Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 278, 2015
Е. Степанов. Поэт на войне.
Николай Гумилев.1914–1918. – М.: Прогресс-Плеяда, 2014, 848 с.
«Слепнево. Мой дорогой Коля, наконец мама
получила твое письмо из Парижа. Я рада за тебя, что вместо мрачного Солоникского сидения ты остаешься во Франции. Думаю, могу
не описывать, как мне мучительно хочется приехать к тебе. Прошу тебя – устрой
мне это, докажи, что ты мне друг… Как странно мне вспоминать, что зимой
Почти тридцать лет исследователь посвятил Гумилеву; работал во всех
архивах и библиотеках, где только предоставлялась возможность; изучил, кажется,
все малейшие упоминания о нем, встречался с людьми, которые могли сообщить хоть
что-то о поэте и о тех, с кем тот был близок. Все это завершилось изданием ряда
работ, в их числе – фундаментальном 850-страничном томе «Поэт на войне. Николай
Гумилев. 1914–1918». Книгу эту
Станислав Стефанович – неутомимый издатель, борец за восстановление разрушенных русских усадеб, как его называли друзья, – «рыцарь» Серебряного века. Во многом благодаря его яростной энергии было возрождено блоковское Шахматово. Поэтические книги были «одной, но пламенной страстью» Станислава Стефановича. В основном для этого им и было создано издательство «Прогресс-Плеяда». И последним его подарком всем, кто любит русские стихи, стало издание книги Степанова.
Итак, 850 страниц. Не то, что по дням, а буквально по часам расписан боевой путь Гумилева на фронтах Украины, Австро-Венгрии, Литвы. Служба в Запасном кавалерийском, Уланском и 5-м Александровском полках. Цитаты из многочисленных военных рапортов и донесений сменяются отрывками из воспоминаний участников грозных событий, причем Степанов очень легко «монтирует» свидетельства прошлого с авторским текстом. Подробно и четко воспроизведены обстоятельства награждения поэта двумя Георгиевскими крестами и орденом Станислава III степени с крестом и бантом. Последний Николай Степанович, правда, так и не успел надеть на свою «пулею нетронутую грудь».
Отдельная удача автора – рассказ о пребывании Гумилева в Великобритании и Франции и самым подробным образом документированная история Русского Экспедиционного корпуса, воевавшего на полях Европы в годы Первой мировой войны. По материалам архива в Стэнфорде автор пишет о парижских встречах поэта, прежде всего, с великой парой русского искусства в изгнании – Михаилом Ларионовым и Натальей Гончаровой.
Мы узнаем о развилках судьбы Гумилева – ведь могло сложиться все иначе. Так, вначале он поехал из Петрограда на Салоникский фронт, но задержался в Париже. Из Англии, откуда впоследствии Николай Сетпанович отправился на корабле к берегам родины навстречу последним гениальным стихам и смерти, поэт предполагал плыть на Восток, на Персидский фронт. Кто знает, какие бы восточные мотивы зазвенели в его строках в краю минаретов, но судьба распорядилась по – другому. В книгу также включены никогда не публиковавшиеся письма матери Николая Степановича, Анны Ивановны, и подробный анализ «Поэмы без героя». Автор приходит к четкому выводу: главным лицом, «отсутствующим героем» в этой эпопее является человек, подаривший Ахматовой сына, – тот, кого она назвала «самым непрочитанным поэтом ХХ века». Николай Гумилев.
Издательство «Прогресс-Плеяда» всегда выпускало книги, богато оснащенные иллюстрациями. «Поэт на войне» не стал исключением. Автор приводит не только малоизвестные портреты «конквистадора», но и фотографии мест, связанных с земным путем Николая Степановича. Уверен, настоящим открытием станут неизвестные зарисовки облика Гумилева, сделанные Михаилом Ларионовым во время их последней встречи в Париже.
Виктор
«Мы
встретимся в солнечном луче». Письма Константина Бальмонта к Дагмар Шаховской. 1920–1926. – М.: «Русский Путь», 2014,
624 с.
«Ты была бы Валькирией, когда-то моя, моя любимая. Мы с тобой носились бы как бешенные на черных конях, как когда-то я мчался в горах Кавказа, в Кабардинской области, и в Крымских горах под Ай-Петри, и в Мексиканской пустыне, – и как с Тобой мы когда-то мчались в веках в Скандинавии. И будем снова вместе, не только в днях, но и веках. Во мне поет воля. Твоя душа полна воли. Мне желанно в Тебе, что так много в Тебе упрямой воли, хотящей, ждущей, добивающейся.» Думаю, многие, кто занимается историй Серебрянного века или просто любит произведения его дивных участников, узнали автора этих «громокипящих строк». Конечно, это он. Великий поэт и переводчик, человек, стремившийся соединить культуру Востока с европейской. Неутомимый путешественник и энциклопедист, кумир российских женщин начала ХХ века – Константин Дмитриевич Бальмонт. А вышеприведенные, захлебывающиеся от восторга и чувства слова предназначались удивительной женщине, происходившей из обрусевшего немецкого княжеского рода, – Дагмар Элизабет Эбба, ставшей Шаховской.
Вся жизнь Бальмонта была каким-то непрекращающимся спектаклем. Как и его любовь к Дагмар, словно сошедшей со страниц французского сентиментального романа. Но ее сделали бессмертной не перо Флобера или Мопассана; эту страсть создала жизнь.
Они познакомились в голодной и ледяной Москве 1920 года. Не было ни дров, ни еды. И, тем не менее, в этой непостижимой России толпы наполняли залы поэтических вечеров и театров. Среди смертей и голода чудилось рождение нового мира. «…Я ночью утопил в глубоком сугробе мои калоши, ходил без оных, и простудился почти смертельно, и слег. И некоторая сердобольная дама, мне незнакомая, но любившая мои стихи, узнав о моем несчастии, смастерила мне из зеленого сукна, содранного со стола, превосходные валенки, шествуя в которых я был горд, как кот в сапогах», – вспоминал поэт. Благодетельницей этой и стала Дагмар Шаховская.
Любовь поразила их сразу. У Бальмонта была семья, помимо которой – еще подруга жизни, но существовать друг без друга поэт и княгиня уже не могли. Впоследствии, когда Бальмонт с близкими покинул Советскую Россию, Дагмар Шаховская поехала за ним. Но как! Выменяла за пачку папирос на рынке поддельный паспорт, выписанный на имя крестьянской жены, измазала руки, ногти. Зная, что драгоценности, которые везла с собой, могут отобрать на границе, спрятала их за колесами поезда, а потом сумела вынуть. Из Финляндии в Европу перешла через заминированный финский залив.
В Париже они встречались нечасто. Дагмар родила Бальмонту дочь, потом сына. Семьи они так и не создали. Зато были письма. Бальмонт писал их так же, как стихи. Яростно, порывисто. Рассказывал о своих непростых отношениях с собратьями по изгнанию – Буниным, Мережковским, Шмелевым, Куприным, о работе над романом «Под новым серпом», мечтал о новых встречах. Послания эти в конце концов оказались в архиве Йельского университета (США). После Второй мировой войны судьба забросила дочь Бальмонта за океан. Как самую драгоценную реликвию она хранила эти листы и открытки и переплела их в отдельные тома. Но бурные события ХХ века не дали возможность сохранить все. Оставшиеся четыре тома и составили книгу «▒Мы встретимся в солнечном луче’: Письма Константина Бальмонта к Дагмар Шаховской. 1920–1926», куда вошли и воспоминания Светланы Константиновны Шейлз «Дагмар Шаховская. Биографический очерк». Подготовили книгу профессор Чикагского университета Роберт Берд и Фарида Черкасова.
Ни один исследователь, изучающий жизнь и наследие Бальмонта, равно как и любой, желающий прикоснуться к этой сверкающей комете Серебряного века, без этой работы уже не обойдется. Перед нами, собственно говоря, – дневник его бурной жизни. Поэт рассказывал Дагмар о болезнях дочери, о нечестности издателей, о мизерных гонорарах. Его оценки друзей и писателей, в частности, Бунина, менялись от письма к письму. Но всегда, во всех посланиях каждая строка просто звенела любовью. «Моя милая, помнишь ли ты ту раннюю весну в Москве? О, наше мартовское и апрельское небо над златоглавою нашей Москвой! Нигде нет безглагольного пения таких красок, разбросанных по утреннему и вечернему небу. Я говорил Тебе: – когда я увидел Тебя в Большом Николопесковском переулке, я воскликнул: вот странное и желанное лицо, на котором написана Судьба. Ты шла как завороженная. Ты шла, как тот, кто идет, не зная, куда идет он, но должен идти туда, куда он идет. И вот мы перекликаемся, как две птицы, которым хочется быть вместе, и они в одном лесу, но на разных его опушках.» Остается только поблагодарить всех, кто сделал эту книгу, – тем самым позволив нам прикоснуться к истории этой любви.
Виктор
Ежегодник Дома Русского
Зарубежья имени Александра Солженицына. 2013. – М., Русский путь, 2014. 736 с.
«Он убеждал меня отказаться от моего решения создать Академию… Он
считал, что сейчас Украина не имеет настоящих ученых и неизбежно, раз вопрос
будет идти о высоком научном уровне Академии, то это будет русская Академия на
Украине… Я не согласился с этой точкой зрения, я считал,
что дело украинской культуры есть не только дело украинцев, но и русских, что
историческим фактом является совместное сожитие и участие украинцев в создании
русской культуры за последние два столетия.» Разговор этот происходил в
Киеве между академиком Владимиром Вернадским и певцом украинской свободы
Михаилом Грушевским в
Казалось бы, Вернадского, философа и создателя науки биогеохимии, к
эмиграции можно отнести с трудом. В «классическом» изгнании он был лишь четыре
года, когда после кратковременного ареста в Петрограде в
Как и почему это произошло, как жила в Праге дочь Владимира Ивановича, – Нина Вернадская-Толль, которая, оказывается, была не только врачом-психиатором, но и теоретиком евразийства, – теперь можно узнать, взяв в руки большой том очередного «Ежегодника. 2013». Как и в предыдущих книгах, «Ежегодник» – это прежде всего россыпь научных статей и архивных публикаций, связанных с бездонной темой истории русского мира вне России. Одним из героев издания, кроме Вернадского, стал непримиримый Иван Алексеевич Бунин.
Первому русскому литературному нобелевскому лауреату посвящен ряд статей.
Конечно, привлекает внимание большая работа Антона Бакунцева,
анализирующая реакцию на знаменитую речь Бунина «Миссия русской эмиграции» в
Зарубежье и в Советской России. В своем, ставшем легендарном, слове,
произнесенном в Париже 16 февраля
И ладно бы не приняли эту речь только на родине, где в Бунине сразу разглядели «кровавое лицо помещика-крепостника». Нет, многочисленные либеральные издания Зарубежья на все лады принялись клясть писателя, обвиняя его в очернении российской борьбы за святую свободу и поругании идеалов демократии. Те, кто всеми силами способствовал крушению империи, никак не желали признать свою вину за вакханалию в России. В этих спорах и оправданиях словно вспыхивают отблески нынешнего украинского пожара, настолько актуальны сегодня тексты тех лет.
Иван Алексеевич Бунин, как многие помнят, был допущен к советскому читателю. Конечно, не полностью, но был. На страницах «Ежегодника» Татьяна Марченко вспоминает тех, кто всеми силами пробивал чугунные шлюзы цензуры и собирал для России наследие первого русского нобелевского лауреата по литературе. В этом ряду прежде всего работы филолога, литературоведа Александра Кузьмича Бабореко и яростного пропагандиста литературы Зарубежья и российской военной славы – Олега Николаевича Михайлова.
Они были очень разные. Бабореко воплощал собой тип настоящего академического ученого, вопреки всем цензурным и другим обстоятельствам упорно следующего цели своей жизни – выявлению и публикации бунинских текстов. Михайлов был совершенно другим: он очень много и легко писал, иногда не слишком заботясь о тщательности проверки приводимых фактов. Неискоренимый «государственник», Михайлов считал наследие Зарубежья золотым фондом России и, в результате, много сделал для возвращения имени и произведений Ивана Алексеевича к советским читателям.
В этом же разделе немецкий исследователь Андреа Майер-Фраац напоминает о забытом стихотворном цикле Бунина «Путевая книга», увидевшем свет в Симферополе почти сто лет назад – в 1919 году.
Как известно, 2013 был объявлен годом Великобритании в России. Ряд
материалов «Ежегодника» отдан истории пребывания русских на земле Туманного
Альбиона. Так, В. В. Голубинов публикует материалы,
связанные с жизнью своего прадеда, всемирно известного ученого-гистолога –
Николая Константиновича Кульчицкого, вошедшего в
историю России как министр просвещения в последнем правительстве при Николае
II. Он был арестован, но освобожден при личном участии Керенского и до своей
случайной смерти в 1925 году жил в Лондоне. О жизни другого лондонского
изгнанника, филолога и литературоведа Николая Андреева, рассказывает его дочь
Екатерина. Пишет она также о помощи русским ученым Обществом защиты науки и
знаний, созданном в Великобритании в
Можно еще долго перечислять статьи и сообщения, вошедшие в новый «Ежегодник». Здесь и большая статья верного рыцаря русской памяти на Балканах Алексея Арсеньева «Русские в кинематографии Югославии», – почти каждое имя в этой работе станет открытием для историков кино. Там и легендарный живописец, фотограф, кинооператор Самсон Чернов, оставивший документальные съемки жизни Сербии в далекие годы, и почти забытый блистательный аниматор Сергей Тагатц, и художник кино Владимир Жедринский, и друг Мейерхольда, актер и режиссер Юрий Ракитин и многие другие. И как не упомянуть другие удачи «Ежегодника»: работу Сергея Федякина о неразгаданных «Симфонических танцах» великого Рахманинова, или статью Марии Васильевой об архиве семьи Левицких-Харкевич, где перед нами возникает портрет протоиерея Владимира Левицкого, благодаря которому во Флоренции вознесся красавец-храм Рождества Христова.
В этом же сборнике предоставлен и отчет Дома Русского Зарубежья о многочисленных семинарах и конференциях в 2013 году. Особо хотелось бы отметить материалы Галины Тюриной о международной конференции «Ивану Денисовичу – полвека» и выставке «Александр Солженицын: Из-под глыб: Рукописи, документы, фотографии». Экспозиция эта проходила в одном из главных культурных центров страны – Государственном музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина и была подготовлена к 95-летию со дня рождения великого писателя.
Виктор