной, своей созидательной задачи – сохранение русской культуры, традиций для освобожденной России. И эту задачу она ведь выполнила. И какое культурное богатство подарила русская эмиграция мировому сообществу!
А рядом с русской Утопией изживала себя коммунистическая Дистопия – Советский Союз. Любое развитие идеократии, вроде СССР, – как антисистемы – приводит ее к саморазрушению. И процессы, которые переживало советское общество во второй половине ХХ века, лишний раз доказывают эту мысль: кризис всей государственной, политической, социальной структур. Все кончилось тем, что новой советской элите (как оценил ее социолог-эмигрант проф. Тимашев, – элиты буржуазной по природе своей) стало тесно в формате социализма, и она совершила очередной переворот. Впрочем, и советский народ был уже совсем не советским. Словом, пришло время – и Дистопия распалась, как и должно было быть.
Однако доскажем все-таки коротко историю исчезновения нашей Утопии. Князь Сергей и княгиня Светлана прожили счастливую жизнь. Их чувства сохранились до последнего земного дня совместной жизни. В семье было две дочери – Марина и Татьяна. Но вот в 1969 году кн. Светлана заболевает и умирает. После ее смерти кн. Сергей не сумел оправиться. Ведь он уже разменял восьмой десяток… Он еще сохраняет роль лидера русской антикоммунистической диаспоры. Но окружающие видят, как его активность постепенно сходит на нет, подводит и здоровье. Князь Сергей Сергеевич Белосельский-Белозерский скончался в 1978 году после долгой болезни.
Его Дом Свободной России продолжал еще жить и работать. Последними председателями-держателями Дома были С. С. Зилоти (1907–1992), председатель правления Американско-российского союза помощи, и, наконец, М. А. Ромаш. Он-то и рассказал автору этих строк о последних годах Дома Свободной России.
С течением времени, со смертью князя Сергея, истощились финансовые ресурсы организации. Дом – старинный, столетний особняк – обветшал. Константин Пио-Ульский, восемь лет проживший в Доме на пятом этаже в квартире своего отчима, полковника Гетца, «хранителя» Дома, рассказывал автору о последних годах жизни в нем: о ветхости лестниц и крыши, о неисправности всех коммуникаций. М. А. Ромаш более подробно, в деталях, описывал десятилетнюю историю попыток реновации здания. Коротко она звучит так. Внутри Совета директоров после смерти князя возникло два лагеря, один из которых уже в 1980-е годы выступал за продажу Дома как ненужного, потерявшего свое значение политического и культурного центра и, главное, слишком дорогого здания. Действительно, старые русские организации, арендовавшие 4-й этаж, давно не могли уже платить ренту и находились там фактически бесплатно. Денег на ремонт у Совета директоров не было, меценаты иссякли. Таким образом, Дом уже готовились продавать, когда вторая группа, отстаивавшая необходимость сохранения Дома как центра русской эмиграции, добилась при поддержке нью-йоркской администрации отмены решения о продаже. Они же (во главе тогда еще с Зилоти) подыскали некую итальянскую компанию, которая взялась реставрировать Дом на условиях, что изменит его статус на кондоминиум, выплатит 600 тысяч организации (по тому времени – большие деньги) и сохранит право собственности на нижние два этажа – для деятельности русской диаспоры; на остальных поселит добропорядочных горожан. Вскоре появился и второй партнер – тоже итальянец. Лет через пять какой-то смутной работы над проектом у итальянцев возникла новая концепция спасения Дома: надстроить здание до 12-ти этажей. И хотя разрешение было получено (что уже поражает, так как это – историческая зона Нью-Йорка, где застройка и переделка зданий запрещена), тем не менее прошло еще время; итальянские партнеры стали конфликтовать, разорвали отношения и остановили проект. Или сделали вид, что разорвали… В начальные 1990-е оставшийся партнер предложил выкупить дом за 2 миллиона. Уже не было в живых Зилоти, старая гвардия была так стара, что ей казалось – и мир устал. Сил бороться не осталось. И Дом был продан. На вырученные деньги был отстроен другой русский центр – «Отрада», действующий и по сей день; это общественное объединение с общекультурными целями и большими интересными проектами. Никакой политики. В поместье есть и отдельный дом им. князя С. Белосельского-Белозерского.
Так исчез с карты США Дом Свободной России. А вместе с ним – растворилась в воздухах и Русская утопия князя Сергея. Ее судьба вполне повторила судьбу любой утопии. С той лишь разницей, что Россия все-таки была освобождена – и я верю, что большая заслуга в том именно Зарубежной России, ее 70-летнего труда, и лично – князя Сергея. Русская культура и традиции, хранимые эмиграцией, вернулись на родную землю. В книгах, идеях, надеждах. Звучит утопично?.. Ан, приведу слова одного из мыслителей Зарубежной России, который и сам был идеалистом, – слова Н. Бердяева: «Утопии играют огромную роль в истории… Утопии могут быть движущей силой и могут оказаться более реальными, чем более разумные и умеренные направления… утопии могут осуществляться и даже в большинстве случаев осуществлялись… утопии глубоко присущи человеческой природе, она не может даже обойтись без них. Человек, раненный злом окружающего мира, имеет потребность вообразить, вызвать образ совершенного, гармонического строя общественной жизни». (Н. Бердяев. Царство духа и Царство кесаря. Гносеологическое введение. Борьба за истину) В общем, блажен, кто обрящет. Но разве не будет счастлив и тот, что попытается возмечтать или выстроить свою утопию?..
Нью-Йорк