Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 276, 2014
К началу ноября 1919 года стало очевидно, что Омск – столицу Совета министров Верховного правителя адмирала А. Колчака – не отстоять от наступавшей 5-й Красной армии. 14-15 ноября Совет министров покинул Омск и направился в Иркутск. Через два дня, взяв с собой золотой запас Российской империи, выехал из города и сам Колчак. Но железнодорожная магистраль была так забита чехословацкими и союзными антантовскими эшелонами, что поезд Колчака продвигался чрезвычайно медленно. Главное же было, пожалуй, в другом – в скрываемом желании представителей союзников и так называемых «белочехов» «отделаться» от Колчака, как от уже «отыгранной карты». Как бы там ни было, поезд Верховного правителя неделями стоял на станциях. Отношения между Колчаком и бывшими союзниками все более обострялись. Адмирал с трудом сдерживал негодование. Он изменился и внешне: похудел, поседел, подурнел; стал мрачным. Ходили слухи о том, что он, якобы, употреблял морфий.
Только в середине января 1920 года чехословацкий эшелон с вагоном Колчака
прибыл в Иркутск. Но в это время, уже с 5 января, власть обновленного в
Иркутске колчаковского Совета министров под
председательством В. Пепеляева, уже не существовала. Она была свергнута
эсеро-меньшевистским Политцентром, действовавшим под флагом Учредительного
собрания (разогнанного большевиками еще в начале января
По некоторым мемуарным свидетельствам перед расстрелом Колчак выразил желание проститься с гражданской женой А. М. Тимиревой (она тоже находилась в тюрьме), но в этом ему было отказано. По другим свидетельствам Колчак снял с руки часы и вручил их председателю Следственной комиссии С. Чудновскому с просьбой передать сыну (он с матерью находился в Париже). Чудновскиий согласился.
Адмирал Колчак был расстрелян в ночь с 6 на 7 февраля
Кто отдал приказ о расстреле Колчака? В Советское время ответ был
однозначен: Колчака расстреляли по постановлению Иркутского
ВРК из-за опасений, что он может быть освобожден шедшими к Иркутску каппелевцами. Весьма сомнительно, однако, чтобы
решение такой значимости могло быть самостоятельно принято местными партийными
организациями – не только Иркутским ревкомом, но даже и Сибревкомом.
Ныне многие историки связывают решение о расстреле Колчака с указанием Ленина.
В исторической литературе широко цитируется ленинская записка (или отрывок из
какого-то документа) следующего содержания: «Склянскому (зам. председателя Реввонсовета
Л. Троцкого. – Г. И.). Пошлите Смирнову (РВС 5-й армии) шифровку.
Не распространяйте никаких вестей о Колчаке, не печатайте ровно ничего, а после
занятия нами Иркутска (это произошло 5 марта
Еще в августе
Главными подсудимыми являлись заместитель председателя Совета министров
В. Пепеляев, юрист и политический деятель А.Червен-Водали,
министр труда, педагог и журналист Л. Шумиловский,
министр транспорта, известный инженер-изобретатель А. Ларионов, председатель
Восточного отдела кадетской партии А. Клафтон (при
Колчаке заведывал Русским бюро печати) и др.
Обвинителем выступал юрист, приват-доцент А. Гойхберг.
Его хорошо знал один из лучших российских адвокатов В. Маклаков.
Он отзывался о нем как «о совершенном мерзавце, притом продажном». Защищали подсудимых адвокаты Айзин, Аронов и Бородулин. Гойхберг
клеймил Колчака и его режим как «бунтовщическую шайку», продавшуюся иностранным
правительствам с целью восстановления «старого строя». Трибунал
посчитал доказанными следующие преступления подавляющего большинства обвиняемых
как членов правительства: ассигнование различных сумм на розыски семьи
Романовых, убийства неугодных лиц, введение законов о смертной казни и
военно-полевых судов, организацию массовых расстрелов, сношение с иностранными
правительствами, при помощи оружия и войск которых истреблялось трудовое
население Сибири и России, государственный переворот 18 ноября
В этом не было полной неправды. В правительства Колчака (правительство П. Вологодского в Омске и правительство В. Пепеляева в Иркутске) входили кадеты, правые эсеры и даже бывшие меньшевики (например, А. Шумиловский – до 1918 года). В совершении конкретных деяний решающую роль играли не столько гражданские, сколько военные власти, преимущественно так называемая «атаманщина», часто прявлявшая неподчинение и самому Колчаку. Наиболее опасными преступниками трибунал посчитал Червен-Водали, Шумиловского, Клафтона и Ларионова, якобы сохранивших связи с антисоветскими организациями, что могло «облегчить им повторение преступлений». Исходя из этого, трибунал приговорил их к смертной казни – расстрелу. Другие подсудимые были приговорены к различным срокам лишения свободы – от пожизненного заключения до 5 лет. Трое приговоренных к смерти (Шумиловский, Клафтон и Ларионов) направили в Москву, ВЦИК, прошение о помиловани. Просившие о помиловании заявляли: «даем слово не участвовать в какой-либо борьбе с Советской властью, относиться к ней с полной лояльностью и, если потребуется, честно служить ей». Червен-Водали предложение о помиловании отклонил. Перед смертью в записке жене он написал: «Через несколько мгновений нас расстреляют. Умираю за Родину, которую горячо любил и к этому призываю тебя». Один из приговоренных – Ларионов – направил отдельную просьбу о помиловании на имена Ленина, Троцкого и Калинина. «Заверяю честью моей, – писал он, – что во время службы моей у колчаковского правительства я нес только техническую работу по дорогому мне поддержанию транспорта. Не принимал никакого участия в руководительстве политикой. Умоляю вас теперь, когда кончается гражданская война, против воли людей бросающая в тот или иной лагерь… сохранить мне и осужденным вместе со мной Червен-Водали, Шумиловскому и Клафтону жизнь, дать нам возможность хотя бы надеяться послужить когда-нибудь объединяемой и возрождаемой вами России. Инженер Ларионов.»
Рассмотрение прошений приговоренных к расстрелу в Москве задержалось. Во ВЦИКе обсуждался вопрос о приостановке смертного приговора прежде всего в отношении Ларионова как ценного
железнодорожного специалиста. 14 июня