Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 278, 2015
Три человека символизируют 1917-й год в России: Владимир Ленин, Александр Керенский и генерал Лавр Корнилов. Каждый из них боролся за осуществление своего варианта будущего страны. Об этом много написано. Но в истории этих троих есть то, что еще требует изучения. Особенно корниловская истории страдает лакунами и малоисследованными эпизодами. В частности, это касается побега Корнилова из плена в 1915 году. То было уникальным событием в военной истории: генералы из плена до того не бежали.
КАРПАТЫ.
ДУКЛИНСКИЙ ПЕРЕВАЛ
Генерал Лавр Георгиевич Корнилов по внешности напоминал монголоида: скуласт и узкоглаз; усы – концами к подбородку, борода – жиденькая. Небольшого роста, худощавый. Но командная рука у него твердая, «железная». И 48-ю стрелковую дивизию, которой он командовал в тяжелых боях на Карпатах зимой 1915-го, называли «Железной» или «Стальной».
В конце апреля 1915 года германские и австро-венгерские войска прорвали русский фронт у Горлицы, и началось отступление русских войск из Галиции. Генерал А. И. Деникин позднее писал, что никогда не забудет того времени и того отступления. «Изо дня в день кровавые бои, изо дня в день тяжелые переходы. Бесконечная усталость – физическая и моральная, – то робкие надежды, то беспросветная жуть.» Перед 48-й дивизией Корнилова была поставлена важная задача – удерживать противника и прикрывать отход отступавших русских войск, главным образом – 8-й армии Юго-Западного фронта.
В армейских верхах Л. Г. Корнилов был известен как отважный боевой генерал наступательного порыва, подчас способный и «зарваться». Генерал А. А. Брусилов писал о нем: свои войска Корнилов не жалел, во всех боях они несли «ужасающие потери… Правда, он и себя не жалел и лез вперед очертя голову… Офицеры и солдаты любили его и верили ему». В нарушение полученного приказа Корнилов вместо своевременного отхода упорно продолжал вести явно неравный бой с атаковавшим противником, бросая части дивизии в контратаки. (Мы можем сказать, что излюбленная Корниловым стратегия и привела его к гибели. В конце марта 1918 года он настойчиво приказывал малочисленным силам Белой армии штурмовать Екатеринодар, обороняемый во много раз превосходившими красными отрядами.)
В результате 48-я дивизия была отсечена от основных сил, значительная ее часть попала в окружение и была пленена в районе Дуклинского перевала. 25 апреля Корниловская дивизия пошла на прорыв. Из четырех пехотных полков прорвался один – 191-й Ларго-Кагульский (командир В. А. Карликов, казнен на Бутовском полигоне в 1937 году), сумевший сохранить и вынести боевые знамена дивизии, и батальон 190-го Очаковского полка. С рассветом огонь противника обрушился на оставшихся в окружении со всех сторон. На предложение вражеского парламентера сдаться начдив ответил, что не может этого сделать лично и, сложив с себя полномочия, скрылся со своим штабом в лесу. Более 3 тысяч солдат и офицеров сдались в плен. А генерал, раненный в руку и ногу (по некоторым данным), и семь человек, что ушли с ним, несколько дней блуждали по лесам, надеясь перейти линию фронта. Наконец их, совершенно обессилевших, взяли в плен. А на рассвете 29 апреля в горах пленен был сам начальник дивизии генерал Л. Г. Корнилов. Ранения его, по-видимому, не были тяжелыми. Сохранился журнальный фотоснимок: уже плененный Корнилов в полной военной форме разговаривает с командующим венгерскими войсками эрцгерцогом Иосифом Габсбургским. Левая рука генерала – на перевязи, он опирается на лыжную палку, но стоит прямо, подтянут, каких-либо следов страданий на лице не видно.
Фактический разгром 48-й дивизии не мог остаться без строгого разбирательства. Весна и лето 1915 года были полосой неудач для русских войск. На главных направлениях они отступали, оставляя противнику большую территорию. Командование разных уровней, рассчитывая снять с себя ответственность или, напротив, подняться в глазах начальства, поступало по-разному. Одни стремились найти виновных, другие – представить действия своих боевых частей геройскими. Корниловский случай давал разные возможности, что и проявилось в ходе учиненного следствия.
48-я Дивизия входила в состав 24-го корпуса, которым командовал генерал А. А. Цуриков. По его мнению, его корпус был разбит из-за авантюрных действий Корнилова, он настаивал на предание того суду. Командовавший тогда Северо-Западным фронтом и координировавший отступление Русской армии через Литву и Польшу генерал М. В. Алексеев также высказывался за отдачу Корнилова под суд. (Возможно, с этого времени между Корниловым и Алексеевым и пробежала «черная кошка».) Однако командующий Юго-Западным фронтом генерал Н. И. Иванов держался другого мнения. В действиях 48-й дивизии и ее начальника Корнилова, с его точки зрения, была проявлена воинская доблесть, заслуживающая награды. В Ставке Иванова поддерживал Верховный главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич. И по его рапорту Л. Корнилов был представленен к ордену Святого Георгия 3-й степени.
Корнилов дал оценку своим действиям апреля 1915-го через два года, когда бои в Карпатах и его плен уже давно остались позади. В сентябре 1917-го Временное правительство А. Керенского создало Чрезвычайную комиссию, которая расследовала так называемый «Корниловский путч». Арестованный Корнилов, отвечая на вопросы следователя о боях на Дуклинском перевале ранней весной 1915 года, частично признав свою вину, в то же время оправдывался «несвоевременностью» приказов командования и утверждал, что в итоге 48-я дивизия создавала условия для отхода других воинских частей.
КЁСЕГ.
Ф. МРНЯК И ДРУГИЕ
Так как Корнилов был пленен солдатами-венграми, он содержался в лагерях для военнопленных офицеров, расположенных на венгерской территории (сначала в лагере «Нейгенбах», а также – «Лека», «Плайнинг», «Печь» и др.). Пленный генерал Е. Мартынов (он попал в плен после того, как пилотируемый летчиком Васильевым самолет, с борта которого Мартынов разведывал местность, был сбит), находившийся одно время вместе с Корниловым, в 1927 году опубликовал о Л. Г. Корнилове книгу воспоминаний. Он писал, что Корнилов много читал, внимательно следил за происходившим в России, где уже разгоралась борьба либералов Государственной думы с царской властью. Корнилов, по воспоминаниям, считал, что все это только идет на пользу Германии и Австро-Венгрии, что, по его мнению, следовало бы перевешать «всех этих гучковых и милюковых на одной перекладине». Мартынову можно поверить, он был добросовестный мемуарист. (Позднее, сразу же после Февральской революции 1917-го, Корнилов, тем не менее, с готовностью сотрудничал с теми же либералами Временного правительства, охотно принимал покровительство того же А. Гучкова, ставшего военным министром. Впрочем, не политика, а военная карьера была тогда приоритетной для генерала Корнилова.)
Описаний подготовки побега из плена генерала Корнилова, как и самого побега, немного. К тому же, в этих описаниях встречаются неточности, противоречия, да и просто вымысел. Причиной возникновения всех этих мифов является шумиха, которую подняли бульварные газеты и журналы после возвращения Корнилова в Россию. Мало интересуясь фактами, они стремились к нагнетанию патриотического бума. Корнилов тогда писал сестре: «…подробности своего бегства не буду описывать. Из газет ты кое-что знаешь, хотя врали они невозможным образом… Бог даст, когда-нибудь расскажу». Но рассказать о своем побеге Корнилову так и не пришлось. И до сей поры в его истории много неясностей и неточностей.
В ГА РФ находятся воспоминания белого офицера, капитана Генерального штаба кн. А. Солнцева-Засекина (он находился с Корниловым в одном из лагерей для военнопленных), согласно которым Корнилов намеревался бежать несколько раз, но все попытки оказались неудачными, в том числе и на самолете с летчиком Васильевым. Солнцев-Засекин пишет: Корнилову дали знать о лагере для раненных офицеров-военнопленных, фактически – госпитале, в селении Кёсег. Режим там был менее строгий, чем в обычных лагерях, и организовать побег, по-видимому, легче. Корнилов решил добиваться перевода в Кёсег. Он худел, пил чефир, чтобы вызвать учащенное сердцебиение, и предпринимал всяческие иные средства, чтобы казаться больным. В июне 1916 года его, признав больным, вместе с его вестовым, солдатом Дмитрием Цесарским, перевели, наконец, в Кёсег, где поместили в отдельную палату.
Трудно сказать, как зарождался план побега. По имеющимся данным, в этом заговоре приняли участие пять человек: пленные солдаты К. Мартынов и П. Веселов, работавшие в Кёсеге как массажисты, упомянутый вестовой Корнилова Дмитрий Цесарский, пленный русский врач М. Гутковский, работавший в лагере по профессии. Но несомненно, главная роль принадлежала солдату австро-венгерской армии, фельдшеру, чеху Франтишеку Мрняку, который работал в Кёсеге помощником аптекаря. Как опубликованные (В. Пронин, В. Севский, А. Скрылев и др.), так и неопубликованные (например, Солнцев-Засекин) сведения о том, каков был конкретный расклад действий, следует принимать как возможные версии, не более. Из них следует, что доктор Гутковский должен был добиться у лагерного начальства отмены ежедневной проверки помещения, где лежал «больной» генерал Корнилов. Это было очень важно, поскольку давало возможность в определенный день подменить Корнилова другим человеком, а именно – Цесарским. Мартынову и Веселову, по-видимому, полагалось оказывать Корнилову различную помощь, в частности, добраться до лагерной аптеки, где уже находился Ф. Мрняк. Тому нужно было заранее достать фальшивые документы (он достал их на имя Иштвана (Штефана) Лацковича (или Лацкевича) для Корнилова и на имя Йозефа Немэта для себя), разрешавшие проезд до румынской границы, заготовить два комплекта австро-венгерской формы, револьвер, приобрести компас, карты, фонари, еду.
ПОБЕГ.
ТУРНУ-СЕВЕРИН
«День X» был назначен на 29 июля/11 августа по н. ст. 1916 года. Около 12 часов дня Корнилов через окно туалета выпрыгнул во двор и благополучно добрался до госпитальной аптеки. Здесь его уже ждали Мрняк и Мартынов. Корнилову постригли усы, на глаза надели темные очки, в рот он взял курительную трубку. Оба – Корнилов и Мрняк – переоделись в форму солдат Австро-венгерской армии и не торопясь вышли из аптеки. Охрана лагеря пропустила их. Они дошли до железнодорожной станции и, предъявив свои документы, сели в поезд, шедший на юг. В Дьоре пересели в поезд «Вена – Будапешт» и, доехав до Будапешта, заночевали там на вокзале, в ночлежном помещении для солдат.
30 июля беглецы продолжали путь по железной дороге. Вечером они прибыли в Карансебеш – последнюю станцию перед границей с Румынией, которая только вступала в войну на стороне Антанты и России. На ее территорию бежали находившиеся в австро-венгерском плену русские военнослужащие, а также солдаты и офицеры-славяне, не желавшие служить в Австрийской армии. В Румынии уже находились русские офицеры, принимавшие беглецов и формировавшие из них команды.
Быстро выйти к румынской границе Корнилову и Мрняку не удалось. Они были вынуждены блуждать по незнакомой гористой местности и лесам. Они не знали, что их побег был обнаружен уже на следующий день, что повсюду ведется розыск и за содействие поимке Корнилова и Мрняка объявлена награда в тысячу крон.
Встречается утверждение, будто столь быстро обнаружить побег Корнилова удалось потому, что Мрняк, якобы, написал отцу, что бежит из Кёсега с пленным русским генералом, – но по забывчивости оставил письмо на столе перед уходом из аптеки! В забывчивость и рассеянность такой степени трудно поверить. Хотя, возможно, что в спешке Мрняк и оставил какие-то улики, попавшие в руки начальства кёсегского лагеря. Так или иначе, во время блужданий Мрняк попался. В одном из селений он зашел в харчевню, чтобы купить еды, был опознан пограничной стражей и арестован. Корнилов ждал его в условленном месте и, не дождавшись, ушел один.
Он не забывал Мрняка, высоко ценил его роль в
своей судьбе Уже в России, став командующим крупными
армейскими соединениями и считая Мрняка погибшим,
добился посмертного зачисления Ф. Мрняка в первую
роту сформированной из пленных и перебежчиков 1-й Чешской дружины. На поверках
при упоминании имени Мрняка фельдфебель роты каждый
раз отвечал: «Расстрелян в Прессбурге
(ныне Братислава. – Г. И.) австрийцами за освобождение генерала
Корнилова». Но Мрняк не был расстрелян. В октябре
Арестованы в Кёсеге были и другие участники побега Корнилова: Цесарский, Гутковский, Мартынов, Веселов. Их приговорили к разным срокам тюремного заключения, но через некоторое время освободили как военнослужащих, действовавших по приказу вышестоящего по званию. А генерал Корнилов, оставшись один, продолжал еще несколько дней и ночей блуждать в поисках выхода к румынской границе. Есть версия, что в конце концов к границе его вывел некий старик-пастух. Возможно и так, но помог и бесценный опыт военного разведчика, приобретенный еще в начале века. Тогда молодой капитан Корнилов исходил множество неведомых ему дорог и троп в Восточном Туркестане, Афганистане, Персии и Индии. Через три недели после побега из Кёсега Корнилов вышел к румынской границе.
В жаркий августовский день измученный Лавр Корнилов пересек границу и добрался до городка Турну-Северин. На пыльном плацу русский представитель, капитан 2-го ранга С. Ратманов, прикрыв от солнечных лучей глаза ладонью, шел вдоль строя солдат и офицеров, бежавших в Румынию из австрийского плена. Неожиданно к нему шагнул небольшого роста исхудавший человек с изможденным, заросшим щетиной монголовидным лицом: «Я – генерал-лейтенант Корнилов!» – сказал он Ратманову охрипшим голосом.
В Петрограде Корнилова встречали как героя. Сам царь вручил ему орден Святого Георгия, к которому он был представлен еще в конце апреля 1915 года. Под его командование был отдан 25-й корпус Особой армии генерала В. Гурко. Но по-настояшему головокружительная карьера Корнилова началась после Февральской революции 1917-го. По просьбе только что сформированного Временного правительства, 2 марта отрекавшийся царь подписал назначение Корнилова командующим Петроградским военным округом.
В апреле Корнилов – на Юго-Западном фронте командует 8-й армией, а уже с начала июля – всем фронтом. 19 июля 1917 года Керенский назначил Корнилова Верховным главнокомандующим Русской армией. Обретя такую мошь, Корнилов потребовал от правительства Керенского создания сильной, возможно диктаторской, власти, способной покончить с развалом в стране и довести ее до победы в войне. Генерал взял на себя политическую миссию по крайней мере всероссийского масштаба.
Монреаль